Древнее сокровище

10

Был чудный зимний вечерок. За окном падали снежинки, в ясном небе мерцали замерзшие на ветру звезды. Зато ветки вишен, укрытые белым снегом, создавали полную иллюзию цветущего сада за окном — просто украшение позднего ужина.

Арония сидела за столом с чашкой горячего чая в руках, а перед ней красовались на блюде разогретые блинчики с творогом. Из кулинарии, конечно — откуда ж ещё.

Девушка, усмехаясь, слушала бабулин рассказ, являющийся острой приправой к блинчикам.

Оказывается, так приятно: приняв душ, переодевшись в домашнее, просто посидеть на кухне и перекусить чего-нибудь… общепитовского. И послушать бабулину воркотню и речи, раньше изрядно ей досаждающие, признаться…

Она, наконец, дома. А не в казематах, где она за весь день съела только половинку холодного пирожка с картошкой. Да и им, пробегая мимо — на ловлю террористов, нечаянно поделился с нею Костя. То ли сам проявил инициативу, то ли капитан Чуров намекнул. А, может, по местному режиму положено? А что? Преступникам целый пирожок давать — сильно жирно будет. Хотя в тот момент Аронии ничего и в рот не лезло — так, сжевала, давясь. Волновалась — успеют ли? Будущее было двояко. И всё зависело от полковника Щеглова. Если б он опоздал, «завошкавшись» на своей «Железке», вскоре могло рвануть ещё в одном месте. Тогда б она, пособница террористки, вовек бы не отмылась. Даже благодаря бабулиным «показаниям». Пришлось бы податься в бега…

И теперь у неё, наконец, проснулся волчий аппетит. Блинчики из кулинарии — самое то, просто королевский деликатес. А бабулин рассказ придавал происшедшему сегодня новые краски.

Ведь за ней приехал сюда наряд полиции — как за возможной пособницей террористки, у которой они и скрываются. И Полина Степановна умудрилась рассказать в отделение именно то, что поспособствовало реабилитации внучки. И помогло снять с Аронии ужасные, нет — ужаснейшие, обвинения!

Арония даже остановилась на шестом блинчике.

— Бабуля, как тебе это удалось? — удивилась она, хотя до этой минуты считала, что уже не способна удивляться. — Это ж просто сказки Шахерезады! Отец способствовал, чтобы меня научили меня пластунским техникам? И они поверили? Неужели вы научились вра… выдумывать?

— Я, лично, ничего не выдумывала! — отпивая из большой чашки, важно проговорила Полина Степановна. — Просто сказала правду. Ведь наша чародейка Фаина Петровна вовремя предупредила меня, что тебя арестовали по ложному подозрению. И подсказала, что и как надо говорить, чтобы не подвести тебя под этот… Под монастырь, во! — блеснула она хитрыми глазами, откусывая вставными зубами блинчик.

— Фаина Петровна? — удивилась девушка. И огляделась: — А она откуда взялась? — Будто полагая, то та всё ещё прячется на кухне — где-нибудь за шторкой.

— Явилась в Дом Ветеранов! Представь: мы танцуем менуэт — кстати, в этот раз весьма посредственно, и вдруг появляется Фаина Петровна. В пуховом платке, в руках вязанье, и в шлёпанцах. Вышаркивает прямо на средину сцены и берёт меня за руку, — довольно усмехнулась Полина Степановна, прихлёбывая чай. — Престарелые танцоры замерли, хотя музыка продолжает играть — магнитофон ведь ничем не смутишь, а старушка, не обращая на них внимания, увела меня за кулисы. Там-то всё и рассказала.

— Фаина, кх-м, Петровна сорвала вам выступление? — ахнула Арония. — В Доме ветеранов?

— Что ты? Какой там — сорвала! Зрители так хлопали! — отмахнулась бабуля. — Мне Вадим Юрьевич, наш руководитель, сказал потом, что они решили, будто таки задумано. Мол, старенькая мама уводит свою неугомонную попрыгунью дочку носки вязать.

— Надо же! И что же Фаина Петровна вам рассказала, бабуля? — заинтересованно прищурилась Арония.

— Велела мне срочно домой ехать. Мол, сейчас полиция явится меня арестовывать. Потому что тебя ложно обвинили в терроризме. Совсем сдурели? — возмутилась она. — И объяснила, что, когда меня в участок привезут, можно говорить о том, как тебя мой Витенька — твой отец, в деревню возил на каникулах. И сосед наш тебя учил этому… пластилинству… паластуновцу, — с трудом выговорила Полина Степановна. — В общем — драться и невидимкой быть. Пообещала мне дело уладить и мальчонку какого-то спасти. Мол, нужный человек на подхвате у неё уже есть. Орёл какой-то. Я не очень-то её и поняла — за тебя испугалась. Говорит, главное — нужные показания дать. Я и дала. И им говорила только правду! — выставила Полина Степановна острый подбородок. — Ну, почти. Про чеченский я не знала. Что ты его тоже учила. Но я ей верю.

— Вот, ведь, заговорщицы! — восхитилась Арония. — Бунт против охранки?

— Нам не оставили другого выхода! — сурово заявила пенсионерка. — Фаина Петровна ещё говорила про твоего капитана Чурова, — нахмурилась Полина Степановна, — что долг для него выше «чуйки». А по мне — если надо, так ну, его, долг, надо своих спасать! — уверенно заявила она. — Я очень разволновалась. Прости — не знаю уж, куда Фаина Петровна потом делась. Надо было, наверное, её в дом пригласить. Но я тогда думала только о том, как тебя спасти.

— Не волнуйся, бабуля, за чародейку. Как-то же она туда попала, так же и выберется, — посмеиваясь, сказала Арония, — Она нигде не пропадёт. И что дальше?

— Так — арестовали меня и в отделение привезли. На легковушке, — расправила худенькие плечи Полина Степановна. — А там я лейтенанту Тимошенко всё до тонкости и рассказала. Как вы с отцом…

— Учились — как невидимым быть и приёмам разным, — подсказала Арония, посмеиваясь.

Полина Степановна явно забыла, что в школьном аттестате у её сына Виктора была единственная четвёрка — за физкультуру. И на каникулы он с ней ездил только один раз — в Сочи. Откуда деревня нарисовалась? Явно — гипноз и напущенные, наведённые извне воспоминания. «Извне» называется — чародейка Фаина.

— Видела б ты его лицо! — гордо усмехнулась бабуля. — Все мои показания лейтенантик записал в протокол — и про соседа, и про палас… пластуновство. И что языку черкесскому он тебя научил. Тьфу, на него! Террористы подлые!

— Чеченский язык, не черкесский, — вздохнув, поправила её девушка. — И не все чеченцы… подлые.

— Всё одно — разбойники! Коли под невинных людей бомбы подкладывают! — отмахнулась Полина Степановна.

— Спасибо чародейке. А то я переживала, что тебя инфаркт хватит, когда узнаешь, что я террористка, — виновато проговорила Арония.

— Какой инфаркт? Ты ж герой, что людей спасла! И я тобой горжусь, — заявила Полина Степановна, воинственно откусывая блинчик. — Тимошенко проговорился. Какая ты террористка? Очумели они там, что ли, совсем? Тебе медаль надо давать, внученька, а твой Чуров чуть в тюрьму тебя не засунул!

— Пока что только в обезьянник, бабуля, — хмыкнула Арония.

— А там, что ль, лучше? — сердито возразила та. — Ты — не обезьяна! Ты — герой.

— А выс Фаиной Петровной — просто супер! — сказала девушка, встав и приобняв её через стол. — А Чуров, бабуля, вовсе не мой! Он свой собственный!

— Как же — собственный! Раз на тебя глаз положил — выручай! Видала я его, когда он этих подлых черкесов в отделение вёл! На пороге стояла. Статный, высокий, лицом пригож. Только проверку — того, не прошёл. С гнильцой. Не вздумай с ним женихаться! Другого найдём!

— Ну, началось! — отмахнулась Арония. — Вы, бабуля, хотите от меня избавиться! — шутливо погрозила она.

— Да уж лучшего случая, чем сегодняшний, и не придумаешь, — вздохнула Полина Степановна. — Тебя б твой Чуров надолго в дальние земли отправил бы.

— Он иначе не мог, — пожала плечами девушка. — Наверное. Я ж сама подставилась.

— И всё же… Ты уж поосторожнее будь, Аронеюшка, — подкладывая из пакета конфет в вазочку, попросила Полина Степановна. — Тебя эта пластиновая… пластованная… Ну, техника эта, до добра не доведёт. И зачем тебя Витенька ей учил?

— Так ведь пригодилась же. а то б нашу маршрутку в клочья б разнесло, — решила она успокоить бабулю, но вышло как-то не очень…

Однако неузнаваемая Полина Степановна. Сначала вытаращив глаза, тут же приободрилась.

— Так обошлось же! Ты у меня способная! Пластуниха.

— Да и вы у меня — не промах! — привстав, снова обняла она бабулю. — Вы мне вот что скажите: как теперь с бальной студией? — увела она разговор в сторону. — Не выгонят вас, что сбежали из Дома ветеранов?

— Та, не! — махнула рукой Полина Степановна. — Я уже позвонила Вадиму… Юрьевичу. Мол, неудобно-то как! Что это двоюродная сестра из деревни приехала и, заждавшись, прикатила за мной на такси прямо в тапках. Знаешь, если начать враньё, то уж дальше оно само катится, — усмехнулась она. — Сказала, что завтра она уже уезжает. Так Вадим мне даже посочувствовал и велел на репетицию приходить. Мало того! — всплеснула она руками. — Он теперь решил в менуэт эту сценку со старушкой включить. Так и войдёт среди танца — в шлёпанцах и с вязаньем в руках. Как символ махнувшей на себя стрости. Уж больно зрителям это понравилось. Говорит, долго ещё хлопали — Фаину Петровну на бис вызывали. Теперь выйдет.

Похоже, Полина Степановна тоже загорелась этой новаторской идеей.

— Видите, бабуля, как удачно получилось, — улыбнулась ей Арония. — Наша доблестная полиция иногда поспособствует творческому процессу!

— Э-э, всё б тебе смеяться, внученька! — улыбнулась Полина Степановна. — Из такой заварушки выбралась, а всё хаханьки. — И зевнула:- Иди-ка ты спать, Аронеюшка! Денёк ещё тот выдался. Да и мне отдыхать пора! — сказала она, глянув на часы. — Время-то — за полночь. — И вдруг заявила: Надеюсь, соседи наши тоже угомонились. Небось, весь вечер судачили.

— О чём? — не поняла Арония.

— Да как это — о чём? — всплеснула руками Полина Степановна. — Людмила ж видела днём, как полиция меня чуть не в наручниках увезла! Онасо снеговой лопатой у своей калитки стояла! Мне иной раз кажется, что она там сутками толкётся, чтобы новостей о соседях не пропустить, — покачала она головой.

— Ага, сильно удивилась, — чуть не расхохоталась девушка, представив лицо соседки. — Виданное ли дело — хулиганку-пенсионерку арестовывают! Это ж событие мирового масштаба! Ничего, бабуля, скажете ей завтра, что проходите свидетелем по очень важному государственному делу. Это же так и есть. Вас соседи враз зауважают.

— Да кто у нас свидетелей-то уважает, Аронеюшка? — отмахнулась Полина Степановна. — Боятся — это да! Стукачами ещё обзывают.

— Ну, вы уж тогда выбирайте — быть хулиганкой или стукачом?

— Хрен редьки не слаще! Но лучше хулиганкой! — весело заявила та. — Ничего ей не скажу. Буду тайну хранить!

— Как хотите. Бабуль, а, правда, что вы в полиции танцевали? — прищурилась Арония.

— Откуда знаешь? — удивилась Полина Степановна.

— Птичка настучала.

— Правда. Так, а чего ж не сплясать? — улыбнулась та. — Я ж видела, что мои показания Тимошенке подошли, вот и станцевала ему. Тот менуэт, что в Доме Ветеранов не дотанцевала, — весело блеснула глазами Полина Степановна. — Ну, и немного повальсировала с этим Тимошенко. Чтобы не сильно важничал. Народ в коридоре поначалу растерялся — не каждый же день им в полиции выдают культурную программу, а потом даже похлопал. А лейтенант потом всё выспрашивал — давно ли я танцую, да где мы выступаем, да платят ли нам за это деньги.

— Ага, он любит выспрашивать, — сердито хмыкнула Арония. — Привычка у него такая.

— Не привычка, а служба такая, — поправила её Полина Степановна.

— Ага, называется — хочу всё знать, — кивнула девушка, отставляя пустую чашку. — Как я вас люблю, бабуля! — вставая, чмокнула она её в щёку. — Вы у меня самая лучшая! Спокойной ночи!

И отправилась, наконец, спать.

Нет — ушла в свою комнату. Потому что ей в голову лезли мысли о полковнике Семён Семёныче Щеглове. О начальнике Антитеррористического штаба, с которым у них состоялся ещё один разговор, после то как он взял банду террористов.

Орёл-мужчина…

11

Аронии очень не понравилось, что после задержания банды террористов к ней в допросную бодрой походкой вошёл именно полковник Щеглов. А не капитан Чуров.

Чурову нечего ей сказать? Он не хочет перед ней извиниться за свои подозрения? За своё нежелание прислушаться?

Конечно, она понимает, что он действовал по инструкции. Она, конечно же, знала его намерения облегчить её положение. Потом. С-читала с его бедовой головушки. Но иногда можно и плюнуть на инструкции — когда на кону жизнь людей. Об этом она пыталась ему сказать, даже на хитрость пошла. Не внял. А вот полковник Щеглов ей поверил. И благодаря этому обезврежена банда опасных террористов. Мало того — вовремя обезврежена. И сорваны их планы устроить ещё взрыв в месте, где очень много людей.

В общем — нет слов!

Ну, ладно, опростоволосился капитан Чуров. Бывает. Но где сейчас тот, кто называл её красавицей и спортсменкой? И смотрел на неё так, что сердце замирало? А потом призывал её признаться в том, чего она не совершала! Где извинения за это? Он, конечно, очень занят — героически задержал бандитов и теперь ведёт следствие над ними. Это для него главное?

Что операция по задержанию банды была удачной и вообще прошла блестяще, Арония уже знала. Её внутренний сокол всё шире распахивал свои крылья над видимым пространством. Жаль только, что звуков она по-прежнему не слышала.

Кстати, полковник Щеглов сильно её удивил — во время захвата банды он был само бесстрашие. Как ураган сметал всех на своём пути — хоть и не богатырь. Видать. сказывалась выучка, полученная в боевых условиях. Но и там не у всех развиваются такие способности и молниеносная реакция. Щеглов явно был не без талантов.

А что капитан Чуров? Он везде следовал за ним и тоже был тоже хорош. Но был лишь вторым номером. Это выглядело иначе чем при обезвреживании бомбы в маршрутке — там он был герой. И номер один. Арония понимала, что у военных собственные правила и что нарушать их нельзя, но всё же ощутила очередное разочарование. Хотя очень за него переживала — Чуров ведь мог погибнуть в операции по захвату банды. Или получить ранение, как некоторые участники. А вот Щеглова, казалось, и пули не брали. Он легко опережали одолевал противника. Что он вообще делает на чиновничьей работе? Ему там не тесно?

В тот раз — после того, как она изобразила невидимку, явление полковника тоже шокировало девушку. Выгнав из допросной Чурова и Тимошенко, Щеглов поднял упавший стул, сел и… заговорил с ней по-чеченски:

— Кто тебя, девочку-медалистку, студентку физмата, научил чеченскому языку? Не ври только мне, Санина, я ведь всё равно узнаю!

Выглядел полковник очень молодо для своего чина — но возраст этих чиновников ведь вообще не поймёшь. Его чёрные глаза смотрели на неё холодно и цепко, а немного сутуловатая сухощавая фигуравыглядела расслаблена. Он сидел на стуле небрежно развалившись, будто случайно заглянул — чаю попить да покалякать о погоде. Но это впечатление было обманчиво — она чувствовала, что Щеглов напряжён будто стальная пружина. Как в схватке с врагом. И Арония интуитивно ответила первое, что пришло ей в голову:

— Сосед по даче — потомственный казак, научил языку. Как и пластунской технике, — сказала Арония по-чеченски. — Отец с ним дружил.

У них ведь и, правда, была дача — и здесь, и там, на севере. Кто там были их соседи она не особо даже запомнила. И половина слов, конечно, была произнесена ею на русском. Ведь в чеченском многих новых слов просто нет, используются русские. Например — дача, техника и прочее. Далее, не дожидаясь следующего вопроса-пока полковник готов слушать, она торопливо, тоже на чеченском, рассказала ему о Боевой. О гибели её мужа, о похищении сына. Про то, что та не может сотрудничать со следствием, поскольку не знает русского языка, боится за сына, да и просто не была на там, куда увезли её ребёнка. И где прячется банда.

— Откуда это знаешь? — лениво прищурился Щеглов.

И напрягся ещё больше.

— С-читала с её замутнённого наркотиками сознания, — хмуро пояснила девушка — не верит ведь. — Я потому и попросила капитана Чурова привести Б-ву на очную ставку, хотя она меня совсем не знает, — усмехнулась девушка. — Надо было срочно банду искать — они ещё что-то затевают. Надеюсь, мне удалось бы найти место, где прячут её сына, а по нему и террористов. Думаю, что карта города очень помогла бы. Но он мне не поверил. Вот я и устроила представление- чтобы убедить капитана в моих способностях. Надеюсь, хоть вас это впечатлило? — подмигнула она полковнику, но тот не дрогнул ни одним мускулом. — И вы мне не верите? Жаль! Но, Семён Семёнович, у вас же нет другого выхода! — Тот слегка вздрогнул: имени своего он здесь не называл — ну, мало ли, может она, как террористка, знает всех сотрудников Штаба? — Разрешите мне увидеться с Б-ой! Ментальная связь матери и сына, возможно, позволит обнаружить место нахождения банды! — повторила она. — Там готовится ещё один взрыв, товарищ полковник. Нам бы успеть! — умоляюще проговорила она.

— Хочешь сказать, что обладаешь гипнозом? Или как это ещё называется? — с сомнением проговорил полковник.

— Неважно, как это называется! Товарищ полковник! Давайте поторопимся, а! — взмолилась девушка.

Щеглов пристально вгляделся в лицо Саниной — вроде не врёт. Хотя насчёт соседа-казака явно что-то не так… Но разбираться особо некогда…

— Тогда скажи мне, о чём я сейчас думаю? — лениво прищурился полковник, идя ва-банк.

Девушка прикрыла глаза и медленно заговорила:

— О какой-то железяке… где бестолку шерудит товарняками Луговой, — с недоумением проговорила она. Тот слегка побледнел — хотя и это она могла знать. — А сейчас вы думаете… о каком-то осипшем мерине, которого пора…на пенсию, — нахмурила брови Арония. И сердито заключила: — И о том, что не предложили мне сесть, потому что я всё равно сделаю, как хочу — хоть невидимой стать. Или, это — глаза отвести… Ну, пожалуйста, товарищ полковник! — открыла она глаза. — Хватит ерундой заниматься! Вызывайте сюда Б-ву! Пожалуйста! — сложила на груди руки девушка. — Или отведите меня к ней!

В этот момент она была очень похожа на ангела с какой-то средневековой гравюры: с длинными тёмными волосами, окутавшими плечи, с нахмуренным лбом и сведёнными бровями, с сердитыми яркими глазами…

Щеглов хоть и был ошарашен прозорливостью подследственной — особенно насчёт мерина, да и железки тоже, но женскую красоту весьма ценил. Не зря говорили, что Санина на фотомодель похожа. Хотя вот ростом немного не дотягивает — те все дылды…

— Хорошо, твоя взяла! — сказал он решительно и, поднявшись, направился к двери — послать капитана Чурова за Б-ой.

«Да что я теряю? — с-читала она его мысли. — Б-ва ведь, как доложил мери… Мережков, действительно, в несознанке».

«Получилось!» — возликовала Арония и её нахмуренные брови, разгладившись, встали на место.

Дальше было просто — молчаливый диалог с Боевой, карта, координаты места, откуда шёл слабый сигнал от её сына и где, скорее всего, дислоцировались террористы…

Вернувшись после успешного захвата банды полковник Щеглов опять повёл себя неожиданно. Ураганом ворвавшись в допросную, он сказал:

— На каникулах? Сосед? — И покачал головой: — Чудненько! Да ты, похоже, суперчеловек, девочка! Я тут почитал, кстати, показания твоей бабушки — как под копирку!

Арония, до этого ходившая по допросной туда-сюда — сохранять спокойствие ей сегодня даже ведовские практики не помогали, услышав его басовитый голос, даже вздрогнула. Подкрался, как кот!

«Бабуля тут? В отделении? Вот… Чуров! И её достал! И про какую копирку речь, а?» — растерялась девушка.

Но тут на неё была совершена магическая атака: судя по всему, полковник Щеглов был не лыком шит. Арония прямо-таки почувствовала некое стороннее проникновение в свой мозг. И автоматически, на всякий случай, подсунула ему картинки из Прошиной жизни. Но не подкорректировала, не успела!

— Деревня — это хорошо, — протянул полковник, снова садясь на стул и швыряя на стол какие-то бумажки. — Да ещё с колодцем, да, Санина? А зачем он тебя в мальчишку переодевал? И глаза завязывал? — с недоумением спросил он.

— Ага, завязывал. И переодевал. Так положено у пластунов, — спокойно ответила девушка, стараясь не паниковать.

Тут, главное, держать марку и сохранять уверенность. Иначе — провал.

— Чудненько! — усмехнулся полковник и его лицо вдруг преобразилось в некую весёлую сморщенную физиономию.

Ого! Сколько ему лет? Сто? И он явно редко улыбается — лицо, наверное, отвыкло.

Арония опять не знала, чего ей от Щеглова ждать — он был непредсказуем. Ещё минута и разоблачит все её тайны. Даже про маму и её дар! Она, попятившись, села за стол Тимошенко — подальше от полковника на всякий случай. Наверное, он из тех ребят, про которых говорил водитель маршрутки: мол, во время боевых действий они «на раз» закладки находили. Арония мельком заглянула в те ситуации — да, находил, прочёсывая периметр по обочинам дороги перед проходом автоколонны. Но чутьё Щеглова имело ограниченные пространственные возможности.

«Например, на «Железке» от собаки больше пользы, чем от него, — мстительно подумала она, — там площадь поиска большая».

Арония уже знала, что такое «Железка» — так оперативники назвали железнодорожный вокзал. Именно там шебаршил товарняками Луговой, о котором недавно думал полковник. И именно там — по плану банды террористов, после того как то место покинет антитеррористическая группа, должен был произойти взрыв. А мерином, кстати, дразнили начальника отделения полиции, которому пора бы на пенсию. Всё просто.

Арония, засев за столом Тимошенко и слегка просканировав возможности Щеглов, успокоилась — не ведун он, просто одарён особой чувствительностью. И обучен гипнозу — тоже проявив в этом особый талант.

А тот, прищурившись, секунду понаблюдал за ней и вдруг заявил:

— В общем, мне сейчас некогда! Тут твой пропуск, Санина! — указал полковник на бумажки, лежащие перед ним на столе: — Я понимаю, что он тебе не сильно-то и нужен, но пойдём официальным путём. — Снова сморщенная улыбка. Однако, хорошее у него настроение, очень хорошее. — Также здесь есть моя визитка — на всякий случай. И — спасибо тебе за помощь, оказанную в антитеррористической операции, Санина! Да не в одной! Она была неоценима! — заключил он.

И, встав, быстро и бесшумно прошёл через комнату и неожиданно пожал ей руку. Что он почувствовал при тактильном контакте, она не успела разобраться. Потому что полковник тут же её покинул.

— Пока, Санина! — бросил он на ходу, уже направляясь к выходу. — Ещё увидимся, надеюсь! — И скрылся за дверью.

Ну, и ураган! Пошёл завершать следствие, поняла она. Похоже, этим бандюганам не отвертеться от возмездия с таким-то следователем!

Вышла Арония из отделения беспрепятственно — никто даже не проявил к ней интереса. А как встречали! Во всеоружии! Дежурный, кивнув, небрежно сунул куда-то её пропуск, продолжая отвечать по телефону. Люди в форме торопливо провели мимо мужчину в штатском. И в наручниках. Очень сильно напуганного. Арония, мимоходом с-читав ситуацию иувидев привязку к той квартире, где пряталась банда, поняла, что это её хозяин. И что он абсолютно не причём.

«Как бы его не засудили! Помочь? — приостановилась девушка. — Ничего, полковник Щуров разберётся, — решила она и шагнула дальше. — А то опять меня обвинят, что всех в банде знаю. Даже квартирного барыгу, — усмехнулась она и решительно вышла на улицу. — Пора уже снова контролировать свой дар — лезу, куда не просят! Пусть сами дальше разбираются».

На пороге она осмотрелась — всё вокруг гудело. Даже здесь чувствовалось, что, несмотря на поздний час, продолжается следствие по делу о теракте. Который доблестная полиция вовремя пресекла.

«Действительно — до меня ли им? Надо быть довольной тем, что имеется, Санина! — усмехнулась Арония. — Ложные обвинения с тебя сняты? — спросила она, почему-то копируя интонации Щеглова. — Бесспорно! Обвиняемая в терроризме Назира Б-ва оправдана? Частично — да. Ребёнок жив? Безусловно! Банда нелюдей задержана? Несомненно! И, несмотря на это, ты на свободе! — снова усмехнулась она. — Чего тебе ещё желать, гражданка Санина? Всё получилось, как ты и задумала! Чудненько! Поднимаем флаги и празднуем!» — решила она и двинулась к воротам.

Оказавшись на улице, Арония сориентировалась — где остановка, ине оглядываясь на сияющее всеми окнами здание, возле которого суетились машины и люди, села в подъехавший троллейбус, потом пересела — в маршрутку. И вскоре, наконец, добралась до своей улицы.

Чем не праздник?

Она и не думала, что вид заснеженных знакомых домов так её умилит. Жива! Свободна! Людям помогла!

Только когда она уже походила к своему дому, повстречала соседку — тётю Люду, стоявшую у калитки со снеговой лопатой, и радостно поздоровалась с ней — как с родной. Но та в ответ что-то буркнула и как-то странно на неё взглянула. Ну. мало ли, может, дома не неприятности. Арония не стала заглядывать в её ситуацию — зачем? Пусть сама разбирается. Да и устала она уже заглядывать.

Далее были радостные бабулины охи и ахи, затем — горячий душ и фен…

Арония лишь на минутку прилегла потом на диван и почти уже задремала — перед глазами мелькали картинки дня…

И тут вдруг — звонок.

Арония, зевнув, села и, взяв с тумбочки телефон, услышала знакомый басовитый голос, который невозможно было не узнать — звонил полковник Семён Семёнович Щеглов. Зачем?

— Добрый вечер, Санина! Добралась? Как самочувствие, герой? — спросил он так, будто они виделись не пару часов назад, а не менее чем двое суток.

— Нормально. Немного устала, если честно, — откровенно призналась девушка — с ним ведь иначе нельзя. — Давно не практиковала пластунские техники, Семён Семёнович. Но, знаете ли, навыки сами срабатывают, когда возникает опасность, — И это была чистая правда- ей ведь сегодня впервые пришлось освежить Прошины умения. Кажется, получилось. — Главное ведь было людей спасти, — резюмировала она.

И вдруг вспомнив, что все, кроме полковника Щеглова, о ней и её геройствах тут же забыли, вздохнула — пора к этому привыкать. Таков удел всех героев.

— Похвально! — одобрительно сказал Щеглов. — Рассуждаешь, как опытный боец, Санина. Тем удивительней, что ты в педагоги подалась. Да ещё в математические.

— А куда надо было? — пожала она плечами.

— Самое малое — в юристы, а затем — к нам, в полицию.

— Я математику люблю, — уклончиво ответила девушка.

О работе в полиции она не то, что не мечтала — даже думать боялась. Это удел людей из металла и кремния.

И тут полковник выдал то, чего она от него подспудно уже ждала:

— Не хочешь у нас поработать, Санина? Мне ещё сложно что-то конкретное тебе предложить — я ещё и сам толком ничего не знаю. Ну, может — инструктором в учебку пойдёшь, или сотрудником Антитеррористического штаба — регулировать… м-м, действия ребят в сложных ситуациях, или ещё что-то такое. Надо подумать — ты ведь штучный товар, — усмехнулся он в трубку. — Учти, Санина, я от тебя теперь легко не отстану, — предупредил полковник.

— Учту, Семён Семёнович. Но я тоже пока не могу вам ничего конкретного ответить, — почему-то обрадовалась Арония его предложению. — Устала сегодня. Да и не думала о таком, — призналась она. — Хотя ведь, если честно, я сейчас на распутье. Ехала сегодня в универ с намерением перевестись на заочное отделение. Да ваши террористы не дали.

— Теперь уже, точно, наши, Санина — с твоей помощью, — довольно хмыкнул полковник. — Что ж, правильное намерение — тебе там не место. А сегодняшняя ситуация это был знак, Санина. Она указала тебе именно нужное направление — людей спасать! Хоть и жестоким был этот знак. Смертельный номер, если быть точнее. Но ты услышь его, Санина. Как когда-то я.

— Думаете? — растерялась Арония, которая вдруг, действительно, взглянула на эту ситуацию с новой точки зрения.

— Уверен! Ты же понимаешь, что твои уникальные пластунские техники, которые практически утеряны, надо восстанавливать? Это вообще удача, что ты их освоила! Очень неожиданно, как я понимаю, — проговорил Щеглов, явно чувствуя что-то.

«Правильно понимаешь» — усмехнулась Арония, снова поразившись его интуиции.

— И эти умения надо обязательно использовать! И передать! — заявил полковник. — Уж не знаю, Санина, причём тут математика и откуда твой уникальный сосед взялся?

«Во снем не явился», — хотела подумать Арония, но тут же пресекла свои мысли — с-читает.

— Но это теперь уже и неважно, — решил тут Щеглов. — Нам бы такого сюда — ребят учить! Не знаю, почему твой отец скрывал от народа своего соседа? — хмыкнул он. — Почему школу не организовал? Ведь при чинах был!

— А я вам, Семён Семёныч, сейчас скажу — почему! — сердито поговорила Арония — всё ведь раскопал, и когда успел? — Потому что пластунским техникам надо учить с детства! Я это не понаслышке знаю! А вы наверняка представляете, сколько чиновничьих препон надо преодолеть, чтобы такую школу открыть? И чтобы набрать туда учеников! Ведь это необходимо делать с умом! И выбрать единицы из сотен, или даже из тысяч детей! И то ведь не у всех получится освоить пластунские техники. Нужны особые способности! И отбирать их должен специалист!

А про себя подумала: «Вот из тебя бы, Семён Семёныч, пластун получился б отменный, да время ушло».

— Подскажешь мне имя такого специалиста? — хмыкнул полковник. — Хотя я догадываюсь, примерно, что это ты будешь, Санина. Больше некому! А, скажи мне, специалист — взрослых ребят ещё возможно пластунским техникам обучить? Чтоб побыстрее? — прищурился полковник — ведь понимает, что это невозможно — интуиция ж подсказывает.

Арония сейчас прямо наяву видела этот его прищур и хитрое лицо. Её сокол давно был там, в районном отделении полиции, и наблюдал за полковником Щегловым. Интересно же! Он вышел покурить на лестничную площадку, поскольку появилась свободная минута в череде допросов. И разговаривал с ней, привычно зажимая в кулаке огонёк сигареты — чтобы враг не увидел место его дислокации. Чисто, пластун в засаде…

«Это уникальный случай — когда моё ясновиденье ещё и озвучено», — усмехнулась девушка, наблюдая за ним и прижимая к уху телефон.

— Насколько я в этом понимаю — учить их уже поздно, — деловито ответила ему Арония. — Взрослые усвоят лишь крохи от этих техник. Тогда зачем время терять? У вас же есть инструкторы для десантуры, Семён Семёнович. Хоть и быстро, но это будет уже совсем другой выхлоп.

— Поздно, значит. Вот оно что? — пробасил полковник. — Уж не хочешь ли ты сказать, что твои знания уйдут с тобой в могилу, Санина? Извиняюсь, конечно, за такой оборот речи. И всё же? Хватит уже с нас тех, что в землю полегли и знания своих предков с собой унесли.

— Не хотелось бы, — усмехнулась Арония — всё-то он понимает. — Сама недавно об этом думала.

— Так давай, Санина, что-то делать! А не только думать! — рубанул рукой полковник. Да так что искры с сигареты вокруг полетели, которые он тут же автоматически загасил. — Давай так, Санина: ты подумай, где хотела бы служить и как применить свои таланты, а я буду думать со своей стороны. Твой номер я уже знаю — в деле он есть, по нему и звоню. А у тебя моя визитка имеется. Звони мне в любое время, как надумаешь — хоть домой, хоть на работу. Буду рад. Даю тебе на размышления три дня, Санина. Договорились?

Девушка кивнула, но спохватилась — хоть это и Щеглов, но он не видит её через полгорода же. И сказала вслух:

— Ага! Хорошо, Семён Семёнович!

— Ну и «добре», Санина. Пока! — басовито прогудел телефон замолк.

Да, умел полковник Щеглов брать быка за рога. Военная привычка. Как говорится — куй железо, пока горячо, а то пролетишь под фанфары. Арония рассмеялась — вот уже и поговорки Щуровские к ней прицепились. Похоже, они сработаются. Если что…

«Зато капитан Чуровни в допросную не заглянул, ни домой мне не позвонил. — вздохнула Арония. — Вот такие пироги!»

Она, конечно, знала, что занят он. Но Щеглов ведь позвонил, нашёл время…

А тут и Полина Степановна к ней в комнату заглянула — мол, блинчики и чай готовы, пошли перекусишь.

А начаёвничавшись и наговорившись с бабулей, Арония отправилась в свою комнату, всерьёз намереваясь поразмышлять перед сном о предложении Щеглова. Больше склонялась к идее об открытии школы для пластунят. Дело-то наследное, от Прошки переданное, по привычной дорожке накатанное… Но едва голова Аронии коснулась подушки, как она мгновенно уснула.

Тот ещё денёк выдался.

12

На другой день Арония, наконец, добралась до универа. И — слава всем антитеррористическим богам, в этот раз без приключений.

Оказалось, что оформить перевод на заочное — раз плюнуть. Да и что в этом удивительного? Ведь Санина училась на бюджете, поскольку была медалистка и отличница.

«Ещё — красавица и спортсменка!» — хмыкнула она, вдруг некстати вспомнив капитана Чурова.

Оформилась. У пожилой, будто только что испившей уксуса, кадровички. Рассматривающей каждый её документ по долгу и по отдельности. Особенно паспорт с другим именем, чем при поступлении. Будто каждый из этих документов мог быть гнусной и наглой подделкой, а её новенький паспорт несомненно ею и был. А что тут удивительного? Их же педуниверситет, наверное — самый желаемый объект для аферистов и международной мафии. Бдительность не помешает.

Однако, скривившись от досады, зав отделом кадров, всё же, сдалась и оформила ей перевод. Наверняка потому, что на её бюджетное место быстренько найдутся желающие. Вернее — их найдут.

Следующий этап был — общага. Надо из неё выселяться. Она же теперь заочница. Да и вообще — совесть надо иметь и по-честному ей — местной теперь жительнице, освободить спальное место для иногородних очниц. Жаль, конечно, расставаться с Аней и Таней — соседками по комнате. За полтора года они сдружились — соответственно характеру каждой. Само собой, девчонки грозились никогда её не забывать. Особенно Татьяна, случайно оказавшаяся на месте. Она клятвенно пообещала, что будет часто с ней созваниваться, делиться факультетскими и личными новостями — дело шло к свадьбе с Ромео. И даже посулилась приезжать к ней с Аней в гости. Мол, поболтаем, бутылочку сухенького разопьём — как бывало раньше, по праздникам и после сдачи сессий. Арония ответила, что будет им рада, но про себя подумала: о чём им теперь болтать? У каждого своё. У девчонок — тишь да гладь, зачёты да экзамены, обновки да поклонники. Свадьбы, вот ещё. А у неё такие новости, что не больно-то и поделишься — не поверят. А верней, скажут — Аня, например, что у Саниной, с тех пор как на заочное ушла, совсем ку-ку с головой стало. Теперь ведь Арониины подружки — домовые да чародеи, а после участия в антитеррористической операции — ещё полицейские да безбашенные полковники. А если она ещё станет работать в полиции, то её жизнь вообще превратится в сплошной боевик. Или, скорее — в триллер. Так что у бывших подружек — зачёты по абстрактным математическим наукам, её зачёты — рукопашные да состязания в догонялки с ведьмаками и оборотнями, бандитами и террористами. Жуть! В общем — такие новости не для нежных девичьих ушей. А их истории для Аронии теперь будут слишком пресны — даже бутылочка сухенького тут не поможет. Так что сюда она вряд ли ещё хоть раз заглянет, а девчонки скоро о ней вообще забудут. У Тани теперь есть Ромео и его родственники — займут всё свободное время, а у Ани… будет меньше поводов злиться.

В общем, сдала Арония кастелянше своё постельное бельё и прочее барахло, попрощалась с бывшими соседками, забрала свои вещички — завалявшиеся по углам и уместившиеся в чемодан и сумку, да и отправилась восвояси из общаги.

В новую жизнь. Какую — девушка пока и сама не знала…

И тут у Аронии зазвонил телефон.

Поставив сумки на заснеженную скамейку возле общаги, — может ту, где они когда-то с бабулей сидели и про нечисть говорили, — девушка достала из кармана дублёнки телефон и удивлённо посмотрела на номер — незнакомый. Может это кадровичка ей звонит? Вдруг подделку в её документах обнаружила или что она в заявлении что-то не так написала? И у неё вдруг возникло подозрение, что международная мафия, всё ж, проникла в ряды кандидатов на звание честных учителей в образе Саниной. Арония, вздохнув, покосилась на свой багаж — с ним, что ли, туда снова тащиться? — и включила приём звонка. Но услышала басок — явно не свойственный субтильной кадровичке — уже легче!

— Арония Викторовна? — спросил телефон. — Санина?

— Она самая! — улыбнулась Арония. — А кто это?

— Не узнали? Это Владислав! То есть — капитан Владислав Богданович Чуров. Есть у вас минутка?

Улыбка мгновенно сползла с её лица, а вместо неё возник нехороший прищур.

— Да хоть сто, гражданин капитан Владислав Богданович Чуров! — ехидно ответила девушка, тихо закипая. — Я только что вышла из универа — перевелась на заочное отделение! Так что в ближайшие четыре года я совершенно свободна! И могу сколько угодно болтать с вами, ловить террористов и притворяться невидимкой! Лишь периодически, конечно, буду отвлекаться на сессии. Тогда уж, извините, товарищ капитан Владислав Богданович Чуров, я буду ненадолго слегка занята. Спасибо, что спросили. — Кажется, Аронию слегка несло, но она не могла остановиться. — А что вы хотели, гражданин капитан Владислав Богданович Чуров? Вам нужна подследственная, а под рукой никого нет? Тогда, пожалуйста — я готова допроситься и посидеть в вашем обезьяннике. Это так забавно! Так бодрит! И, как я полагаю — значительно улучшает показатели вашего доблестного отделения! — Тот попытался вклиниться в её бурную речь, но не смог. — Ой, гражданин капитан Владислав Богданович Чуров, — перебила она его, — ваш обезьянник сейчас, наверное, под завязку забит пойманными террористами? Теми, чей адрес я вам случайно подсказала? Тогда зачем вы мне звоните, дорогой мой гражданин товарищ капитан? Обращайтесь ко мне после того, как он освободится! И я вам обязательно кого-нибудь подыщу для вашего обезьянника! Или сама с удовольствием там посижу! Звоните, если будет минутка. Чао, гражданин капитан товарищ Владислав Богданович Чуров! — попрощалась она и отключила телефон, плутовка.

А её сокол был уже там, в отделении, и транслировал ей картинку в цвете: капитан Чуров Владислав Богданович сидит за столом и возмущённо смотрит на телефон в своей руке. Как будто сомневается — не сошёл ли тот с ума? Не сбились ли его настройки? А за столом напротив — лейтенант Тимошенко ехидно на него поглядывает, что-то строча, по обыкновению, в открытой папочке. Он сочувственно о чём-то его спрашивает и Арония по губам лейтенанта с читывает текст:

— Не придёт?

Капитан в ответ что-то гаркнул. Похоже:

— Да куда она денется!

И снова стал набирать номер.

Арония подождала, пока телефон в её руке пять раз отключился, не дозвавшись, и, наконец, приложила его к уху. Она сказала: — Ой, это снова товарищ гражданин капитан Чуров Владислав Богданович? Вы мне звонили? А я тут в астрале зависла, пропустила. Вы ещё что-то хотите мне сказать? — тоном прописной глупой «блондинки» протарахтела она. — Говорите! Я вас слухаю! Токо быстро! А то мне ужо скоро у парикмахерскую бежать — брови красить и маникюр клеить. Или выщипать их, что ли? Поуже сделать. Как вы думаете, гражданин капитан? То ись, шо мозгой, я уже пòняла. Так шо, вернее будет сказать — не как, а што вы думаете?

В телефоне несколько секунд была тишина, которую Арония слушала, сдерживая смех, но потом Чуров прокашлялся и, наконец, стальным голосом объявил:

— Гражданка Санина! Вы могли бы явиться к нам в отделение? Надо подписать протокол — вы один лист пропустили.

— Один? О, боже! А без меня никак? Может, сами его подмахнёте! Одной левой? Брови ж та ногти! У парикмахерской! Забыли? От же ж вы, товарищ гражданин капитан Чуров Владислав Богданович — ничего не помните своей мозгой! — заполошно протарахтела она. — Она у вас есть, а?

— Арония Викторовна! Это официальный документ! — повысил голос Чуров. И она увидела, как он покраснел — так тебе и надо, капитан! Но потом он взял себя в руки и почти спокойно проговорил: — Скажите, Арония Викторовна…

— Санина, — подсказала она ему. — Подозреваемая в соучастии в подготовке теракта.

— …когда вы сможете к нам подойти? — монотонно продолжил он, не обращая внимания на её реплики. — Вам надо подписать протокол. Это официальный документ, который…

— Официальный? О, боже! Что же делать? — панически вскричала «блондинка» Санина. — Давайте так, товарищ гражданин капитан — ну, их, брови и ногти! Выбросим их из головы совсем! Я приеду к вам прямо сейчас! И подпишу абсолютно всё, что вы скажете! Хоть два листика! Ей, богу! Токо — ой! Я сначала свои сумки домой завезу — можно? С колготками и прочим барахлом. Ну, вы знаете эти разные женские штучки! Не тащить же ж их с собой! В отделение.

— Хорошо! — снова покраснел капитан Чуров. — Жду вас к пятнадцати часам. Комната номер шестнадцать. Пропуск будет ждать вас на проходной.

— Погодьте, товарищ гражданин! Я вас не пòняла! — вскричала «блондинка». — Шо — пятнадцать? Комната или часы?

— В пятнадцать часов! — повысил голос капитан, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. — А комната шестнадцать!

— Ага! На месте разберуся — где часы и где комната! И сколько их! Главно — пропуск шоб дали! И шоб он ждал меня! Так ему и скажите, товарищ гражданин капитан Чуров Владислав Борисович! Э-э — Богданович! Пущай ждёт! — заполошно прокричала Арония и, отключив телефон, рухнула.

Получилось, что прямо в снег, горкой лежащий на лавочке. Рядом в этом сугробе чинно стояли её сумки с вещами — «колготками и прочими женскими штучками». Арония так долго хохотала, бессильно облокотившись на них, что на глазах у неё выступили слёзы. И после этого ей стало легче. Гораздо легче. Будто гора с плеч свалилась, непосильный груз — обиды и разочарования, невероятно давивший со вчерашнего дня.

Далее случилось нечто странное:

Арония — не помня, как — быстро от тарабанила свою поклажу обратно в общежитие. И — наверное — молча, поставила её посреди своей бывшей комнаты. Потому что запомнила только удивлённые чёрные глаза Ани и очень голубые — Танины… Потом она каким-то образом добралась до отделения полиции. На чём и как — не помнит. Может, просто «метнулась» — как когда-то делал Проша. Проходную Арония тоже минула как-то незаметно — то ли невидимо её прошла, то ли дежурный отвлёкся — бог весть. В общем, она незаконно проникла в отделение — безо всякого пропуска, который её вряд ли там ждал. Сколько было в это время часов — неизвестно. Но кабинет она нашла сразу.

В итоге Арония Викторовна Санина распахнула дверь шестнадцатой комнаты и замерла на пороге. Только тут поняв, что её тут не ждали — так быстро, по крайней мере.

— Здрас-с-сте! — подняв глаза от папочки, растерянно проговорил лейтенант Тимошенко.

— Рад вас видеть, Арония Викторовна! — оторопело проговорил капитан Чуров, медленно поднимаясь из-за стола. — Вы уже тут? Надеюсь, вас перевели на заочное не по причине необоснованного ареста и вашей неявки в институт? Каюсь — я вчера слегка замотался! Не успел извиниться и поблагодарить вас. Зато сегодня я уже отправил в деканат физмата — по электронке, благодарность от имени отделения — за вашу активную помощь полиции в ловле преступников, — оправдывался он заплетающимся языком.

Было явно видно, что бравый капитан Чуров еле держится на ногах — от радости, наверное.

— По электронке? Замотался? Это ценно! То-то там удивились, узнав, что такой студентки у них уже нет! Может, теперь обратно переведут! — задумчиво подкатила глаза «блондинка» Санина. — Что ж, раз — от имени, низкое вам спасибо и огромный вам поклон, товарищ гражданин капитан Владислав Борисович Чуров! — расшаркалась она. — А стулья у вас есть? — воинственно огляделась затем девушка. — Или все кончились? Для активных ловцов найдёте один?

— Богданович! — пробормотал капитан и, суматошно выскочив из-за стола, придвинул к нему с другой стороны стул.

— Ась? — переспросила Арония, царственно садясь и раскидывая в стороны полы своей светлой дублёнки. — Ваша фамилия — Богданович? О-кеюшки! Где тут ваш листочек, гражданин капитан Богданович? Могу расписаться на нём хоть с двух сторон! Не жалко!

— Отчество, — растерянно пояснил капитан, стоя столбом посреди комнаты.

— Чьё? — удивлённо вопросила Арония, наивно распахнув большущие серые глаза. — Моё? Викторовна. Запоминайте для протокола: Аро-ния Вик-то-ро-вна Са-ни-на, — чуть не по буквам проговорила она. И добавила: — Товарищ гражданин капитан Владислав Борисович Богданович!

Лейтенант Тимошенко, видя, что здесь творится нечто… не по уставу, поднялся и, тихо просочившись мимо окончательно онемевшего капитана, выскочил вон.

Тот ещё некоторое время безмолвствовал, а потом будто отморозился.

— Простите меня, Арония Викторовна! Я такой осёл! — решительно заявил капитан.

— Осёл? О, это очень неожиданно! — слабым голосом поговорила Арония. — Хотя, я с вами совершенно согласна! Товарищ гражданин…

И замолчала. Ей казалось, что именно этих слов она и ждала от него.

А затем, взявшись за руки и ни слова ни говоря, бывший фигурант дела о теракте Арония Викторовна Санина — ныне человек без определённых занятий, и капитан Владислав Богданович Чуров, будущий майор полиции — приказ об этом чине уже лежал на подписи у начальства, не помня себя от счастья, выплыли из отделения. Будто Ассоль и Грэй с набережной — прямо на корабль с алыми парусами. Кто там заметил какую-то лодку с гребцами…

— Вам сегодня не звонить, товарищ капитан? — привстав, спросил лейтенант Тимошенко.

Он сиротливо тулился в коридоре на откидном стульчике у стены — кто он такой без протоколов-то? Но капитан Чуров, всегда чрезвычайно дисциплинированный и ответственный — такой, что и муха мимо не пролетит незамеченной, в этот раз его даже не увидел.

«Кто б сомневался! — хмыкнул про себя Тимошенко. — Сегодня даже если мир рухнет, Чуров не заметит — Санина пришла и простила его, дубину непонятливую!»

Дежурный на проходной проводил романтически улыбающуюся пару изумлённым взглядом — откуда здесь взялась эта девица? И куда понесло капитана Чурова, если через пять минут состоится планёрка у «мерина»?

Да и сам «мерин» — подполковник Мережков, вышедший из авто у входа в отделение и окликнувший подчинённого — капитана Чурова, прошедшего мимо и севшего в красную Ауди вместе с Саниной, был нагло проигнорирован.

— Э-т-та что ещё такое? — только и выговорил сиплым голосом подполковник, глядя вслед газанувшей машине…

Где-то они потом гуляли. Кажется — в зимнем заснеженном парке пробивали дорожки в сугробах. Что-то ели. Кажется — мороженое. А после — чтобы согреться, засели в каком-то кафе. И тоже что-то ели и пили. Вкуса яств не помнили.

И говорили, говорили, говорили — будто навёрстывая то время, которое провели врозь. А ведь это была вся их жизнь…

Вскоре Аронии и Владиславу уже казалось, что между ними совсем не осталось тайн, которыми бы они щедро не поделились.

Разве что — у Аронии, однажды вдруг сменившей своё имя на мистическое — о причинах этого. Но это не тайна, это — табу. И у Владислава, не раз побывавшего в горячих точках, воспоминания о которых — тоже табу…

13

И ещё была вещь, в которой Арония не призналась Владиславу на их стихийном свидании — это предложение, сделанное ей полковником Щегловым: работать в полиции или Антитеррористическом штабе. Она ведь пока не приняла его. А то выйдет, будто она хвастает перед ним, набивает себе цену. Что за человек Щеглов Арония уже прекрасно знала, подержав его визитную карточку в руках. Смелый, жёсткий, сильный, обладающий некими экстрасенсорными талантами, которые не раз выручали и его, и товарищей. Полковнику Щеглову можно было доверять, ему многое было по плечу. Потому он и ордена получал, и звёздочки ему на погоны падали, и высокие должности мимо не проносили. Хотя он был ещё довольно молод — что такое сорок для мужчины? Расцвет сил и способностей. Начальство его уважало, сослуживцы восхищались, друзья обожали. Жена — очень молодая, поскольку раньше ему было не до женитьбы, да и не знал он — будет ли жив завтра — ушла к… маме. Потому что ревновала его к работе и думала, что кинется вслед за ней, бросив свою беспокойную антитеррористическую деятельность. И примет предложение бывшего сослуживца, вышедшего в высокие чины, с которым она потихоньку сговорилась. Надеясь, что Щеглов засядет в высоком здании в Москве и у них наступит спокойная жизнь. Ан, нет — облом вышел. В итоге сурово заявил: я, мол, как Плутарх. Считаю, что лучше быть первым в провинции, чем вторым в Риме. Не видать тебе Москвы и вообще — катись… к маме. Теперь она пытается назад вернуться, да Щеглов упёрся — предательства и интриг не прощает. Однако, надо признать, попав во власть, и сам полковник Щеглов, получивший в боях красивое прозвание — Орёл, малость изменился: оброс жирком, полюбил привилегии, став некой гагарой. Да это и не удивительно — мало кто может без урона пройти испытание медными трубами. Подвоха Арония от него не ждала — Щеглов был человеком слова. Но, при том хитёр, изворотлив и способен на уловки. Вот и сейчас он уже успел раззвонить во все инстанции, что нашёл уникальную девчушку. Которая помогла обезвредить банду террористов, владея давно утерянными пластунскими техниками. Застолбил её, так сказать, пометил. В том числе и звонком — закинул удочки на будущее. Хотя… Да нет, вряд ли. Таких, как он, надо в друзьях держать — может помочь ей в одном деле, которое у неё из головы не шло — Проша склонял, наверное, а, может, и батька Фома участвовал. Щеглов может открыть учебную базу — или как это сейчас называется? Для обучения юных пластунов. С его-то возможностями и связями этот вопрос не сложно пробить. Только вот надо ещё сто раз подумать — нужно ли это ей, Аронии? Но подумать не удалось — уснула.

Хотя вот домовой Михалап эту идею сразу отверг…

А вышло это так: около трёх часов ночи Арония вдруг проснулась…

Луна висит апельсином в окне — которое она забыла зашторить, звёзды алмазами мерцают, лунные дорожки стелются туманом по полу. Углы тьмой наполнены. Всё, как и полагается пред полнолунием…

И сна — ни в одном глазу. Потому что ей в голову вновь полезли мысли — о Щеглове, о школе пластунов… И о событиях дня, в которых всё время вертелся голубоглазый капитан Чуров. Который, надев на неё наручники, ничем ей не помог, когда просила. Досада разъедала…

Ещё — ворочаясь с боку на бок, она продолжала думать о том, кем станут её ученики-пластуны? Как будто вопрос о школе для них был уже решён. А что тут удивительного? Она же видела в деле полковника Щеглова — приняв решение, он уже от него не отступит и своего не упустит. Ведь это так престижно — возродить давно утерянные пластунские техники и вырастить супер-бойцов. Никто не смог, а он сумел — до Самого ведь дойдёт… Ему многое удаётся, как удалось выловить банду террористов. Счёт ведь шёл на минуты. И если б не Щеглов — Орёл-мужчина, то и мальчик бы погиб, и железку б взорвали, а шайка нелюдей бы ушла и в тину залегла, погубив потом ещё немало народа. Неважно, какие мотивы двигали безбашенным полковником — дело или стремление к бонусам. Как предупреждала её мать Арина — «зло рядится в разные личины, иной раз и от добра его не отличишь, а иногда и наоборот». Всё, что делал Щеглов, во вред никому не шло, а, как говорил батько Фома — было во славу Родины.

Ну, хорошо — откроет полковник школу. Но станут ли её выпускники теми бойцами, что будут Родину от ворогов защищать? Не перебегут ли на сторону тех, кто больше платит? И такое бывает. Сила, как говорится — большое искушение и соблазн. Раньше ведь у пластунов был атаман — заместо отца, казачье «обчество» — заместо семьи, царь — заместо бога, а Бог — заместо совести. Их и защищали. А сейчас? Всё стало по-другому. И разные спецслужбы — несть им числа, и куда попадают такие умелые ребята, как её будущие пластуны, с некоторых времён неизвестно кому служат. Аминов смещают, новые флаги на чьих-то резиденциях перевешивают, границы передвигают. Можно ли считать это защитой Родины? Где Родина, а где амины? Или их родина будет там, где больше заплатят? Нужно ли ей и Проше в такие дела лезть? И воспитывать пластунов из особо одарённых детей, которых будут использовать неизвестно для чего и невесть кто?

Откуда Арония, будущий учитель математики, это знала? Чуяла ведовской душой ответственность за своих будущих питомцев. Ну и, конечно, кое-что знала, насмотревшись боевиков о супер-бойцах. Почему-то они ей нравились — и боевики, и ребята.

Обучать пластунским наукам несложно. Проша — и Арония, имевшая хоть и неполное, но педагогическое образование — легко справились бы с этой задачей. Вопрос в другом — стоит ли вообще батькину науку и славу пластунов возрождать? Не вышло бы лиха, как говорят. И позора казачьему роду. Но для чего-то ж батько Фома с того света к ней приходил? Зачем-то напомнил ей эту удивительную технику и невероятные приёмы? Только лишь, чтобы спасти жизнь ей и её попутчикам в сегодняшней заварушке? Это вряд ли.

Поможет ли, если прежде, чем открывать школу, они составят с полковником Щегловым договор? И пропишут в нём, что государство даёт им бетонные, стальные, титановые гарантии о целевом использовании пластунов только в интересах Роди…

И тут Арония услышала негромкий хлопок. И на неё повеяло нездешней темноватой силой — теперь-то она её хорошо чуяла: как запах болотной тины, примерно. И, мягко обрушившись с потолка, посреди её комнаты возник туманный силуэт. Это, конечно, был домовой Михалап — явился, не запылился. Только его тут и не хватало для полного счастья! И так голова кругом идёт от всяких мыслей.

— Михалап? Тебе чего? — нелюбезно сказала она, садясь и зябко укутываясь в одеяло. — А я про тебя совсем забыла!

— Все вы, люди, такие! — буркнул тот, материализуясь и садясь перед ней на ковёр по-турецки. Одет был, как всегда — в ватные штаны, косоворотку, какой-то мятый лапсердак и мягкие сапоги. — Вам годишь, годишь, а вы о нас даже и не помните. Чую, не спишь ты, решил узнать — в чём дело-то, — буркнул он.

— Ну, извини! — спохватилась девушка, памятуя как обидчив домовой. — Да тут столько случилось, Михалап, что я вот всё думаю. Ко мне ведь мой батько Фома приходил, пластунские приёмы напомнил. Так что я теперь ещё и пластун Проша! То есть — Прасковья, которая пластуном стала, — вздохнула она. — Из-за этого всё и закрутилось.

Ну, да, разоткровенничалась она чего-то. А кому ещё такое расскажешь? Перед всеми скрывать надо, а тут — понимающий и сочувствующий че… домовой. И, главное — сиднем сидит на чердаке, так что никому её тайны не выдаст.

— О, как! — удивился тот. — Ну-тко, ну-тко! Расскажи-ка мне про батьку пластуна! — блеснули его глазам-фонарики. — Слыхивал я про таких! Токмо какой он тебе батько, ежели пластунство закончилося ещё в прошедшем веке? И с чего это девка Прасковея вдруг стала пластуном Прошкой? Как это она свою бабску суть забыла?

— Ну, это долгая история, — вздохнула Арония.

— Так и сказывай свою «сторью», раз спочала! Чего замолкла? — потребовал домовой.

И правда — чего? С кем она ещё этой «сторьей» поделиться? Всё равно ведь сна — ни в одном глазу. А Михалап давно живёт на свете, пластунов помнит — при Проше уже был. Почти что родной ей.

И Арония всё ему рассказала — и про Евдокию, сбежавшую с Силантием и Ратобором от Фаины, и про явившегося ей во сне батьку Фому, показавшего Прошину жизнь, и про террористку. И даже про безбашенного полковника Щеглова — захватившего банду террористов и предложившего ей работать в Антитеррористическом штабе.

И ей сразу стало легче — будто этот груз событий давил на неё изнутри, ища свободные уши, куда б нырнуть. Такое пережила, что и бабуле не расскажешь — не выживет ведь от страху.

— Ты гля-ко чо на свете деется! Мать честна! Ужасть какой! — приговаривал домовой, слушая её и девушке это было как бальзам на рану.

А когда Арония закончила свой рассказ, он сосредоточенно почесал в косматой макушке и задумчиво проговорил:

— Во, дела-то! А я тут дремлю себе за трубой и ничо не знаю! Видал, что за Полинкой служилые нынче приезжали, так ить она вскорости и возвернулася. Решил — може, чо попутали? Старушка-то наша и мухи не обидит! А оно вона чего — башибузуки прут на честной народ посередь бела дня! Да на енто дело есчо и бабу безвинную пиханули, ироды! Ладно ишо — батько поспел пластунству обучить, а то ить хана б была — и тебе, и людям. Страшно-то как в мирно время ни за что помирать от бонбы! Сатаны они! Выклятые лихоманцы! — выругался он.

— Не то слово! — сердито отозвалась девушка. — Башибузуки! Нелюди!

И Арония выдохнула — кажется, ей стало легче дышать.

— Они-они! Лиходеи! Шелупонь безродная! — кивнул домовой. — Они ж, своё, всё одно, получат! — уверенно заявил он. — И неважно то — поймали их, чи так сгинут.

А ты вот что, Аронеюшка — теперь вовсе забудь, что тебя колысь Прошей кликали, — вдруг заявил он.

— Почему это?

— Не бабское это дело — мужичье имя носить. Так и будь дале Аронией. Мало ль чо было двести лет назад! У Проши своя судьба — батько так распорядился, а у тебя своя. Ей и живи.

Арония сначала возмутилась — кто у него совета-то спрашивал? Да ещё на такую тему — как ей зваться! Но тут же перескочила на другую тему, особо её волнующую.

— А как быть со школой пластунят? Как считаешь? Щеглов-то ведь уже планы на меня имеет, потому и звонил. И эту школу ему открыть ничего не стоит — ногой везде двери открывает. Герой! Даже звезда у него есть! Золотая, как ты любишь, — усмехнулась она. — Но…

Далее она изложила свои сомнения насчёт дальнейшей судьбы своих — пока ещё неведомых ей — пластунят.

— Так что, Михалап? Стоит мне эту школу открывать? Или вовсе забыть про пластунские техники? А Щеглову скажу — выдумала я всё! — решительно заявила она. — Ничего такого не умею и не знаю! Пошутила! Случайно вышло! Бабуля говорит — врать только поначалу трудно, потом само пойдёт. Что он мне сделает?

Михалап задумчиво пожевал губами, почесал в макушке — не больно-то часто да густо хозяевà его лекомендацый спрошают…

— Так тут и думать неча! Техники оставь себе, — проговорил он важно, — дело нужное. А пестовать пластунят… Ты ж сама опасаисся — не знашь, чего они опосля наворотят, как возрастут и в силу взойдут? — нахмурился домовой. — Ты ж, маьуть, себя изведёшь! Коль ты ихний лепетитор! Батько-то Фома чему Прошку — тьфу, ты — Прасковею чему вчил? Родину боронять, товарищщей выручать! А она пластунят-казачат чему вчила? Тому ж! А ты чему станешь своих пластунят лепетиторствовать? Биться знатно, да невидимо тёмные дела творить! А за-ради чего?

— Так, может, тоже оборонять? И выручать, — вздохнула девушка.

— Може да кабы, во рту б росли б грибы! — отмахнулся домовой. — Кого от кого ныне оборонять? Чичас поди ж разберись: кто против кого? И кому эти твои пластуны будут покоряться? Человеку али вору какому?

— Чего это — вору? Полковнику Щеглову, — возразила девушка. — Антитеррористическому Штабу.

— Абы б так! Цэй полковник-то тожеть кому-сь покоряется? Шо накажут, то и он робит? А завтрева у ентом штабе другой полковник сядет! И пластунят его заберут — как пить дать! А може ишо и ране! Больно востры да быстры — всем таких надоть! Те, кто повыше во власти сидит, те и подгребут! А ты их знашь ли? Што они за люди, ведаешь ли? Може, разбойники какие? Аль прихлебатели чьи! Чем выше власть, Аронеюшка, тем мене у ней совести. И тем боле шушеры туды пролазит, — поучительно поднял он когтистый палец. — Завсегда так былò! Других тама не держут! Неудобны оне, великоваты для власти!

— Да ты-то откуда знаешь? — удивилась Арония. — Сидя здесь на своём чердаке?

— Давно на свете живу, Аронеюшка. А ко мне на чердак всякий народ захаживает, не токмо шелупонь с ватрушками, — обиделся Михалап. — Бывает — из большущих домов и котеджев навещают, иде разные чины проживают! А ить домовые да подъездные всё про своих жидьцов до тонкостев знают! Так что мы, чердачны сидельцы, про политически дела крепко подшиты!

— Вот как? — ужаснулась Арония.

Она-то надеялась, что её тайны дальше чердака не пойдут. Надо, наверное, теперь с домового слово брать — чтоб с подъездными и прочими гостями зря не болтал. А, может, и снова ему про порог ему напомнить? Так нет, нельзя — выгонишь — на весь мир её ославит ведь.

— Михалап, — сурово обратилась она к нему, — поклянись, что про то, о чём я тебе рассказала, никто не узнает! А то вы, домовые, оказывается, такие… общительные.

— Та ты шо, Арония! — выпучил тот глаза. — Ты ж тута не просто жиличка! Мы ж с тобой товарищщи! Совместно через баталии прошли! — запричитал он. — Я ж — могила! Та ты ж мне — как Акимушка, — совсем разобиделся домовой.

Вот уж не думал он, што ему такое сказывать вслух придётся! Думал — и також всё ясно!

— Да знаю я, что товарищи, — пошла на попятную Арония. — Это я так, на всякий случай.

— А, шоб я зарок дал — для порядку? — расслабился тот. — Так вот он — даю! Век воли не видать! — щёлкнул он себя по зубу.

— Ну и ладно, — с облегчением кивнула Арония. — Я ж к тому, Михалап, что это государственное дело — такие школы. Пока я её не открыла, никто и не должен знать про них. А, вдруг, я откажусь, а слава уж пойдёт, — вывернулась она. — Потому и советуюсь сейчас с тобой, — увела она разговор в сторону. — Что ж, Михалап, спасибо тебе за подсказку. А я буду ещё думать, — солидно — почти как он, проговорила девушка. И вздохнула: — Ведь дело-то хорошее! Родину защищать!

— Ну, тебе решать, Аронея, — внушительно проговорил пришедший в себя домовой. — Тебе ж пластунят чудесам разным учить, тебе и отвечать за то. А тама, — указал он косматой и неожиданно длинной рукой вверх, на потолок, — опосля за всё ответ держать придётся! За пластунов тожеть.

— Ты и такое знаешь! — удивилась Арония. — И тебе отвечать, что ли? — заинтересовалась она.

— А чего ж? И мы не вечные, — вздохнул тот, пряча глаза. — Ты вот што, Аронеюшка, выкинь пока из головы энтих пластунят! Синтуяция сама порешит! Може твой Щегол сам отступится от школы — хлопотное это дело. Ты лучшей подумай за то, как мы с тобой теперя от Явдохи будем отбиваться? Баба-то она дебёлая та лютая. И не одна теперя сюды припрётся мстить-то, а трое их, стало быть.

— Кого — трое? — с недоумением спросила Арония.

— А того! Ещё ж ведьмак Силантий и с им чародей ентот — Ратобор, приложатся. Ты ж её, того, заарканила, а ей не больно-то это пондравилось, — усмехнулся Михалап. — Забыла? — мигнул он в темноте жёлтыми глазами-фонариками.

— И, правда! Трое! — вспомнила она про оборотней, которых — если честно, из-за последних событий забыла, как и звать. И удивлённо спросила: — Мы? А ты-то тут причём, Михалапушка?

— Во, даёт! Так ить я ж кошку за хвост таскал! — всплеснул тот руками. — Явдоха такого вовек мне не простит! Енто ж их святыня, хвост-то! Може с меня мстить и спочнёт, — печально вздохнул он. — А ты мне тута про пластунов… Амиры — дезертиры! — перекривил домовой её звонкий голос. — Дожить бы до их-то! Енто всё подождёт. Ты про Явдоху лучше подумай — тот кусок, шо со рта её выпал, она ж всенепременно возвернуть схочет! Жди её теперя в гости, коль она на волю вырвалася. Мне вот токо чудно — куды она подевалася? Почто до се не вылезла? Луна-то — вона! — указал он на лунный оранжевый апельсин в окне.

— Может ты и прав, Михалап, — кивнула Арония. — Эти враги опасны! С Назирой я с подмогой Проши справилась, с Евдокией — Фаининым платком отмахнулась, а что буду теперь с тремя ведьмаками делать? Как их одолеть?

— А чо? Одолела кошку и вдругорядь её одолешь! — расхорохорился домовой, только что, вроде, «праздновавший труса». — Силантий… Слыхивал я про него — вовсе ведь без берегов ведьмак-то. Но я беру его на себя, — выпятил он грудь. — Мороком садану его! Не пикнет! А вот колдун Ратобор… С ентим будет по заковыристей. За него я слыхивал ещё при царе Николашке Первом — поганец он! Он ужо тогда с какой-то ведьмой, мабуть с Явдохой, стакнулся. И, навроде, дела здеся какие-то нехорошие мутили.

— Выходит Ратобор пришёл к чародейке Евдокию выручать? А Силантий просто под руку ему подвернулся? Вот и увёл его, чтобы чародейке насолить! — догадалась Арония. — А какие у них были дела с Явдохой? Расскажи-ка, Михалап! — потребовала Арония. — Батько Фома говорил: чтобы врага одолеть, надо всё про него знать.

— Батько твой правду казав — енто так. Но я ить подзабыл ужо про их дела-то — давненько было, — почесал в макушке домовой, раздумывая. — Как бы не напутать чего… Вот што! — радостно стуканул он по полу рукой. — Надоть мне чичас в лес податься! С одним древнючим домовым Старинушкой встренуться и погуторить! Он ить то времечко исчо хорошо помнит! И прошедши века знат! Помнилка у него больно крепкая, не то шо моя. Хотя чичас он уж на покое — в лесной избушке вместе с лешим живёт. Не ближний свет, конешно — итить к ему. Но я чичас скоренько зберуся — плюшек прихвачу, и смотаюсь до него. От хаты к домику, от домика к дачке — подземными ходами. Жаль, што пуртала там и их нету — а то б дело вышло швидче. Я опосля я всё до тонкостев тебе про Ратоборовы дела и расскажу, Аронеюшка. Как вернуся — к ночи, аль завтрева. Тогда и совет с тобой сызнова держать будем! — важно заключил он.

— Договорились, — солидно кивнула Арония. — Сбегай, Михалапушка, на разведку к Старинушке. Разузнай о Ратоборе, — наказала она. — И что б я без тебя делала? — подольстилась она — домовые ведь натура сложная.

— Дык — чо? Пропадала б! — гордо расправил грудь мохнатый спасатель.

— Ну, не сразу ж! Помахала б кулачками сперва, — хмыкнула девушка и поёжилась. — Ух, озябла я! Спать пора! Хоть и светает, но пару часиков ещё вздремну.

— Давай, Аронея, спочивай! — согласился домовой. — А я — в дорогу отправлюся! — и взмыл к потолку.

— Удачи! — зевнула ему вслед Арония и, укутавшись, вскоре задремала.

Самое время для сна, как она с детства привыкла — Луна побледнела и повисла в окне выгоревшим едва различимым пятном, Солнце взобралось ещё не высоко, зацепившись краем за горизонт. Новый день нарождался…

14

И вот этот немного сумасшедший день прошёл и закончился. Наступал новый…

Алая Ауди под утро остановилась возле дома Аронии, но из неё никто не вышел.

— Всё? Покидаешь меня? — спросил сидевший за рулём машины капитан страдающим голосом.

— Надо, — вздохнула девушка и кивнула в бок — на светящиеся окна своего дома: — Бабуля вон ждёт, хоть я её и предупредила, что буду поздно.

— А я своё начальство — нет! — посетовал капитан. И спохватился: — Планёрка! — воскликнул он, схватившись за голову. — Выезд на ограбление ювелирного! — Видно, только теперь вспомнив об этом. И уверенно проговорил: — Ничего, лейтенант Тимошенко меня прикроет! У меня ж выходных накопилось — чёртова прорва, на полгода. И отпуск я в том и в этом году не отгуливал! — оправдывался он, наверное, перед собой — Арония ведь и так была на его стороне. — Могу я хоть раз в жизни забыть о службе и уставе!

— А ты забыл? — рассмеялась девушка.

— Ну, почти, — заверил капитан, притягивая её к себе и обнимая. — Разве я могу соображать своей мозгой, когда ты рядом?

— Всё. Сейчас уже ухожу, — пообещала Арония, ещё крепче к нему прижимаясь.

— Уходишь? А как я буду без тебя выживать? — отозвался капитан, зарываясь лицом в её пышные волосы. — Может, вообще переберёшься ко мне жить? — сказал он глухо.

— Ты серьёзно? — отстранилась девушка. — Безумец! Мы знакомы только два дня!

— А мне кажется — всю жизнь. И я очень серьёзно, — глядя на неё честными и влюблёнными глазами, заявил капитан. — Впервые в жизни говорю такое девушке.

— Так мы тоже с тобой Ромео и Джульетта? — улыбнулась ему Арония, чувствуя примерно то же. — Как моя подруга Таня и её Ромео — любовь с первого взгляда?

— Ага, любовь! — кивнул капитан. — Может и свадьбу заодно с ними сыграем? В Италию потом вместе съездим — в свадебное путешествие?

— О, как далеко идущие планы! Уже и свадьбу? И Италию! — растаяла от его слов девушка. — Тогда, по итальянским традициям, нам нужен балкон — чтобы неприступная невеста Джульетта стояла наверху, а умоляющий её о браке жених Ромео — внизу, — пошутила она. — Это так романтично!

— Есть балкон! У меня в квартире! — обрадовано воскликнул капитан. — Предлагаю отправиться туда! И я сделаю тебе официальное предложение согласно итальянским традициям! При соседях — вот и готовые свидетели! Ты, моя королева, будешь стоять на балконе на пятом этаже, а я — твой рыцарь, распевать внизу серенады про любовь! Под гитару — у меня есть! Представляешь?

Арония и, действительно, вдруг представила эту картину: тёмная ночь, лёгкий морозец — как сейчас, и снег, и громкое фальшивое пение во дворе многоэтажки. Затем — возмущённые крики разбуженных и совсем не готовых к этому соседей-свидетелей, вызов полиции… А далее — оправдывающийся капитан Чуров, сующий ребятам в форме своё удостоверение. И она, прячущаяся от ареста за высокой дверью лоджии…

Арония звонко рассмеялась. Капитан понял это, как одобрение.

— Поехали? Будешь кидать в меня розами, а я… Розы! — вдруг вскричал он.

И, развернувшись, принялся лихорадочно шарить на заднем сидении машины, чем-то шурша.

— Вот! На! — заявил он, вытянув оттуда слегка помятый огромный букет алых роз. — Будет чем бросать в меня с балкона! — И виновато предложил: — Можешь целенаправленно попадать колючками мне в лицо! Заслужил! Совсем забыл про них!

— Как? Сразу же бросать? Вниз? Тебе? Да я сама ещё ими не на любовалась! — ворчливо проговорила девушка, которой — вот незадача, ни разу таких огромных букетов роз не дарили. — Как ты мог забыть о такой красоте? — вдохнула она их аромат. — От же ж вы, гражданин капитан Борисыч! Чем вы думаете?

— В основном — мозгой, конечно. Но в твоём присутствии она у меня в полном отсутствии! — виновато рассмеялся тот. — Да и как тут помнить? Ты же гораздо красивее их! — заявил он. И склонил голову: — Извини, моя царица! Ну, с тупил я в очередной раз! Купил ещё перед тем, как позвонил тебе, и оставил в машине — нечего Тимошенке в мои личные дела свой длинный нос совать! — заметил он, но тут же махнул рукой: — Хотя от него ничего не скроешь! Надеюсь, он, всё же, прикрыл меня от начальства, а то получит по первое число!

— Какой ты рассеянный, Борисыч! — вздохнула девушка. — Случайно в профессора не собираешься? Тебя примут!

Ей, правда, было жаль, что такая красота валялась в машине. Она бы сильно украсила этот счастливый день! Хотя… Что эти розы могли изменить?

— Выноват, товарыщь Ароныя Выкторовна! — голосом артиста Папанова заявил Владислав. — Обязуюся исправица! Прямо с обеда! — козырнул он, видя, что Арония уже улыбается. — Ну, что ты хочешь от солдафона! — склонил он перед ней повинную голову. — Наказывайте меня, моя царыца Джоконда… М-м-м, Джульетта Капулетти! Всё стерплю!

— Так! Вот вам мой наказ, гражданин товарищ капитан Монтекии Ромео Борисыч! — сурово сдвинула Арония брови — наподобие героини одной советской комедии: — Езжайте немедленно домой! И не звоните мне до самого обеда! — грозно сказала она, сдвинув брови и с трудом занося над его склонённой головой букет.

— О! Жестокая! Но я всё стерплю! — изобразив рыдание, воскликнул капитан, обнимая и целуя розы, а потом и саму «царыцу». — Каюся, исправлюся! — И заявил, влюблённо глядя на неё: — Но предупреждаю: если в обед не ответишь на мой звонок — мне хана! Прошу — не зависай больше в своём астрале, Дж…! В общем — бери телефон сразу!

— Ты солдат, Борисыч! Ты выживешь! Ну, правда, Борисыч, — умоляюще проговорила Арония, — мне так хочется выспаться! Ведь я уже заочница! Забыл? Мне больше не надо спешить на лекции!

— Ну, хорошо, постараюсь выжить, Арония Викторовна! — сдался капитан и попросил: — Но как проснёшься, пообещай сразу набрать меня! Решим, что будем делать вечером.

— Набрать вас? Гражданин товарищ капитан! Во что? — хмыкнула она. Он показал ей язык. — Ну, хорошо! — сдалась она. — Посмотрим!

Хотя Арония отлично понимала, что обязательно «наберёт его». И сегодня же снова побежит на свидание с ним — таким солдафоном, но таким… обожаемым.

— Спокойной ночи, Борисыч! Или утра. Так спать хочется, — заключила она, прикрывая рукой зевок.

— Взаимно, — ответил капитан, берясь за руль и, не удержавшись, тоже зевнул. — Надеюсь, вздремну сегодня — хоть пару-тройку часиков, — заметил он. — Мне ж — на работу. Мерин меня убьёт! — улыбнулся он.

— Так Тимошенко ж уже лёг на амбразуру! Не переживай! — успокоила Арония, зная это наверняка.

Ис трудом выбралась наружу, таща за собой огромный шуршащий букет.

Красная Ауди капитана — газанув, конечно, уехала вдаль по заснеженной тихой улочке.

«Куда время провалилось? Уже светает! — сонно подумала Арония, глядя ему вслед. — Ну и делов я сегодня наворотила! Как в одной байке, где бабушка спрашивает малолетнего внука — мол, как ты успеваешь за день столько глупостей натворить? А он ей в ответ — я, мол, рано встаю. Так это и про меня тоже. С утра домового в лес отправила, потом в универе на заочное перевелась, затем выселилась из общаги… Почти что — чемоданы ведь всё ещё там. А после даже в полиции побывала — транзитом, и с Владиславом полгорода исколесила. А только что чуть замуж не вышла, — со счастливой улыбкой вздохнула она. — За того, кто меня в наручники заковал и чуть не засудил. Наш пострел везде поспел! Хватит уже, наверное, с меня всяких приключений! Спать, спать, спать — до самого обеда. А потом я наберу, конечно, Владислава», — хмыкнула она.

И шагнула к калитке… Замерла.

На Аронию повеяло от её дома чем-то… нездешним, хотя и знакомым. И… очень нехорошим… Какой-то древней энергией…

Это не тина, это просто… склеп!

Интуиция Проши и её внутренний сокол, задремавшие под воркование влюблённого Владислава, сейчас заполошно сигналили — опасность! Враг! Рятуйте!

Что-то в её доме было не так… Одни безмолвно сияющие в ночи окна чего стоили…