Длинный ствол – короткая жизнь

Глава 12. Брянский фронт, один против семи

Бригада еще до моего прибытия получила 4-й полк, зенитно-артиллерийский, и стала называться более правильно: дивизией Резерва Ставки. То есть, те наработки, которые мною давались в курсе ПТО, в этом случае оказались полностью реализованными. Вот только сунули нас на самый левый фланг, прикрывать Курское направление. Курск, во время ноябрьского наступления немцев, оказался разделен на две части по рекам Тускарь и Кривец. Железнодорожный район города остался за РККА и народным ополчением, а историческая часть города с середины ноября оккупирована. Примерно такая же ситуация с Белгородом, там фронтом является река Северский Донец. Железная дорога Курск – Белгород в двух местах перерезана противником. Зимнее наступление РККА мало чего изменило в этих местах. Правда, была отбита станция и город Обоянь. Но это – полоса Юго-Западного фронта. Брянский фронт оборонял Курск в ноябре 41-го частями 13-й армии, но она была передана Юго-Западному фронту. Всю зиму и весну Юго-Западный фронт, да и все направление провел в практически бесполезных попытках отбить Харьков и другие потерянные осенью города. Командовал направлением маршал Тимошенко, членом Военного совета направления был Хрущев. Меня послали севернее, но, как говорится, на самый стык с этим направлением. Так как места здесь почти безлесные, то расположили нас тогда никому не известных Понырях-2, в 10 километрах от истока реки Ока. Пока на всех фронтах небольшое затишье, связанное с весенней распутицей. Я прекрасно понимал, что начнутся события не здесь, а южнее, но контакт с Тимошенко и группой его инспекторов был давно потерян. До места трагедии мне не добраться, это почти в четырехстах километрах южнее. Измотанные в непрерывных боях армии Юго-Западного фактически обречены, ведь против них стоит 6-я немецкая армия с усилением, 17 дивизий. Мы находились в полосе 13-й армии, штаб которой располагался в Касторной. Исполнял обязанности командующего, которой, генерал-майор Пухов. Так как добраться до места можно было только через Касторную, то поневоле пришлось заехать в штаб армии и представится, хотя относились мы к «другому ведомству». У командующего не нашлось времени на меня, начштаба Рогозный выдал мне карту полосы, с нанесенными условными значками. Напомнил о том, что держать придется основное направление возможного удара в сторону Москвы. Об этом мне и при назначении говорили в Москве. Ставка придерживалась мнения, что главный удар будет направлен на Москву, но не исключала, что он может начаться на юге, где наши позиции были значительно ослаблены. Но, стоит отметить, что Брянский фронт был укомплектован более или менее прилично, хотя и не безукоризненно. Практически сразу после моего прибытия в Поныри пришёл приказ о нашем переподчинении непосредственно Ставке, вместо главнокомандующего направлением. На ходе подготовке дивизии к боям это практически не отразилось.

Занимались тем, что доводили технику до нормального состояния. Качество сборки оставляло желать много лучшего. Все полки получили новую технику, поэтому основным занятием было подтягивание гаек и соединений. У мальчишек и женщин, стоявших на сборке, не хватало сил затянуть их. Но большая часть техники пришла из Ленинграда, там качество было более или менее приемлемым. «Тяжелый полк» на САУ-100 имел машины «бригадирской сборки». Вполне приличные. А вот инженерные машины: траншеекопатели, эвакуаторы, машины разминирования, минные тралы ломались и не выдерживали маршей. Наладить военную приемку на неспециализированных заводах пока не удалось. Вылезла «коза» с противотанковыми минами: мы их получили некомплектными, без взрывателей. Урегулировать проблему удалось только через Ставку. Большой недостаток маскировочных сетей, некомплект автомобилей. Но крутимся, куда деваться.

5-го мая пришел приказ о передаче нашему фронту 40-й армии и о начале наступления на Белгород и Харьков силами именно 40-й армии. Комфронта Голиков такой подляны не ожидал! Армия и без того была буквально истерзана зимой–весной. Боезапас ей поставить очень сложно, а из нее еще и исключили 1-ю Пролетарскую дивизию и отправили ее на переформирование. Да и, опыта у Голикова не хватало: он провел 41-й год в Англии и США, фронтом командует со 2-го апреля. Наступление 40-й армии немцы остановили сходу. Требовался отвлекающий удар, но инициативу никто проявлять не хотел. И я тоже не рвался этого делать: отправил инженерную технику на ремонт, в том числе и в Курск, на железнодорожный. Так, чтобы накопить ее на той, южной стороне дороги. Время еще есть. Группа Вейхса пошла по известному маршруту только после того, как Юго-Западный потерял значительное количество войск под Харьковом. Без этого немцы могут и не решиться на план «Блау». Подготовив полностью две позиции у Понырей, переключились на Мурыновку – Сараевку, плюс Белгородскую ветку. Все работы велись только ночью. Ближайшее начальство стараюсь не беспокоить. В любом случае, без подготовленных в инженерном отношении позиций, удар танковой армии одной дивизией не удержать. Отработали, по-батарейно, переброску на все возможные участки, так, чтобы командиры знали свой маневр, да и механики не блуждали.

Но, была еще одна проблема: о своей подготовке я не мог доложить никому. Комфронта этим не интересовался, моя дивизия ему не подчиняется. 11 мая снят с должности Шапошников, вместо него назначен Василевский, с которым мы ни разу не сталкивались в бытность его начальником Оперативного отдела Генштаба. И, насколько я понимаю, именно он был инициатором потока «закладных записок», полученных Сталиным. А сделать все надо так, чтобы комар носа не подточил. Тем более, что Ставка и Сталин, по послевоенным разоблачениям, даже не подозревали, что Гитлер ударит на юг, хотя с мая месяца Генеральный штаб готовил мероприятия по защите Кавказа. Требовался «язык», а я стою в 75 километрах от фронта. Или попасть в Москву и переговорить напрямую со Сталиным. Но фишка в том, что без разрешения Ставки, я не могу покинуть «боевой пост»! Пришлось подготовить бумаги по трем видам боевой техники на проведение войсковых испытаний, и пригласить уважаемого начальника артиллерии фронта Михаила Петровича Дмитриева осмотреть сохранившиеся образцы и завизировать соответствующие бумаги для представления их в Москву. Ну, а сами понимаете, какая же комиссия проходит только на полигонах и на линии фронта? Для нее еще и поле накрывают, так, чтобы высокие члены комиссии могли все прочесть, подписать и приложить сургучные печати к документам с грифом «Совершенно секретно» и «Особой важности». Именно под ними маскируются новые образцы техники. Тот вначале заартачился, дескать, знать ничего не знаю, не назначался. Пришлось его уговорить позвонить Воронову и запросить у него разрешение подписать итоги испытаний. Воронов, которому и я прислал свой «SOS», а комиссии назначались через его ведомство, дал добро и приказал доставить бумаги ему. Что и требовалось!

Кроме генерал-майора Дмитриева, прибыл и замкомандующего фронтом по танковым войскам Ярцев, так как кроме самоходной артиллерии, в дивизии существовал 11-й отдельный опытный тяжелый танковый батальон, имевший 16 танков «объект-455». С Максарёвым и Зальцманом мы были на абсолютно дружеской ноге, и они, естественно, в первую очередь сунули машины туда, где им обеспечат 100 % прохождение испытаний. Так вот полковник Ярцев, даже просмотрев все бумаги и лично поводив танк по директриссе, подписывать что-либо отказался, так как полигон – это одно, а бой – это совсем другое!

– Ну, возразить мне особо нечем, требуется мотострелковый батальон, чтобы создать маневренную группу. Бронетранспортеры и водители у меня есть, а мотострелков нет.

– Я не понял, а для чего тогда транспортеры?

– Числятся по три штуки в батареях, а часть – зенитные установки 12,7 мм.

– Ну, хорошо, сейчас распорядимся. Где?

– У Фатежа. Мелькали такие мысли, но батальон подавать сюда, в Поныри-2.

– По рукам, с начальником разведки согласую. – полковник отдал честь и вышел из хаты, где мы расположились, чтобы подписать бумажки.

В районе Фатежа у немцев довольно большой плацдарм. Как только стемнело, выбираюсь туда на САУ-100НП, вместе с Дмитриевым. Так как машина разведывательная, то глушители у нее стоят и катки с резиной. Добрались до урочища Осиновый лог, заползли на высоту 248,9. Там замаскировались, предварительно получив интересующую нас информацию у начальника оперативного отдела 307-й стрелковой дивизии майора Поляка. Следующей ночью выставили три батареи на прямую наводку. Танкам навесили тралы. Местный комбат тихо изошел просто на нет. У них второй месяц тихо. Немцы не хотят показывать свою активность. А тут мы со своими испытаниями. Батальон нам предоставили лихой: 13-я гвардейская стрелковая дивизия поделилась частью 16-го полка. В три ночи мы ударили на Сотниково, буквально смяв противника, расположившегося на двух высотках, выскочили на шоссе, вошли в Курск, и по улице Ахтырской захватили правобережное предмостье Кировского моста, выбив и раздавив немцев в рощице перед ним. 110-я дивизия с левого берега, использовав «времянку», которую танками протащили через взорванный пролет, ломанулась на этот берег, и наши танкисты и самоходчики двинулись за ними в сторону пассажирского вокзала, радуя гитлеровцев своими подарками в 100 миллиметров. Войск на левом берегу у наших оказалось достаточно, чтобы к утру выбить немцев из города. Утром эти самые акты были подписаны, и я вылетел в Москву, предварительно убрав с плацдарма секретную технику. Ижорская броня не подвела, потери составили пять «Скаутов» и 11 человек из стрелкового батальона. Все потери нанесла немецкая пехота: бросали гранаты и бутылки с зажигательной смесью с верхних этажей зданий. Танкам и самоходкам «коктейль Молотова» повреждений не нанес. Из Курска в Москву уехало две немецкие длинноствольные установки и длинноствольная «четверка». Все самоходки – бывшие танки «Т-III», StuG III Ausf. F и G. Разведотдел фронта работает с пленными, их довольно много. Вполне нормальные испытания!

Дабы не дразнить гусей, вначале докладываюсь Воронову, передаю подписанные акты, а затем, уже после 14.00, нас пригласили в Кремль. У Сталина в кабинете довольно много народа, но Василевский присутствует. Когда закончили разбираться с заданиями на поставку техники, и гражданские ушли, я доложил о готовности трех участков обороны, и заострил вопрос о пехотной поддержке. Сформированная дивизия без пехоты будет уничтожена 210 мм артиллерией противника. Разгуляться нам не дадут. Немалую опасность представляет из себя и авиация противника. Район должен быть прикрыт истребителями. Показал наброски и 4-хствольной самоходной зенитной пушки на базе того же шасси.

– Большинство бригад и дивизий имеет сборную солянку в виде техники, товарищ Сталин. Они не справятся с ее ремонтом и эксплуатацией. Комплектовать требуется более однообразно.

– Пока только один завод выпускает новые танки и самоходные орудия. Мы готовимся перейти на единое шасси, но для этого требуется время, товарищ Голованов. Пачему вы отвлекли своих бойцов и командиров на создание еще одного рубежа обороны? – спросил Сталин.

– Нам передали, внезапно, 40-ю армию, у которой, как выяснилось, второго эшелона просто нет. Немцы пробьют ее позиции, как шилом. Поэтому договорился с курянами, чтобы они отремонтировали поврежденную и изношенную инженерную технику, выделил людей и топливо, чтобы перекрыть направление южнее железной дороги на Воронеж. Выше, севернее, наши позиции имеют бóльшую глубину, здесь – голый участок. Воздушная разведка у немцев отлично работает. Но мы ей постарались не показать размах строительства. Требуется разместить дивизию чуть южнее, чтобы мы могли быстро занять любой из трех узлов обороны. Наличие под Курском 4-й танковой группы подтверждается пленными.

– И где? – спросил Василевский.

– В лесах у Отрешково, там выход на несколько рокадок. И пехоту, товарищ генерал-лейтенант, желательно на «Скаутах» или трофеях. Выдвигаться придется быстро, надежды на соседей никакой. Так что, все свое ношу с собой.

– Мы подумаем над этим вопросом. – ответил Сталин, перед этим внимательно взглянув на Василевского, который предпочел промолчать. Так как пришел я сюда не с пустыми руками, а с правобережным Курском, то отказать сразу не отказали. Но ясно, что дивизии с неба не падают.

Так и не получив ответа, на том же самолете начарта фронта вылетел обратно. Но переместиться в Отрешково нам разрешили. На наше место встал 1411-й иптап. Один, вместо 4-х полков. Затем начали поступать вперемешку «Скауты» и «Ганомаги». То есть какая-то подвижка идет, но Ставка не торопится. Слева «сдулся» организованный немцами мешок под Барвенково. А вместо пехоты прибыл Василевский с проверкой. Мы для нее даже траншеи подготовили и блиндажей наделали. Резко не хватает минеров, которых штатом предусмотрели с гулькин нос. Съездили на место, показали аэрофотоснимки. Провели ночной марш с возвращением обратно. Все под хронометраж. Показали несколько новых мостоукладчиков, сделанных уже в Курске и Касторной. Ну что еще человеку надо? И тут в полосе 21-й армии падает немецкий «шторьх». В портфеле мертвого майора, начальника оперативного отдела 28-й танковой дивизии, обнаруживаются подробные карты и секретные документы по операции «Блау». Мой укрепрайон на них не обозначен. Несколько белых линий на одной из фотографий и четыре мелких буковки. Дата начала – 22 июня, через три дня. Пехота уже просто не успеет. На северном направлении наступления не предвидится. В тот же день в Касторной вновь появился Василевский.

– Это – деза, ловушка. – категорично заявил начгенштаба.

– Но летел-то он не сюда, и наиболее подробно у него расписана другая полоса: стык 21-й и 40 армий. Их дивизия будет наступать там, под Белгородом. 21-я армия – она меня мало интересует, и ситуации я там не знаю, но что такое 40-я – отчетливо вижу. Ее так и не пополнили. Считаю, что немцы нанесут удар именно здесь, но с пехотой вы меня… обделили. Разрешите идти?

– Вы что: обиделись?

– Не вижу в этом смысла. На… начальство – не обижаются. – но паузу генерал-лейтенант уловил. Занимать направление главного удара немцев, не имея пехотного прикрытия, было самоубийством. Да, часть тяжелых самоходок могут вести огонь с закрытых позиций, их позиции подготовлены, и они по дальности перебивают 210 мм мортиру немцев, но корректировку огня вести некому. По немецкой карте удар придется на Обоянь с юго-запада, с выходом на шоссе до Солнцева. Четыре «звездочки у меня там есть. Остальных оттяну в три линии, с опорой на реку Сейм. Будем отлавливать пехоту 40-й армии, бить им морды и ставить в строй. Если, конечно, сейчас не снимут и не отправят туда, куда Макар телят не гонял. Но это проще, чем по тебе пройдет каток немецкого корпуса.

– Дивизии для вас подготовлены, базируются в Тиме. Позиции занимать только в случае падения Обояни. Возьмите приказ.

Я, не читая, сунул его в командирскую сумку и вышел. Уселся в «виллис», отодвинув водителя и махнул рукой «Заводи» прикрытию. Заехал в Тим. 8-я мотострелковая и 13-я гвардейские дивизии, частично пополненные после недавних боев, но с полным комплектом дивизионной артиллерии плюс 307-й дивизион гвардейских минометов капитана Гапича. Им приказано выдвигаться в Солнцево, а ночью начать занимать подготовленные для них позиции. В Отрешково начштаба полковник Бережной передал просто ворох телеграмм-предписаний из Генштаба, но одна из них перечеркивала все остальные: генералу Родимцеву и подполковнику Козину предписывалось оборонять позиции 1-й гвардейской дивизии ИПТА, с задачей остановить или разгромить наступающую 4-ю танковую армию Германии. Дивизия Козина формировалась как дивизия НКВД и имела на вооружении бронетранспортеры М3А3, с дизельным двигателем, а гвардейцы Родимцева получили те, которые выслала Ставка в наш адрес. В указанный срок немецкое наступление не началось, зато отовсюду полетели шифровки, запрещающие сниматься с места базирования. Только через неделю командир 160-й дивизии, оборонявшей Обоянь, доложил, что его разведка приволокла языка, давшего показания о том, что наступление начнется в 04.00 завтра 28-го июня. До него оставалось шесть часов. Это полностью совпадало с теми данными, которые я знал. Обе стрелковые дивизии уже обживались вокруг наших «звездочек», а мы, только начали прибывать на место. Доклады командиров полков о готовности чуть опередили начало артподготовки у Обояни. До нас немцы не доставали, ближайшим к ним был бывший 1401 ИПТАП, теперешний 6-й гвардейский, у Рудавца. Одна батарея, шесть «К-73» и взвод «наглого минирования» заставили немцев свернуть с шоссе и разделиться: часть из них пошла в обход на Котельниково, другая часть двинулась на Зорино и Кривцово вдоль железной дороги. Но у Бобрышева ситуация повторилась: как только немцы были вынуждены свернуться в колонну, так по ним ударили самоходки. Уже 22:0 в нашу пользу! А действовали пока только легкие батареи. Немцы сунулись по полям к Марьино, нарвались на роту «объектов 455», вырвавших из их рядов 18 Штугов. Обойти Рудавец не дают заминированные овраги, а у Котельниково бьют САУ-100 с огромных дистанций. Но, у немцев более 600 машин. Они продолжают давить и подключили авиацию. Две «К-73» перестали отвечать на запросы. Но первоначальную задачу мы выполнили: немцы на шоссе не вышли, и в глубину продвинулись всего на 9 километров максимально. Расширяют прорыв, чистят сады и лесополосы. Днем нанесли еще один удар севернее Паников, но мы их остановили в полутора километрах от лесополосы, подбив еще тридцать танков. Поняв, что здесь просто так не пройти, попытались ударить с юга в сторону Курска, на Цветово. Там наша зона ответственности заканчивалась у Опытной станции, но 13-я армия тоже не лыком шитая, оказала вполне серьезное сопротивление. Здесь оборону она держала очень крепко. В первый день бои закончились, как только солнце село.

На второй день резко обострилась ситуация под Белгородом. Но это – в 70 километрах южнее и зоне ответственности Юго-Западного фронта. И сменить нас на позициях некому, хотя основные силы дивизии пока в бой не вступали. Ночью об этом не позаботились, а днем направлять войска в такой марш губительно. И, тем не менее, в середине дня мы получили приказ оставить 6-й легкий самоходный полк на позициях у Обояни, а остальным полкам дивизии, плюс не вступившим во взаимодействие с противником частям 13-й гвардейской мотострелковой, выдвинуться в район города Короча и села Алексеевка. Это – в восьмидесяти километрах от ближайшего к ним узла обороны. И там ничего не подготовлено! Все, что могло стрелять вверх, привели в боевое положение. Дали нам и канал связи с авиаторами. Задачу на марш я поставил очень жестко: «Никого ждать не будем! По машинам! Вперед!». Немцы такой лакомый кусок не упустили, но и мы огрызались, как могли. Дважды помогли летчики 2-й воздушной. С умеренными потерями мы прибыли на место, вступив по дороге во встречный бой с венгерской танковой дивизией. У них короткоствольные танки Т-III, но час мы потеряли на погрузку боеприпасов после боя. И, нас направили в Шебекино, огибая Городищенский лес. Наступало по 9 танков с каждой стороны, больше у нас не было, с непосредственной поддержкой самоходными установками и пехотой на БТР. У Неклюдово и Ленцево приняли бой примерно с двумястами танками. Благо, что летчики и боевой дозор нас предупредили, и легкие машины успели спрятаться в подлесок. Ширина поля у Ленцево 1200 метров. У нас четыре поперечных лесополосы, а немцам развернуться особо негде. Высотка 136,2 позволяла скрытно выводить орудия на прямую наводку. У танков так вообще одна башня торчала. Пехота успела развернуться и эффективно заваливала немецкую пехоту осколочными гранатами. Впервые САУ-100 били новыми шрапнельными снарядами с направленным выбросом готовых элементов. Их в каждом снаряде 1800 штук. Очень эффективное средство для стрельбы по колоннам и во фланг. С той стороны леса в чуть лучшей ситуации начали бой, на 12 минут позже, остальные машины дивизии. А местность холмистая, и не видно сколько там еще немцев за пригорком. Работали в основном тяжелые самоходки и танки, мелочевка била тоже, но управлять этим боем ни в какую не получалось: свалка, с непрерывно звучащими взрывами и грохотом попадающих по тебе снарядами. Они бы нас смяли, у них штатное количество боезапаса больше, если бы он был полным! Но мы успели пополниться, а они, взяв Шебекино, посчитали, что можно двигаться дальше на Корочу. Им приходилось экономить свои 75-мм. Моей «НП» досталось 15 попаданий и ни одного пробития. С 57-мм пушкой эта САУ имела 85 выстрелов, мы выпустили 63, прежде, чем немцы начали отползать, поняв, что пройти здесь невозможно. Но и нам преследовать их было нельзя: горящих машин набито столько, что требовалось их растащить, чтобы пройти дальше. Пока растаскивали и собирали свои разбитые «гусянки», немцы отошли метров на 600 и попытались закрепиться за оврагом, спешно минируя мост через него, но не успели, мы выскочили на еще два пригорка, и добили уцелевших. Пошли дальше на Шебекино и взяли правый берег, мост, сахарный завод и станцию. Ночевать остались в Шебекино, заодно познакомились с воинами 40-й и 21-й армий. В лесу, возле Шебекино, и в меловом карьере. Там их было примерно два-три полка, которых охраняло около отделения немцев. Разведчики перебили немцев, но кроме 5-10 % бывших пленных из леса и карьера никто не вышел, остались лежать там, где лежали.

– Пошли на …, мы – сдались, в плен пойдем. Навоевались! Немец пол России захватил, куда вам против него! Щаз ударит, и вам кранты. Полгода ломимся, все красненьким залили, а они нас одним ударом.

Вызвали меня, военком дивизии где-то отстал по дороге. А они меня вниз по матушке Волге посылают.

– Ты, пацан, кто такой? Вали отсюда! Нет тут твоей власти. Вы ее просрали.

– Я – командир дивизии, генерал-майор Голованов. Мне требуются бойцы собрать оружие с двух разбитых дивизионных колонн немцев. Требуются стрелки и ремонтники. Нам завтра брать Белгород.

– Опять на пулеметы погонишь?

– Сам пойдешь, хуже того, поедешь брать обратно город. Ты – сдал, я – взял.

– Четыре дня не жрамши, как здесь работать?

– Наступление на этом участке началось сегодня утром, какие четыре дня? Хочешь – попроси у них. – я показал на убитых немцев. – А хочешь – пойди сам забери у Ленцево, что найдешь – то твое.

– Да вы там уже все собрали.

– Дурак! Нам город надо было освобождать, а не по карманам и рюкзакам шарить.

– А много набили?

– Всех, кого ты сегодня здесь видел. Хорош бакланить! В две шеренги, становись! Равняйсь! Смирно! Первая шеренга! Направо! Левое плечо вперед, марш! В первую очередь, пулеметы и автоматы. Вторая шеренга! Нале-во! Правое плечо вперед, марш. Васьков, Мухамедшин! Проследить за работой и к часу быть в расположении!

– Есть, тащ генерал!

Как-то разрулив ситуацию с этими бедолагами, пошел докладываться наверх более обстоятельно. Пока удалось только найти и пригнать сюда ремонтный батальон. Загрузили ремонтом машин и железнодорожников. Ремонтироваться приходится почти всем. Восемь сгоревших машин у меня и шесть у Казанцева. Еще двенадцать требуют немедленного ремонта. Жаль, что среди них есть и тяжелые машины, хотя ни одной тяжелой в утиль сдавать не нужно. В Ставку отсюда не доложишься, только в Воронеж, но, выяснилось, что БОДО на станции работает, поэтому отдали телеграмму в Кремль на имя Сталина.

Только прилег, как меня разбудили и обвинили в политической близорукости и в поощрении антисоветской пропаганды, потому как я не спросил у бывшего военнопленного звания, фамилии и номера части. Я потряс головой, она сильно болела, так как стреляли вчера очень много.

– Ты чего здесь расселся, политрук? Дайте ему двух человек, из бывших, и пусть валит в лес искать остальных сбежавших воинов его армии и его фронта. А я – сплю, и не твое собачье дело: как и с кем я разговаривал. Вон отсюда!

Едва рассвело, мы начали марш обратно к Неклюдово, там сохранился мост через речку Корень. Немцы нас ждали с юго-востока, а мы ударили через Батрацкую дачу на Ястребово, и оттуда вошли в город, по переправе, которую быстро навели наши понтонеры. Части 21-й и 40-й армий завязали уличные бои, а наши «К-73» их поддерживали. Тяжелые машины в город я не пустил. Самому пригодятся. Связи практически нет, пришлось «хитрить» и отправлять в Шебекино одну из «НП». Через нее смогли связаться со штабом фронта. Там узнаем, что у нас новый командующий: генерал Рокоссовский, но он еще не прибыл, его обязанности возложены на Якова Григорьевича Крейзера, переформировывающего 57-ю армию в районе Валуйков после выхода из окружения. С Крейзером удалось связаться. Дел он пока не принял, сдает 57-ю армию. Направил ему РДО с требованием боеприпасов, топлива и обстановки. Написал, что два из двух возможных танковых полков на этом направлении разгромлены, а под Курском противник в полную силу еще не атаковал, вел разведку. Крейзер обещал связаться с Москвой и дать ответ до наступления темноты. Потихоньку начал отводить своих с правого берега Донца. Но успокаивал командиров стрелковых дивизий, что отвожу на пополнение боезапаса и заправку топливом. Приходилось делать вид, что все хорошо, и никакого недостатка сил и средств не существует. В 21.30 получили приказ возвращаться в Солнцево. Шесть САУ-100 и такое же количество «К-73» были вынуждены оставить под Белгородом. В основном, из-за повреждений ходовой части. Они бы просто не дошли. Едва появилась связь с Воронежем, затребовал подкрепления, перечислив все, что потеряли и оставили на чужом участке. А там пришлось оставить все части 13-й гвардейской дивизии и большую часть бронетранспортеров, кроме зенитных. В таком растрепанном виде прибыли на место и расползлись по участкам обороны.

Утром последовало две мощных атаки 24-го танкового корпуса одновременно в двух местах. Причем там, где нас вчера не было! Отлично работает их разведка! Один наносился от Кочетковки: в нем приняло участие 96 танков и самоходок, второй от Высоконских Дворов, там противник задействовал 54 танка и много бронетранспортеров. 42 самоходки шло за ними, явно рассчитывая выбивать наши огневые точки с больших дистанций. Немцев подпустили к оврагам, и по ним сзади ударили СПГ и РПГ из Мокрого Леса. Пехота сунулась в овраги, а там мины и дзоты. 8-я мотострелковая встретила их огнем. У 2-й Андреевки началась огненная дуэль, где величина калибра была решающим аргументом. Как только противник попытался рассредоточится и увеличить скорость, из пшеницы полетели мины Галицкого, ТМД-40 умудрялись не только вырвать катки, но и пробить днище. Ну и самые жестокие раны наносили противоднищевые кумулятивные, которых у нас было больше всего, не считая противопехоток. Немцы оказались тактически грамотным соединением и смогли, не взирая на убийственный огонь, сблизиться до 500 метров, но их попытка закрепиться в роще перед нашей «звездой» не увенчалась успехом: от Первой Андреевки ударили «455-е» во фланг, и группа прекратила свое существование. Первая группа удачно форсировала Псел, ворвалась в Зорино и попала под фланговый огонь в момент перестроения в боевой порядок. По результатам трехдневных боев, плюс «работа» 6-го и 1411-го полков, которые тоже без дела не сидели, наступательный потенциал у немцев подошел к концу. Была еще, в большом количестве, пехота, но противотанкисты и по ней неплохо работают. Главным нашим противником стала немецкая авиация. Но Ставка уловила этот момент, и перебросила из-под Брянска дополнительные силы на этот участок. Нас отвели в ближайший тыл, переформировали нас в корпус, и собрались перебрасывать южнее в район Ростова-на-Дону, где сложилась очень тяжелая обстановка. Новая техника туда не попала, а «старое руководство фронтом и направлением» до предела ослабило там войска и воинский дух. А на них пошли модернизированные танки Клейста. Немцы не были бы немцами, если бы не среагировали на обстановку! Потеряв половину танков и две половинки городов на своем левом фланге, они взяли Ростов и Ворошиловград.