Доказательство Канта

Интерлюдия 13 Премия Дарвина, или Краткое пособие о том, как следует изящно умирать

Расселили нас, как оказалось, по всем секторам колонии, по паре штук оперативников на каждый, а наше офисное здание было мудро поставлено в примерный центр поселения, чтобы мы были под рукой у колонистов и сами приглядывали за ними и за состоянием купола, и на работу чтоб было удобно добираться.

Первый раз заглянув за дверь нового жилья, я почти прослезился. Оказалось, что кто-то позаботился переместить на Шестой в стандартный жилой модуль-блок — две комнаты, кухня, санузел — обстановку моей квартиры на Земле. Тут была и моя любимая коллекция фантастики, и музыка, и даже диван с креслом. Сопровождала обстановку голозапись от родителей, в которой мама с папой желали мне удачи на новом месте работы. Я растроганно улыбнулся: вот вроде каждую неделю записи друг другу шлем с инфошаттлами, а такие сюрпризы… до чего же приятно!

Несколько месяцев прошли относительно спокойно, и гидра больше колонию не беспокоила. Насколько мы с ксенозоологами успели ее изучить, она оказалась зверем зимним, поэтому раньше мы ее и не видели, и на исходе зимы, как только стало теплеть, она ушла в летнюю спячку. Колония медленно продолжала расти, мы становились все более и более востребованными, и я почти уверился в том, что жизнь бывает иногда прекрасной и не совсем суматошной, как Шестой в очередной раз доказал, что расслабляться нам еще долго не придется.

Звякнул смарт, я принял вызов и понял: произошла крупная неприятность. С голограммы на меня смотрела очень серьезным и виноватым взором Макс, окатившая меня ледяным ушатом новостей.

— Был вызов, купол прорвался. На Вика что-то напало. Он в больнице. Чез… плохо дело.

— Понял, сейчас буду. — Я отключился и побежал заводить флаер.

— И как так вышло? — прилетев в госпиталь, спросил я у Макс, понуро застывшей перед дверью реанимации.

— Чез…

— Слушай, Липучка, мне не нужно слушать угрызения, кто виноват и что теперь делать. Что делать, и так понятно, кто виноват — не слишком информативно. Мне нужно получить точное и четкое представление о том, что произошло, — я понимал, что перегибаю палку и следовало бы помягче. Но я столкнулся с первым в моей жизни фатальным просчетом своего оперативника, и итогом допущенной ошибки может стать его жизнь. Поэтому мне крайне важно было понять, что я могу сделать, чтобы впредь таких ситуаций не случалось. А еще мне позарез требовалось знать, где облажался я сам, потому что прекрасно понимал: ошибка подчиненного на две трети состоит из недальновидности его начальства. Не те полномочия выданы, не тот уровень ответственности, неподходящее задание… — И не надо сваливать все на печальное стечение обстоятельств. Ни в жизнь не поверю. Рассказывай.

Вероятно, я произнес простую просьбу настолько императивным тоном, что Макс дисциплинированно завела рассказ.

Это был обычный вызов. Во главе пятерки, за неимением на месте Честера, Макс или Романа, встал следующий по негласному старшинству, выдержке и опытности — Алистер. В напарники он традиционно взял Уилла, к которому испытывал слабость: Али веселили его мистические истории, бесчисленные народные приметы и сверхъестественные знаки, видимые оперативником где только можно, и где нельзя тоже. Прихватил с собой первопроходец Красного, Дэйла и Вика.

Раз ничто не предвещало угрозы, то Дэйлу полезно было проветриться и заняться любимым хобби — классической фотографией, а Вик в очередной раз рассчитывал эпатировать окружающих новой вариацией «волчьей» прически с разбросанными по шевелюре в определенном порядке черно-красными прядками. Экстремал с тягой к постоянному получению дозы адреналина и замашками востребованного кутюрье стал горем в своей семье, зато в Корпусе первопроходцев обрел понимание. А что думал по поводу выезда Красный, никто не знал. Он вообще редко говорил вне узкого круга коллег-оперативников, зато среди своих его рассказы превращались в ожившие фельетоны, острые, едкие и неизменно поучительно-смешные.

Поводом для визита первопроходцев послужил пробой защитного купола. Ситуация штатная, но случавшаяся не так часто, чтобы предъявлять претензии научному отделу. Каждый случай прорыва нанопротекторной защиты рассматривался отдельно, головидео выезда оперативников разбирались учеными и аналитиками, а для них результаты разбора служили основанием для внесения в программу воспроизведения нанитов новых переменных, улучшающих и стабилизирующих работу защитного купола. Но на этот раз что-то пошло настолько не так, насколько что-то может пойти не в ту сторону согласно закону Мерфи.

Флаер первопроходцев мягко приземлился возле стандартного жилого модуль-блока в туристическом секторе. Сам по себе сектор гостей и туристов Корпусу первопроходцев хлопот не доставлял — инсектоидной странной живности на улицах хватало с избытком, как и растений. И туристы, как правило, ограничивались небольшой одно-двухдневной экскурсией по Шестой колонии. Это же так весело, посмотреть, как на рыбок в аквариуме, на деловитую деятельность ученых, на беготню колониальной полиции и изредка мелькающие вдали силуэты становящихся притчей во языцех на Земле и остальных пяти колониях первопроходцев! Благо, финансов у подавляющего большинства приезжих на большее не хватало. В отличие от фантазии и кипучей активности.

Али степенно вышел из флаера, за ним по привычке выпрыгнул с пассажирского сиденья Вик, демонстративно тряхнувший разноцветной головой, выгрузились Красный, Дэйл и Уилл. Последний сходу заявил:

— Зря мы с левой ноги вышли. Примета плохая, говорят.

Али недоверчиво скривил губы в однобокой ухмылке:

— Встать, говорят, с постели плохо с левой ноги, а вот из флаера выйти — это что-то новенькое.

Уилл нахмурился, но не стал перечить ведущему и промолчал против своего обыкновения. Его внимание привлекла нетипичная дыра в защитном куполе. Казалось, кто-то долго и упорно грыз защитный слой нанитов, пока не преуспел. Рваные края лохмами торчали в разные стороны, развеваясь на небольшом ветерке. На горизонте сквозь прореху было видно, как темно-фиолетовые тучи постепенно собирались в грозовой фронт, зловеще посверкивая алыми молниями, и неловко ворочались, угрожающе грохоча — начинался весенний короткий сезон дождей.

Что могло так повредить защиту? Ни один прорыв купола за прошедшие два года таких следов не оставлял, и наниты вели себя очень неспецифично, словно им была неизвестна природа существа, прорвавшего тонкую радужную пленку. Обычно, насколько мог опираться на полученный ранее опыт Али, защитная программа нанитов на все незнакомое реагировала враждебно-нейтрально, то есть неопознанные животные или споры растений, вещества и существа пройти через пленку купола не могли. Но существовали и неприятные исключения: при крупных размерах животного и целенаправленной атаке конкретной точки защита неизбежно рвалась.

Подобного рода случаев на памяти Алистера случалось едва ли по пальцам одной руки пересчитать, и каждый причинял столько неприятностей, что перепрограммирование должно было предусмотреть уже все возможные варианты. Миграция стада двутелок — так называемый «прогон», случавшийся раз в полугодие, и вынудивший изменить географию поселения; точечное нападение гнезда иглобрюхих суккуб, защищавших раненую по глупости Тони особь и чуть его не угробивших; взлом защиты талантливым, но по малолетству придурковатым приезжим, из-за которого купол отключился на несколько часов. Честер тогда схватил приступ неконтролируемой ярости, и это был первый за время их совместной работы раз, когда оперативники наблюдали, как их позитивный и миролюбивый начальник в голос орет на туриста, схватив его за грудки и тряся, как яблоньку.

Но, как показывала наглым образом зияющая перед ним дыра, это был абсолютно новый инцидент.

— Вик!

Оперативник отвлекся от созерцания свалившейся им на голову проблемы и вопросительно посмотрел на ведущего. Алистер кивнул чуть назад на оперативников и попросил:

— Возьми кого-нибудь и посмотри по ближайшему району, все ли спокойно. Людей пока в дома загони, в ближайший час им на улице делать нечего.

Вик кивнул и, взяв в напарники Красного, ушел выполнять приказ. Алистер осторожно обследовал края дыры, пока первопроходцы проверяли записи и территорию — не прорвался ли в колонию кто-то неучтенный, слишком быстрый, слишком ядовитый или крупный. Наниты программировались так, чтобы края разрыва запоминали биологический след проникающей через него флоры и фауны, облегчая первопроходцам жизнь, но вот запрограммировать весь объем купола на то, чтобы тот автоматически сообщал о прорыве, ученые пока не смогли — не хватало мощности. Тонкий слой нанитов не успевал распространить импульс опасности на достаточное расстояние при небольших или постепенных пробоях, и поэтому работы оперативникам хватало с избытком. Взвыть благим матом сирена безопасности могла только при тотальной нарушенности, угрожавшей критическим распадом всей защиты между двумя точками воспроизводства нанитов, а мелкие дырки она заращивала сама, что создавало ряд неудобств, но и позволяло не дергать первопроходцев по совсем уж пустякам. Им же доставались вот такие не критические, но крупные прорывы.

Вик, пробежавшись по двум ближайшим кварталам туристического сектора, постоянно переговаривался с Али. С первого взгляда под купол просочилась из учитываемой живности только парочка орфов. Зверьки крайне ядовитые, но, к счастью, заметные и пугливые. Если руки к ним без защитных перчаток не совать — вполне можно остаться и с пальцами, и с жизнью.

Что Красный, что Вик спокойно разъясняли туристам их самую главную обязанность — не мешаться под ногами и не препятствовать работе Корпуса первопроходцев. Большая часть вняла, запершись по жилым модуль-блокам и изредка выглядывая оттуда — не закончился ли внезапный комендантский час. Пару особо буйных, огорченных срывающейся прогулкой по окрестностям, припугнули штрафами, а страх потери денег среди туристической братии превалировал над страхом потери времени, так что проблем практически не возникло и тут.

Внезапно Вик обернулся, повинуясь безотчетному ощущению опасности, и заметил, как посередине улицы, насвистывая, идет беспечный паренек, размахивая ярко-красной сумкой. Он не слышал объявления, транслирующегося по всему району по системе оповещения, и предпочитал не замечать опустевшей улицы и мельтешения первопроходцев практически под носом. Юному отпрыску человечества было хорошо — он шел, едва глядя что перед собой, что под ноги, полуприкрыв глаза и пританцовывая под льющуюся из голонаушников музыку, включенную на полную громкость. Казалось бы, что такого — надо подойти и попросить пройти в безопасное место, но Честер так надрессировал подчиненных верить самым крохотным шевелениям интуиции, что Вик побежал к юноше почти с низкого старта.

Красный отставать не стал — его тоже что-то беспокоило, неуловимое, неосязаемое, но гнетущее. Вдвоем они почти добежали до парня, но тут Вик, сам не зная почему, резко остановившись, протянул руку к его сумке — и на броне от локтя к кисти что-то невидимое пропахало длинные глубокие борозды, оставив от прочного тяжелого экзоскелета невразумительные ошметки. И еще раз. Глядя на возникшую в воздухе из ниоткуда инфернальную четырехлепестковую пасть, окрашенную потеками собственной крови, Вик попытался достать левой рукой игломет, но не смог — болевой шок пронзил тело оперативника, заставив его упасть на землю и бессильно смотреть, как из порванной лучевой артерии ярко-алыми толчками просится наружу жизнь.

Из-за двери показался дирижер человеческих жизней в белом халате — новый реаниматолог, недавно начавший работать в госпитале. Мы с ним знакомы еще не были, но про его назначение я знал, это была критически важная информация. Я в душе немножко порадовался: как удачно, что ставка оказалась закрыта аккурат накануне того, как потребовался специалист, и поспешил к нему навстречу.

— Доктор?

Врач, молодой голубоглазый брюнет, но, судя по стремительной и четкой манере движений, повидавший на своем коротком профессиональном веку всякое, окинул меня цепким взглядом, особо задержавшись на глазах. На секунду мне показалось, что он сейчас забудет о пациенте и сосредоточит внимание на моей персоне, настолько его захватил чисто исследовательский интерес к необычному генетическому феномену, но в следующий момент он посерьезнел и вернулся к застывшему у меня в зрачках невысказанному вопросу.

— Что я вам могу сказать… Честер, верно?

Я кивнул, и он продолжил:

— Я не совсем понимаю, что или кто могло нанести подобного рода повреждения. Но биомеханика травмы говорит о том, что, скорее всего, это животное с острыми и загнутыми назад зубами. Только характер повреждений таков, что то ли у него три ряда зубов, то ли три пасти. Не хотелось бы столкнуться с такой тварью, — реаниматолог зябко подернул плечами. — Но к сути. Ваш коллега умирает. Слишком большая кровопотеря, болевой шок. Руку, конечно, мы спасем, но начался сепсис, и я жду результата токсикологии — вполне возможно, что ко всему прочему животное было ядовитым. Вы не знаете, какое?

Я покачал головой и медленно ответил:

— Если это и животное, то мы с подобного рода зверями ни разу не сталкивались. Это не значит, что их нет, планета и сейчас изучена довольно поверхностно. Вполне возможно, вы правы, и это неизвестный нам и науке вид. А когда будет токсикология?

— Не раньше, чем через сутки. Сами знаете, силитоксины сами по себе обнаружить и исследовать несложно, оборудование для атомно-эмиссионной спектрометрии имеется, и метод довольно чувствительный, но его пока не адаптировали для биологических жидкостей. Просто обнаружить наличие и количество кремния в сыворотке крови недостаточно, — врач с сожалением и грустью констатировал очевидные и понятные мне факты. — Вы, наверное, знаете, что в норме кремний у человека и так в крови содержится, но вот какой именно силитоксин и в какой концентрации, какова биохимия его действия, период распада и выведения…

Я понимающе кивнул и, чувствуя, как неприятно ворочается что-то колючее под ложечкой, переспросил:

— То есть у нас максимум сутки, чтобы понять, что за зверь на него напал, и попытаться сделать противоядие?

— Да, — просто ответил доктор. — И то не факт, что я прав, и яд есть. И не факт, что организм потом справится с шоком, кровопотерей и сепсисом. Обещать ничего не могу, к сожалению.

Я вздохнул и повернулся к Макс — та стояла рядом, бледная и молчаливая.

— Пошли, хватит тут смертушку в плотском обличье изображать, не пора еще.

Макс встрепенулась, в ее взгляде и мимике растерянное и испуганное выражение менялось на решимость и готовность действовать. Мы рысью бросились к флаеру и полетели в офис — терять не хотелось ни секунды.

Последовательный просмотр всех записей с места результатов не дал –будто защита сама взяла и порвалась, как ветхая тряпочка. Просмотр раз за разом того, как Вик падает, словно на него кто-то увесистый прыгнул, а потом покрывается ранами, стал недюжинным испытанием для психики. Но так не бывает, и мы стали докапываться до истины. Та в ответ упорно показывала нам фигу, пока через несколько часов я от отчаяния не предложил посмотреть запись во всех частотах электромагнитного излучения, которые могли зафиксировать дроны связи и наниты. И на терагерцовом спектре нас ждало неожиданное и крайне неприятное открытие.

— Ты видишь то же, что и я?

Макс кивнула. Перед нами предстал силуэт твари, которую я никогда в живой природе Шестого не видел и надеялся, что не увижу еще долго после этой заочной встречи. Крупное, размером со льва или тигра, животное, припав на девять лап, кралось вслед за моими ребятами, а те никак не могли его ни увидеть, ни угадать. Гибкое тонкое тело, скорее всего, покрытое плотной чешуей (особых подробностей терагерцовый спектр не давал), две пасти, передняя и спинная, острые когти на трехпалых конечностях — хищник. И чрезвычайно опасный. Но почему ее невооруженным взглядом не видно, я понять никак не мог.

Впереди показался беспечный турист, и тварь вместе с первопроходцами понеслась ему навстречу. Что ее так заинтересовало, и почему она не трогала раньше других людей или моих ребят, я не понял, но ровно в тот момент, когда Вик тянулся к парню — уж не знаю, предупредить или остановить — она напала.

Передняя пасть раскрылась четырьмя лепестками, полными зубов, спинная, напротив, чуть втянулась в тело, чтобы не мешать основной, и вперед метнулась гибкая длинная девятая лапа, оказавшаяся хвостом с тремя жалами. Зверь ужалил оперативника, содрал зубами с его правой руки передней пастью броню и попытался несчастную руку догрызть. Но едва кровь человека коснулась пасти, животное, мотнув головой, отвалилось, оставив глубокие рваные раны, и стелющимися скачками ретировалось в прореху. Красный выпустил вслед твари пару зарядов, но те просвистели мимо.

— Похоже, мы для него невкусные, — констатировал я, внутренне холодея, но внешне стараясь этого Макс не показывать. Еще я при ней не паниковал. — Хорошо, что не придется это нечто по всей колонии отлавливать. И что делать теперь?

Дверь, мягко шаркнув, отъехала в пазы, и на пороге моего кабинета нарисовался Тайвин. Как обычно, не поздоровавшись, он с места в карьер поинтересовался:

— Что смотрите?

Я сердито на него покосился и сварливо спросил:

— Вы когда-нибудь научитесь стучаться? Я смотрю, кто пытался съесть Вика.

— Это у вас такой, всегда с боевой раскраской ходит, — неопределенно покрутил пальцами ученый, — да?

— Вам смешно, а у меня человек умирает, — попытался пристыдить я непробиваемого гения. Тот и ухом не повел. — Посмотрите.

Мы втроем просмотрели всю запись, и Тайвин, проникнувшись созданием, прокомментировал:

— Химера. Поймать, я так понимаю, не сможете? — не дожидаясь ответа, он продолжил: — Я тут, кстати, к вам по делу…

— Как-как вы это назвали? — вцепился я в ученого.

Тот посмотрел на меня с некоторым удивлением и укором, дескать, что вы меня за халат хватаете, и ответил:

— Химера. Знаете, у древних греков было такое чудовище, дочь Ехидны и Тифона, сестра самой Медузы Горгоны, Цербера и Лернейской гидры. По легендам, у нее было тело и голова льва, на спине — голова козы и хвост, заканчивающийся змеиной головой. Дышала она огнем, нрав имела прескверный, людей пожирала, скот, посевы жгла. Но я, собственно, зачем пришел…

— Да, тварь та еще, — прервал я ученого во второй раз. — Похожа. Но что теперь делать-то с ней? Повадок мы не знаем, и почему она невидима, зараза зубастая? Хотя бы понятно, что ядовитая, скотина. Только как противоядие без животного подбирать…

— Вы, может, меня послушаете наконец? — на скулах у ученого проступили красные пятна, и он не слегка повысил голос. От удивления я так опешил, что замолчал. — Я к вам с противоядием и пришел.

— Так что ж вы молчите! — опять вцепился я в его многострадальный халат.

— А вы разве даете мне что-то сказать? — резонно возразил гений, осторожно меня отцепляя. — Так вот, один из моих гамадрилов исследовал силитоксин орфов и пришел к выводу, что силитоксины в принципе устроены наподобие рицина, тоже с двумя цепочками, одна с ферментативной активностью, вторая со свойствами лектинов, а между ними — дисульфидная связь…

— Тайвин, — грустно сказал я ученому, — если вы думаете, что я что-то понял, вы ошиблись. Я, конечно, не совсем дурак, но вы в очень жестокие биохимические дебри сейчас полезли.

— Давайте так, — поняв, что проку от лекций сейчас немного, гений перешел на более приземленный и понятный для нас с Макс язык. — Представьте, что у вас есть два магнита, и при входе в клетку они рассоединяются, а внутри — соединяются и отравляют ее. Это такой биохимический троянский конь, и вот те связи, которые соединяют магниты, мы и разрываем антидотом, чтобы яд стал просто двумя отдельными молекулами, вреда не приносящими.

— Давайте антидот. Поеду на практике пробовать ваши достижения.

— Но это опасно! Препарат не проверен…

Я посмотрел ученому прямо в его льдисто-серые глаза и произнес:

— А у Вика есть выбор? Ему жить максимум сутки, если не будет противоядия. Что тварь ядовита, кажется, понятно. И если вы говорите, что силитоксины все между собой похожи, то этот препарат — его крошечный шанс выжить. И к тому же, вам точно интересно, сработает или нет.

— Я не до такой степени мизантроп, людей во имя науки убивать. Хотя… Пес с вами, уговорили, — буркнул обиженный ученый, уходя к себе в лабораторию за антидотом, спустя пару минут вернулся и вручил мне автоинъектор. — Отчет я у медиков сам запрошу. Надеюсь, он не станет претендентом этого года на премию Дарвина. И, Честер, удачи. Вам и Вику она понадобится.

— Спасибо, — с максимальной серьезностью ответил я и понесся в госпиталь проводить клинические испытания нового антидота.

Вихрем ворвавшись в палату, я наткнулся на врача, тот менял капельницу, с сожалением глядя на пациента, и по его позе и мимике я понял, что хороших вестей ждать не приходится.

— Док! — запыхавшись от пробежки по госпиталю, я не сразу смог отдышаться и пояснить, с чем таким феноменальным я решил потревожить больничные покои.

— У вас должны быть чертовски хорошие новости, если вы на таких скоростях спешите их доставить, — посмотрел на меня с надеждой молодой реаниматолог.

— Понятия не имею, понравится вам это или нет, но вот. — Я протянул доктору автоинъектор. — Наши стоумовые подобие универсального противоядия сделали. Только времени испытать не было.

— То есть вы хотите сказать, что нам с вами сейчас предстоит рискнуть жизнью моего пациента и вашего подчиненного, — невозмутимо поинтересовался врач, тем не менее, перекрывая подачу лекарств в вену, — без проверки эффективности, без учета фармакосовместимости, вот так, просто?

— Да, — безыскусно ответил я. — Рискнем?

Реаниматолог оценивающе посмотрел на меня, что-то решая в голове, затем утвердительно тряхнул головой:

— Рискнем. Но под вашу ответственность.

— Разумеется! — просиял я и протянул специалисту антидот.

Вик на инъекцию никак не отреагировал, и врач пожал плечами:

— Отсутствие результата — тоже результат. По крайней мере, мы его не убили. Посмотрим в динамике.

Я вздохнул, пожал плечами и поинтересовался:

— А можно сюда вторую кроватку поставить? Я тут побуду пока…

— Можно, — улыбнулся доктор, и я, ослабив дрожащее внутри перетянутой струной напряжение, улыбнулся в ответ.

Следующие несколько часов я занимался тем, что уговаривал мироздание подождать забирать бессмертное Виково духовное естество в лоно Абсолюта, но Макс несколько раз звонила и сбивала весь возвышенный настрой. В итоге я отключил смарт, предварительно поговорив с расстроенной валькирией о необходимости запастись терпением, зажал в руке любимый брелок и лег спать на соседней койке. А что еще оставалось?

В середине ночи меня разбудил неестественный звук — Вик метался по кровати, пытаясь вдохнуть, и не мог этого сделать. Я сполз с выделенной мне каталки, сел на стул рядом с ним и взял за руку. Сосредоточившись, я старался сжимать его ладонь в такт своему дыханию — где-то читал, что такая синхронизация может сработать. Мир вокруг сузился до точки и уплыл во тьму, пока я старался заставить оперативника успокоиться и продышаться. Мне на секунду почудилось, что что-то неуловимое, едва видимое, как дрожание воздуха над разогретыми камнями в летний зной, струится между ладонями, осторожное, мягкое, хрупкое. Хотя… показалось.

Вик успокоился и принялся тоненько, хрипло вдыхать, словно для воздуха у него осталась только тонюсенькая трубочка в пару миллиметров. А я, чувствуя, как сердце через два удара на третий пропускает ритм, сбоит сознание, двоится в глазах и кружится голова, стремясь увести меня куда-то за пределы и яви, и сна, из последних сил нажал кнопку вызова медперсонала и, объяснив прибежавшим медикам проблему, свалился на койку спать. Мало ли что там мне почудилось, главное, кризис миновал.

Пробуждение вышло не из приятных: резкий женский голос ввинчивался в уши и в мозг, заставляя то ли натянуть на голову подушку, то ли выпрыгнуть из окна, но не оставаться с его обладательницей в одном помещении.

— Твоя проклятая служба тебя погубит! Что с твоей рукой? Неужели нельзя было выбрать более изящный способ умереть? Ты сведешь меня в могилу раньше времени! А я еще молода и красива!

Я с трудом разлепил глаза, и имел удовольствие увидеть прекрасную картину: величественная белокурая мадам, на вид напоминающая дирижабль в ослепительно белоснежных одеяниях, пеняла скривившемуся то ли от боли, то ли от восклицаний оперативнику на нелегкую свою судьбу. Он поглаживал истерзанную руку и страдальчески морщился. По-видимому, на Шестой удалось скоростным шаттлом прибыть его одиозной maman, которую иначе у нас в отделе никто не называл, поддерживая шуточки Вика по поводу его «утонувшей в шампанском и аристократии» семьи.

— Мама! — простонал Вик, прикрыв глаза. — Почему я не умер…

— Не мамкай! — строго произнесла монументальная женщина, глядя то на меня, то на непутевого сына с такой укоризной, что я невольно потупился. Но тут же встряхнулся и, чувствуя нарастающую слабость и головокружение, спросил:

— Ты как себя чувствуешь?

— Порядок, Чез. Жить буду, — улыбнулся мне оперативник. — А вот ты что-то паршиво выглядишь. Мне показалось, или ты…

— Показалось, Вик. Просто не спал всю ночь. Показалось, — категорично заявил я и упал обратно на койку, отлеживаться. Организм решил, что борьба с гравитацией бесполезна, и горизонтальное положение — отличный вариант нормы.