До самого вечера я пряталась от всего мира в кабинете писательницы, слушая музыку и читая. Мы не разговаривали друг с другом, каждая была занята своими делами. Но рядом с тетей становилось куда спокойней, чем одной. И… теплей что ли.
Страшно сказать, но я даже примирилась с тем, что тетя слушала исключительно джаз. Она сказала, что это Глен Миллер. Ну… Если… если притерпеться, то ничего так себе музыка, жизнерадостная… Даже слишком жизнерадостная для сегодняшнего дня.
Видеть сейчас еще кого-то мне не хотелось. Даже Мари, которой я позвонила, и сказала, что придется отложить поход в «Белую розу».
Пусть это и глупо… Но мне казалось, будто я тоже… тоже виновата в том, что произошло, в том, что сделала тетя Вирджини.
— Может, зря решила не встречаться сегодня с друзьями? — спросила тетя, как раз во время разговора сделавшая перерыв. — Могла бы отвлечься.
Ну да… От такого, пожалуй, отвлечешься…
— Нет. Так… лучше мне сегодня побыть одной.
Жаннет Дюпон не одобрила моего выбора.
— К одиночеству быстро привыкаешь, Тесса. А потом оно еще и начинает нравиться…
Говорила она это с горькой полуулыбкой.
— Я позову друзей, но в другой день. Сейчас не время.
С этим Жаннет Дюпон согласилась, пусть и не слишком охотно. Почему-то она пыталась сделать так, чтобы недостатка в общении у меня не было.
Через несколько минут разговор вновь свернул в прежнее русло:
— Куда больше выходки моей сестры меня волнует тот, кто может так легко войти в наш дом без чьего-либо разрешения. Да к тому же менять память… Это слишком тонкое искусство… И оно требует подлинного могущества от колдуна…
Мне тоже было интересно, кто это такой.
— То есть кто-то действительно сильный… может вот так запросто подчинить «Белую розу»?
Тетя подъехала к окну и выглянула наружу. А потом отъехала от окна, да еще и зашторила портьеры.
— И не надоедает же сопляку…
Отлично. Что-то в этом мире никогда не изменится. К примеру, Кройц под окнами фамильного особняка семьи Дюпон.
— Настырный, — устало вздохнула я.
— Если бы еще не был таким идиотом, то далеко бы пошел… А так… придется все-таки от него избавляться… Как бы это еще и сделать так, чтоб псы не открыли сезон охоты…
Слова тети заставили меня вздрогнуть. Причем меня больше напугало желание тети избавиться от Кройца, а не то, что псы из-за этого могут напасть. Вряд ли она имела в виду, что попытается переубедить Кройца и объяснить ему, насколько же на самом деле дурно он поступает.
Ну да… Я и раньше подозревала, что старшая сестра мамы далеко не ангел.
— Нельзя ли… может, он отстанет сам? — осторожно предположила я. Сама мысль об убийстве была мне отвратительна. До дрожи. До тошноты. И делу не помогало ни капли то, что Кройц пытался меня убить.
Наверное, я глупая.
Тетя Жаннет повернулась ко мне, и в ее взгляде я увидела… гордость и удовлетворение.
— И ведь правда, ничего не взяла от Анаис. Вся в отца…
— В деда, — покачала головой я. — На папу я совершенно не похожа.
Улыбка писательница стала еще шире. Так, думаю, должен был улыбаться Чеширский кот из «Алисы в стране чудес».
— Нет, ma chérie. В отца. Уж я-то знаю… — с полной уверенностью в собственной правоте отозвалась тетя и снова вернулась к столу. Работа не ждет. Читатели желают получить новую книгу…
Что-то мне не понравилось в голосе тети. Что-то было в ее интонация такое странное, подозрительное… Но вот только эту правду я не хотела знать. Не хотела и все тут. Если это очередной скелет «Белой розы», то пусть он продолжает лежать в своем шкафу. И я не стану беспокоить его. Никогда.
После заката к нам присоединился и серый то ли от усталости, то ли от расстройства дядя Рене, который потеснил меня на диване, отвоевав половину. Не скажу, будто это меня порадовало: я привыкла, что при желании могу вытянуть ноги. Но попросить пересесть на стул совершенно измученного человека, который всем своим видом словно олицетворял несчастье, казалось жестоким.
— Что там Вирджини? — слишком уж легко и небрежно спросила тетя у родственника. Вот только ритм, который ее пальцы выбивали по клавиатуре, сбился.
Рене Арно, Мраморный Рене сидел ссутулившись, как древний старик. Дядя просто спрятался во владениях писательницы, чтобы никто больше не видел, как на самом деле он измучен. А ведь дядя Рене был именно что измучен. Семейный скандал словно вытянул из него всю силу и всю радость.
— Крик. Истерика. Обвинения всех во всем, — устало произнес он.
Эти новости Жаннет Дюпон нисколько не удивили. Думаю, именно такого поведения от разоблаченной сестры она и ожидала.
— Предсказуемо… Но использовать фокус Анаис — это жалко.
— Согласен.
Пока мои старшие родственники обменивались фразами, я сидела как на иголках, ожидая, когда же вопросы начнут задавать уже мне. Дядя Рене просто не мог не попытаться выбить из меня имя того, кто помог мне отвязаться от пса, а заодно и сказал, что именно тетя Вирджини впустила убийцу в «Белую розу».
И Рене Арно, конечно же, не обманул моих ожиданий.
— Тесса, кто сказал тебе о виновности Вирджини? — требовательно спросил меня колдун. И будто что-то тяжелое стало давить на меня, вынуждая отвечать.
Неужели он колдовал?
— Я… Дядя, что вы со мной делаете? — пытаясь сдержаться, спросила я.
Бридж велела не рассказывать. Я не должна… Даже если он требует…
— Рене, ты в своем уме? — недовольно воскликнула Жаннет и провела ладонью сверху вниз.
Меня тут же отпустило. Зато голова заболела так, будто по ней долго били чем-то тяжелым. Я привалилась к спинке дивана и закрыла глаза, едва не проваливаясь то ли в беспамятство, то ли вовсе в обморок. Мерзкое ощущение… И было чертовски обидно, что правду дядя Рене пытался узнать таким способом.
— Я… — неуверенно начал было оправдываться перед ведьмой мужчина, но та слушать не пожелала.
Никогда прежде в голосе писательницы не звенело столько возмущения и гнева.
— Да как у тебя только ума хватило?! Рене, это же ребенок! Беззащитный ребенок! Как ты мог?!
— Жаннет, Тесса связалась с кем-то… кто может отбить нюх псу. И слишком много знает. А девочка явно не хочет откровенничать! И не отвечает на прямые вопросы. Что ты предлагаешь?
— Явно не насилие!
Я открыла глаза и посмотрела на дядю. Он раскаивался в том, что сделал. Это было ясно.
— Тесса, почему ты молчишь? — спросила меня тетя. Она, похоже, надеялась уговорить меня. — Ты ведь понимаешь, что нам очень важно знать, что с тобой происходит.
Замотав головой, выдавила:
— Нельзя. Мне сказали, что пока не стоит ничего никому говорить.
Подумав немного, я добавила:
— И на самом деле, я даже толком не знаю, кто мне помогает. Так и не поняла, кто они на самом деле.
Это была чистая правда. Я уже подозревала — да что там! — была практически уверена, что сладкая парочка Ди и Бридж, мягко говоря… не являлись людьми.
— Говорят… Будто по какой-то причине мне задолжали. Я… не стоит, думаю, вам это все рассказывать.
Тетя и дядя переглянулись, и Рене Арно вдруг произнес:
— Анаис добилась от кого-то заступничества для дочери? Она вполне была способна…
В это мне безумно захотелось верить. Верить в то, что мама, которая так жестоко обходилась со всеми вокруг, все-таки была… мамой, любила меня. Заботилась…
Тетя Жаннет округлила глаза, а потом расхохоталась.
— Рене… Ты все-таки неисправим… Меня всегда забавляло, как ты порой думаешь о людях лучше, чем они есть на самом деле. Анаис была социопаткой, Рене. Я ее сестра, и могу говорить об этом с полной уверенностью. Из всех человеческих эмоций она испытывала разве что любопытство. Ни о какой материнской любви тут и речи не могло быть.
После такого заключения никаких иллюзий у меня попросту не осталось. Ни единой чертовой иллюзии. И от этого почему-то стало больно.
— Тогда кто? Отец? Адвокат по фамилии Уайт заключил договор с некими неизвестными силами? Да я вообще сомневаюсь, что Анаис ему рассказывала правду о семье хотя бы в урезанной версии. Твоя сестра всегда была очень скрытной.
Это верно. Чушь. Папа никогда не подозревал, будто с Дюпонами что-то нечисто. Только отмахивался, когда бабушка Мэгги со злостью говорила, что моя мама была той еще ведьмой. Хотя подозреваю, тут бабушка имела в виду скорее характер, а не способности. Все мои родственники в Нью-Йорке считали только, что мама происходит из старой креольской семьи.
Жаннет согласно кивнула.
— Скрытной. И отлично лгала. Очень убедительно. Я даже сама несколько раз велась… Так что не строй нелепых теорий по поводу добропорядочного мистера Уайта.
Добропорядочный мистер Уайт. Мой отец. Которому мне, похоже, придется врать так же, как врала ему раньше моя мать. Не рассказывать же разумному и прагматичному адвокату о том, что его жена на самом деле происходила из старинного ведьминского рода, а теща — так и вовсе королева ведьм Нового Орлеана?
Папа никогда не поверит в такую историю.
И в лучшем случае меня просто упекут в сумасшедший дом…
— Тогда… кто? Как ты думаешь? — спросил Рене Арно.
А та… та выразительно взглянула на меня, как будто мое присутствие мешало говорить открыто. Намек колдун понял мгновенно.
— Тесса, не могла бы ты оставить нас наедине? — попросил меня мужчина.
— Но… — начала было я, но тут же сама и смолкла. Хотя и стало неприятно, что вещи, которые совершенно точно касались меня, собирались обсуждать тайно.
Ну ничего. Все равно докопаюсь до правды. Подслушаю, хотя бы. Или расспрошу Джоя. Под настроение тот бывает на редкость словоохотливым. Но как же обидно… И что такого уж секретного хотела сказать тетя Жаннет дяде Рене?
В коридоре, как оказалось, меня уже поджидала тетя Вирджини, разъяренная как фурия. И пусть я не сомневалась ни на секунду, что стоит крикнуть — мне тут же придут на помощь, все равно стало не по себе. Казалось, еще немного — и тетя просто выцарапает мне глаза.
— Добилась, чего хотела, да, сиротка? — схватив меня за грудки, прошипела она прямо мне в лицо. — Теперь меня выставляют из «Белой розы», а ты остаешься тут! Выродок Анаис!
Как будто я была в этом виновата…
— Вы пытались меня убить! А я вам ничего не сделала! — возмущенно воскликнула я, отталкивая от себя разъяренную женщину. Но та держала крепко, мертвой хваткой, и проще было разорвать одежду, чем разжать пальцы Вирджини Дюпон.
— Ты — проклятая кровь! Отродье моей сестры! Ты заслуживаешь смерти! Ты вообще не должна была появляться на свет! — прокричала она мне в лицо. Глаза у тети стали в тот момент такими дикими, безумными, что у меня дыхание перехватило от ужаса. — Тебе не жить в «Белой розе»! Сдохнешь!
Она поволокла меня к окну… Второй этаж… Разве что сломаю себе что-то… Несмертельно. Но если вниз головой?
В любом случае, мне и переломы не нужны. Я начала вырываться и звать на помощь. Самой не хватало сил, чтобы справиться с рехнувшейся Вирджини. Слава Богу, дядя Рене не мешкал. Он выбежал в коридор на шум буквально в ту же секунду, как я закричала.
Дядя Рене и оторвал от меня руки Вирджини Дюпон.
— Ты совсем ополоумела? — закричал Рене Арно, отвешивая беснующейся женщине пощечину.
Она мгновенно притихла и схватилась за покрасневшую щеку, неверяще глядя на дядю Рене. Я смотрела на него также.
Рене Арно поднял руку на женщину… Пусть то была и только пощечина… Но это же Мраморный Рене!
— Это вы ополоумели! Анаис поклялась, что вернется в Новый Орлеан! Вернется в «Белую розу». И тут папаша ссылает это дьявольское отродье в наш дом! А мама принимает ее с радостью! Дочь ее красавицы Анаис! Шанс все исправить… Вы ослепли! Эта тварь просто морочит вас! Пес не станет лаять просто так! Он что-то почувствовал в ней!
Рене Арно слушал эти крики с полной невозмутимостью, не открывая взгляда от лица Вирджини Дюпон, которое стало в тот момент… уродливым, страшным, будто у чудовища.
— Кому могло потребоваться спасать ее? — истерично рассмеялась женщина. — Ну какой монстр взялся бы защищать эту девчонку? Анаис славилась своими выдумками… Она хотела, чтобы ее ребенок родился с силой. И, кажется, ей это удалось!
Тетя Вирджини… она боялась меня. До крика. До истерики. До дрожащих губ и злых беспомощных слез. Так смешно.
— Тебе лучше отдохнуть где-то, — сухо сказал дядя Рене. — Вдали от Нового Орлеана, где в твоей голове не будут возникать дурные мысли. «Роза» доводит чужое безумие до абсолюта. Тебе теперь опасно находиться в доме.
Для меня эти слова звучали как окончательный приговор. Вирджини Дюпон, дочери хозяйки, не позволят больше оставаться в фамильном особняке. Ее отсылали. Практически, как и мою мать когда-то. Из-за меня.
А тетя… Она, кажется, почувствовала себя попросту преданной.
— Я не безумна. И не слепа. В отличие от вас всех. Вы не желаете видеть правды. Ничего. Я выпью на ваших похоронах, когда эта ядовитая тварь сведет вас всех в могилу.
— Иди к себе и собирай вещи, — холодно произнес дядя Рене, когда тетя Вирджини умолкла. — И тебе, Тесса, лучше тоже побыть у себя.
Я кивнула и буквально сбежала в свою спальню, не оборачиваясь. Все желание подслушивать пропало.
А еще стало ужасно страшно… Что, если тетя Вирджини и правда была права? Что, если моя мать сделала меня чем-то… странным? И просто мы все об этом не знаем.
Быть монстром я не хотела… Не хотела.
Семейного ужина на этот раз не получилось. Да и неудивительно. Бабушка, как выяснилось, так вовсе слегла, узнав, что ее вторая дочь пыталась убить меня. Не стоило надеяться, что в ближайшую пару дней она станет часто выходить из своей комнаты. Тетя Лотта, как сказали снующие по дому без дела близнецы, тоже предпочла остаться у себя, спрятаться от несовершенства мира… Дядя Рене вместе с тетей Жаннет вообще заперлись вдвоем в кабинете писательницы.
Размеренная и спокойная жизнь «Белой розы», которая столько лет оставалась неизменной и упорядоченной, теперь явно катилась прямиком в ад. И это произошло только из-за моего приезда. Так странно…
Дверь в моей комнате была просто вынесена, и обратно ее не поставили, разумеется. Кто это должен был делать? Не дядя Рене ведь в самом деле… Его с дрелью или молотком я представить была не в состоянии…
В общем, мне пришлось спать без двери. После визита Кройца в «Розу» это оказалось не слишком комфортно, но выбора все равно не было.
Я пару часов пыталась уговорить себя, что теперь бояться уже некого…
Но самоуговоры не помогли.
— Мисс? — соткалась из темноты Эмми рядом с моей кроватью уже после того, как часы отбили полночь, и эхо их звона пронеслось по всей «Розе». — Вам не уснуть?
Наверное, я была единственным человеком в мире, который мог искренне радоваться появлению призрака посреди ночи.
— Да. Не уснуть после сегодняшнего. Неспокойно.
Горничная сочувственно вздохнула.
— Это да… Ужас-то какой, мисс Тесса. Мы все так рады, что с вами ничего не случилось…
Думаю, что да. Рады. Ведь по сути, я их единственная связь с реальным миром. И если я исчезну, то верхние этажи снова окажутся отрезаны от нижних.
— Спасибо тебе, Эмми, — искренне поблагодарила я привидение. — Если бы не ты, я бы наверняка не успела сбежать. И меня бы убили.
— Не надо говорить такие ужасы, — попросила меня девушка. — И знайте, если вы умрете в «Розе», то на самом деле вы просто подниметесь наверх. И останетесь с семьей. Это не самая плохая судьба, поверьте.
Эмми говорила с полной уверенностью. А я ее не испытывала.
— Но… это ведь тоже неправильно, — ответила ей я. — Ведь после смерти души должны попадать в Рай. Или в Ад. А не оставаться на земле. К тому же, что случится, если однажды «Белую розу» снесут? Что тогда произойдет с душами Дюпонов, которые заперты здесь?
На это сказать Эмми оказалось нечего. По крайней мере, переубеждать она меня даже не попыталась. Возможно потому что и сама понимала — неправильно стольким человеческим душам оставаться на земле после смерти.
— Я посижу с вами, пока не уснете. И все будет хорошо… — мягко и ласково произнесла горничная, поправив мне одеяло. — Хотите, расскажу сказку?
На это предложение я только фыркнула.
Мне рассказывала перед сном сказки разве что бабушка Мэгги. Да и то я не уверена. Ничего такого в моих детских воспоминаниях не сохранилось. И тем интересней было послушать сказку на ночь от призрака.
— Расскажи, — легко согласилась я и приготовилась слушать.
Горничная присела на краешек моей кровати и задумчиво прикрыла глаза, словно вспоминала что-то.
— Я буду рассказывать, а вы закрывайте глаза и слушайте…
Так я и сделала, устраиваясь поудобней.
— Давным-давно далеко за морями жили на свете два брата, — голос Эмми тек мерно и неспешно, как воды Миссисипи. Он был глубоким и мягким. Он успокаивал и убаюкивал.
Стало все равно, что она говорит, казалось, будто я даже не понимаю сути истории, но каждое сказанное слово отпечатывалось в памяти, как клеймо.
— Родители их рано умерли. Старшего брата только-только признали взрослым, а младший еще был так юн, что считался едва ли не ребенком. И старший брат заботился о младшем так сильно, как мог, оберегал от всего зла в мире. Но однажды случилась беда — младший брат пропал. И найти его никак не удавалось. Старший брат был безутешен и винил себя в том, что не смог уберечь любимого брата… Но младший брат вернулся домой сам. Он был бледен, слаб и изранен…
На этом я и заснула, так и не узнав, что же дальше произошло с двумя братьями. Наверное, к лучшему. Что-то подсказывало мне, что это сказка без счастливого конца, и младший брат так и не поправился…
Спала я после сказки Эмми спокойно и даже снов не видела. Ночных визитеров, слава Богу, тоже не было. Можно сказать, что ночь удалась на славу. И встала я непривычно рано. Хотя позволила себе полежать в постели подольше, наслаждаясь тишиной и покоем не пробудившейся «Белой розы».
А еще на сердце теплело от мысли, что самая моя ярая ненавистница должна покинуть «Белую розу». От одной мысли об этом становилось легче дышать. Хотя было немного… неудобно, что ли? Все-таки тетя Вирджини здесь родилась, росла всю жизнь, а теперь ей приходится искать себе другой дом только потому, что я приехала…
Встав, я уже практически по привычке подошла к окну, чтобы проверить, на месте ли Кройц. Он действительно стоял там же, где я уже привыкла его видеть. Вот же невыносимый тип… Как он ухитряется упорно торчать под окнами «Белой розы» столько времени? И зачем ему все эти муки? Надеется, что не выдержу и выйду к нему сама? Так не дождется.
Одевшись и приняв душ, я все-таки сошла вниз, чтобы устроиться в гостиной с ноутбуком. Вид пустого дверного проема в моей комнате наводил тоску, а гостиная была уютной и красиво обставленной комнатой.
Там меня и обнаружила тетя Вирджини.
Увидев ее, я еле удержалась от того, чтоб сбежать куда подальше. Но на этот раз она не казалась настолько яростной. Скорее уж скорбной и смирившейся со своей участью.
— Празднуй победу, гадючка, — зло хмыкнула она, поджимая губы. — Как быстро ты прижилась в доме… «Роза» тобой не брезгует. Родственники благоволят… А ты знаешь, почему же моя дорогая старшая сестра так легко восприняла твое здесь появление? Почему она тебя не ненавидит?
Одетая во все черное, Вирджини Дюпон казалась ангелом смерти.
— Не знаю. И знать не хочу! — поспешно ответила я, уже понимая, что мне в очередной раз хотят сказать какую-то мерзость.
Тетя Вирджини рассмеялась с каким-то мрачным, злым весельем.
— О нет. Хочешь. Я знаю, что хочешь. Жаннет не отличается всепрощением. Никогда не отличалась. По милости Анаис она оказалась в инвалидном кресле, едва не погибла… Ее должно трясти от одного твоего вида. Ни мужа, ни детей… Ничего этого не было у Жаннет и уже не будет, потому что однажды Анаис решила, что старшая сестра зажилась на свете. Но теперь посмотри, как мила с тобой моя сестричка.
Следовало заткнуть уши. Убежать. Куда угодно. Только чтобы не слышать того, что собиралась сказать мне тетя Вирджини.
Но она оказалась права. Я действительно хотела услышать… Я хотела знать. Поэтому и сидела не шевелясь, как глупый бандерлог, которого заворожил удав Каа.
— Она может простить только в одном случае, дорогая моя племянница. Только если она отомстила. Ответила ударом на удар. Тогда ее ярость отступает, и Жаннет успокаивается, — вкрадчиво произнесла белокурая красавица в черном. — Чтобы Жаннет жить спокойно дальше, она должна была причинить Анаис равный вред.
Сказав это, женщина развернулась и вышла из гостиной. А ее яд остался.
Сказала ли Вирджини Дюпон мне правду? Часть меня готова была поверить в слова женщины.
— Папа, как же мне тебя не хватает, — тяжело вздохнула я, закрывая глаза.
Причинить равный вред… Из-за мамы тетя Жаннет стала калекой. Но ведь добивалась мама совершенно другого. Она хотела убить сестру. Означает ли это, будто тетя… убила мою маму? И если да, то как мне жить теперь?
На эти вопросы не было ответа.
Тихо вздохнув, я открыла ноутбук и полезла проверять почту.
Друзья из Нью-Йорка не писали. Папа — тоже. И бабушка Мэгги. Словно я оказалась в вакууме, словно за пределами Нового Орлеана мира больше не существует. Неужели требуется всего несколько дней, чтобы забыть про близкого человека?
— Что, жалеешь себя? — возник передо мной Джой, с издевательской ухмылкой. — И с чего бы вдруг? Спаслась от пса, выжила озлобленную тетку из «Белой розы»… Ты пока что победительница, крошка Тесса. Вся в мать. Так почему ты так расстроилась?
Как будто бы он мог понять причину моей грусти…
— Почему молчишь? — не отставал Джой. О да, ему всегда нужна была реакция, он ее добивался, а потом с наслаждением смаковал.
— Потому что тебе мне нечего сказать. Уходи, Джой. Я не хочу с тобой разговаривать.
Призрак скривился… и ушел.
Странно… Каждый раз, когда я напрямую приказывала ему оставить меня в покое — Джой действительно исчезал. Как будто… Как будто бы я имею над ним какую-то власть. Но ведь это чушь… Я не медиум и не экстрасенс…
Вот только кто тогда?
Все мои «ведьминские» родственники хором твердят, что колдунам видеть мертвых несвойственно. Но я — вижу. Дара у меня нет. Я не могу колдовать, но при этом общаюсь с умершими…
И…
Вот же черт…
Я ведь перехожу в потусторонний мир…
Почему я раньше об этом не задумывалась?..
Я спокойно перехожу из мира живых в мир мертвых и даже особой разницы не ощущаю… И если это не колдовской дар, то что тогда? И откуда во мне эти способности? Сами появились, что ли? Как плесень? В последнее как-то не верилось. Ведь все твердили, что дар переходит исключительно по наследству. От отца.
Представить себе папу в черном балахоне, взывающего к духам умерших, не удалось ни с первой, ни со второй, ни даже с третьей попытки. Папочка был преуспевающим адвокатом, и человеком до зубовного скрежета прагматичным. Он не верил в сверхъестественное. Бабушка, пусть и истово верила в Бога, но тоже недовольно поджимала губы, стоило только упомянуть про какую-нибудь «чертовщину».
Так от кого же тогда я могла получить такие способности? Если только… не об этом ли говорили родственники? Не думают же они, что мой отец мне вовсе не отец?
От одного предположения меня передернуло.
Нет. Это уже слишком…
К тому же папа бы наверняка понял, что мама… что мама ему изменяла. Обмануть его было делом непростым.
Количество вопросов, которые я вряд ли задам своим родственникам, все росло. Ди был абсолютно прав. Такая правда мне не нравилась и была совершенно не нужна. Я не хотела проверять свои догадки. Уж лучше неизвестность. Я смогу с ней жить. А вот если подозрения подтвердятся, то будет гораздо неприятней.
В гостиной я провела первую половину дня, изредка делая набеги на кухню за едой. Прислуга хорошо заботилась о хозяевах особняка: в холодильнике обнаружилось куча всего готового. Стоило только разогреть.
Никто меня не искал, никто мне не звонил. Разве что Мари периодически отправляла сообщения. И это позволяло чувствовать, что я все еще жива и хоть кому-то интересна.
После обеда в гостиную пришла тетя Лотта, бледная, скорбная, совершенно несчастная. Она, судя по всему, плохо переносила скандалы в доме.
— А… Тесса, ты здесь? — удивилась она, заметив меня. — Почему не у себя?
Пожала плечами.
— Там дверь с петель сорвана. Смотреть неприятно.
Услышав про бытовую проблему, Шарлотта Арно стала понемногу приходить в себя. Очевидно, именно она в «Белой розе» занималась хозяйством.
— А… Как же я могла забыть… Сейчас же вызову мастера. Колдовство обычно не может помочь в таких проблемах. Приходится решать их, как и все люди.
Лично я не удивилась тому, что о двери все забыли. Какая уж тут дверь…
Шарлотта Арно ушла на несколько минут, должно быть, звонить слесарю, а потом вернулась и уселась за стоящее в углу фортепиано.
— Ты не против, если я немного помузицирую? — как всегда вежливо поинтересовалась тетя.
Свои слова о том, что я терпеть не могу классическую музыку, я просто проглотила как горькую пилюлю. В крайнем случае, мне перебраться куда-то с ноутбуком легко, а родственница совершенно точно не сможет перетащить куда-то инструмент.
— Нет, тетя, разумеется, не против.
Сбежать я всегда успею…
Однако несмотря на все мои опасения, то, что играла Шарлотта Арно, мне нравилось. Быть может, потому что целиком и полностью соответствовало моему настроению. Тихая и светлая грусть… Именно это чувство я и испытывала…
Играла на фортепиано тетя превосходно. Ну, по крайней мере, мне именно так казалось. Настоящая утонченная южная леди… Такую было легко представить в платье с кринолином, кружащуюся по залу в танце. И я могла поспорить на что угодно, тетя Лотта умела танцевать бальные танцы. Я даже немного позавидовала ей. И снова почувствовала себя в «Белой розе» чем-то… инородным. У меня не было такого превосходного воспитания.
— Ты сегодня такая невеселая, — заметила Шарлотта Арно, когда сделала небольшой перерыв. — Ты не заболела?
С чего бы мне заболеть? Нет. Как ни странно, я чувствовала себя прекрасно. Наверное, даже лучше, чем когда-либо.
— Нет, я здорова… Просто… Мне неприятно знать, что из-за меня пришлось уехать тете Вирджини. Все-таки «Белая роза» — это дом, в котором она выросла. Ее дом. Теперь я чувствую себя виноватой.
Кажется, мои слова тетю удивили и озадачили.
— Не ты вынудила Вирджини поступить именно так. Стало быть, и не ты виновата в том, что ей пришлось покинуть «Белую розу». Ненависть Вирджини пожирала ее изнутри, выедала душу… Стала почти что безумием. В таком состоянии в «Розе» жить просто нельзя. Так что отъезд Вирджини в первую очередь нужен ей самой. Чтобы сохранить рассудок.
Звучало действительно жутко.
— Но ты ведь грустишь не только из-за этого, верно? — продолжила расспросы родственница, вставая из-за фортепиано. Зачем-то тетя Лотта решила пересесть поближе ко мне. — Тебя мучает что-то еще, Тесса. Ты расскажешь мне?
— Нет, меня расстраивает только это, — соврала я, глядя прямо в глаза женщине.
Она была милой, тут не поспоришь. Но несмотря на это, меня не тянуло откровенничать с женой дяди Рене. Тем более, мои секреты касались также и других обитателей дома, а навредить той же тете Жаннет я вовсе не хотела. Даже если… даже если то, что говорила тетя Вирджини, было правдой.
Не знаю, поверила мне Шарлотта Арно или же нет, но хотя бы расспросы она прекратила.
— Рене сказал, что сам съездит к псам и попросит унять младшего Кройца. Возможно, моему мужу удастся решить эту проблему, и ты снова сможешь нормально жить, ходить в школу…
Я грустно вздохнула.
— Хорошо бы. Я уже задыхаюсь здесь.
Звучало как жалоба.
— Я понимаю.
Улыбка тети Лотта была мягкой, сочувствующей. Как у ангела… И именно поэтому я до конца не могла поверить в искренность жены дяди Рене. Она была слишком уж доброй. Я никогда не встречала подобных людей и в принципе не верила, что они существуют. Тетя Жаннет, которая могла быть и злой, и жестокой, казалась куда как более настоящей.
После недолгого молчания тетя произнесла:
— В «Белой розе» происходит что-то странное, непонятное… Это беспокоит меня. Пусть даже в тебе нет никаких сил, однако, твое появление запустило цепь событий, которые пугают…
Стало быть, я все-таки виновата…
— Рене и Жаннет, как всегда, обсуждают все только вдвоем.
На этот раз уже тетя Лотта жаловалась мне, а не я — ей.
— Порой мне кажется, что мой муж более близок с Жаннет, чем со мной. Для него она равная. Она ему интересна… А я просто мать его сыновей. Для него я ничего не значу. Рене не любит меня. Никогда не любил. Женился потому, что этого хотели его родители и я. А самому Рене было все равно, с кем связать свою судьбу.
В голосе женщины звучали боль и усталость. И недовольство. В том, что семейная жизнь так и не сложилась, она винила, как мне показалось, исключительно мужа.
Печально, разумеется, жить с нелюбимым мужем, рожать ему детей и улыбаться изо дня в день… Но ведь тетя Шарлотта сама признала, что она желала этого брака. Так в чем же сейчас она винит дядю Рене? В том, что он не отказался жениться на ней? К тому же, сразу вспомнились слова о том, что тетя Лотта даже сейчас страдает по младшему брату своего мужа.
Разве это не эгоистично, требовать любви, если сам не в состоянии ее дать?
— Но… вы ведь тоже не любите дядю Рене, — произнесла я осторожно. — Вы любите совершенно другого человека. Так чего вы тогда хотите от мужа? Неужели он вам изменяет?
Улыбка тети стала вымученной.
— Нет, разумеется. Рене — человек чести. Он никогда бы не поступил со мною так. Физически он мне верен. А духовно… Готова поспорить, что если бы не обязательства перед родом, он бы женился скорее на твоей тете Жаннет, чем на мне. Даже при условии, что она никогда бы не подарила ему ребенка.
В этом… В этом я не могла поспорить с Шарлоттой Арно. Дядя Рене и тетя Лотта понимали друг друга с полуслова, хотя и не думаю, будто испытывали друг к другу такую уж сильную симпатию.
— А Андре… Нет, Тесса, я уже не люблю его… Того Андре, которому я отдала свое сердце в юности, уже давным-давно нет на этой земле. А эта обезумевшая оболочка вызывает во мне только жалость и отчаяние. И ничего больше.
Но из-за этой вот обезумевшей оболочки она мучает своего вполне нормального мужа. А потом еще и жалуется на то, что он предпочитает проводить время с калекой-родственницей. Тетя Жаннет хотя бы не несет свое страдание как знамя, хотя поводов у нее куда как больше.
— Вы из-за этого ненавидите мою маму? Из-за того, что она сломала мужчину, которого вы любили?
Этот вопрос мучил меня.
Тетя Лотта побледнела как полотно, и сцепила руки на коленях, опустив глаза.
— Да. Я ненавижу Анаис Дюпон за то, что она сделала. Наверное, я могла бы простить ее, если бы Андре был ее единственной жертвой… Но, понимаешь, Тесса, для Анаис мучить людей всегда было игрой, забавой. Ей нравилось, что вокруг нее вилась толпа поклонников. И еще больше ей нравилось разбивать сердца тем, кто полюбил ее.
При ее красоте не удивительно было, что многие мужчин добивались внимания моей матери. Порой я даже задавалась вопросом, почему мама, которая восхищала многих, выбрала в мужья именно моего отца. Тот выглядел… посредственно. Теперь я думала, что отец просто не мог привлекать мою маму. Учитывая, в каком окружении она выросла.
— Для меня Андре был единственным. Первой любовью. Для нее он оказался просто очередной жертвой. Которая сломалась чересчур быстро. А Анаис всегда теряла интерес к сломанным игрушкам. Вот такая история, девочка. Такая простая история…
Вот только случилась все давным-давно. И за прошедшее время тетя Шарлотта вышла замуж, родила двух сыновей… и успешно испортила нынешнюю жизнь ради прежней любви, которая, по ее же собственным словам, уже давно умерла.
Неужели любовь такая? Глупая. Нелепая. Разрушающая все хорошее.
Если так, то я не хочу влюбляться. Никогда.
Дверь в моей комнате поставили на место еще до наступления темноты. Так что я имела, наконец, возможность спрятаться в собственном убежище от всех бед моих родственников. Исповедь тети Лотты как будто все силы из меня вытянула. Зачем ей только взбрело в голову посвящать меня в подробности своей жизни? Словно мне мало было поводов расстраиваться…
Кройц так и стоял под окном. Как будто уже пустил там корни. Наверное, весной он еще и зацветет. Проклятый упрямец… Если бы он столько же сил тратил на что-то хорошее… Но нет, пес все старания приложил только для того, чтоб меня убить.
Почему в этом городе мне не встречаются нормальные парни? Хотя нет. Юджин… Юджин казался нормальным. Совершенно нормальным… Жалко, что он не попросил у меня телефон. И глупо, что я не спросила у него номер сама.
Подвозивший меня парень мне понравился. Даже больше, чем понравился. Такой привлекательный, что просто дух захватывало. Интересно, а он с кем-нибудь встречается? Глупости. Конечно же, встречается. Такие парни никогда не бывают свободны. И им достаются самые красивые девушки. А не такие «воробушки» как я.
Сколько я ни смотрелась в зеркало, красавицы там разглядеть так и не удалось. Хотя я никогда и не пыталась прихорошиться… А теперь уже и поздно. Возможно, мне больше не увидеть Юджина.
Мне никогда не везло с парнями… Каждый раз влюблялась безответно. Иногда даже не решалась признаться… А когда признавалась, то обычно не выходило ничего хорошего.
И все-таки как же сильно хотелось вновь увидеть Юджина…
А вслед за мыслями о Юджине потянулись и мысли о Бридж…
Она сказала мне при первой встрече, чтобы я никого не расспрашивала о ней, когда приду в «Пентхаус клуб». Вот только, если бы я все-таки стала задавать вопросы про рыжую стриптизершу, не сказали бы мне, что никто подходящий под описание там не работает?
Может быть, что и так…
Но кто она такая тогда? Бридж… Девушка Ди… Что-то как будто вспоминалось… Что-то такое… Но мозг упрямо отказывался выдавать связную мысль, когда я пыталась размышлять о своих странных чудных знакомых.
И откуда у Ди взялся долг передо мной, если я до этого была в Новом Орлеане только однажды?..
Я приезжала раньше в Новый Орлеан только один раз. С мамой. И на обратном пути наша машина попала в аварию…
Перед глазами снова встала ужасающая картина изуродованного окровавленного тела матери. Тогда я даже не поняла, что этот кошмар — Анаис Уайт, моя прекрасная мать.
Долг Ди мог возникнуть только тогда, во время той поездки. После гибели мамы меня уже ничто не связывало с этим городом. Что-то произошло тогда… И нужно было узнать, что именно.
Но мне было пять лет, мало кто хорошо помнит свое детство. Да и прошло слишком много времени. Но вот мои родственники должны были точно все помнить. Бабушка и тетя Жаннет. Что-то подсказывало мне, что последний визит мамы они помнили от и до. Каждую секунду.
Вот только бабушку сейчас расспрашивать точно нельзя. А тетя Жаннет… ответит ли она честно? Судя по намекам тети Вирджини, мне преподнесут версию произошедшего, подвергнутую строгой цензуре. В любом случае, стоило попробовать. Никто, кроме родственников, больше помочь мне не сможет…
Собравшись с духом, я отправилась за правдой к тете Жаннет. Оставалось только надеяться, что она не слишком расстроена расставанием с сестрой и вообще захочет говорить со мной…
Самое странное, что вынужденным изгнанием младшей сестры Жаннет Дюпон совершенно не была расстроена. По крайней мере, у меня возникло именно такое впечатление, когда я вошла в кабинет тети. Писательница совершенно спокойно работала. Как и всегда. Играл джаз. И тетя спокойно и удовлетворенно улыбалась.
— Тесса? Давно ты ко мне не заглядывала. Хочешь почитать новую главу?
Главу я, конечно, почитать хотела, но на этот раз куда больше похождений любимой книжной героини меня волновало совершенно другое. На этот раз я хотела узнать о героине вполне реальной. О собственной матери.
— Тетя Жаннет, расскажите, что случилось, когда мама в последний раз приезжала сюда, в Новый Орлеан. Когда она приезжала со мной.
Писательница не вздрогнула, не изменилась в лице, но все равно показалось, что тема разговора была ей не по душе.
— Ну, кроме того, что она пообещала вернуться.
Мне никак не удавалось понять, почему именно Дюпоны так боялись слов моей матери. Они ведь были колдунами. А она — нет. Что она могла им сделать? Хотя она ведь делала что-то…
— Я вижу на твоем лице чересчур уж активную работу мысли, — фыркнула тетя, поправив волосы. — Ну же. Если хочешь спросить — спрашивай уже.
Если бы это было еще так легко…
— Что-то произошло… особенное, когда мы с мамой приехали? Что-то… очень особенное, тетя?
Жаннет Дюпон расхохоталась в голос. Это выглядело… выглядело почти что как истерика. Но моя утонченная аристократичная тетя никогда бы не допустила чего-то в этом роде.
— Моя дорогая племянница, каждый день жизни твоей матери был особенным. Поверь мне. Да что там, каждый день… Каждая секунда! И мне кажется, ты уже поняла.
Да, разумеется.
— Тетя, должно было произойти что-то совершенно особенное. То, из-за чего те… те, кто за меня вступился, могли бы решить, что они мне задолжали, — начала спутано говорить я. — Этот долг мог появиться только тут, только в городе. Значит, что-то все же пошло не так.
Тетя Жаннет слушала серьезно. Очень серьезно и внимательно и не перебивая. Как будто я говорю какую-то сакральную истину.
— И почему вы все настолько сильно боитесь ее возвращения? Оно ведь невозможно. Мама ведь умерла. Умерла. Окончательно и бесповоротно. И она в отличие от вас была обычным человеком!
На этом месте писательница очень уж выразительно хмыкнула.
Ну да. Сложно назвать обычным человеком того, кто с такой фантазией и огромным удовольствием мучил и калечил всех, даже своих близких… Но по части дара все сходились в одном: у мамы его не было.
— Была обычным человеком… И это ей не нравилось. Очень сильно не нравилось. Моя сестра использовала все возможные способы, чтобы исправить этот свой… дефект. Анаис изучала оккультные практики. Все, которые давали хотя бы какую-то надежду на получение могущества. Не знаю, может быть, она даже обращалась к жрецам вуду…
Тут я кивнула.
— Обращалась. Миссис Смит ее прогнала.
— Королева вуду мудра. Она никогда бы не стала связываться с кем-то вроде моей сестры. Миссис Смит видела Анаис насквозь. Понимала, что она за человек… Но в Новом Орлеане есть и другие силы. Те, о которых мы не знаем, пока они сами себя не проявляют. Что-то вроде той твари, которая убила погнавшихся за тобой псов…
Даже учитывая, что моя память была изрядно подчищена, все равно стало немного не по себе, когда тетя завела речь о том странном существе.
— Вы думаете, что моя мама могла найти общий язык с кем-то вроде того чудовища? И он дал ей силу? Силу вернуться с того света? Разве такое возможно?
Тетя Жаннет пожала плечами.
— По официально версии, нет. Но по официальной версии ведьмы и колдуны не могут видеть призраков… А ты видишь.
— Но я не ведьма, — сказала я растеряно.
— Хотя об этом так мечтала Анаис… — задумчиво произнесла моя родственница, выстукивая на столешнице какой-то замысловатый ритм.
При этом ее руки… Она совершенно точно умела играть на фортепиано, как и тетя Лотта. Постановка рук об этом говорила ясно. Наверное, она также, как и Шарлотта, могла бы музицировать в гостиной… Прогуливаться по саду… Но шесть пуль, которые выпустили в нее, отняли эту часть жизни, отставив только одно — книги.
Наверное, тетя Жаннет писала так упорно, почти с остервенением, потому что там, в своих книгах, она могла стать кем угодно, быть какой угодно. Даже здоровой.
— Если бы у моей младшей сестрицы имелось хотя бы малейшее подозрение, что ты родилась с даром, она бы у матери из горла вырвала разрешение остаться в Новом Орлеане…
Да. Я была для мамы способом вернуться в Новый Орлеан. Одним из многих. Тетя говорит, что мама изучала оккультизм и обращалась даже к вуду… Бабушка Мари тоже рассказывала про это. И еще что-то… Было еще что-то, практически стершееся из-за того, что произошло после…
Нужно был заставить себя вспомнить… Я смогу. Закрыв глаза, я воскрешала перед глазами каждую секунду из времени, которую я провела в доме подруги. Шаг за шагом. Слово за словом. Нужно было вспомнить, что сказала про мою маму бабушка Мари.
Я как будто снова ощутила все те запахи, которые блуждали по дому старой мамбо.
А потом в памяти всплыли слова миссис Смит, королевы вуду.
— Мама просила Гранд-мастера… — тихо, почти испуганно, сказала я тете.
Кто такой Гранд-мастер, я понятия не имела. Знала только, что миссис Смит рассказывала о нем, как о чем-то страшном.
— Гранд-мастер? — изумилась тетя. — Что это за Гранд-мастер, о котором знают жрецы вуду, но почему-то не знают в Ковене? Может, ты что-то просто перепутала, племянница?
Я замотала головой, настаивая на том, что как раз-таки сказала то, что было.
— Тетя Жаннет, миссис Смит сказала именно так. Сказала, что мама ходила к Гранд-мастеру. И что непонятно, как мама вообще узнала о нем… Я ничего не путаю, честное слово.
Тетя закусила губу и нахмурилась…
— Может быть, тебя просто попытались облапошить? — предположила она.
Тетя любила знать и понимать все. А теперь ей пришлось столкнуться с чем-то ранее неизвестным. Это ее злило и, кажется, немного пугало.
— Нет. Миссис Смит еще велела не говорить о нем вслух, потому что Гранд-мастер может услышать. Она говорила, будто это его земля и он тут хозяин…
С каждым моим словом Жаннет Дюпон мрачнела все больше.
— Его, стало быть, земля… Хозяин… — процедила она сквозь зубы. — Тогда почему Ковену ни о чем не известно? Что же это за хозяин, который не приглядывает за своими владениями?
У меня не было идей, кем же был таинственный Гранд-мастер, который повергал королеву вуду в благоговейный трепет.
— И какой силой Гранд-мастер мог наделить Анаис…
— Думаю, что сперва нужно хотя бы узнать, кто такой Гранд-мастер… Тогда будет проще понять все остальное… Хотя мне показалось, тетя, миссис Смит не думает, что мама получила силу от Гранд-мастера.
Жаннет Дюпон тяжело вздохнула.
— Будем надеяться на это, Тесса. Будем, надеяться. Потому что, если она действительно что-то получила… и может вернуться… то мы об этом все пожалеем. Даже ты.