Дочь Водяного

Великий кузнец Вселенной

— Он вернулся, — сообщила Лана, прекрасно зная, что Михаил поймет, о ком идет речь.

Сердце Михаила ухнуло куда-то вниз, пропуская удар, легкие, словно оттуда испарился весь сурфактант *, слиплись в единый ком. Он этого ждал, и все равно оказался не подготовлен. Не стоило после победы над Ищеевой успокаивать себя обманчивой иллюзией безопасности, следовало сразу довершить дело до конца, не давая выползню опомниться и накопить силы. Если бы он, пройдя посвящение, подчинил духов, уже десять раз сумел бы отыскать заклятую иглу и обратить Хозяина Нави в прах. Но сделанного, вернее, не сделанного не воротишь.

— Не знаю, кто ему после исчезновения ведьмы помогал, — продолжала Лана. — Но за прошедшие годы он стал еще сильнее. И по-прежнему хочет меня забрать, превратив мои владения в безжизненную пустыню!

Михаил поморщился как от сильной зубной боли или, скорее, увесистой оплеухи. Он всегда брезговал магией Нави, считая ее слишком грязной и темной, а между тем ему следовало лучше осмотреть боевую вайнахскую башню, в окрестностях которой в последние годы продолжала литься кровь. Похоже, Елена Ищеева хотя и не преуспела с ритуалом возврата, но предприняла некоторые шаги к тому, чтобы даже в случае ее гибели патрон мог получать подпитку. Неужели она рассчитывала на благодарность?

— Но ты же говорила, что любовь Андрея тебя защищает, — чувствуя себя все более виноватым, уточнил Михаил.

— Пока да, — успокоила его Лана. — Но Бессмертный — страшный человек, то есть не человек вовсе. Он понимает, что просто так теперь до меня не добраться, поэтому шантажирует мужем и дочерью.

— А ты не пыталась поговорить с Андреем? — без особой надежды спросил Михаил.

— Как об стенку горох, — вздохнула Лана. — Ты же знаешь, муж готов рассыпаться в благодарности перед всяким, кто проявит интерес к его земноводным и исследованиям в области живой природы. Он уже и студентов своих просто разбаловал, что ему на голову сели. А Константин Щаславович, едва вернулся, выделил немалые средства на переоборудование лаборатории и ремонт стационара, а теперь еще и именную стипендию для одаренных студентов-биологов учредил. При том, что Андрей отлично знает, кто подписывает липовые экспертизы по природоохранным мероприятиям на аффинажном заводе и полигонах. Но он до сих пор убежден, что Бессмертный тут ни при чем. Да и что может сделать Андрей?

Михаил согласился, что в такой ситуации человеческими силами проблему не решить даже с помощью переезда. Лана не могла надолго отлучаться из своих владений. Да и Бессмертный в любой точке земного шара все равно сумел бы ее отыскать. Но не слишком ли она переоценивала возможности шамана? Да и существовали ли способы уничтожить само воплощение Нави?

— Что случилось? На тебе лица нет! — подступила с расспросами Вера, едва дождавшись окончания разговора.

— Лане снова грозит опасность, — не стал таиться Михаил, тщательно пережёвывая остывший ужин.

Вкуса еды он не чувствовал.

— Это из-за того бизнесмена, который хотел ее убить? — осторожно уточнила Вера, в общих чертах без подробностей, касающихся тонких миров, знавшая историю знакомства с четой Мудрицких и противостояния с Бессмертным. — Разве это не дело ее мужа и правоохранительных органов? Или твой друг Боровиков больше не ведет следствие по этому делу?

— У Боровикова слишком мало улик и полномочий, — сказал чистую правду Михаил. — Если к расследованию, как в прошлый раз, подключится центральная пресса, возможно, удастся его сдвинуть с мертвой точки.

Он и сам разделял опасения жены, понимал, что ей нужен живой муж, а Леве отец. Вера и так столько раз его безропотно отпускала в самые опасные командировки. Но оставить Лану без помощи он тоже не мог.

— Пока не пройдешь посвящения, тебе эту задачу не решить, и зеркало Верхнего мира не отлить даже с помощью Водяного, — обойдясь на этот раз без упреков, поставил его перед фактом дед Овтай. — А провести обряд может, увы, только живой шаман.

На этот раз Михаил знал, к кому обратиться. Он наводил справки. Берген Хотоев и Роман Коржин ничего не перепутали.

Дело было на Балканах. Они с Бергеном, Саней, Артемом и присоединившимся к ним Романом сидели за нехитрой солдатской трапезой, дополненной крестьянским козьим сыром и местными овощами.

Смакуя налитые южным солнцем томаты, ломая ароматный сыр, Михаил думал о том, почему в этом благодатном краю людям не дают жить спокойно только из-за того, что они даже под османским владычеством сохранили древнюю веру, да еще выбрали не тех друзей. Что поделать, в последние годы и на Руси честным людям жилось непросто.

— Мне тут жена недавно говорит, — с невеселой усмешкой делился с товарищами Берген. — Шепни мне, что ли, на ушко какую-нибудь государственную или военную тайну, а я ее продам. Сына надо в школу собрать.

— А нам, журналистам-балаболам, и тайны никто не доверит, — переглянувшись с Романом Коржиным, вздохнул Михаил.

— Ну, про тебя-то разговор особый, — разливая товарищам еще по маленькой спирт, хлопнул его по плечу Берген. — Я вообще не понимаю, почему ты со своей дудочкой волшебной до сих пор деньгу не заколачиваешь?

— И как же ты предлагаешь заколачивать? — усмехнулся Михаил, залпом выпивая спирт и занюхивая сыром. — Порчу наводить или привораживать и снимать венец безбрачия?

Собравшиеся рассмеялись.

В самом деле, последние десять лет после отмены не только политики научного атеизма, но и любой другой идеологии, народ как с цепи сорвался. Пытаясь наверстать упущенное, сбитые с толку и дезориентированные обыватели, как это и прежде случалось в кризисные годы, нередко ударялись в дебри махрового шарлатанства от оккультизма. Самозваных колдунов и ворожей, которым хотелось подбить третий глаз, развелось столько, что реклама их услуг прокралась даже в серьезные издания вроде газеты, где работал Михаил.

— У меня дед умел лечить наложением рук, — после паузы признался Артем Соколов, глядя куда-то на покрытые вечерним туманом громады гор, похожих на Кавказ, но неуловимо других. — Кровь затворял, лихорадку снимал. Обращался почему-то к какому-то Финисту, говорил, что мы от него род ведем.

Михаил улыбнулся, думая о том, как бы убедить лейтенанта, чья удачливость вошла в поговорку, развить семейный дар, связанный с редкой сейчас в человеческом мире магией вещих птиц Ирия. Похожее ведовство ощущалось и в старшей дочери Царевых Маше, единственной в семье.

— А я вот недавно у одного шамана интервью на севере брал. Только не знаю, настоящий он или нет, — решил поддержать тему Роман Коржин, который после одного из обстрелов тоже уверовал в способности Михаила и на его дудочку смотрел с благоговением.

— А как зовут того шамана? — заинтересовался Берген Хотоев, который еще во время первой командировки обещал навести справки, но так и не смог вспомнить имя целителя из тундры, поставившего на ноги его отца.

— Дайте подумать, — нахмурился Коржин. Помню, что имя там было то ли Тархан, до ли Дастархан…

— Дархан? — подался вперед Берген.

— Правильно, — оживился Коржин. — Дархан Кудаев.

— Это он и есть, — с немного виноватым видом повернулся к Михаилу Берген.

— Главное, общими усилиями вспомнили, — подытожил Артем Соколов.

Михаил навел справки. Старого Дархана Кудаева соплеменники действительно почитали как могущественного ойууна, и он мало кому отказывал в помощи.

— Кочевья тундры, конечно, не ближний свет, — деловито рассуждал при жизни никогда не покидавший пределов родной деревни дед Овтай. — Но я-то уже хотел тебя в Бразилию отправить. Туда, так и не доучившись, вместе с белогвардейцами подался мой последний ученик Тумай. Там живет и практикует его внук.

Михаил не первый раз слышал этот разговор о Бразилии, но какое-то странное предчувствие его все время останавливало. К тому же он знал, что по деньгам их семейный бюджет не потянул бы даже авиаперелет. Все-таки, в отличие от многочисленных шарлатанов, Михаил не заколачивал бабки приворотом, наведением порчи и прочисткой разных чакр. А так как португальский он не учил, на командировку рассчитывать тоже не приходилось. Ему и поездку в тундру пришлось буквально выбивать.

— У нас не этнографический альманах и не вестник Географического общества, — пробурчал начальник отдела, едва Михаил озвучил идею подготовить сюжет о жизни коренных народов Севера и Сибирии.

С главным редактором он все-таки решил посоветоваться и неожиданно получил добро. Оказывается, спонсоры их издания давно хотели увидеть репортаж о том, как Углеродный гигант борется за сохранность природы Арктики и помогает оленеводам, в то время как другие олигархи их только спаивают и пытаются согнать с исконных земель.

Конечно, Михаил не обольщался по поводу олигархов, но к крупнейшему предприятию, тащившему на себе почти весь бюджет края, относился в целом положительно. Он пообещал все написать, как просили заказчики, и отправился готовиться к командировке. Но тут возникло еще одно непредвиденное обстоятельство. Вера непременно хотела поехать вместе с ним. Она как раз взяла отпуск и даже договорилась с дедушками и бабушками, чтобы они по очереди сидели с Левушкой.

— Я всю жизнь мечтала увидеть тундру летом, — умильно глядя на мужа, ластилась она. — Да и стойбище оленеводов — просто потрясающая натура.

Поначалу Михаил хотя и удивился, но ничего не заподозрил.

— Я согласен, что виды там и вправду роскошные, — кивнул он, прикидывая, хватит ли пленки. — Но условий никаких. Все удобства в тундре!

— Можно подумать, у нас в деревне такие уж условия, — милой пушистой кошечкой фыркнула Вера.

Михаил пытался привести еще какие-то аргументы, но жена проявила настойчивость, продолжив уговоры ночью, и он не устоял.

— Ну можешь же ты мне сделать подарок на годовщину свадьбы, — привела Вера последний аргумент, отправляя мужа за вторым билетом. — А на обратном пути заедем к Мудрицким.

Михаил, который собирался войти в лифт, едва не уронил в шахту бумажник, вовремя успев отдернуть руку и в недоумении глядя на жену.

— Ну ты же не думал, что я отпущу тебя одного, — мягко, но решительно обняла его Вера.

— На Кавказ и Балканы как-то отпускала.

— Это другое, — проговорила она проникновенно. — Я ведь знаю, зачем ты едешь в тундру, и чувствую, что должна находиться с тобой рядом!

В столице региона они пробыли недолго, только для того, чтобы осветить мероприятия, посвященные празднику летнего солнцестояния Ысыаху * и послушать известных сказителей-олонхосутов. * От города до месторождения, где Михаил взял интервью у главного инженера и пообщался с рабочими, они добрались на вертолете, а дальше пересели на вездеход.

Вера держалась молодцом, и, хотя в пути ее укачало, жаловаться и отступать не собиралась. Она продолжала вести себя так, будто это туристическая поездка, и с восхищением смотрела по сторонам, вздыхая лишь о том, что на ходу не может делать зарисовки. Михаил, где получалось, снимал на фотоаппарат, но Вера гордо утверждала, что настоящие художники рисуют только с натуры.

Освещенный рассеянными лучами чуть проглядывающего среди облаков прохладного солнца пейзаж и в самом деле завораживал той неброской хрупкой красотой, которая пленяет в Средней полосе, только более суровой. Им повезло увидеть Север в цвету. Источающие древнюю магию вересковые пустоши оттеняли белесоватые заросли похожего на коралловые рифы ягеля и древних мхов. Белые цветы морошки и розовые соцветия княженики рассыпались по сопкам и болотистым низинам среди травы и карликовых берез. Возле камней, где преобладали кладонии, природа неуловимо напоминала склоны Ай-Петри или высокогорье Кавказа.

В траве и среди мхов копошилась непуганая живность: шныряли пестрые лемминги, на кочках караулили любопытные евражки. Попадались снежные бараны и зайцы-беляки. Ближе к стойбищу дорогу пару раз пересекли сменившие шубку на голубовато-серую осторожные песцы. Впрочем, мирно пасущихся среди ягеля и хилой травы низкорослых северных оленей и даже недавно появившихся телят небольшие хищники не трогали. В основном рыскали возле человеческого жилья, с вожделением поглядывая в сторону развешанной на шестах вяленой оленины.

Здешнее кочевье при всей его архаичности производило впечатление благополучия. В последние годы, когда массово начали закрываться промышленные гиганты и предприятия сферы услуг, многие жители Крайнего Севера, оставив построенные для них Советской властью поселки, вернулись к традиционному кочевому скотоводству. Что поделать, даже в центральной России многие выживали лишь за счет приусадебных хозяйств.

В стойбище царило небывалое оживление. В чумах остались только дряхлые старики и бабушки с младенцами. Оленеводы и члены их семей толпились у реки, что-то рассматривая. Под ногами, виляя бубликами-хвостами и возбужденно тявкая или подвывая, крутились остроухие собаки.

— Что происходит? — удивилась Вера, отмахиваясь от вездесущих насекомых.

Михаил лишь плечами пожал, повернувшись к их провожатому и водителю Николаю.

— Вам, кажется, повезло поймать сенсацию, — пояснил тот после короткого разговора с местными. — Река размыла берег, открыв хорошо сохранившуюся тушу мамонта. Надо срочно связаться с городом и сообщить специалистам. Если сейчас не предпринять меры, находку унесет река.

— Ты мне приносишь удачу, — потянулся Михаил к жене, отводя от ее лица выбившуюся из-под косынки светлую прядь и отгоняя комаров.

Помимо интересного материала для редакции он имел в виду и основную цель своей поездки. В мифологии народов Севера и Сибири образ мамонта занимал важное место, отождествляясь с одним из самых сильных духов-помощников подземным ящером эхеле. Старики рассказывали о мамонтах-змеях, чья верхняя губа достигает неба, а нижняя касается земли, и покрытых мхом тысячелетних мамонтах-рыбах или мамонтах-быках, которые живут на дне озер и рек, прокладывают подземные русла или ломают рогами лед. Эти легенды проникли и на ту сторону Уральских гор, послужив источником для образа зверя Индрика из Голубиной книги.

Доставая зеркалку, Михаил думал о том, где и как в такой сумятице отыскать Дархана Кудаева, и не обидится ли старый шаман, если ищущий его ученичества городской житель замешкается на берегу. Впрочем, сомнения развеялись, едва они добрались до реки.

У самой кромки воды чуть в стороне от оживленных соплеменников стоял, покуривая длинную трубку, сухонький старик в традиционной кухлянке, на которой Михаил без труда распознал знаки Верхнего и Нижнего миров. Хотя изборожденное морщинами лицо старца напоминало даже не пергамен, а много раз стертый и вновь переписанный палимпсест, черные узкие глаза продолжали смотреть на окружающий мир со спокойным, но живым интересом, а от почти лишенной плоти фигуры исходило величие. Не просто так его личное имя в сочетании с родовым переводилось как Великий кузнец Вселенной.

— Я ждал тебя еще пять лет назад, внук Медведя, — приветствовал шаман Михаила, невозмутимо попыхивая трубочкой. — Но сын Орла, — продолжил он, имея в виду Бергена, — при всей его меткости и прозорливости мое послание до тебя донести не сумел.

— Ты мне поможешь? — без обиняков спросил Михаил.

— Если ты готов мою помощь принять, — усмехнулся в ответ старик, выпуская из трубки колечко дыма. — Умения и опыта тебе не занимать, но хватит ли решимости? Ты ведь столько медлил. Да и противник у тебя сильнее всех абасы, с которыми мне когда-либо сталкиваться приходилось. Впрочем, Юрюнг Айыы Тойон * и айыы * к тебе благосклонны, если твое появление здесь знаменовал приход эхеле.

Они договорились, что сегодня Михаил осматривается, берет интервью и делает снимки для будущего репортажа, а завтра с утра начинает готовиться к обряду.

— Только я приехал с женой, — виновато глянул на старого шамана Михаил.

— Да я уж вижу, — усмехнулся Дархан, и его черные глаза стали похожи на две лукавые щелочки, от которых лучиками солнца расходились добрые морщинки. — Красивая она у тебя, но принадлежит Верхнему миру.

Михаил кивнул, помогая Вере расположиться с этюдником. Он и сам думал о том, что им с любимой, скорее всего, уготовано разное посмертие. Ведь горний мир для шаманов закрыт. С другой стороны, жена его прадеда, тоже Вера, сама захотела остаться в чертогах предков рядом с мужем. Впрочем, не об этом сейчас следовало думать.

— О красавице своей не беспокойся, — заверил его Дархан. — Моя старуха и невестки позаботятся о ней. Да и дело для нее тут найдется. Вишь какая она у тебя шустрая. Пока ты тут со мной болтаешь, она уже и с женщинами познакомилась, и облик эхеле сохранить успела. Может быть, и духов еще поможет приручить. Тебе повезло, что в этом году Ысыах в столице решили провести не на летнее солнцестояние, а чуть раньше. Пока ветви Аал Луук Мас * приблизились к земле, ты успеешь и духов приручить, и зеркало верхнего Мира отлить, и на бой с Выползнем выйти. Только бы он не догадался и не нанес удар первым.

Михаил внутренне похолодел и снова испытал чувство вины. Почему нельзя начать обряд уже сегодня?

Остаток дня они с Верой провели у реки. Михаил фотографировал, жена делала зарисовки, иногда подсказывая ему удачный ракурс. Николай и местные мужчины проводили измерения, прикидывая, удастся ли сохранить находку до прибытия специалистов. В этом плане река с чаяниями ученых не считалась, и нередко образцы реликтовой фауны, открытые в береговых отложениях, безвозвратно утрачивались просто потому, что в отдаленных безлюдных районах некому было их сохранить.

Вера успела за день заполнить зарисовками целый альбом. В лучах нежаркого северного солнца временами казалось, что за спиной у нее простираются сияющие крылья.

— Ну где бы я еще не в музее увидела мамонта! — не скрывала она восторга, точными экспрессивными штрихами запечатлевая величественный, но вместе с тем фантастический и даже пугающий облик пришельца из прошлого.

Изломанные линии и неестественное положение вмерзшего в толщу земли гигантского тела придавали ему вид хтонического монстра, самого настоящего эхеле.

— Можно еще изловчиться и свитер из его шерсти связать, — перезаряжая кассету с пленкой, вспомнил Михаил любимую геологами байку, благо мех доисторического чудища длиной и густотой мог не только поспорить с короткой и жесткой шерстью северных оленей, но и давал фору здешней скудной растительности.

Михаил понимал, что надо все-таки сказать жене о предстоящей хотя и недолгой, но разлуке, но почему-то медлил и не решался.

Когда уже вечером, обозначавшимся в этом краю легкими сумерками, еще более прозрачными, нежели в Северной столице, без лилового оттенка и с тучами звенящей мошкары, они шли к стойбищу, Вера сама потянулась к мужу.

— Не переживай, я справлюсь, — сказала она негромко. — Сделаю еще серию портретов, зарисую природу и быт. К тому же женщины обещали меня обучить работать с оленьим мехом.

Михаил лишь молча ее обнял, забирая этюдник, а когда она заснула, сморенная усталостью, долго на нее любовался, в неверном сумрачном свете белой ночи стараясь запомнить любимые черты.

Утром чуть свет, когда все еще спали, он отправился к указанному Дарханом месту вверх по течению реки подальше и от стойбища, и от слишком людного откоса, где дожидался освобождения или полного забвения плененный мерзлотой мамонт. Потревоженный рекой дух доисторического животного сейчас бродил где-то неподалеку. Михаил его присутствие ощущал и думал о том, что, если бы имел бивни или ковш, то первую часть испытания выполнил бы шутя.

Но все, что достается легко, слишком быстро теряется. А Михаил собирался не на праздник, а на брань. Поэтому, вооружившись допотопным орудием, предком лопаты, неспешно копал в мерзлой земле квадратную яму. В ней ему предстояло провести трое суток в созерцании и отрешении, для возрождения в новой сути на время вернувшись в лоно земли. В былые годы шаманы, как и любые другие отшельники или воины, проходившие обряды инициации, уходили в пустыню на семь или семью семь дней. Но Дархан понимал, что ни у него, ни у его городского ученика на такие эпические подвиги времени точно нет. Он и так на целых пять лет отложил встречу с предками и айыы.

Солнце достигло полуденной отметки, когда временное жилище будущего шамана было закончено. За работой Михаил вспотел и поэтому холода не чувствовал. Однако через какое-то временя стылое дыхание мерзлоты начало к нему подбираться, пропуская по позвоночнику ток ледяного озноба, сковывая и без того затекшие от вынужденной неподвижности члены, парализуя волю. Скорчившись на дне ямы, как велел ритуал, в позе эмбриона, Михаил отстукивал неритмичную дробь зубами в безуспешной попытке согреться. Сосредоточиться или войти в состояние транса не удавалось. Все время в голову лезли какие-то посторонние суетные мысли, и в первую очередь о семье и о Вере. Как она там одна среди незнакомых людей, живущих первобытным укладом? Зачем он только впутал ее в эту историю?

За этими мыслями Михаил вдруг почувствовал, что стало как-то теплее. Солнце покинуло мягкую лежанку облаков, и один из его лучей светил прямо в лишенное крыши жилище шамана. А в этом луче играл и резвился похожий на гончую собаку или гепарда пестрый зверь с огненными крыльями и изгибающимся причудливыми петлями хвостом: то ли иранский Симург *, то ли славянский Семаргл * вроде тех, которых изображали на браслетах из рязанских кладов. Михаил даже боялся помыслить, но подспудно знал, кто послал ему этого духа Верхнего мира.

Перед глазами возникла картина древнего славянского капища в окрестностях еще не разрушенной Батыем Старой Рязани. Средневековые земледельцы и бояре, сняв кресты и пояса, свершали архаичный купальских обряд. Юная девушка с распущенными светлыми волосами, чертами лица похожая на Веру, сняв с длинных рукавов серебряные браслеты, плясала в кругу об руку с купавым добрым молодцем, не ведая, что это не просто пригожий парень из соседнего села, а сам Семаргл-Переплут. Михаил, конечно, пока не собирался смущать Веру историей ее семьи. Он просто до радужных мух в глазах следил за полетом невероятного гостя и согревался теплом его огненных крыл.

Ближе к вечеру Семаргл вслед за солнцем исчез, но холода все равно не ощущалось: тело словно покрылось длинной мохнатой шерстью с густым подшерстком и толстым слоем подкожного жира. Пейзаж тундры удивительным образом сменился реликтовым лесом, в котором царствовали хвойные, и обширными пастбищами с сочной высокой травой, способной обеспечить пропитание многочисленных стад гигантских травоядных животных.

Михаил с интересом смотрел на мир с высоты более чем пятиметрового роста, ощущал тяжесть мощных бивней, наслаждался своей мощью, силой и уверенностью, которая никуда не уходила даже с приближением саблезубых кошек. Докучливые хищники хоть и бродили окрест и опричь, но нападать не решались. Он кочевал вместе со своим стадом на бескрайних просторах, ограниченных лишь берегом океана, не обращая внимания на все усиливающийся холод и валящий даже посреди лета крупными хлопьями снег. Но травы и пригодных в пищу веток хвойных становилось все меньше, иссякали силы, приходилось преодолевать гигантские расстояния в поисках скудного корма, а докучливый холод подбирался все ближе…

Хотя нет, это вовсе не холод, а ледяной озноб, который колотит маленькое тельце ребенка. Да так, что даже в теплую погоду под ватным одеялом после чашки горячего чая с медом не получается согреться, а сам чай из-за дикой головной боли просится наружу. И перед глазами вместо завешанной ковром с мишками привычной стены комнаты их деревенского дома отчего-то виднеются очертания темного страшного подземелья, наполненного чудовищным смрадом, от которого трудно дышать.

«Левушка, что с тобой?» — по очереди спрашивают бабушка Валя и Катя.

«Похоже на дифтерию», — заглянув в горло, качает головой тетя Лена Царева.

«Какая дифтерия? У него же сделаны все прививки?»

Дедушка Валера уже вывел из гаража машину. Бабушки Валя и Катя только не могут решить, куда лучше ехать: в Москву или в Рязань.

А озноб все сильнее, и дышать совсем нечем. Из смрадного подземелья к распухшему горлу тянутся призрачные руки с зелеными когтями.

«Вы уже позвонили Вере с Мишей?» — ходит по веранде с сотовым дядя Вова Царев.

«Да куда ж им позвонишь? Они же в тундре. Говорила я Вере, зачем ее туда понесло?»

«Лева! Левушка! Держись!»

В самом деле, не стоило поддаваться на Верины уговоры. Но что бы сделала она? Если бы Михаил мог, он бы сам, как врачи прошлого, при помощи трубки оттянул из горла сына закрывающие зев тлетворные пленки, отдал бы всю свою кровь, чтобы его спасти.

«Поздно, голубчик, — раздался где-то рядом знакомый насмешливый голос. — А я тебя предупреждал. Не лезь в мои отношения с Хранительницей».

У Михаила посреди бескрайнего простора тундры перехватило дыхание, будто болезнь подобралась и к нему. Зачем он столько лет медлил, почему выбирал какой-то благоприятный момент? Константин Щаславович, как и опасался старый Дархан, ждать не стал. Ударил по самому больному. И что теперь делать, как взглянуть в глаза Вере? Она ведь отправилась сюда, чтобы его поддержать. Или еще не поздно побороться? Разве он не шаман? И разве Вера не помогла ему приручить могущественных духов?

И вот уже над постелью Левушки, а потом и над задним сиденьем машины, где на руках двух бабушек уложили малыша, закружился пестрый зверь с огненными крыльями, от одного присутствия которого черные призрачные руки мгновенно растаяли, словно дым. В это время смрадное подземелье огласили грозный трубный глас мамонта и топот его могучих ног. Властитель Нави поспешил убраться восвояси.

Дыхание Левушки выровнялось, по телу, предвещая снижение температуры, выступила испарина. Когда родители и теща доехали до Москвы, сын уже спал.

Михаил выбрался из ямы, и, возвращая телу подвижность, направился к реке, понимая, что обряд еще не закончен.