~~~

Утром добрый мэр Крович не зашел в «Золотого ангела» выпить кофе — впервые с того дня, когда скупил все цветы в лавке Райкарда Марголиса. С трамвая, по обыкновению, он сошел на две остановки раньше, однако мимо кофейни прошел быстрым шагом, похлопывая по ноге свернутой газетой, словно погоняющий лошадь жокей. Тибо был охвачен смущением. Он представил себе заговорщическую улыбку Чезаре и понял, что сегодня просто не сможет стоять у высокого столика рядом с дверью, пить кофе и притворяться, будто читает газету. «Я занят, — сказал он сам себе. — Завтра».

Когда он переходил через реку, над самой водой, едва не врезаясь в опоры моста, с криками носились ласточки и выхватывали из воздуха мух. Скоро они улетят — рассадят своих птенцов на телеграфных проводах и гребнях крыш, а потом поведут их за собой через тысячи миль небесной пустоты в Африку. Это было так удивительно, почти невероятно — словно заклинание Чезаре. Можно верить, что зимой ласточки спят, зарывшись в ил на дне Амперсанда, но можно верить и в то, что они каждое лето снова находят путь домой из Африки. Можно считать, что Агата Стопак провела три года в размышлениях о том, каково это было бы — переспать с тобой, но можно и полагать, что все дело в волшебном заклинании. Все просто. Надо выбрать, какая из двух версий более невероятна.

Войдя в Ратушу, Тибо поздоровался с Петером Ставо, который только что закончил мыть пол в вестибюле, сдержанно кивнул мэру Сколвигу и посторонился на лестнице, уступая дорогу посыльному Сандору, бегущему с почтой в плановый отдел.

Это был самый обычный день, и Тибо был уверен, что таковым он и должен остаться. Он не будет поднимать шум по поводу произошедшего накануне, но не будет и делать вид, что ничего не было. Что сказано, то сказано. К тому же заклятие Чезаре за ночь наверняка окрепло, а завтра окрепнет еще больше. Оно будет действовать на нее все сильнее и сильнее, как наркотик, как алкоголь, и в конце концов она сдастся. Тибо был готов ждать.

Он ждал так долго, что может подождать еще, — так ждут, когда особенно роскошный персик окончательно созреет и сам упадет с ветки. Тибо притворился, что ему все равно, что персик чужой, а у него даже не хватает храбрости украсть его; персик уже готов был упасть, и упадет он именно в его карман. Этого достаточно.

В обычный день — то есть в день, чуть-чуть более обычный, чем этот, Тибо провел бы не менее двадцати минут в «Золотом ангеле». Двадцать минут — это много, когда сидишь один в кабинете и тебе нечего делать. Тибо подошел к окну. Оттуда было видно Замковую улицу, мост и очень длинный кусок набережной. Откуда бы Агата ни пришла, он ее увидит. Тибо долго стоял у окна, глядя на противоположный край площади. Его внимание привлекла собравшаяся там странная группа людей: цирковой силач в леопардовой шкуре, девушка с белым терьером, который все прыгал и прыгал через обруч, словно его дергали за невидимую веревочку, и еще две девушки, стоящие немного поодаль и жонглирующие булавами. Как странно, подумал Тибо, что никто, похоже, их не замечает. Казалось, они делают цирковые трюки, просто не зная, чем себя занять, — обычный человек в таком случае стоял бы, глядя на облака, и позвякивал мелочью в кармане. Однако когда из-за угла показалась Агата, силач сунул пальцы в рот и свистнул, девушки похватали свои булавы, как ласточки хватают мух, а собачка замерла в прыжке, поджала ноги и рухнула на тротуар.

Разбойничий свист силача прокатился по площади и пронзил уши Тибо, но Агата, похоже, не обратила на него ни малейшего внимания — будто не услышала. И даже когда циркачи увязались за ней, окружив кольцом, а собачка принялась, тявкая, носиться вокруг них, Агата ничем не дала понять, что заметила что-либо необычное.

Тибо встревожился. Ему не нравились эти циркачи. Они были похожи на банду карманников или похитителей людей, и Тибо готов был поспорить, что лицензии на содержание собаки у них тоже нет. Он выскочил из кабинета и сбежал вниз по лестнице, однако когда он вышел на площадь, вокруг Агаты уже никого не было.

— Эти люди к вам не приставали? — спросил Тибо.

— Какие люди? — ответила Агата, прошла мимо него и стала подниматься по лестнице.

Тибо посмотрел по сторонам. Циркачей не было. Только хромой голубь ковылял у фонтана, да две пожилые дамы лакомились вишнями, сидя на скамейке, — а так площадь была совершенно пуста. Ни силачей, ни тявкающих собачек. Тибо вернулся в Ратушу и пошел по лестнице вслед за Агатой, изобразив на лице «доброе и великодушное» выражение.

Когда он вошел в кабинет, Агата уже сидела за столом. Выглядела она расстроенной и несчастной. Взглянув на Тибо, она увидела на его лице то самое глупое выражение, говорящее: «Ну же, ну же, я все понимаю. Поцелуй — и забыли», которое только такая чудесная женщина, как Агата, может простить, не отвесив предварительно пощечину, и быстро отвела глаза.

Тибо планировал повести себя непринужденно и вообще выглядеть весело. Еще дома, сидя на кухне, он продумал сценарий утренней встречи: когда она придет на работу, он присядет на край ее стола, упершись в пол прямыми ногами, и раскованно, даже несколько развязно промурлычет: «Привет!» Но все опять пошло не так. Агата не смогла задержать на нем взгляд дольше мгновения, но и в этом взгляде он успел увидеть боль.

— Все в порядке? — спросил Тибо.

— Да, спасибо. Все отлично, — ответила Агата, роясь в коробочке со скрепками.

— Отлично?

— Да, отлично, спасибо. Я чувствую себя намного лучше.

«Отлично». Это самое слово она произнесла тогда, в «Золотом ангеле», прежде чем выбежать на улицу. «Отлично». Все было «отлично». Она не была расстроена. Он не сделал ничего плохого. А потом она бросила его.

— Отлично, — сказал Тибо. — Рад это слышать.

Сделав несколько больших шагов, он оказался у себя в кабинете и закрыл дверь, но еще продолжал стоять, прижавшись к ней спиной и ругая себя за то, что слишком поторопился, когда услышал ее шаги. Потом ее пальцы прикоснулись к двери. Он затаил дыхание.

— Тибо? — это был почти шепот. — Тибо, вы меня слышите?

Он тихо выдохнул.

— Тибо, можно с вами поговорить?

— Вы уже со мной говорите.

Он осторожно провел рукой по двери, не сомневаясь, что их ладони сейчас почти соприкасаются.

— Тибо!

— Я слушаю.

— Тибо, у меня неприятности.

— Я вам помогу.

— Вчера вы сказали то же самое.

— Вчера все было немного иначе. Вчера вы ударили меня дверной ручкой в лицо.

Агата замолчала. Прижав ухо к двери, Тибо слышал, как движется по деревянной поверхности ее рука.

— Я причинила вам боль.

— Ерунда, все уже прошло.

— Я не об этом. Я в самом деле причинила вам боль.

Тибо ничего не ответил.

— Мне нужна ваша помощь.

— Я готов вам помочь, вы же знаете. И всегда знали.

Агата снова затихла.

— Так что случилось?

— Гектор…

Звук этого имени родился у нее в сердце и наполнил ее рот, и когда он достиг ушей Тибо, его руки сжались в кулаки.

— Тибо, он попал в беду.

— И?

— Пожалуйста. Это была ошибка. Тибо… Пожалуйста, Тибо! Был суд, и, Тибо…

— Хватит произносить мое имя.

Но она снова сказала:

— Тибо…

— Сколько?

— Тысяча восемьсот марок.

Тибо ничего не ответил.

— Тысяча восемьсот — или его посадят в тюрьму. — И снова: — Тибо…

— Вы готовы были продать себя ради него.

— Нет, Тибо, нет! До вчерашнего вечера я ни о чем не знала. Клянусь!

— Как вы там говорили? Всего один раз? За тысячу восемьсот. Шлюха. Пройдемся до порта и я покажу вам женщин, которые делают это за двадцать!

— Не говорите так!

Эти слова немножко пристыдили Тибо. Помолчав, он спросил:

— Чего вы от меня хотите?

— Я думала, может быть… Я думала, может быть, вы сможете все уладить. Поговорить с кем-нибудь в суде. Может быть…

— Вот, значит, как вы думаете. Вы думаете, что я могу просто взять и нарушить закон. Вы думаете, я могу слегка обойти его, чуточку от него отступить, попросить пару знакомых об одолжении — потому что так ведь оно всегда и бывает. Так оно все устроено. Все мошенники, все воры, все продажны. Все одинаковы, и я такой же, как все. Вот как вы думаете.

Агата молчала.

— Уходите, — сказал Тибо. Он отошел от двери, уселся, откинулся на спинку стула и положил ноги на стол.

В окно дул пахнущий пылью ветерок, лениво шевелил тюлевые занавески. Тибо сидел, совершенно ни о чем не думая, и глядел на купол собора, то появляющийся, то исчезающий в тюлевой белизне. В час дня, когда над куполом поднялся серый голубиный вихрь, а мгновением позже до Ратуши докатился удар колокола, Тибо встал, подошел к окну и взглянул на площадь. Вскоре там показалась Агата: присела на бортик фонтана и развернула газету с бутербродами.

Тибо быстро отвернулся, достал из ящика стола чековую книжку и вышел из кабинета на черную лестницу. Чтобы добраться до кабинета секретаря суда, понадобилось несколько минут: сначала подняться на этаж планового отдела, потом пройти по коридору, который тянется, словно хрящик сквозь отбивную, соединяя разные здания, мимо мансард и пожарных лестниц, пока не упирается в баррикаду из составленных один на другой стульев и батарею банок с зеленой краской в муниципальном здании на другой стороне площади. Тибо открыл последнюю дверь и подошел к кабинету с табличкой «Г. Ангстрем, секретарь суда». Он не стал стучать. Казалось, стучать в дверь вдруг стало немодно.

Господин Ангстрем ел бутерброд с вареным яйцом и читал газету. Кабинет у него был небольшой и имел странную форму, поскольку находился под самой крышей. Окно выходило в темный двор суда, где по стенам, словно стремящиеся к свету лианы, ползли, стараясь обогнать друг друга, водосточные трубы. Когда Тибо распахнул дверь, она ударилась о стол господина Ангстрема.

— О, прошу прощения, — сказал Тибо, и, поскольку господин Ангстрем ничего ему не ответил, продолжил: — Послушайте, у меня есть один приятель, и у него возникла небольшая проблема. Получил штраф. Мне бы хотелось уладить это дело.

Господин Ангстрем проглотил огромный кусок бутерброда с яйцом.

— Имя?

— Стопак. Гектор Стопак.

— С Приканальной улицы?

— Он самый.

— Все будет улажено, господин мэр.

— Штраф — тысяча восемьсот марок.

— Не беспокойтесь, господин мэр.

— Что вы хотите этим сказать?

Ангстрем заговорщически подмигнул.

— Считайте, что все уже улажено.

Тибо хлопнул о стол чековой книжкой — получился звук, похожий на выстрел стартового пистолета — и принялся яростно строчить. Господин Ангстрем беспокойно выпрямился.

— Я выписываю этот чек на счет Городского Совета. Полагаю, он будет обналичен.

Пока господин Ангстрем расписывался в получении, Тибо сердито поглядывал на него через стол. Потом взял расписку и положил ее в бумажник.

— Можете искать себе другую работу, господин Ангстрем!

И Тибо вышел из кабинета, хлопнув дверью.

Во второй половине дня, когда он сидел и смотрел, как вокруг купола собора сгущаются тучи, Агата трижды стучалась в его дверь. Каждый раз он говорил: «Уходите». В последний раз он услышал, что она плачет.

Загрузка...