Дом, который будет ждать. Книга вторая

Глава 7

Каспер

Несмотря на летнее время, в замке было достаточно прохладно, даже зябко, поэтому я велел растопить камин в кабинете, и сейчас наслаждался живым теплом, глядя на весело пляшущие на поленьях язычки жёлто-красного пламени. Настроение было не сказать, чтобы плохим, но каким-то достаточно безрадостным, хотя я справился с поставленной Максимилианом задачей, можно сказать, безупречно.

Уже четвёртый отправленный во Франгай бывший узник смог не только добраться до интересующего нас дома, но и сделать так, чтобы его оставили там на несколько дней. Магический вестник, пришедший сегодня от него, стал приятным сюрпризом.

Честно говоря, я изначально делал ставку на первого кандидата, того молодого баронета, который, к сожалению, пропал и, скорее всего, пошёл на корм франгайской живности. Жаль: он мне даже понравился, насколько в принципе может нравиться средство для достижения цели, ненадолго во мне даже появилось нечто вроде симпатии к этому смелому и в общем-то неглупому парню. На какое-то мгновение мне показалось, что я когда-то слышал это имя: фон Рествуд, но потом дела и заботы вытеснили этот глупый вопрос из моей головы. Но сейчас, сидя перед камином, я снова почему-то вернулся к этой мысли, которая никак не хотела исчезать. Фон Рествуды…что о них известно? Провинциальные бароны, ничем особо не отличавшиеся, достаточно лояльные по отношению к короне… Откуда же это зудящее желание вспомнить?

К своей интуиции я старался всегда прислушиваться, и она, видимо, ценила мою верность и постоянство, так как подводила крайне редко. Именно поэтому я изо всех сил старался раскопать в глубинах памяти сведения об этих злополучных фон Рествудах. Раз внутренний голос настоятельно рекомендует вспомнить, кто это такие и что меня с ними связывает, значит, это непременно нужно сделать.

Я щёлкнул пальцами, и на мою ладонь опустился листок, на котором сверху было каллиграфическим почерком выведено: бароны фон Рествуд. Быстро пробежав глазами историю рода и предсказуемо не найдя там абсолютно ничего интересного, я остановился на абзаце, рассказывающем о нынешних баронах. Ага…старый барон Иоганн фон Рествуд, вдовец, сын Реджинальд, арестован за контрабанду, дочь Лилиана, умерла в монастыре, внучка Элла-Мария, одиннадцати лет.

И тут память вынырнула из длительного обморока, и я снова посмотрел на имя: Лилиана фон Рествуд… Бесшумный и все демоны его! Лилиана… В памяти послушно возник образ очень миловидной девушки, главным украшением которой были удивительно лучистые глаза редкого тёмно-синего цвета.

Я тогда направлялся в столицу и из-за разыгравшейся страшной метели вынужден был ненадолго остановиться в замке какого-то барона, мне в то время было совершенно безразлично – какого именно: любой почёл бы за честь принять у себя ближайшего друга императора Максимилиана. Помню восторженные взгляды, которые исподтишка бросала на меня красотка Лилиана, и что я даже, кажется, почти увлёкся. Во всяком случае, это был неплохой вариант для того, чтобы скрасить скучные дни в этой глухомани. Метель тогда бушевала такая, что не срабатывал ни один портал, а дороги замело совершенно. На третий день, точнее, ночь, Лилиана открыла мне дверь своей спальни. Уж не знаю, на что эта глупышка надеялась, но когда я уезжал, то видел в её великолепных глазах вопрос и растерянность. Нет, ну смешная: неужели я, Каспер Даргеро, мог бы жениться на такой, как она? Воистину, если Бесшумный захочет наказать, он отбирает способность думать.

И тут я почувствовал, как сбилось дыхание и стали влажными ладони, но, помня о подсматривающих и подслушивающих заклинаниях, убрать которые значило признаться в том, что хочешь что-то скрыть, сохранил невозмутимое выражение лица. И только я знал, чего мне это стоило! Так, Каспер, спокойно, ещё ничего не известно. Но подлое шестое чувство шептало где-то глубоко: не надейся…

Итак, нужно вспомнить, когда именно я останавливался в замке фон Рествудов. Так, это было как раз перед тем, как Совет дал мне звание магистра, а было это неполных двенадцать лет назад. Это я помнил точно, потому что каждые шесть лет Совет назначал нового куратора императорской магической службы, и новые выборы должны состояться месяца через два-три. Значит, немногим меньше двенадцати лет…

Я с каменным лицом снова щёлкнул пальцами, мысленно затребовав всю имеющуюся информацию о Лилиане фон Рествуд. Через несколько секунд мне в руки опустились три листа бумаги: на одном из них была краткая справка о девушке, на втором – копия свидетельства о смерти и на третьем – свидетельство о рождении дочери, Эллы-Марии фон Рествуд.

Я скучающе посмотрел в окно, даже смог изобразить зевок, а потом лениво начал изучать документы. Кто бы ни наблюдал за мной сейчас, он должен быть уверен, что я занимаюсь нужными, но невероятно скучными и рутинными делами.

Итак, свидетельство о смерти, выписанное одиннадцать лет назад в Ирманском женском монастыре. Далековато занесло красавицу Лилиану, если, конечно, эта поездка была добровольной: в такие далёкие обители, как правило, ссылали девиц, очень серьёзно нарушивших закон. Но Лилиана – и нарушение закона? Верится с трудом… Или…или её отправил туда разгневанный отец за какой-то проступок, позорящий имя. И я, кажется, даже могу догадаться, что именно послужило причиной отцовского гнева.

Второй документ – свидетельство о рождении дочери, Эллы-Марии. Дата та же, что и в свидетельстве о смерти, следовательно, юная Лилиана умерла при родах. В общем-то, с тем уровнем медицинской и магической помощи, какой есть в Ирме, это совершенно естественно. Малышка осталась в обители, где и проживает до сих пор. В строчке, которая служит для указания имени отца ребёнка, прочерк. Значит, Лилиана не сказала, кто является отцом её дочери. Странно – ведь она могла сказать, и её отец потребовал бы…ну, во всяком случае, попытался бы потребовать возмещения. А она промолчала. Почему? Если бы это был мужчина, я с уверенностью сказал бы, что это – гордость, но мы же говорим о женщине. Какая гордость, Бесшумный меня побери…

Но, если это… даже выговорить страшно… если это моя дочь, то я не могу оставить её в монастыре, она там просто пропадёт или станет монахиней. Дочь Каспера Даргеро – монахиня в захудалом монастыре?! Никогда! Она рождена вне брака, но я могу её удочерить, и никто слова мне не посмеет сказать. Моя девочка будет блистать! Она станет… Бесшумный… да она же может со временем стать… Тихо. Об этом лучше не говорить даже про себя.

Теперь всё так же равнодушно сложить бесценные листки, спрятать потом понадёжнее, и, потянувшись, пойти в лабораторию: там никто меня не увидит. И подумать, как объяснить Максимилиану своё странное, мягко говоря, желание посетить захудалый ирманский женский монастырь.

Серые мрачные стены монастыря были такими же унылыми, как и вся Ирма – маленькая провинция на самой границе с северными горами, в которых никто не селился уже много десятилетий: тех самых пор, как небольшой имперский гарнизон сровняли с землёй племена горных свайнов – диких существ, напоминающих одновременно сгорбленного человека и медведя. Их, конечно, потом истребили, дабы продемонстрировать мощь и величие империи, но гарнизон решили не восстанавливать. И это легко объяснимо – невелико удовольствие жить в никому не нужных мёрзлых землях, где зима длится больше полугода, а лето напоминает осень с её постоянным дождями и сырыми ветрами.

Именно здесь расположился небольшой монастырь, известный в империи тем, что сюда отправляли провинившихся девиц из приличных семей. Настоятельница, матушка Неллина, была женщиной честной, суровой и неподкупной, что уже само по себе странно для лица, облечённого хоть какой-то властью. Но зато можно было быть уверенным на все сто процентов, что девушка, попавшая в обитель, будет исполнять свои обязанности наравне со всеми, будь она хоть дочерью захудалого барона, хоть принцессой крови. Не пожалел Иоганн фон Рествуд дочь, видимо, не на шутку рассердился.

Я смотрел на серые стены и вспоминал, как пытался объяснить Максимилиану, зачем мне вдруг приспичило тащиться в такую даль, да ещё и так срочно. Впрочем, среди немногочисленных достоинств императора было определённое уважение к чужим секретам, так как и своих у него было – хоть в гномий банк под проценты клади.

Поэтому друг-император хмыкнул, уточнил, надолго ли я уезжаю, и дал добро, потребовав потом рассказать, что и как. Я не стал спорить, так как часть информации в любом случае придётся выдать, ибо объяснить появление у меня достаточно взрослой дочери внезапно вспыхнувшим человеколюбием я вряд ли смогу.

Я подошёл к кованым воротам и вежливо постучал, после чего несколько минут честно ждал, что мне откроют. Не дождавшись никакой реакции, я толкнул ворота, и они послушно открылись без малейшего скрипа. Сначала я удивился, что столь непростое место стоит практически открытым, а потом огляделся и понял, что это разумно: куда тут бежать-то? В горы? Даже не смешно: шанс выжить в северных горах равен нулю даже для опытного воина. В империю? Ну так здесь до ближайшего населённого пункта несколько дней конного пути. Я, правда, добирался порталами, но лишь до последнего города, где возможно было его открыть. Дальше из-за близости гор магия не действовала или действовала, но крайне нестабильно. По сей причине добираться до монастыря пришлось верхом целых четыре дня, останавливаясь только на обед и ночёвку.

Шагнув в распахнувшиеся ворота, я сделал несколько шагов и очутился в чисто выметенном пустом дворе, в центре которого с удивлением увидел ухоженную клумбу с великолепными цветами. Цветы? В Ирме? Серьёзно?

Пока я ошарашенно таращился на клумбу, боковая дверь скрипнула, и во двор вышла молоденькая монахиня в характерном именно для этого монастыря сине-сером одеянии. Подойдя ко мне, она слегка поклонилась с удивительным достоинством и вопросительно взглянула на меня глубокими серыми глазами. Я сначала не понял, почему этот взгляд заставил меня удивлённо вскинуть брови, и лишь позже пришло понимание: это был взгляд спокойного человека, принявшего свою судьбу, чуждого метаний и страстей. Безмятежные ровные серые озёра, поверхность которых не позволено взволновать ничему.

Я поклонился в ответ и проговорил, чувствуя себя мальчишкой перед этой юной женщиной:

– Приветствую тебя, сестра. Я магистр Каспер Даргеро, и я хотел бы поговорить с настоятельницей, матушкой Неллиной. Это возможно?

Молча кивнув, девушка повернулась и пошла к дверям, сделав приглашающий жест. Я повиновался и с некоторым трепетом шагнул через порог в обитель. Что я ожидал увидеть? Наверное, мрачные казематы, толстые двери, возможно, даже с решётками, серые и черные тона…

Поэтому сказать, что я был потрясён – это не сказать ничего. Я вслед за своей провожатой вошёл в большой светлый холл, из которого с обеих сторон вверх шли две лестницы, сделанные из светлого дерева и украшенные перилами с искусной резьбой. Девушка в уже знакомом сине-сером платье натирала их воском или чем-то похожим. На её лице было то же выражение умиротворения и спокойствия, как и у первой встреченной мной монахини. Заметив вошедших, она прервала свою работу и вежливо поклонилась, приветствуя незнакомца, то есть меня.

– Очень хорошо, сестра Лотта, – мягко проговорила встретившая меня монахиня, – ты достойно справляешься.

Девушка, к моему удивлению, не обрадовалась, не выказала никаких эмоций, а лишь благодарно склонила голову. Как только мы прошли, она снова занялась своим делом, словно нас и не было. Но я мельком успел заметить, что запястья девушки пересекают два шрама: такие бывают у тех, кто пытался покончить с собой, вскрыв себе кровеносные жилы. Значит, в прошлом этой скромницы бушевали нешуточные страсти.

Монахиня провела меня по светлому коридору, стены которого были выкрашены спокойной светлой краской и украшены великолепными акварельными пейзажами. Возле одного из них я остановился, заворожённый его удивительной соразмерностью и гармоничностью: над лесной поляной кружились разноцветные бабочки, а на берегу прозрачного ручья склонил к воде гордую голову, увенчанную рогами, крупный лось. Мастерство неведомого художника было столь велико, что казалось, будто зверь сейчас шагнёт прямо к зрителю, а бабочки вылетят из рамы и присядут на соседний подоконник.

Заметив моё потрясение, монахиня, сопровождающая меня, остановилась и доброжелательно пояснила:

– У одной из сестёр здесь, в обители, проснулся талант к живописи, и она старается его развивать.

– Кем она была раньше? – не удержался от вопроса я и смутился, увидев насмешливый, но понимающий взгляд. – Простите, я не должен был спрашивать.

Пройдя немного дальше о коридору, мы остановились у двери, украшенной скромным плетёным букетом из сухих цветов в форме венка. Букет был небольшим, но составленным с удивительным искусством и чувством стиля – не каждый придворный мастер справился бы лучше. Монахиня постучалась, и из-за двери раздался спокойный голос:

– Входите с миром, кто бы вы ни были.

Монахиня открыла двери и пропустила меня вперёд, осторожно притворив створки за моей спиной, а я смотрел на женщину, сидевшую за большим письменным столом, заваленном бумагами. Она в ответ спокойно рассматривала меня, изучая, затем жестом пригласила садиться, указав на удобный маленький диванчик.

– Что привело под наш скромный кров магистра Даргеро? – вопрос был задан спокойно, не доброжелательно, но и без враждебности.

– Вы знаете меня? – я позволил себе лёгкую улыбку, впрочем, не получившую ответа. – Я польщён.

– Не лги, – всё так же невозмутимо проговорила настоятельница, – ты удивлён, но не более того. Если ты хочешь получить то, за чем приехал, оставь ложь за порогом, ей нет места в этих стенах.

– Вы знаете, для чего я здесь? – я даже не пытался скрыть удивление. – Но откуда?

– Я не знаю, но я умею складывать факты. Это очень полезный навык, и я советую тебе научиться: это не очень сложно, но избавляет от многих проблем, поверь мне.

– И какие же факты вы сложили? – мне действительно было любопытно.

– Ты приехал второпях, так как ещё недавно собирался принять участие в Совете, и об этом писали во всех газетах. Значит, что-то погнало тебя в путь. Ты приехал, чтобы забрать малышку Эллу-Марию, я права?

– Но…откуда… – я лихорадочно пытался просчитать, как и где могла просочиться информация, которой владел только я. Даже Максимилиан не знал, для чего я отправляюсь в Ирму.

– Откуда я знаю, что она твоя дочь? – настоятельница улыбнулась мне. – Я знала это всегда, с самого первого дня.

– Но – как?! – я уже не старался выглядеть умудрённым опытом магистром, приближённым императора, так как было очевидно, что все мои громкие титулы – просто пыль для этой немолодой, но невероятно обаятельной и, не сомневаюсь ни секунды, умнейшей женщины.

– Я узнала всё от самой Лилианы, так как перед смертью девочка хотела, чтобы мы знали, к кому можем обратиться в случае самой крайней нужды,– без улыбки, лишь с лёгкой грустью ответила настоятельница, – она позвала только меня, поэтому не беспокойся, твою тайну теперь знаю только я. Она промолчала, когда её отец требовал назвать имя, угрожая всеми мыслимыми и немыслимыми карами. Насколько я поняла, она не сказала даже брату: она действительно любила тебя, магистр Даргеро.

– И вы даже не добавите «хотя и не за что»? – мне на минуту даже стало стыдно, что я совершенно не любил эту девочку, более того – после отъезда я ни разу о ней не вспомнил.

– Разве мне тебя судить? – удивлённо приподняла бровь настоятельница этого странного монастыря. – Это твои ошибки, твоя жизнь и твоя дочь.

– А Элла-Мария знает, кто её отец? – задал я чрезвычайно беспокоящий меня вопрос. – Или мне нужно будет самому сказать ей об этом?

– Зачем? – по-прежнему невозмутимо спросила матушка Неллина, подняв на меня спокойный взгляд. – Девочка ещё слишком юная, чтобы копаться в человеческой грязи, и слишком взрослая, чтобы слушать страшные сказки.

– Но как же я объясню ей, почему забираю её отсюда? – я слегка растерялся. – Или у вас есть другое объяснение?

– А почему ты решил, что заберёшь Эллу-Марию? – её удивление было настолько искренним, что я даже слегка опешил. Просто вдруг стало совершенно ясно: дочь мне отдавать никто не собирается. И это было… странно. Непривычно. Я уже давно воспринимал как должное то, что все мои приказы и распоряжения выполнялись мгновенно, а отказ – ну кто же отказывает лучшему другу императора?

А сейчас я смотрел на спокойно сидящую передо мной женщину и пытался освоиться со странным чувством, что она совершенно не боится. Ни меня, ни императора, никого и ничего – и это я должен придумать что-то, найти какие-то аргументы, которые убедят матушку Неллину в том, что Эллу-Марию нужно отдать мне.

– Я хочу удочерить девочку, и, так сказать, искупить свою вину перед ней, – выбрал я компромиссную версию, – устрою её в лучшую школу или приглашу для неё самых замечательных учителей. Мои возможности, как вы понимаете, почти безграничны.

Я подумал, что виноват перед неизвестной мне малышкой гораздо больше, так как лишил её не только матери, но и дяди, спровадив его в Франгайскую чащу, где он благополучно и сгинул.

– Я пока не поняла окончательно, что ты задумал, но поверить в то, что в тебе вдруг вспыхнули отцовские чувства… – настоятельница позволила себе лёгкую насмешливую улыбку, – я не настолько наивна, магистр. Ты готов официально признать Эллу-Марию своей дочерью?

– Да, – решительно ответил я, понимая, что, как ни странно, действительно готов сделать этот несвойственный мне благородный шаг. В конце концов, не кухаркину же дочь признаю: поворчат, посплетничают и успокоятся.

– Хорошо, – внезапно, после нескольких показавшихся мне бесконечными минут ответила матушка Неллина, – я попрошу передать Элле-Марии, чтобы она зашла. Последнее слово будет за ней: если она сама захочет уйти с тобой, я не стану возражать и после подписания необходимых бумаг отпущу её. Но если она скажет «нет», ты уйдёшь и больше никогда её не побеспокоишь.

Я смиренно склонил голову, радуясь, что никто не видит такого Каспера Даргеро: уступающего простой настоятельнице отдалённого, забытого всеми богами монастыря. Хотя себе-то можно и не лгать: «простой» матушку Неллину может назвать только недальновидный дурак, а я себя к таким отродясь не относил, иначе не достиг бы того, что имею сейчас.

Настоятельница тронула простой, но, как и все предметы в кабинете, чрезвычайно изящный колокольчик, стоящий на столе, и где-то за дверью раздался мелодичный звон, а через минуту в комнату, постучавшись, вошла немолодая красивая монахиня в уже примелькавшемся мне сине-сером платье.

– Сестра Доминика, пригласи, пожалуйста, сюда Эллу-Марию, если девочка не занята ничем важным.

Монахиня кивнула, поклонилась и бесшумно вышла, оставив меня мучительно вспоминать, где и когда я мог видеть это лицо, причём не один и не два раза. Но где, Бесшумный меня побери? Видимо, это как-то отразилось на моей физиономии, потому что настоятельница покачала головой:

– Пришедшие сюда меняют не только имя, но и обновляют, лечат и восстанавливают душу. Даже если ты вспомнишь, кто это – ничего не изменится: это уже не та женщина, которую ты не мог не знать когда-то.

– Насколько всем известно, к вам попадают женщины благородного происхождения, совершившие какое-либо тяжкое преступление, – решился я на вопрос в основном для того, чтобы не думать о предстоящей встрече с дочерью Лилиан и, возможно, своей.

– Сёстры обретают здесь покой и уверенность в правильности выбранного пути, но полностью отказываются от прежней жизни. И для нас не имеет значения совершённое в прошлом: оно похоронено, а душа родилась заново. Тебе не понять, магистр Каспер Даргеро, ни сейчас, ни когда-либо. И это не твоя вина, а твоя беда. Впрочем, об этом мы поговорим с тобой в другой раз.

– В другой? – я с изумлением посмотрел на эту непостижимую женщину. – Вы хотите сказать, что я вернусь? Но… когда и, главное – зачем?!

– Ты вернёшься, – кивнула она, спокойно посмотрев мне в глаза, и я почувствовал, как её безмятежный взгляд проник к самому дну моей уже почти подчинившейся безжалостному разуму души.

Я хотел задать ещё пару тысяч вопросов, но тут в дверь негромко постучали, и на пороге появилась невысокая девочка в длинной юбке и светло-синей блузке. Если бы я не знал, что ей одиннадцать, я бы решил, что она старше: из тёмно-синих глаз смотрела истинная мудрость и всё то же, свойственное всем обитательницам ирманского монастыря, спокойствие.

– Вы звали меня, матушка Неллина? – девочка обращалась исключительно к настоятельнице, и меня это почему-то задело.

– Да, Элла, я хотела поговорить с тобой, – мягко улыбнулась ей женщина, – и поговорить достаточно серьёзно. Ты ведь заметила, что я не одна, почему ты не поздоровалась с нашим гостем?

– Этот человек не гость, – девочка медленно перевела на меня взгляд тёмно-синих глаз, – он пришёл с недобрыми намерениями.

– Меня зовут Каспер, магистр Каспер Даргеро, – представился я, поняв, что настоятельница не планирует ни на каплю облегчать мне задачу, – а ты Элла-Мария, верно?

– Зачем констатировать факт, известный нам обоим? – невозмутимо ответила девочка. – И вы, и я знаем, кто я такая. Зачем проговаривать это вслух?

– Так принято, – слегка растерялся я и продолжил, уже понимая, что простого разговора взрослого с ребёнком не получится, – и почему ты сказала, что я пришёл с недобрыми намерениями, это совершенно не так.

– У меня дар, – спокойно сообщила девочка тоном, каким могла бы сказать, например, что за окном идёт дождь, – я умею чувствовать зло. И я чувствую его в вас, магистр Каспер Даргеро.

– Наверное, это связано с моей тёмной магией, – я внимательно смотрел на девочку, пытаясь сдержать бушевавшие внутри эмоции: это же не ребёнок, а просто сокровище. Магов, умеющих улавливать хотя бы общий фон эмоций собеседников, не говоря уже о настоящих менталистах, практически не осталось.

– Неужели вы думаете, магистр, что я не отличу тёмную магию от недобрых намерений? – Элла по-прежнему была равнодушна и спокойна, почти безмятежна.

– Элла, – начал я, – я ведь могу к тебе так обращаться?

– Нет, не можете, – очередной холодный взгляд и ощущение того, что синие омуты затягивают, гипнотизируют, – это обращение для близких, а вы к ним не относитесь. И вряд ли когда-то это изменится.

– Почему? – я лихорадочно думал, как не испортить отношения с девочкой, так как такое оружие в умелых руках… О, мечты! И это сокровище – моя дочь?! Благодарю тебя, Бесшумный, за такой невероятный подарок. Осталось только убедить её, что я ей не враг. Пусть не друг, это дело будущего, но и не враг.

– Потому что сейчас вы думаете, как привлечь меня на свою сторону, хотя вам нужен только мой дар, а не я, – девочка безразлично скользнула по мне взглядом, – Но ваше желание подружиться, – тут она позволила себе лёгкую презрительную гримаску, едва уловимую, мелькнувшую на её безмятежном личике словно тень от облачка, – настолько сильно, что пробивается сквозь окружающую вас тьму. Зачем вам моё расположение?

– Мне достаточно непросто говорить об этом, но, прошу тебя, Элла-Мария, постарайся меня понять, – я говорил, чувствуя непривычную робость и неуверенность, – недавно, буквально вчера, я узнал, что у меня есть дочь.

– Какое отношение к этому имею я? – Элла говорила ровно, спокойно, и я снова подумал, что она совершенно не выглядит маленькой девочкой. Всё это: невозмутимость, манера вести себя, холод глаз – гораздо органичнее смотрелось бы у взрослой, много повидавшей женщины, а не у невинного ребёнка.

– У меня есть основания считать, что моя дочь – ты, – главное было сказано, и теперь я с некоторым, удивляющим меня самого, напряжением ждал ответа.

– Даже если так, что это меняет? – Элла не высказала никаких эмоций, словно эти слова не были для неё новостью. Но откуда?

– То есть ты считаешь, что это мелкий, не достойный внимания факт? – мне даже стало как-то обидно. Нет, я, конечно, не ждал, что она с восторженным криком бросится ко мне, но хоть как-то можно же было отреагировать!

– Разумеется, – девочка перевела на меня невозмутимый тёмно-синий взгляд и спросила, – вы хотите меня забрать?

– В общем-то, я рассчитывал, что тебе захочется пожить вне стен монастыря, даже такого замечательного, – я искренне поклонился настоятельнице, которую, казалось, забавлял наш разговор, – и готов предложить тебе свой дом. У тебя будут лучшие преподаватели, я представлю тебя императору, я с ним дружен с детства. Ты получишь всё, что захочешь, Элла-Мария. Я признаю тебя как свою дочь, и ты займёшь достойное место среди лучших представительниц имперской знати.

– Он забавный, правда, матушка Неллина? – девочка посмотрела на настоятельницу и повернулась ко мне со снисходительной улыбкой. – Неужели вы думаете, что здесь я не могу получить должного образования? Или что мне нужен ваш император Максимилиан III?

– Но, может быть, ты захочешь хотя бы навестить меня? Посмотреть на другие края, на столицу? Если тебя интересуют старинные фолианты, я мог бы добыть для тебя пропуск в Императорскую Закрытую библиотеку. Хочешь?

Я предлагал, соблазнял, а сам думал, что если только девочка покинет стены монастыря, то я наизнанку вывернусь, но не допущу, чтобы она сюда вернулась. Потом поднял глаза и наткнулся на понимающий и слегка ироничный синий взгляд. Как это, однако, неприятно, когда тебя читают, словно открытую книгу. С этим надо что-то делать.

– Матушка Неллина, – Элла повернулась к настоятельнице, – я бы хотела посоветоваться с вами. Наедине.

– Иди, отдохни с дороги, – мягко обратилась ко мне главная монахиня, – тебя проводят в гостевые покои. Там ты сможешь умыться и поесть.

Она тронула колокольчик, и в кабинет снова вошла та самая монахиня, которую я так мучительно пытался узнать и вспомнить. Она поклонилась, не поднимая глаз, и, выслушав распоряжение настоятельницы, посторонилась, пропуская меня.

Мы вышли в светлый коридор, и я обратился к сопровождающей меня женщине:

– Простите мне моё любопытство, сестра Доминика, но я точно знаю, что видел вас раньше. Но никак не могу вспомнить, где именно. Я знаю, что вы оставляете прошлое за стенами обители, но, прошу вас, помогите мне вспомнить, иначе я сойду с ума…

– Не думаю, что магистра Даргеро так просто столкнуть в пропасть безумия, – красивым грудным голосом ответила мне монахиня, и этот голос тоже отозвался в памяти какой-то ноющей болью, – я дала обет и не могу ничем вам помочь. Единственное, что могу сказать – не гонитесь за прошлым, оно уже ушло и не вернётся.

– Да уж, исчерпывающий совет, – недовольный отказом, буркнул я, – но благодарю.

Комната, выделенная мне, оказалась светлой, оборудованной удобствами не хуже, чем в моём собственном замке, да и принесённый обед был достоин всяческих похвал. Если здесь так относятся не только к гостям, я, пожалуй, не отказался бы от недельки отдыха в этих суровых северных краях.

Перекусив, я совсем было собрался прилечь, но за мной вновь пришла сестра Доминика, и мы отправились к настоятельнице. У неё совершенно предсказуемо обнаружилась Элла-Мария, которая сидела на стуле, сложив руки на коленях с видом примерной ученицы пансиона для благородных… очень благородных… девиц.

– Мы приняли решение, – спокойно сказала мне настоятельница, – Элла-Мария ненадолго съездит погостить к тебе. Посмотрите, как вы понимаете друг друга, насколько совпадает ваш взгляд на мир и общечеловеческие ценности. А потом Элла-Мария примет окончательное решение: остаться в обители или покинуть её ради большого мира. Но есть несколько условий.

Я кивнул, постаравшись, чтобы никто не увидел довольного блеска моих глаз.

– Я выполню все ваши указания и требования, матушка Неллина, – я добавил в голос почтения и покорности.

– Ты приедешь за Эллой-Марией через две недели. За это время мы совершим необходимые действия, знать о которых тебе не нужно – это внутренние дела обители. И второе: сопровождать Эллу-Марию будет одна из сестёр. Сестра Доминика.

Я вновь поклонился и, заверив, что ровно через две недели вновь буду стоять у ворот обители, вышел из кабинета. Через полчаса я выходил с монастырского двора и не знал, что в спину мне смотрят три женских взгляда.

Матушка Неллина смотрела обеспокоенно, сурово поджав губы и нахмурившись. От появления магистра и его внимания к обители она не ждала ничего хорошего: слишком много тайн хранили эти стены, и слишком много судеб, сломанных и возрождённых, зависело от соблюдения строжайшей тайны. А внимание сильных мира сего – без него намного спокойнее.

Элла-Мария тоже смотрела на идущего к воротам мужчину, и на её лице выражение равнодушия и безразличия медленно сменилось надеждой, а синие глаза весело блеснули. Она покрутила в руках куклу-марионетку, которую держала в пальцах, и проговорила, обращаясь к ней:

– Иногда и кукла водит кукловодом, не так ли?

А сестра Доминика смотрела вслед уходящему магистру, прижав ладонь к губам и даже не пытаясь вытирать бегущие по щекам слёзы. Она не отрывала взгляда от широкоплечей фигуры, и лишь когда магистр скрылся за воротами, прошептала:

– Каким же ты стал красивым и сильным… сынок…