Дорога яви

Часть 6 Мост из яви

Когда Кира открыла глаза, вокруг снова было темно. Дул сильный и довольно холодный ветер — значит, на этот раз она провалилась не в каменный мешок. И на этом спасибо. К тому же однотипные ситуации не очень-то украшают сюжет.

Кира приподнялась, огляделась. Похоже, на этот раз она при падении ударилась сильно и без сознания пролежала долго: окоченевшее тело слушалось неохотно, отвечая тупой болью почти на каждое движение. Голова шумела, словно в ней завелось собственное Пустое море и на нем сейчас был прибой, а во рту будто фехты ночевали. А еще было бы неплохо разобраться, где Кира оказалась. Происходящее слишком быстро сменило свое русло и оттого потеряло какой-то процент реалистичности.

Вскоре попривыкшие к темноте глаза различили пустынный пейзаж и звездное небо над ним. Горизонт с одного края уже полинял, как будто бы на скверно прокрашенный материал капнули водой, и звезды там начали выцветать. И все, наверное, было бы очень даже не плохо, если бы кроме темной пустынной равнины и неба с посветлевшим краешком что-то было. Но вокруг, насколько хватало взгляда, не было больше ничего. Да и тот самый светлый краешек был какой-то странный: словно светлело не только небо, но и земля под ним. Кира никогда такого прежде не видела. На речке или озере во время восхода — да. Но не на земле.

Кое-как поднявшись на ноги, Кира заметила в нескольких шагах от себя свой меч. Подошла, подняла, машинально сунула в ножны. И побрела, куда глаза глядят. Глаза глядели в сторону рассвета.

Где она оказалась? И как? Не надо было так поступать… Что случилось с Келой? А с Ариком? Равнина такая странная… Сухая и вязкая одновременно. Куда идти? И ничего нет… Кто этот человек? Геос же вернется за ними… за нами… Что он подумает?..

Переставляя ноги, Кира пыталась думать. Но мысли будто бы переломались в ее голове при падении и теперь никак не выстраивались в логические цепочки. Пройдя несколько сотен шагов, Кира подумала, что было бы неплохо нырнуть на изнанку: там ведь можно было двигаться гораздо быстрее. Глядишь, удастся добраться до какого-нибудь селеньица раньше, чем сил на дорогу совсем не останется.

Кира остановилась, сосредоточилась, насколько это было возможно. Вспомнила, как уходила на изнанку раньше, подалась вперед… Споткнулась и чуть не упала. Ничего не получилось. На второй, третий и десятый раз результат ничем не отличался от того, что был получен при первой попытке.

Устав, Кира опустилась на землю, какую-то необычно колючую и сыпучую. А вдруг это уже изнанка? — подумала она. То есть, все еще изнанка… Тогда можно попробовать вернуться в явь, вдруг там есть что-нибудь…

Кира тряхнула головой, пытаясь привести в порядок мысли, и сморщилась от острой боли в виске. И тут же ее словно кипяток окатило понимание: нет, это не изнанка. Это явь. А вот изнанки тут как раз и нет. Вообще нет.

Восток тем временем становился все светлее.

Сил идти не было. Кира прилегла на землю, растянулась на ней, потом свернулась калачиком и задремала. Спала она не долго и не крепко; когда проснулась, солнце уже всходило. К чувству тяжести в голове добавилось кое-что еще менее приятное: хотелось есть. И пить. Но есть хотелось все-таки больше… А еще очень хотелось понять, что все-таки происходит.

Восток пылал. Ночная мгла схлынула, оставив от звездной россыпи всего несколько бледных белых точек. Прямо над Кирой небосвод был почти голубой, ближе к восточному горизонту он приобретал зеленовато-желтый цвет, который переходил в ярко-оранжевый и, наконец, в яростно-алый. Там, где должно было показаться солнце, горизонт превратился в сияющую белую нить, от которой, в точности повторяя краски, к ногам Киры тянулась вся палитра рассветного неба.

Ветер стих, заметно потеплело, что вообще не характерно для рассвета. Прогнав совершенно неуместное чувство восхищения, Кира наклонилась, зачерпнула сухой сыпучей земли из-под ног, поднесла ладонь к глазам. В горсти лежали мелкие камушки и песчинки с гладкими зеркальными гранями. Кира разжала пальцы — зеркальный песок посыпался вниз. Девушка опустилась на колени, хлопнула по нему ладонями… и вдруг рассмеялась.

Она смеялась долго. Не громко, но взахлеб. Ей вдруг представились лица ее родителей, которым рассказывают о ее похождениях последних месяцев. О том, как она познакомилась с Келой, как они нашли Геоса, как согласились идти с ним и как шли, как штурмовали Бастион анкелов на изнанке этого мира и, наконец, как она оказалась здесь… Где? А боги его знают. Не вызывает сомнения только одно: выбраться отсюда будет непросто. Если вообще получится.

Кира не следила за временем. Точнее, она не ощущала его течения. От странного, дурного оцепенения она очнулась только потому, что становилось все жарче. Очнувшись, Кира обнаружила, что больше не смеется, но дышит ртом, и дышать все сложней. Воздух словно перестал быть проницаемым. Теперь он был плотным, упругим. Чтобы втолкнуть его в легкие, нужно было сначала откусить кусок, а потом долго мусолить его на языке, прежде чем проглотить. Становилось все жарче. Показавшийся над горизонтом большой солнечный круг был будто только что отлит из золота, которое еще не застыло. По его выпуклой поверхности плавали алые и желтые блики. Над краем земли вставало серо-желтое марево.

Кира поднялась. Нужно было идти искать укрытие. Если так жарко уже на рассвете, то к полудню это место превратится в настоящую сковородку… Хотя, если тут и в самом деле будет так жарко, как она думает, то никакого укрытия она не найдет. Все уже давно сгорело.

Она шла несколько часов. Столько, сколько смогла. Солнце за это время существенно поднялось над горизонтом, и зеркальная сковородка, в которую превратилась земля, раскалилась так, что по ней невозможно было ступать. Жар проникал через подошвы сапог до самых костей. Дышать стало вообще невозможно. И никакого укрытия, тем более человеческого жилья, не показалось. Кира понимала: если в ближайшее время она ничего не придумает, то погибнет. Она и шла только потому что пока ничего не придумала — стоять на месте все равно бы не смогла.

Она придумала. Она закопалась в песок. Рыть пришлось руками, сбивая кожу и ногти, потому что острые камушки прорывали ткань сорочки, которой Кира обмотала ладони. Рыть пришлось много, чтобы укрыться целиком. А еще рыть пришлось глубоко, потому что песок хорошо прогревался. Но жить хотелось, и Кира рыла, едва сдерживаясь от смеха: никогда бы она не подумала, что будет с таким энтузиазмом рыть яму, которая, возможно, станет ее могилой.

Зарывшись на половину, Кира накинула на плечи и голову куртку и обеими руками нагребла на нее песок — благо тот и сам осыпался с краев ямы. К тому моменту, как она это сделала, жара на поверхности превратилась в настоящее пекло. Под слоем песка, правда, было ничуть не прохладнее. Но от прямых солнечных лучей она была спасена. Да и воздух проникал в ее убежище. Кира сочла, что без сложностей сможет провести в нем несколько самых жарких часов. Не то чтобы она совсем уж заблуждалась, но…

Солнце пекло нещадно. Разморенная, Кира несколько раз впадала в полузабытье и в нем боялась пошевелиться и стряхнуть слой песка. А двигаться хотелось: все тело ломило от жары, из-за чудовищной жажды мутило. Казалось, что земля медленно движется против часовой стрелки, и это ощущение не проходило даже тогда, когда Кира открывала глаза и смотрела на свои саднящие пальцы и налипшие на них кристаллики песка прямо перед своим лицом. Думать о чем-то для того, чтобы отвлечься, она не могла. Сознание не слушалось. Но иногда в ее голову приходили странные, по-своему интересные мысли: например, если после смерти она попадет в тот огненный ад, который обещают грешникам священнослужители, то дьяволам придется постараться, чтобы чем-нибудь ее удивить.

К вечеру жара стала спадать. Кира снова уснула, а когда проснулась, поняла, что можно выбираться. Она откинула куртку, выползла из-под песка и просто растянулась на поверхности земли, не в силах двинуться с места. Алые лучи заходящего солнца превращали зеркальную пустыню в багряное море, на котором был полный штиль. К закату Кира собралась с силами настолько, что сумела встать.

Мертвая днем пустыня на темное время суток немного ожила. Похолодало, поднявшийся ветер шуршал сухими, почти истлевшими листиками редких трав. Те, что попадались на пути, Кира выдирала, обгладывала корешки. То тут, то там пробегали по потемневшему песку какие-то насекомые. Их Кира ловить не пыталась. Но когда в нескольких шагах по песку заструилась яркая, почти черная тень, Кира бросилась к ней, даже не думая, что змея может оказаться ядовитой. Отрубив тварюшке голову, Кира вгрызлась в теплое — да, теплое! — тельце, сплюнула: пустой желудок едва не вывернулся наизнанку. Змею Кира сунула за пазуху. К полуночи там появилось еще две. Холод приободрял, прибавлял сил, и пить почти не хотелось. Так что змей можно будет пожарить на солнышке. Завтра утром.

Второй день Киры в пустыне прошел почти так же, как и первый, с той лишь разницей, что яму она начала копать заранее. Наемница уже поняла, что днем лучше всего спать, поэтому постаралась устроиться так, чтобы спасть спокойно. Умирать она не собиралась. Наоборот: испытывала странный прилив сил.

Выбравшись из убежища незадолго до заката, Кира поела, опытным путем выяснив, что змея, чуть-чуть присыпанная песком, вкуснее змеи, приготовившейся прямо на поверхности. Потом она продолжила идти, сверяя свой путь со звездами. В эту ночь змея попалась только одна, зато удалось поймать какую-то теплокровную зверушку и надергать штук семь или восемь корешков. Их можно было жевать долго, горьковатый вкус был даже приятным. Кира уже поняла: чтобы крепче спать днем, пережидая жару, нужно сильнее уставать ночью. И она старалась уставать: шла как можно быстрее, стремясь уйти как можно дальше от места предыдущей ночевки. Не может же эта пустыня тянуться вечно.

В какой-то момент Кира заметила, что ее лицо и руки покрыты ожогами. Заметила она это только потому, что из трещин на кожице сочилась сукровица, а кое-где и кровь, а сама кожа почему-то болела. Но боль не столько чувствовалась, сколько осознавалась. Тогда же возникло странное ощущение: Кира знала, что боль обитает в ее теле, то во всем сразу, то, как змея, сворачивается в каком-нибудь одном месте и там пульсирует. Но она не чувствовала ее так, как раньше. Боль была — и это была сильная боль — но она не мешала. Понимание перестало соотноситься с ощущением. Сознание стало необыкновенно ясным, мысли — последовательными и четкими. Ложась в песок в третий раз, Кира делала это почти с удовольствием.

На третью ночь у нее начались галлюцинации. То есть, Кира подумала, что это галлюцинации, потому что чем-то иным все это вряд ли могло быть: думая о Келе и о том, что с ней случилось, она вдруг услышала ее голос. Слабый, едва различимый голос откуда-то издалека….

«— Кира… Где же ты… Кира…»

«— Кела?..»

«— Кира!.. Ты жива…»

После этого голос надолго замолчал. Кира уже убедила себя в том, что ей показалось, но перед самым рассветом она снова услышала голос Келы. Она звала ее. Кира подумала: если они могли переговариваться на расстоянии с Геосом, то почему у них не может получаться разговаривать друг с другом? Она подумала так. И откликнулась. В последующие дни и ночи они часто перекидывались короткими фразами. Они ничего не значили, но…

«— Кира, где ты?… Кира!..»

«— Я не знаю… Тут ничего нет».

«— Что ты делаешь?»

«— Я иду. Возможно, я сумею дойти до конца».

«— Постарайся».

Солнце палило. Песок ослепительно сиял, даже когда он просто снился.

«— А ты?.. Где ты, Кела?»

«— Я… Я не знаю… Тут темно. И тесно».

«— Ты можешь выбраться?»

«— Нет».

«— Тогда дождись меня».

«— Ты придешь?»

«— Я постараюсь».

Ночной ветер пробирал до костей.

«— Ты можешь связаться с кем-нибудь еще?»

«— Нет. Я слышу только тебя. А ты?»

«— Я тоже слышу только тебя».

«— Ничего. Мы увидимся».

«— Обязательно».

…Но они помогали не сойти с ума. И не только Кире.

Всего за несколько суток Кела узнала много нового. Например, что можно оглохнуть от собственного крика. Что ноги начинают безумно ныть оттого, что на них нельзя встать, а потом начинает ныть и все тело, вынужденное лежать в крохотном замкнутом пространстве. Что в темноте, когда ничего не видно, в какой-то момент становится видимой сама темнота…

Кела помнила все. В отличие от Киры она не теряла сознание. После того, как подруга сгинула в располосовавших воздух алых огненных разломах — Кела закричала, испугавшись за нее, — анкелы занялись ей. Кела не успела опомниться, как ее уже скрутили и взвалили на плечи. Потом была дорога по подземным переходам, и она пыталась вырваться, воспользоваться магией, только ничего не получилось. Потом было ущелье. Незнакомое. И лошади. Человек, отдававший приказы, к этому времени уже куда-то делся, а Келу посадили на лошадь вместе с каким-то анкелом. После двухчасовой, какой-то смазанной дороги она поняла, что находится в яви. Небольшой отряд анкелов просочился в явь, преодолев, наверное, очень большое расстояние.

Оглядевшись, Кела увидела, что они движутся среди каменных развалин, густо заросших зеленью. Тропа была узкая, но хорошо протоптанная, а впереди серели куски сильно разрушившейся, будто бы обкусанной сверху крепостной стены.

Внутри большого, заросшего травой и деревьями двора сохранилось несколько зданий, и он были обитаемы. Но ни в одно из них Келу не повели. Стащив с лошади, ее дотащили до каменного корыта, почти вросшего в землю посреди двора, рассекли веревки, бросили в него… и закрыли цельной каменой крышкой.

Кела закричала снова. Дернулась, выворачиваясь из веревок, ударила высвободившейся рукой по крышке изнутри. Но ни в этот раз, ни потом она так и не сумела сдвинуть ее с места.

Ни свет, ни звуки в саркофаг не проникали. Откуда-то сочился воздух — Кела могла дышать. Но от этого было не легче. Покрутившись в каменной коробке и не сумев выбраться из нее даже с помощью магии, Кела подумала, что лучше было бы задохнуться. Она поняла, что, если ее отсюда не вытащат, не спасут, умирать она будет долго.

Отчаявшись, Кела расплакалась. Плакала она долго, пока не забылась некрепким сном. Слезы успели засохнуть на ее лице. Когда она проснулась, не сразу вспомнила, где и почему находится, а когда вспомнила, закричала снова. Но ее не слышали — либо слышали, но не собирались выпускать.

Лежа в темноте, Кела потеряла счет времени. Сон стал некрепким, бодрствование перестало быть ощутимым; два эти состояния смешались, превратившись в болезненный бред. Появилось и исчезло чувство голода, но постоянно, изматывающе хотелось пить. Перед глазами, не важно, открытыми или закрытыми, вставали неестественно яркие образы. Иногда это было что-то знакомое, иногда — странные существа и вещи, иногда это были просто цветовые пятна. Камень саркофага поглощал направленную на него магию, но сознанием Кела все же пыталась вырваться из него — дозваться, докричаться до кого-нибудь: Геоса, Гьера, Ранка… Киры. В какой-то момент она неожиданно четко увидела подругу: та упрямо и почти бездумно шла в ночи через темное небо, неощутимо утопая по голени в звездах. Кела вскрикнула — получился, правда, едва различимый шепот. Но Кира услышала… И ответила.

«— Мы ведь не могли остаться одни?»

«— Конечно, нет. Они живы».

«— Мы их найдем».

«— Обязательно найдем, Кира…»

Кира тоже увидела Келу. Не сразу и не точно: сначала перед ее внутренним взором встали серые камни, покрытые мхом, и развороченная земля. Потом она увидела внутренний двор давно брошенной крепости, в последних сохранившихся строениях которой все же еще кто-то жил. Она увидела анкелов — их было много, они были вооружены, но скучали. И, наконец, Кира увидела посреди двора клубок из деревьев: ветви, стволы и корни были скручены так плотно, что между ними не проскользнула бы и мышь. Какая-то сила вывернула эти деревья из земли и заставила свернуться в комок вокруг чего-то твердого, темного, пустого изнутри… Нет, не пустого. Внутри древесного клубка, заключенная в каменный футляр, пульсировала жизнь. Крошечная фиолетовая звездочка на другом краю мироздания. Кела.

«— Дождись меня».

Я приду, и приду не одна — добавила про себя Кира. В том, что она выберется из зеркальной пустыни, она не сомневалась. Точнее, она попросту уже не думала об этом. Большее ее заботили мысли о том, как отбить Келу у анкелов — в одиночку ведь это сделать не получится. Ей понадобится помощь… И Кира уже знала, кого она о ней попросит. Ее глаза теперь видели не только однообразный окружающий пейзаж. Они будто бы смотрели сквозь мир и различали то, что скрывалось за ним. Кела была не единственной, кого сумела разглядеть Кира. И пусть она разглядела не всех своих спутников — пока не всех — ей было с кем вернуться за подругой. А по пути заодно и… Это она тоже видела. Почти видела — иначе не скажешь. Потому что этого еще не произошло. Этому только предстояло произойти.

А еще Кира иногда думала, с чего началось все их странное приключение. Где она, эта точка невозврата, миновав которую, все они не смогли и не захотели идти каким-то другим путем? Когда нашелся Геос? Или позже? Или, может быть, еще раньше, когда они еще даже не встретились друг с другом — но, сами того не подозревая, уже шли навстречу друг другу?..

К рассвету после очередной, непонятно какой уже по счету ночи Кира заметила, что зеркальный песок стал сереть, а сквозь него то тут, то там пробивается хиленькая травка. Вскоре эта поросль стала гуще, а по горизонту растеклось что-то темное. Кира могла бы принять это за тучу, холм или какую-нибудь насыпь. Но она уже знала, что это роща. Пустыня кончалась.

К рассвету она добралась до нормальной, мягкой, густо поросшей травой земли. В роще щебетали непуганые птицы, шелестела под ветром листва, и это было упоительно и оглушительно для отвыкшего от обычных звуков слуха. Пройдя несколько десятков шагов в глубь рощи и при каждом прикосновении стоп к земле чувствуя странный, лихорадочный озноб, Кира, шатаясь, как от хмеля, вышла на топкий берег озера. Вода, подернутая кое-где ряской, чернела, и в этом холодном черном зеркале четко отражались резные листья склонившихся над озером деревьев.

Кира сделала шаг, еще шаг… а потом просто рухнула в воду. Со всей высоты своего роста. Она хватала ртом воду, как воздух, захлебываясь и упиваясь ей. Потом, повинуясь какому-то странному порыву, она принялась срывать с себя одежду, а точнее лохмотья, в которые та превратилась, а вместе с ними срывала и кожу с лица, рук, тела — та скручивалась, скатывалась, открывая моментально нарастающую под ней новую кожу. Кира чувствовала себя змеей, пересидевшей в старой оболочке. Ее лихорадило, и в то же время странная сила изнутри волнами накатывала на нее: накатывала, отступала, накатывала снова…

Спустя какое-то время Кира, шальная и счастливая, выбралась из воды. Прошлепав босыми ногами по траве, она подошла к ближайшему дереву и вдруг, коротко замахнувшись, ударила в ствол кулаком. На периферии сознания быстрой ослепительной вспышкой возникла боль, но Кира даже не вскрикнула. На коре дерева осталась глубокая вмятина. А на пальцах руки, которую Кира поднесла почти к самым глазам, теперь было по четыре фаланги.

…Их привезли под вечер. Три подводы лежачих раненых, уложенных так плотно, что у некоторых ссыхались повязки. Все, кто мог идти пешком, шел рядом. Конных почти не было.

Майя совсем сбилась с ног. Работая посудомойкой на постоялом дворе, стоящем у границы двух княжеств, на спорной земле, она привыкла к тому, что раз-два в неделю к ним обращались за помощью — кто-нибудь из дозора или наемники с обеих сторон. Но они обычно приходили на своих двоих, заказывали выпивки, бравировали полученными ранениями, травили байки и тискали местных безотказных девок. Такое же — считай, маленькая разгромленная армия — было на ее памяти первый раз. Впрочем, какие ее годы? Всего-то пятнадцать.

Впереди, заметно обогнав остальных, прискакал посыльный от князя. Он привез деньги, которые были немедленно переданы владельцу постоялого двора, а вместе с ними передал распоряжение: разместить наемников, предоставить им все необходимое, позаботиться о раненых. Взять в свой гарнизон князь их, очевидно, не мог — или не захотел.

Таская посуду с горячей водой, поминутно взбегая по лестнице и спускаясь с нее, Мая краем уха уловила суть событий: князья со своими воинствами сошлись неподалеку от Кривого холма, намереваясь в очередной раз окончательно выяснить отношения. Бой был недолгим, но жестоким, и обеим сторонам пришлось отступить. Победивших не было. Только проигравшие.

К вечеру, когда на постоялом дворе воцарилось некоторое подобие порядка, Майя уже не чувствовала под собой ног. Она опустилась на краешек лавки в большой комнате, куда уложили несколько человек. Около одного из них, занимаясь перевязкой, стояла Клара. Она была старше Майи на три года и уже приобрела немалый опыт в санитарном деле: ее жених был из дозорных. В свете горящих свеч ее руки казались восковыми и такими же мягкими, плавящимися. Наблюдая за их плавными, смазанными движениями, Майя сидя задремала. Заставил ее очнуться окрик:

— Клара! Иди сюда, пожалуйста!

— Я не могу! — бросила через плечо девушка.

— Пожалуйста! Очень надо!

— Ладно, сейчас…

Клара огляделась, заметила Майю и подозвала ее.

— Закончи с ним, тут несложное осталось, — сказала она и, на ходу вытирая руки о передник, вышла из комнаты.

— Но я… не умею, — пролепетала Майя, но Клара уже не слышала ее.

Мая вздохнула и посмотрела на парня, лежащего на лавке. Крепкий, плечистый, он был в сознании. Дышал он осторожно, чтобы не потревожить рассеченное плечо, с которого Клара уже начала снимать разодранную на полоски материю, чтобы почистить рану и сделать перевязку. Лица парня разглядеть было нельзя: лоб и глаза закрывала свежая повязка.

— Эй, — позвал парень. — Тут есть кто?

— Есть, — робко ответила Майя. — Я.

Парень захихикал, поперхнулся, сморщился от боли.

— Меня Майя зовут, — поспешила представиться девушка.

Придвинув к себе табурет, на котором стоял тазик с водой, она продолжила за Клару отмачивать старую повязку.

— Майя… А ты красивая?

— Я… не знаю.

— Блондинка или брюнетка?

— Э… Средняя.

— Это как?

— Русая.

— Ясно… А лет тебе сколько?

— Пятнадцать.

— Всего-то? А знаешь…. Ах, что ж ты желаешь-то!

Майя вскину руки.

— Прости! Я не умею, я ж говорила. Прости!

— Эй, эй, чего всполошилась? Нормально все. Давай дальше. Только осторожнее.

Майя всхлипнула.

— Да я не знаю вообще, что делать. Я никогда раньше никого не перевязывала.

— Ну, научишься… На мне и научишься! Давай уже.

Но Майя медлила — она боялась снова сделать что-то не так. Тем более, она даже не поняла, что не так она сделала в первый раз. Сильно дернула ткань? Надавила?..

Вдруг ее внимание привлекло движение в коридоре.

— Уже уходите? — спросила спустившуюся с лестницы девушку Марьяша, полненькая девица-разносчица. По тому, с какими интонациями она говорила и как крутила в пальцах край передника, чувствовалось, что ей неудобно перед гостьей. — Видите, как у нас тут сегодня… Кто ж знал, что так случится?

Девушка ничего не ответила, только, вдруг оглянувшись — словно почувствовала взгляд Майи — посмотрела в комнату. Сначала на саму Майю, потом на парня, лежащего на лавке.

— Вы уж не сердитесь, на все воля богов, — лепетала Марьяшка.

Сунув что-то ей в ладошку, гостья шагнула в комнату. Двигалась она совершенно бесшумно: не то что ни одна половица под ее ногой не скрипнула, не было слышно даже звуков шагов. Да и не шла она будто бы, а плыла по воздуху.

Бросив на Майю короткий приободряющий взгляд, гостья чуть оттеснила ее в сторону и сноровисто занялась перевязкой.

— О, а говорила, не умеешь, — тут же отозвался парень, улыбнувшись. — Да у тебя совсем неплохо получается! Я бы даже сказал, здорово… Знаешь, когда-то у меня была девушка — славная девушка! Она это отлично умела делать. Перештопала всех моих друзей… Да ты шей, не бойся, я потерплю, я привычный… Да, да, вот именно так, правильно… Ну вот. Знаешь, лучшей девушки наемнику и не надо.

— А что с ней случилось? — спросила Майя, переводя взгляд с гостьи на парня и обратно.

— С той девушкой? Да ничего… Расстались, и все. Я ж бродяга, я с ней и так долго сидел на одном месте… Но здорово было бы встретиться с ней снова. Интересно, где она сейчас… Наверное, завела себе кого-нибудь покруче… Ничего… Я вот оклемаюсь, князек денег подкинет, я себе тоже кого-нибудь заведу. Есть тут у вас красивые девки, Майя? Такие, чтоб все при всем? — здоровой рукой парень показал на себе желаемые женские округлости. — Я же не слепой, мне только лоб расколошматили… Да меч вот потерял. А хороший был меч, Майя! Я на новый такой нескоро накоплю. Ну да ничего… Где наша не пропадала… Хотя, какой я наемник без меча, правда же? Узнают — засмеют…

Он говорил что-то еще, порой переходя на неразборчивый лепет. Кажется, снова о девушках:

— Ты, наверное, тоже ничего, но молоденькая слишком, не обижайся уж… Хотя учишься быстро…

Гостья тем временем закончила с перевязкой, но уходить почему-то не спешила. Выпрямившись, она всматривалась в лицо парня, полузакрытое повязкой, но о чем она думала, невозможно было угадать. Вдруг что-то звякнуло — это гостья отстегнула от пояса ножны с мечом и положила их на лавку рядом с парнем. Сделав это, она повернулась и быстро направилась к выходу.

— Вот если бы мне… — говорил парень. И вдруг, нащупав рукоятку, стиснув ее в ладони, он на секунду замолчал, а потом резко сел и, напугав Майю, закричал: — Кира! Кира, стой! Кира!..

Но гостьи уже не было на постоялом дворе…

Ноль. Это ничто. Но любой отсчет начинается с ноля.

…С каждым шагом все сложнее было приподнимать ноги и переставлять их. Он не был ранен, разве что голоден — но дело было совсем не в этом. Нелегко было идти навстречу своей смерти, даже решив, что нет права рассчитывать на что-то иное.

Дорога поднималась на пригорок, откуда был хорошо виден княжеский замок. Выстроенный из темно-серого, будто бы не высохшего после дождя камня, он был обнесен стеной с высокими узкими бойницами. А еще его окружал ров, утыканный кольями; на дне всегда, сколько он себя помнил, мутно поблескивала протухшая вода. Мост через ров был опущен. К нему с пригорка вела широкая желтая дорога, на обочинах которой кое-где росли пыльные кусты.

Переведя дыхание, он снова двинулся вперед. Дозорные со своих площадок уже наверняка заметили его, теперь было бы невежливо повернуть назад.

Все дни, начиная с того, в который он, сопровождая князя, покинул замок, оставили у него странное ощущение: будто бы они были вырезаны из другой, чужой жизни и зачем-то вставлены в его жизнь. Зачем? В этом был какой-то смысл или все это было просто ради шутки? Теперь и не узнать уже. Да и собственное прошлое в свете этих дней представлялось ему теперь только горькой, глупой шуткой.

Сколько лет он потратил на то, чтобы обучиться магии! Ему хотелось отомстить тому, кто убил его отца, — тому, по чьей вине он перестал быть свободным человеком. Он занимался каждый день, столько, сколько мог, пока наконец не счел, что готов отомстить, — но, как выяснилось, мстить уже было некому. Его обидчик умер, причем сам. Такое бывает… А сколько он потом пытался избавиться от своего магического дара — он ведь напоминал ему об этой нелепой неудаче! Все было тщетно. Но появилась девчушка, ради которой он, пересилив себя, стал творить чудеса. Он называл бы ее сестрой, если бы мог себе это позволить. Но ведь он был всего лишь рабом, купленным для ее обучения… Павда, она отказывалась с этим считаться. Потом появилась еще одна… девушка. И она тоже относилась к нему совсем не так, как к нему относились другие люди… Нет. Люди всегда относились к нему нормально. Это он сам всегда относился к себе как к рабу. Он презирал, он ненавидел себя. За магический дар в том числе. Но как бы он пригодился сейчас! Он сумел бы отыскать Киру, Келу и остальных. Он смог бы быть полезным. Лучше бы его убили в той пещере! Но нет — его просто вышвырнули в явь, выпив до дна, лишив того, что, оказывается, составляло такую большую часть его натуры и было так нужно… Лучше бы убили. Тогда бы не пришлось искать смерти самому.

Князь, конечно, убьет его. Он ведь не уберег его дочь. Для этого он, Гьер, и возвращается в замок: он не может, не хочет жить дальше. И он уже проделал почти весь путь. Осталось только дойти до ворот и — самое сложное — рассказать обо всем князю.

У моста, ведущего через ров, он снова остановился. Так непросто было сделать шаг — ступить на дощатый настил, покрывающий толстые бревна. По одной из досок полз муравей. Откуда? Куда?.. Ниоткуда. В никуда.

Собравшись с силами, Гьер вскинул голову и посмотрел на стены замка. Да, если где-то и стоило умирать, то здесь, — решил он и уже было ступил на мост, как вдруг в спину ему отчетливо плеснуло холодом, и на плечо легла рука.

Гьер вздрогнул, обернулся. Позади его стояла Кира.

— Привет! — сказала она, улыбнувшись. — Я тоже сюда. Хочу кое-что рассказать родителям… Да, как хочешь, но твоя смерть откладывается: нам еще выручать одну очень влюбленную в тебя девушку.

Гьер с трудом поверил своим глазам. Кира — живая, здоровая, какая-то немного не такая, не совсем прежняя, но все-таки Кира — стояла перед ним. И первый раз напрочь забыв о том, кем он считал себя почти всю свою жизнь, он шагнул к девушке и крепко обнял ее…

Один. Это уже кое-что.

…Всадники спешились за калиткой и вошли в огород, шлепая по грязи, выстоявшейся на тропинке после вчерашнего дождя. Было их двое, и они знали, куда шли. Это было слышно… Да и сложно было ничего не расслышать и ничего не понять: хозяйка нарезала вокруг них круги, громко и плаксиво причитая. Не оставляло сомнения и то, зачем они сюда явились. Но нет, они не получат его так просто. Он не зверушка, которую можно выставлять на показ на площади в ярмарочный день. Даже сейчас он сможет постоять за себя.

Выпростав руку из-под простыни, он опустил ее, пошарил под кроватью, нащупал рукоять. Пусть только сунутся…

Скрипнуло крыльцо, открылась дверь в передней. Двое пришельцев в сопровождении хозяйки прошли через комнату. Дернулась в сторону занавеска, прикрепленная над дверью на больших кольцах…

Одной рукой он крепче стиснул рукоятку сабли, второй уперся в постель, готовый вскочить и ударить — настолько быстро, насколько это получиться. Но тут в воздухе почуялся знакомый аромат. Веки анкела дрогнули.

— Кира…

— Ранк.

Выпущенная из пальцев сабля глухо ударилась о половицу. Кира прошла через горницу, встала на колени у постели анкела. Тот лежал на животе, свесив одну руку. Ему удалось приоткрыть глаза, и они были влажными, в кристалликах засохших слез на ресницах.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю, Кира. По-моему, я умираю. Но у нас, бессмертных, это дело небыстрое, — анкел вяло улыбнулся. — Я рад, что ты в порядке… и что ты пришла, Кира.

Девушка нащупала его пальцы и сжала их в своей ладони.

— Что случилось?

— Я с несколькими кронами искал тебя и твою подругу. Мы наткнулись на анкелов… А может, они тоже кого-то искали… нашли вот нас. Мне крылья подрубили. Не думаю, чтобы с умыслом, это же в бою было. Скорее случайно… Потом выкинули в явь, чтобы не мешался. Я оказался тут, в лесочке неподалеку от этой деревни. Люди меня нашли, подобрали. Я для них не то посланник божества какого-то, не то его отступник, они не разобрались еще. Но они заботятся обо мне. Только вылечить не могут. И сам я тоже не могу… Ни вылечиться, ни деться отсюда куда-нибудь. Не знаю только, почему… — анкел снова изобразил подобие улыбки. — Крылья почти не чувствую.

— Можно, я посмотрю? — спросила Кира.

— Да, конечно.

Выпустив руку Ранка, Кира осторожно приподняла простынь. По тому, что бледность, залившая ее лицо, была заметна и в полутемной комнате, анкел понял, что дело плохо. Но он это и так знал.

— Что там?

— Некроз, — едва слышно ответила Кира, выпуская простыню. Анкел с шумом выдохнул. — Ранк, ты…

— Я не собираюсь умирать, Кира. Слишком многие обрадуются… — Анкел приподнялся на постели. Движения его были резкими и какими-то… злыми, что ли. — И слишком многие расстроятся. Ты же расстроишься, Кира? Ты расстроишься. А это… одно это уже слишком много!

Сделав невероятное усилие, Ранк сполз на пол. Теперь он стоял на коленях около постели, на котором осталась простынь со следами крови и гноя. Светлые крылья, нелепо растопырившись, заняли почти все свободное пространство комнаты.

— Кира, ты должна кое-что сделать, — сказал Ранк. — Я прошу.

— Ранк, может, все-таки не надо? — робко попыталась возразить девушка.

Анкел покачал головой.

— Они уже не прирастут. Давай, кто еще кроме тебя может сделать для меня это… Гьер, поможешь? Просто подержи их. А то больно очень будет.

Кира и Гьер переглянулись. Кира отвела глаза — а потом потянулась к ножнам и вытащила тонкий длинный клинок. Это был один из фамильных мечей архарских князей. Отец дал его Кире, когда та попросила его о каком-нибудь оружии. Оно было необходимо для достижения целей, которые Кира перед собой поставила. Но она и представить не могла, что первый раз ей придется использовать его так.

Уставившись в пол, Ранк сглотнул.

— Ну же…

Обойдя анкела, Гьер крепко ухватил оба крыла. Понимая, что причиняет другу неизбежную боль, потянул их вверх — и в ту же секунду Кира, размахнувшись, нанесла удар.

Сдавленно рыкнул Ранк. Вскрикнула, зажимая рот ладонями, хозяйка. Два светлых крыла, уже почерневших и загнивших у основания, остались в руках Гьера.

— Спасибо, — прошептал анкел. Пошатываясь, он встал на ноги. — Теперь поехали отсюда. Лошадь найдется?..

Кира подумала, что так и не спросила Ранка, может ли он летать на своих крыльях. Вернее, теперь об этом нужно было говорить в прошедшем времени: мог ли… Но какая теперь разница…

Два. Этого уже достаточно, чтобы осуществить задуманное.

…Кела видела, как они приближались. Сквозь дурной сон, сквозь темное марево, в котором дрейфовало ее сознание, она видела, как Кира, Гьер и Ранк приближаются к ней. Они шли издалека, но двигались быстро. Анкелы ни о чем не подозревали…

Они ни о чем не подозревали до последней минуты. Даже не поняли, кто на них напал и откуда эти нападавшие взялись. Дюжину анкелов разметало, словно опавшие листья порывом ветра.

Огромный древесный клубок, возвышающийся в центре двора, развернулся, открывая свету каменный саркофаг. Стало понятно, как он образовался: деревья, реагируя на магию Келы, пытались придти ей на помощь. Сдвинуть крышку они так и не сумели, но друзей от врагов отличили и развернулись, пропуская их.

Крошечная щель во мраке показалась ослепительным лезвием, полоснувшим по глазам. Кела вскрикнула, но из горла вырвался только хрип: голоса не было.

— Все хорошо, Кела, все хорошо. Мы пришли. Мы здесь. Все закончилось…

Не в силах открыть глаза, Кела протянула едва слушавшиеся ее руки, и тут же ее обняли, затискали, а потом вытащили из каменного корыта, подняли и понесли.

— Гьер…

— Я здесь, Кела. Я тоже здесь…

Держа за руку Ранка, Кира с умилением смотрела, как бережно бывший маг несет к оставленным в укрытии лошадям ее подругу…

Три. Теперь можно двигаться дальше.

— Куда мы теперь, Кира? — спросил Ранк.

— В Ленград, — ответила наемница. — Да, Кела?

— Ага, — уверенно согласилась менестрелька, обнимая за шею Гьера.

Кира посмотрела на Ранка:

— Ты ведь так и не побывал в этом городе, помнишь?..

…Подъезжая к дому Джана, спутники заметили двух мальчиков, играющих в палисаднике. Одним из них был Кати. Вытянув руку, он заставлял танцевать змейку из блестящей зеленой бумаги. Второй мальчик, сидя на траве, зачарованно наблюдал за змейкой и движениями пальцев ученика мага. Этим вторым был… А догадайтесь, кто.

— Здравствуй, Кати! — крикнула Кира, открывая калитку. — Привет, Арик!

— Арик, что ты здесь делаешь? — удивленно спросила Кела.

Мальчик поднялся навстречу гостям.

— Вас жду.

— Где-то я уже это слышала, — заметила Кира.

— А ты знал, что мы придем сюда? — не унималась Кела.

— Я понял, где мне надо вас ждать.

— Интересный ты мальчик, Арик, — покачала головой менестрелька. Арик лишь улыбнулся в ответ, невероятно сильно напомнив в этот момент замыслившего что-то Геоса.

Джан и Виолина встретили гостей очень тепло. Городской маг Ленграда был не на шутку встревожен новостями, проникавшими с изнанки: кроны и анкелы на грани настоящей войны, а Геоса с его отрядом, скрывающимся в горах в окрестностях Первого анкельского города, никто не может отыскать. Выйти с ним на связь у Джана тоже не получалось. Поэтому, выслушав просьбу гостей, он согласился им помочь, не откладывая дело до вечера.

Зашторив окна в гостиной, Джан зажег свечи, выдвинул из угла большое зеркало и начал ритуал. Вскоре зеркальная гладь помутнела, из-под нее стали проступать темные, как грозовые облака, завихрения. Потом они развеялись, и под зеркальным стеклом показалось лицо незнакомого крона, которого быстро (не иначе, как попросту отпихнув в сторону) сменил мрачный Каллан. Несколько секунд повелитель кронов и собравшиеся по другую сторону зеркала смотрели друг на друга. А потом Каллан сказал:

— Не будем терять времени!

Он вскинул руки, и серая пустота, колебавшаяся у самой рамы, вдруг раздалась, выплеснулась в комнату, схватила всех и вдернула в зеркало. Всех — то есть, действительно всех: на изнанке, в большом шатре, среди кронов вместе с Кирой, Келой, Гьером и Ранком оказались Арик и Джан.

Четыре. И пять. Кира про себя усмехнулась — надо же…

Судя по звукам, за колеблющимися стенами шатра лагерь жил своей жизнью. Переговаривались, незлобно поругиваясь кроны, ржали лошади и кармы. Только вокруг этих явившихся все замерло, ожидая, что будет дальше. Каллан стоял в окружении своих приближенных. Руки его, взметнувшиеся для открытия портала, опускались, казалось, целую вечность.

На изнанке сгущались сумерки. В лагере кронов менялись караулы. Один за другим загорались большие яркие костры. Ветер начал разносить первые аппетитные запахи готовящегося ужина.

В просторном шатре Каллана зажгли жаровню. В ее свете, удвоенном большим темным зеркалом, можно было хорошо разглядеть разложенные перед Калланом карты гор вокруг Первого анкельского города, на которых были обозначены все известные пещеры и проходы.

— Последний раз их заметили здесь, — Каллан указал на небольшое ущелье. Разумеется, никому из новоприбывших это ничего не говорило. — Они приоткрыли маскирующий щит, чтобы поохотиться. Анкелы заметили их, но, к счастью, слишком поздно. Им удалось скрыться. Это было трое суток назад. Больше их не видели.

— У вас есть какие-то предположения насчет того, где они могут быть? — спросил Ранк. Каллан покачал головой.

— Они хорошо прячутся. Для магического поиска их просто не существует.

Кира кивнула. Она много раз пробовала посмотреть сквозь явь, чтобы увидеть Геоса — так, как она увидела Келу. Но Геос будто бы не существовал. Кела, так же пробовавшая его найти, тоже не смогла ничего увидеть.

— А как насчет голоса крови? — осторожно спросил Гьер.

Каллан кивнул.

— Я думал об этом. Я смогу найти Геоса, если заставлю заговорить нашу кровь. Но вряд ли это нам поможет.

«Почему?» — хотела спросить Кела. Ей-то этот вариант поиска Геоса казался самым верным, и она удивлялась, что его отец не воспользовался им до сих пор. Каллан же, помолчав немного, уловил общее настроение и пояснил:

— Допустим, я отыщу Геоса. Я могу перенестись туда за какую-то долю секунды. Я могу взять с собой полдюжины лучших кронов. Но наша цель — не попасть туда, а вытащить моего сына и его отряд из этих проклятых анкельских гор! Геос и Блай, как и я, умеют мерцать. Но они там не одни, а первое же наше перемещение сквозь пространство будет моментально отслежено. Мы просто не успеем вытащить всех. А бросить их, я считаю, мы не имеем никакого права… А теперь, если у вас есть какие-то предложения, я готов их выслушать.

— А есть еще какие-нибудь способы перемещения? — спросила Кира. — Достаточно надежные, чтобы мы могли ими воспользоваться?

Каллан тяжело вздохнул.

— Есть… Ты считаешь, я не перебрал их все, девочка?

— Я не знаю. Расскажите. Может, мы вместе что-нибудь придумаем.

— Хорошо. Самым надежным было бы выстроить зеркальный переход. Но для этого нужно, чтобы у них там тоже было заговоренное зеркало. И если бы оно у них было или было бы что-то, из чего они могли бы зеркало сделать, они все давно уже были бы здесь, Кира.

Наемница кивнула.

— Можно просто искать их, — устало продолжал Каллан. — Но в этих горах кронов и так уже едва ли не больше, чем анкелов. Столкновения случаются по нескольку раз в сутки. И никто Геоса еще не нашел. И если найдет…

— А можно сделать переход из чего-нибудь, ну, кроме зеркала? — перебила вдруг его Кела. Осознав это, она тут же извинилась: — Простите, я задумалась.

Крон нахмурился, с непониманием посмотрел на менестрельку.

— И о чем же ты задумалась? — спросил он. Кела замялась.

— Да я так… Может, это ерунда, просто…

Каллан подался вперед.

— Говори.

Кела помедлила еще секунду, а затем прямо взглянула на крона и выпалила:

— Когда кроны находятся в яви, они все могут перемещаться, причем очень быстро. Исчез — появился. Так ведь?

— Так. Мы делаем это с помощью изнанки. Уходим из яви в одном месте, а возвращаемся уже в другом.

— А можно то же самое сделать на изнанке?

Каллан нахмурился еще сильнее.

— Я не понимаю тебя, Кела.

Менестрелька вздохнула и, отбросив всякую неловкость, принялась объяснять.

— Ну, вот если вы или другой какой-нибудь крон идете по дороге в яви, как все обычные люди ходят, а потом вдруг исчезаете и появляетесь в другом месте, вы где находитесь то время, когда вас нет? Я понимаю, что это занимает очень мало времени, но все же? На изнанке, так?

— Ну, да. И что?

— А если вы идете по дороге на изнанке, потом исчезаете, потом появляетесь — то есть, когда все наоборот. Вы где находитесь, пока вас нет — на изнанке нет, то есть?

Каллан задумался.

— Кроны никогда так не делают, — сказал наконец он. И вдруг его лицо озарила догадка: — Кроме меня!

— И Блай.

— И Геоса.

— И еще нескольких кронов элитных кровей, — добавил Каллан. — Нам не нужны зеркала, чтобы перемещаться. Но что это дает?

— Если вас какое-то время нет на изнанке, значит, вы находитесь в яви! — победно заключила Кела. Она обвела взглядом всех присутствующих, заметила, что ее все еще никто не понимает, и, выставив ладошки напротив друг друга, подвигала ими, поясняя: — Явь и изнанка соединены, но перемещаться можно как угодно. Из одной точки яви в другую точку яви, используя изнанку. Из одной точки изнанки в другую, используя явь. Можно даже никуда не двигаться, просто исчезнуть, а потом появиться на том же месте. Но при этом побывать на изнанке или в яви, то есть на другой стороне относительно той, где ты находишься. — Повернувшись к правителю кронов, она спросила: — Господин Каллан, как именно вы перемещаетесь?

Каллан дернул плечами.

— Никогда об этом не задумывался. А что? Кстати, я все еще не понял, к чему ты клонишь. Но что-то в твоих наблюдениях определенно есть.

Кела с благодарностью кивнула и приготовилась выдать следующую порцию своих претендующих на гениальность наблюдений. Глядя на нее, Кира вдруг ощутила, что гордится находчивой подругой. И не только находчивой, но и, надо признать, весьма смелой.

— Господин Каллан, вы говорите, что обычные кроны не могут мерцать здесь, на изнанке. Но вы можете. Как вы это делаете? — повторила Кела свой вопрос. — Можете сделать это прямо сейчас?

Каллан задумался на секунду — потом воздух вокруг него заклубился… Правитель кронов вернулся через несколько секунд.

— Знаешь, а я ведь действительно будто бы погружаюсь в явь, — поделился он своими наблюдениями. — Только это явь какая-то странная.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но, позвольте напомнить, здесь есть только изнанка, — сказал Гьер. — Значит, чисто технически подняться в явь вы не можете. Ее же просто нет.

— Именно поэтому кроны и не могут перемещаться, — Кела кивнула и поправила себя: — Обычные кроны. Так как вы это делаете, господин Каллан?

Правитель кронов медлил с ответом, хотя раздумывать над ним не было необходимости: он уже знал его. Странная, полубезумная, похожая на оскал улыбка показалась на его лице.

— Я создаю явь, — сказал наконец он и с восхищением посмотрел на Келу: — Как ты до этого додумалась, девочка?

Кела улыбнулась, щеки ее тронул румянец.

— Знаете, когда лежишь в гробу, много до чего можно додуматься. Мой гроб был сделан из изнанки, магия не проникала через него. У меня не хватило сил, чтобы создать хоть немного яви — иначе бы я оттуда выбралась.

— В гробу, говоришь? — Каллан хохотнул. — Надо ввести эту практику в магических школах! Тогда нас с изнанки перестанут дергать по всяким пустякам! — Каллан обвел взглядом всех присутствующих. Глаза его пылали. — Мы создадим мост из яви, — сказал он. — Мы протянем его к тому месту, где находится мой сын и его отряд. И мы вытащим их всех так быстро, что анкелы и ахнуть не успеют!

К приготовлениям приступили немедленно. Каллан руководил, Кела увивалась за ними хвостом, боясь пропустить хоть что-то, и таскала за собой Гьера — тот хоть и не обладал больше магической силой, но знания-то никуда не делись, голова у него работала отлично. Остальные, пребывающие не у дел, расположились около шатра Каллана. Что происходит, представляли они себе только в самых общих чертах.

— Дорога яви? — вслух размышляла Кира. — Разве это возможно? Явь ведь не материал какой-нибудь. Она состоит из земли, на земле растут деревья, там есть вода… Как можно самим создать явь, а потом еще и сделать что-то из нее?

— А ты никогда не думала о том, что явь тоже кто-то создал? — спросил ее Ранк. — И не только явь, но и изнанку… Весь мир?

Кира пожала плечами.

— По-моему, мир был всегда. А что?

— У нас есть легенда, в которой рассказывается, как появился мир. Точнее, как он был создан.

— Хочешь сказать, его кто-то создал? И кто же это был? Как его звали?

— Его никак не звали. Он был просто Первосущим. То есть тем, кто первым стал существовать. Его окружала пустота. Там ничего не было. А он — был.

Кира усмехнулась.

— И что, он создал мир для забавы? Если так, то он, наверное, очень веселился, наблюдая за всеми нами.

Анкел помотал головой. Был он неожиданно серьезен.

— Первосущий стал творить мир для того, чтобы существовало еще что-то, кроме него. Но вокруг него, кроме пустоты, ничего не было, а мир нельзя создать из ничего. Поэтому для того, чтобы создать мир, Первосущий стал брать единственный материал, который был в его распоряжении — самого себя. Он стал творить мир из себя, понимаешь? И это еще не все. Легенда гласит, что он постоянно это делает. И когда он сам закончится, то закончит твориться и наш мир.

— И что же тогда будет? — нетерпеливо спросил Арик, все это время жадно вслушивавшийся в слова Ранка.

— Наш мир перестанет существовать. Он станет настолько совершенным, что снова превратиться в Первосущего. Потому что Первосущий — это начало и конец всего. А мы со всем нашим миром — только промежуточное звено его великого существования.

— Получается, наш мир однажды исчезнет? — похолодевшим голосом спросил мальчик.

— Если эта легенда правдива, то однажды — да.

Стало очень тихо. Все будто бы представили, как это будет — когда мир, обращаясь в бога, из которого он им самим же и был создан, снова становится богом… Но вдруг Кира хлопнула по плечу приунывшего Арика и сказала:

— Не беспокойтесь, на наш век этого мира еще хватит!

— Точно, — согласился с ней Джан. — И если этот Первосущий наблюдает за нами, ему, должно быть очень интересно!

Все приготовления Каллан закончил глубокой ночью. Можно было бы отложить задуманное до рассвета, передохнуть, но ночь — это время кронов, да и ждать их правитель, по правде говоря, уже не мог. Ему нужно было, очень нужно было проверить, узнать, получится — или все-таки нет.

Риск был огромным. Но кронам не привыкать. Они вообще ужасающе рисковая раса. Еще бы: бессмертные все-таки.

На большой расчищенной площадке Каллан и Гьер начертили замысловатый рисунок, вписанный в два концентрических круга. По распоряжению правителя кронов вокруг рисунка разожгли костры. Затем Гьер отошел в сторону, а Каллан занял место в середине площадки, прямо по центру рисунка… И началось.

Поднялся ветер. Он пронесся по площадке, взъерошил рыжие чубы костров, играючи толкнул в грудь Каллана. Откуда-то потянуло холодом, словно кто-то, уходя, забыл закрыть за собой дверь в это мироздание, а потом в бороздах, проложенных Гьером, появился темно-фиолетовый, бледно светящийся туман. Плавный танец его клубов и завихрений завораживал. Тем временем Каллан принялся что-то наговаривать — сначала тихо, почти шепотом, потом все громче и громче, наконец переходя на крик: звонкие, зычные фразы врезались в воздух, рассекали его. И вот пространство перед Калланом дрогнуло и стало раздаваться, выворачиваясь, проваливаясь и втягиваясь в себя самое. Словно мир был лишь талантливо нарисован на стекле, и теперь это стекло, раскалившись, потекло вместе с красками. Впереди показалась чернота — обыкновенная, плоская шершавая чертнота, а за ней, будто бы прорезая ее с другой стороны, проступили контуры каменных стен, сводов. Наконец оттуда, с другой стороны, темноту лизнул огонек костра. Лизнул — и прорвал, разметав в стороны сумрак…

Они решили, что станут защищаться. Собственно, иначе и быть не может: других вариантов нет. Поэтому, когда в глубине пещеры, их нового, казавшегося очень надежным убежища, мрак дрогнул и стал сворачиваться в клубок, они схватились за оружие и встали полукругом. Но каково же было их удивление, когда там, за мраком, реальность раздалась и показались отнюдь не анкелы!

— Геос! Коннор! — просипел сквозь стиснутые от напряжения зубы Каллан. — Быстрее! Блай!..

Звать второй раз не пришлось. Отряд сориентировался мгновенно: выпихнув через открывшийся проход Арика, Геос схватил под уздцы Айри и Кару и сиганул следом за несколькими кронами, уже нырнувшими в портал. Блай сграбастала Кису и прыгнула за ним. Да, приходилось прыгать: портал отчего-то был не строго горизонтальным, а наклоненным в сторону Каллана. За Блай последовали оставшиеся кроны. Последними уходили Коннор и Тан, и как только они очутились на этой стороне, портал дрогнул и схлопнулся с оглушительным звуком. Взрывная волна положила на землю всех, кто стоял рядом, стерла рисунок и разметала костры.

Несколько секунд в лагере кронов было тихо, как перед началом мира. А потом грянули победные крики: кроны ликовали. Под эти оглушительные радостные вопли все, кто оказался на площадке и около нее, основательно пропылившиеся, поднимались с земли.

Пошатываясь, встал Геос. Его тут же стиснули в объятьях, сразу со всех сторон. Досталось и остальным, особенно Коннору и Тану: девушки сочли своим долгом осчастливить обоих своей нежностью.

После произошедшего все постепенно приходили в себя. Опустив Кису на землю, к Каллану подошла Блай. От усталости и облегчения правителя кронов пошатывало, но он нашел в себе силы улыбнуться.

— Готов жениться на тебе еще раз, — сказал он.

Блай состроила хитрую физиономию, а потом подалась к Каллану и осторожно обняла его.

— Я припомню тебе эти слова, если ты надумаешь развестись со мной.

Геос был сам на себя не похож. Осунувшийся, худой, как щепка, он обвел друзей странным, счастливо-виноватым взглядом — и уставился в землю. Он увидел, какой стала Кира, и как неуловимо и необратимо изменилась Кела. Он понял, что случилось с Ранком и Гьером. С Джаном, правда, все было в порядке, и то, что он находился на изнанке, не причиняло ему никакого вреда. Это просто стало последней каплей…

Он даже ничего не говорил. И в глаза своим друзьям толком посмотреть не мог — не получалось. Кела осторожно взяла его за руку.

— Перестань. Все нормально. Пойдем, перекусим чего-нибудь.

Чуть в стороне от общей суеты стоял Арик. Вглядываясь в мельтешащие фигуры, он ждал, когда придет его очередь. И вот наконец он увидел его — того, другого, послужившего образцом для его создания и причиной его появления на свет. Он был очень худой, с огромными запавшими глазами на как будто бы стертом лице, но держался он уверенно и даже строго. Не сводя глаз с Арика, он шел прямо на него. Его, настоящего Арика, интересовал, конечно, его двойник.

— Привет, — сказал он, подойдя к нему. — Меня зовут Арик. А тебя как?

Друзья, заметившие разворачивающуюся сцену, одновременно замерли, наблюдая за мальчиками. Кира и Кела переживали особенно. Первый Арик — их Арик — повернул голову в сторону, вытер рот тыльной стороной ладони, потом снова посмотрел на своего двойника. С минуту они смотрели друг другу в глаза — непохожие, совсем не похожие друг на друга. Измотанный, измученный пленом и скитаниями мальчишка с лицом старика — и другой, ухоженный, здоровый, с душой, однажды состарившейся за считанные часы. Что-то промелькнуло в глазах этого второго.

— Коэн, — ответил он. — Меня зовут Коен.

Арик улыбнулся, протянул руку… И они пожали друг другу ладони.

Друзья переглянулись и улыбнулись. Всем вдруг захотелось поверить, что самое страшное осталось позади — даже если это и было совсем не так.

Светало, но лагерь и не думал затихать. Наоброт: всеобщее оживление наконец-то стало целенаправленным: Каллан отдал команду собираться. Друзья сидели у костра, побледневшего в свете начинающегося дня. Геос ненадолго отлучался.

— Мы отправляемся, — сказал он, вернувшись. — Простите, но отдохнуть придется в седле.

— Да мы не устали, — сказала Кела, вставая.

Геос покачал головой.

— Что ж дальше-то будет, если уже сейчас так…

— Брат, мне нужно с тобой поговорить, — сказал вдруг Арик, вставая.

— Прямо сейчас? Знаешь, сейчас не подходящее время. Нам нужно торопиться.

— Сейчас самое подходящее время, Геос. Я должен тебе сказать… Я не поеду.

Все, как один, уставились на Арика. Геос побледнел.

— Что?

— Я сказал, ты слышал. Вы отправляйтесь. Но я не поеду с вами.

— Но… Арик, почему?

— Я возвращаюсь в Бастион.

Эти слова прозвучали негромко. Но, кажется, весь лагерь замер, услышав их. Геос открывал и закрывал рот, не находя нужных слов. На него было больно смотреть.

— Арик, какого…

Мальчик перевел дыхание. Ему тоже непросто давался этот разговор. Но он решил идти до конца.

— Я должен вернуться в Бастион, Геос. Пожалуйста, позволь мне это. Не подумай ничего, ты знаешь, я и сам дважды пытался сбежать. Но после того, что сделал ты, нас не оставят в покое. Я не хочу, чтобы погиб кто-то еще. Тех, во Втором нашем круге, и так было много. И раз мое заключение гарантирует безопасность кронов… Я должен вернуться!

Бледное лицо Геоса стало покрываться алыми пятнами.

— Не говори глупостей! — воскликнул он. — Никто не погибнет, все будет нормально. Мы в безопасности! Нам осталось только добраться до любого нашего круга. Мы скоро окажемся дома — будем купаться в нашем пруду и объедаться всякой вкуснятиной. Ты еще посмеешься над тем, что ты сейчас тут говоришь!

— Нет, брат. Ты не понимаешь…

— Так объясни!

Выцветающие с каждой минутой тени и свет от костра играли на лицах обоих. Арик покачал головой.

— Я должен вернуться в Бастион. Прости меня за то, что говорю это тебе только сейчас. Я хотел уйти раньше… Но я боялся, что анкелы вас убьют. Они ведь не пытались нас уничтожить только потому, что погибнуть мог и я. А я им нужен… Живым. Я — угроза для всех, брат. Больше они ничего не бояться.

— Арик… — Геос схватил мальчика за плечи, заглянул ему в лицо. — С тобой что-то сделали? Почему ты молчал? С тобой же что-то сделали, да?

Арик снова покачал головой.

— Они не закончили…

В этот момент послышался странный, стремительно нарастающий звук: будто бы тысячи мотыльков разом ринулись на крошечный огонек, вспыхнувший в глубокой ночи. Геос витиевато выругался.

— К оружию! — скомандовал Коннор.

Что-то прокричала Блай.

А потом появились анкелы.

Они летели высоко, и светлые крылья опаляли первые лучи еще не показавшегося над горизонтом солнца. Доспехи и оружие ослепительно сияли. Это было страшно — и потрясающе красиво.

Ливень из стрел, обрушившийся на лагерь, снесло в сторону: сработал защитный купол. Но некоторым стрелам все же удалось пробить его, и хотя ни одна из них не поразила никого, стало понятно, что защита не надежна. Взяв командование на себя, обороной привычно руководил Коннор. Кроны подчинялись беспрекословно и слаженно. А когда на вершине ближайшего холма показалось целое анкельское воинство…

— Хватит, — произнес Каллан.

Кела, каким-то образом в общей сумятице оказавшаяся рядом, отчетливо это услышала. Она обернулась и испугалась: владыка кронов был серым, как полотно, взгляд его пылал, а между пальцев его опущенных, будто бы безвольно повисших рук плясали яростно-голубые молнии.

— Хватит, — повторил Каллан.

Качнувшись, он двинулся с места. Тяжелым, отдающим где-то в центре земли шагом он прошел через лагерь, оставив Коннора и четко выполняющих его распоряжения кронов за спиной. На краю обширной, немного возвышающейся над окружающим пейзажем площадки, где был разбит лагерь, правитель остановился. Анкельское воинство, перевалившись через вершину холма, хлынуло в долину. Где-то наверху снова зашелестело. Взвизгнув, стрела вонзилась в землю в двух шагах от Каллана. Но тот даже не взгляну в ее сторону.

— ДОВОЛЬНО! — прокричал он, и от этого крика земля и небо содрогнулись…

Это вот сейчас отнюдь не было фигуральным выражением. Каллан поднял руку со скрюченными, будто в судороге, пальцами и провел ей перед собой, рассекая равнину. Земля надломилась — в обе стороны бросилась стремительно разрастающаяся глубочайшая трещина, и не горячий пар вырвался из нее, не раскаленная лава плеснулась, как разыгравшийся рыжая лисица. Распирая трещину, из нее наружу полезла пустота. Великий Каллан разломил изнанку. И сквозь вырвавшееся на свободу белое ничто кроны увидели, как анкелы, опешив, остановились, смешались, дернулись назад. Но взрывная волна, грохот которой был таким сильным, что вышел за пределы всех слуховых возможностей и остался неуслышанным, накрыл крылатое войско, замел его обратно, на вершину холма. А через секунду взрывная волна подкатилась и к лагерю кронов. Подкатилась, натолкнулась на Каллана — и разбилась, разошлась надвое, и понеслась дальше, дальше, к самым краям изнанки…

Медленно повернувшись, Каллан обвел долгим взглядом ошарашенный лагерь и снова сказал:

— Довольно.

Сказал он это едва слышным, оглушительным шепотом.

Девушка в поношенном синем платье бежала по деревенской улице. Две темные косы метались за спиной. Девушка запыхалась, на щеках горел алый румянец. Добежав до одного двора, она, не останавливаясь, врезалась в калитку — та, никогда не запиравшаяся, взвизгнула и распахнулась так широко, что ударилась о забор.

— Мама! Папа! Я вернулась! — прокричала девушка. — Я вернулась!..

В доме тут же поднялась суматоха. Послышались голоса, распахнулась дверь. Не помнящие себя от радости старики едва не покатились с крыльца…

Вдруг двор заволокло сизым туманом, видение побледнело и растаяло. Через несколько минут хрустальный шар стал совершенно прозрачным. Кела, впрочем, еще долго смотрела в него, закусив ноготь. Из задумчивости ее вывел голос Киры.

— Все в порядке? — спросила наемница. Подойдя к круглому столу, выточенному из цельного зеленоватого камня, она отодвинула стул и уселась рядом с Келой. — Она добралась?

Кела кивнула.

— Думаю, они не заметят никакой разницы. В конце концов, она похожа на меня прежнюю гораздо больше, чем я сама сейчас. Единственное, о чем я беспокоюсь, насколько она будет стойкая. Я ведь создала ее с помощью магии из чистой яви. Но в яви магии больше нет.

Кира искоса посмотрела на подругу.

— Что, это уже доподлинно известно?

— Да. Каллан вытянул из яви все, что в ней было, чтобы разломить изнанку. Так что человеческой магии больше не существует.

— Ну, зато здесь теперь, считай, два мира. Анкельский — и наш. Граница наконец-то проложена.

Кела кивнула.

— Кстати, кроны все еще могут использовать магию в яви. Анкелы, наверное, тоже.

— А ты?

— И я. А еще…

— Еще?

— Коэн. Геос водил их с Ариком в явь, использовать силу могут оба.

Кира усмехнулась.

— Надо же. Кто бы мог подумать… — она потянулась, запрокинула руки на голову. — Интересно, сохранил ли свои способности тот маг… как его, Яхвильг? И где он сейчас… Если он вообще жив, конечно.

Кела не ответила. Что случилось с магом, из-за странных планов которого две из трех расс, обитающих на изнанке мира, чуть не истребили друг друга, она не знала. Да и вряд ли кто знал. Яхвильг как в воду канул.

— Тебе не холодно? — спросила Кела, вдруг заметив, что подруга босиком. Та отрицательно покачала головой.

— Я привыкла уже. Так даже удобнее, вообще-то.

Помолчали еще. Разговаривать, в сущности, было не о чем: обе девушки сидели в просторном каменном зале, расположенном на вершине одной из башен Первого города кронов. Сам город, выстроенный из темно-серого камня, простирался настолько, насколько хватало взгляда. Дома были плотно пристроены друг к другу, и от этого город был похож на просторный, гулкий лабиринт, в котором из-за углов время от времени высовывались одиночные, очень большие старые деревья. Казалось, эти деревья никогда не были порослью, а сразу появились на свет именно такими: огромными, раскидистыми, старыми. А еще в городе было много каналов. Они, перехваченные множеством каменных мостов, как ремнями, покрывали город крупной серо-голубой, поблескивающей сетью и кое-где заменяли улицы.

— Я уезжаю завтра, — сказала вдруг Кела. — Кажется, у меня больше нет достойной причины избегать своих обязанностей.

— Ранк с тобой?

— Конечно. Хочу познакомить его с родителями. Не знаю, понравится ли он отцу, но ведь это мой выбор, и другого не будет… Пока я жива, по крайней мере, — сказала Кира. Она не была уверена, что кровь лучшего из кронов продлит ей жизнь и молодость, она лишь надеялась на это. Но в верности Ранка она не сомневалась. Что-то совершенно удивительное, больше, чем любовь и важнее, чем взаимопонимание, вызрело между ними, связав накрепко и до конца. Помолчав немного, Кира продолжила: — Как хорошо все-таки, что я рассказала все своим родителям, Кела. Иначе я не смогла бы дойти до конца… Вы с Гьером, кстати, не хотите наведаться к нам? Мой дом — это ведь дом и Гьера тоже. Вам там всегда будут рады.

Кела кивнула.

— Конечно, только не сейчас. Чуть позже, ладно? Не обидишься?

Кира покачала головой.

— Нет, конечно.

Помолчали еще. Потом послышались шаги: по крутой внутренней лестнице в башню поднялся Геос.

— Так и знал, что найду вас здесь! — воскликнул он издалека. По тому, как прозвучали его слова, можно было понять, что он запыхался. — И чего особенного вы нашли в этой башне?

— Тут высоко, — запрокинув голову, отозвалась Кира. — Привет, Геос.

Крон улыбнулся — привычно, уютно и, как всегда, с хитринкой. Вернувшись с двумя братьями вместо одного в Первый круг, Геос стал более сдержанным, и можно было подумать, что он, сын правителя и наследник трона, решил немного остепениться. Но улыбка у него осталась прежней.

— Привет, Геос, — в тон подруге повторила Кела. — А ты нас искал?

Геос уселся на край стола.

— Мне было скучно. Я подумал, если вы тоже скучаете, то вместе мы точно что-нибудь придумаем.

Кира улыбнулась и покачала головой.

— Ты никогда не изменишься, Геос…

— Ну, значит, я эталон стабильности в этом мире! Это даже почетно, в общем-то… Но не очень интересно, извините.

— Я давно хотела спросить тебя, Геос, — сказала вдруг Кела. — Ты помнишь предсказания, которые сделал для тебя Джан?

Геос нахмурился.

— Ну да.

— Так что с ними?

Крон пожал плечами.

— Да ничего особенного. Арика мы спасли. Нам все удалось, как Джан и говорил. Вы мне очень помогли в этом.

— И что у нас было такого особенного? — спросила Кира. — Насколько я помню, в предсказании говорилось, что у нас есть все необходимое для твоей победы. Было бы интересно узнать, что это.

— Я понятия не имею, Кира. Знал бы, что это, — сказал бы. Но мы же победили — значит это что-то все-таки было.

— Ну, хорошо. А что насчет третьего предсказания?

— Джан сказал, что мне нужно будет сделать выбор, и мой выбор меня убьет, — Геос отклонился назад, оперся ладонями о столешницу и запрокинул голову. — И поначалу я обдумывал каждый свой шаг, боясь сделать что-то не то, — сказал он, глядя в потолок. — Но потом мне это попросту надоело. Вся жизнь, оказывается, состоит из выборов — ты постоянно что-то выбираешь! И если думать о том, что каждый твой выбор может привести тебя к гибели… — Геос усмехнулся. — Если разобраться, любая цепочка выборов рано или поздно приводит нас к смерти, какими бы эти выборы ни были. Цепочка лишь может быть более или менее длинная. Я понял это и перестал задумываться над словами Джана. В конце концов, я еще жив — а значит, это его предсказание тоже еще вполне может сбыться.

— Если крон не погибает в юности, он не погибает вообще, — напомнила Кела. — А ты, по-моему, уже стал взрослым.

Геос с деланным удивлением взглянул на нее.

— Разве? А я вот как раз подумываю над тем, чтобы снова сбежать ненадолго в явь, отправиться куда-нибудь, влипнуть в какую-нибудь сомнительную историю — чтобы снова стало весело и опасно. И вас я планирую прихватить с собой! А еще Тана, Ранка, Гьера, если захочет, Арика с Коэном, конечно… Ну, что вы об этом думаете?

Кела улыбнулась и покачала головой, но по выражению ее лица было ясно, что она с удовольствием отправиться с Геосом на поиски новых неприятностей. Кира же усмехнулась.

— Обязательно! — сказала она. — Но не так скоро, Геос. Пожалуйста, не так скоро.