Длинный ствол – короткая жизнь

Глава 11. Сказочные сорок пять суток в тылу

Подписание итоговых документов по войсковым испытаниям почему-то не состоялось: либо вояки что-то наковыряли в новой технике и боеприпасах, либо возник «затык» где-нибудь на заводах. Но, самолет за мной прислали «фронтовой», даже специально интересоваться не пришлось: 16-местный штабной C-47, оливкового цвета, без вооружения, использовался только командующими фронтами. Всем остальным подобные машины были не по рангу. Но прикрытия мне выделено не было, поэтому борттехник рядом со мной положил спасательный «Ирвин». На всякий пожарный случай, как говорится. Экипаж не сильно радовался полету без сопровождения. Но, все обошлось, сели на Центральном, но большую часть пути проделали в облаках, в слепом полете. Тут же – первая неожиданность: прямо к борту подъехала серая «эМка», с «генералом» под стеклом. Это «общий» пропуск на любые объекты, в том числе, в Кремль и на стоянки у Ставки. Выдавались на правительственные машины. Но вместо какого-нибудь наркома или крутого генерала, с заднего сиденья выбралась одна из недавних подружек из «Националя», более темная и высокая Ангелина. В шубке, меховой шапочке и с портфелем. Придерживая рукой шапочку и отворачиваясь от холодного ветра, она дождалась, когда выключат двигатели, и двинулась мне навстречу.

– О господи! Какими судьбами? – спросил я ее.

– Я за вами, приказано сопровождать вас. Нам на Ржевскую, все документы выдали мне.

– Кто выдал-то?

– Нарком Малышев, и там пакет от «самого». Прошу! – она рукой показала на «эМку».

Мы уселись в машину, Ангелина покрутила какую-то ручку, отделив нас от водителя и зажгла свет. Передала мне увесистый пакет, сопроводиловку, в которой я расписался, и предъявила приказ по Наркомату, согласно которому товарищ Артамонова А.В. направлялась на Уральский танковый завод № 183 им. Коминтерна в должности ученого секретаря при представителе Ставки ВГК генерал-майоре артиллерии Голованове С.П.

– У нас просто кошмар какой-то творится: снят товарищ Максарёв, директор 183-го, туда направлен замнаркома Зальцман, директором, Ирочка еще 10 дней назад вылетела туда вместе с Исааком Алексеевичем. Меня трижды гоняли в Ленинград на 174-й. Там тоже какой-то шабаш с документацией. Ой, я даже не могу сосредоточиться. Говорят, что все на контроле у Ставки и НКВД.

– Из-за чего сыр-бор то?

– Военные не приняли ни одной машины 183-го завода.

– А я здесь причем?

– Так я же вам документы передала! Читайте! Я не совсем в курсе, но, в общем, на 183-м будут выпускать САУ-100. И времени нам дали 45 суток. Не справимся – военный трибунал. Боже мой!

– Ангелина, а вы-то здесь причем? Если и дадут по шапке, то нам, руководству. Успокойтесь! Нацеленность на решение задачи у вас замечательная. Это – главное, а ученый секретарь за пуск завода не отвечает. Это не ваш уровень ответственности.

– Да вы просто не слышали, как нас Малышев и Берия костерили. Малышев же был директором 183-го.

– Так, то было в Харькове, и в мирное время. – между разговором я знакомился с тем, что прислал мне Верховный. В общем, отвечаю за каждый чих, и слежу за тем, чтобы технологические процессы были полностью реализованы. От, черт! Похоже, мы влипли по самое не хочу! Танкисты пишут о плохом качестве брони на танках Уралвагонзавода. А броню для него катает Уральский Металлургический комбинат, соседний. Танки поставили на обстрел из 37-мм PAK.37, пробитий не было, а «Иван Иванычи», внутри танка, получили такие повреждения, что все машины отправили обратно на завод. Это – задница! За такое точно могут на дыбу поднять!

Водитель просто несся по Москве, мы опаздывали. Оказалось, что курьерский поезд, всего из пяти вагонов, ждал только нас на небольшой станции Ржевская. Едва мы вошли в вагон, поезд тронулся, сделав следующую остановку только в Горьком.

В таких вагонах я бывал только в железнодорожном музее. Это, скорее всего, бывший царский поезд: купе очень большое, их в вагоне всего восемь, но двое проводников, в тамбурах постоянные посты. Присутствуют два вагон-ресторана, с очень неплохой кухней, но вход туда доступен только из этого вагона. В Горьком прицепили еще три вагона, которые заполнили штатские, в основном. Незнакомый интерьер и очень хорошее обслуживание еще больше напугали Ангелину. Она же понимала, кто и что стоит за этими атрибутами. Да еще и ВЧ прямо в купе, и голос Сталина из трубки среди ночи. Отвлечь ее от переживаний не удалось.

– Сережа, я все понимаю, у тебя железные нервы и ты только-только с фронта, но у меня внутри все заледенело! Это просто ужас какой-то! Я как представлю, что будет, если мы сорвем задачу, и у меня все сжимается! Чего мне в Челябинске не сиделось? Условия меня не устраивали! Вот и влипла!

Понятно, что ночь мы провели раздельно и ни о каком сексе не приходилось даже мечтать. Дотянулся-таки «теран» даже до моей постели! Вот гад! Напомнил о себе жителям НКТП! Причем так, что они забыли даже о безусловном инстинкте размножения! За брак необходимо отвечать! Танки делаются для того, чтобы защитить экипаж, а не для того, чтобы отскочившая броня убивала экипаж. Плюс по плану выпуска продукции завод провалился. А войска идут в наступление, что без танков делать несколько тяжеловато.

Утром, после отличного завтрака, а ехать было больше суток, у Ангелины сменилось настроение, и гори оно все ясным пламенем, живем один раз, в ней проснулись спящие инстинкты, поэтому она перебралась ко мне на диван, ширина которого позволяла его использовать по этому назначению. Временами у нее проскальзывали вопросы, связанные с решением производственных задач, но общее настроение больше соответствовало тому, что лишь бы этот день тянулся как можно дольше. Я уже писал, что она не так давно овдовела, муж – летчик, погиб, таранив в июле «Хеншель»-разведчик. Детей, судя по всему, завести не успела. Сама из Харькова, квартира принадлежит отцу Ирины, с которой они дружат уже довольно давно. Дружба чисто женская, весьма условная, муж Лины был человеком с большим сердцем, или чем-то там еще. Ирочка имела большие виды на него, но он решил все не в ее пользу. Была подружкой на их свадьбе. Гибель Алексея их сблизила еще больше. Но, вернувшись из Челябинска, Лина выяснила, что ее комната используется авиаторами, она и была служебной, поэтому подруга пригласила ее жить к себе. «Уж лучше ты здесь поживешь, чем подселят кого-нибудь». Официально – Ангелина на подселении, через наркомат все оформлено. Еще одну комнату иногда «использует» жилищное управление Наркомата, как «резервный фонд». Девочки периодически сдают в свою жилконтору справки, которые сами и подписывают в Наркомате. Жилищный вопрос в городе – острейший, и это еще не начали возвращаться эвакуированные, и они понимают, что подселенцы могут быть с большими связями. Вот и крутятся.

Внешне Лина выглядит гораздо привлекательнее, чем Ирина, в первую очередь, из-за копны темно-русых волос, густых и пышных. Она – высокая по здешним меркам: 172 сантиметра, почти мужской рост. Кур здесь еще не начали шпиговать гормонами роста, высоких людей довольно мало. Ирина – гораздо мельче, но «с формами», что ценится здесь выше. Лина больше соответствует другим стандартам красоты, пришедшим после войны. Излишков жира на ней не видно, не Кощей Бессмертный, ребра не торчат, несмотря на тыловой паек, но стройная. С моей точки зрения – более привлекательная, чем подруга. Второй «прибамбас» – официально она старше меня на три года, что ее сильно беспокоит, ей – 28. Пять лет она уже отработала, Ирина – молодой специалист, с папой – профессором из МВТУ. Так сказать, отличный вариант для дальнего прицела. Это тоже серьезно беспокоит Лину. Её сюда в Москву вытащил Малышев из Харькова. О нем она помалкивает в тряпочку, но так как смогла реэвакуироваться, то какое-то влияние на наркома она имеет. Интересная деталюшка в том, что она принимала участие в показе Т-34 зимой 40-го года, а, следовательно, в знаменитом марш-броске Харьков-Москва. Позже выяснилось, она отвечала за разработку моторного отделения «тридцатьчетверки». И не просто так именно ее предложили Зальцман и Малышев в качестве моего секретаря. После того, как мы вылезли из постели и сходили пообедать, Лина начала задавать вопросы по механизму разворота вала и раздатке. Вопросы правильные, и уже продуманные. Зальцман поставил задачу объединить все в единый блок с двигателем, так, чтобы не заниматься центровкой, даже примитивной, и не оставлять места для «выдергивания» вала. Двигатель должен сниматься вертикально. Иногда отвлекаясь на всякие «шалости», мы, в общих чертах, эту проблему решили, сделав наброски для литейщиков, которые Лина обещала превратить в чертежи и формы немедленно по приезду в Нижний Тагил. Так что, ближе к ночи Лина проворковала:

– Сереженька, мне так понравился этот день и эта поездка, но чего-то не хватает. Иди сюда!

В час ночи нас разбудил стук в дверь купе:

– Подъезжаем, товарищи!

Еще через полтора часа Лина выложила на стол Зальцману наши наброски. Тот их буквально схватил, рассмотрел и вызвал какого-то полусонного человечка.

– К утру чертежи должны быть в литейке на 75-м заводе. Так, Сергей Петрович, у нас осталось 38-мь дней, не выдадим продукцию – и нас расстреляют. Юрия Евгеньевича удалось отбить, он у нас – главный инженер. А это – Саша Морозов, главный конструктор, вы, наверное, знакомы.

– Только заочно, разговаривали с ним по телефону, он нам днище «А-44» отдавать не хотел.

– Пришлось отдать. Я еще тогда понял, что дело кончится именно этим авралом. Но компоновку вы Ленинграде полностью изменили. Это сняло столько проблем, что это теперь совсем другой танк.

– Не танк, шасси для него. – парировал я. – И вообще, запускаем САУ-100, а не танк, башку, то есть башню, вы будете ему прикручивать без меня. У меня только САУ.

– У всех только САУ. И у нее нет брони.

– С нами приехало человек 60–70, три автобуса, специалистов по броне. Я выяснял.

– Специалисты – это хорошо, но беда в том, что местный прокатный стан имеет двухсторонний нагрев, и нижняя сторона листа перегревается. Отсюда и перекал. Это позволило отбить Юрия Евгеньевича, но проблему это не сняло. Есть какие-нибудь предложения? – спросил Зальцман.

– План блюминга есть?

– Где-то был. Вот! – Зальцман протянул мне бумагу.

– Я заберу, и поеду к соседям. Мне бы куда-нибудь вещички забросить.

– Ангелина Владимировна позаботится. Общий язык нашли? Так как с расчетами могут быть проблемы, да и не до конца продуманы технологические решения, то я решил подбросить тебе проверенного кадра по компоновке моторного отсека. Ничего?

– Все нормально. Машина есть?

– Есть, у вояк под тебя вытащили. Кстати, я им говорил, что ты – генерал, а ты – подполковник. – Зальцман пальцем показал на петлицы.

– Приказ я вчера только увидел, требуется сменить форму, а в поезде это проблематично. С утра заеду в военторг.

– Не-не-не! В таком виде – не пойдет! Ириша! Ирина Николаевна! Принесите запасной комплект моей формы! – рявкнул он в телефонную трубку, предварительно крутнув магнето армейского аппарата. Появилась подружка Лины, которую мы до этого не видели. Вся зарделась, увидев нас обоих, но выкрутилась из положения, передав форму мне, и кинувшись целовать подружку. У нее явно новый роман, судя по обращению к ней директора. Мне только проще! Она – девушка незамужняя, но с опытом. Надеется, что авторитета папы хватит, чтобы не возникало вопросов о методе набора опыта. Здесь с этим строго! Впрочем, война все спишет.

Сменить танки на пушки и пришить нашивки поручили девушкам, через несколько минут и я вышел из кабинета через ту дверь, куда вышли они. Там меня чмокнули и сказали, что очень рады видеть.

– А Лина где?

– Понесла вещи в вашу комнату, это в этом же здании, сейчас придет. Вот, переодевайся! Так ты уже генерал? Ничего, что я на «ты»? По старой памяти?

– Нормально.

– Лина очень довольная приехала. На нее было просто жалко смотреть, когда Малышев ее отругал на совещании. Она его так боится! Он – ее первый начальник, сразу после института. Смотрит на него, как кролик на удава, глаз отвести не может.

– Ты же говорила, что в другом наркомате работаешь?

– Да, в другом, я работаю в группе Петрова, с Б-34. Здесь только вечером бываю. Я не знала, что и тебя сюда направят. Вот и не устояла перед очарованием Исаака. Он – душка! Своих, правда, в кулаке держит, но я же не своя! Я – в командировке! А если честно, то жить негде, только общага, там 16 девчонок в одной комнате. Трое из них храпят. И каждые четыре часа – смена. Всех будят, даже не поспать. Ты не обижайся. Это – так, приключение, не более того. У них разводов не бывает, и женщина – главная в семье. Без вариантов.

Я не очень ожидал от нее такого цинизма, впрочем, осуждать ее за все это даже и не собирался. Она – случайная знакомая из ресторана, живет как может, вмешиваться в это дело – себе дороже. Да и не к чему. Вошла Лина, и разговор перескочил на другие темы, затем мы вместе выехали на Металлургический завод.

Да, этот блюминг, для подогрева, использовал доменный газ. Блюминг – немецкий, Крупп. В принципе, наш приезд был несколько излишним, возле стана крутилось около 70 человек, в основном с Ижорского завода, специализирующегося на корабельной броне, которая у нас превосходила по прочности и вязкости броневые стали ведущих капиталистических стран. Руководит группой, он представился, товарищ Володин, главный инженер цеха броневой стали, из Колпина.

– Завод строился для производства фигурного проката, не листа, тавр, двутавр, швеллер. Мощности видать не хватило, чтобы плановый выпуск давать, сократили операцию отпуска. Некоторые смены ее вообще пропускали, вот и получалась колкая броня. Она с обоих сторон одинаковая. В общем, решение есть! Уменьшаем температуру, вместо воды будем использовать масло, оборудование позволяет, а закалку будем проводить одностороннюю, в ТВЧ – печи, по-нашему Ижорскому методу. И ставить маркировку на закаленную сторону. Через неделю сможем дать образец для обстрела. Пока гоним сюда ижорский лист, завтра должен прибыть первый эшелон. Так что, не беспокойтесь, товарищ генерал, простаивать завод не будет. Мы дали разрешение на использование местной брони на днище и кормовую часть корпуса. Отпуск у этой партии выполнен. Вот результаты обстрела.

До утра еще довольно много времени, поэтому возвращаемся к себе, доложились об увиденном, Зальцман удовлетворенно потер руки, ижорскую броню он хорошо знал, он же – «кировец».

– Звонил «сам», я доложил о твоем прибытии, новом решении блока цилиндров, он назначил тебе доклад на 02.30 ежедневно. Пройди на БОДО и дай телеграмму в его адрес о ситуации на Металлическом. И отдыхай, соберемся в 11.00.

Утром выяснилась причина моего появления здесь: официально меня «назначили» главным конструктором, а не Гудкова, которого «освобождать» от должности директора 174-го завода не стали. Так как РККА наступала, а завод, большей частью, был ремонтный, то работы в Ленинграде было завались. Плюс ему же сбросили план по производству 57-мм «К-73», которые запустили в серию на двух заводах: в Мытищах и Ленинграде. Плюс, Сталин это подчеркивал в своей записке, жажда «усовершенствовать» машину у производственников была гигантской. Они сходу внесли столько «рационализаторских» предложений, что приходилось бить их по рукам, чтобы не допустить превращения сбалансированного орудия в черте что. Покусились даже на объем боевого отделения, чтобы сэкономить броню. Пока не доказал, что возрастет нагрузка на передние катки, они успокаиваться не хотели. Чтобы удовлетворить их желание снизить расход металла, добился уменьшения линии огня, за счет изменения наклона лобовой брони на 15 градусов. Избавились от люка механика-водителя, который перенесли на верхнюю броню. Рубку сдвинули больше назад, что позволило уменьшить общую длину установки. Да, объемом боевого отделения пришлось пожертвовать, но балансировка нагрузки на катки того стоила. Там же была показана и полукруглая башня Т-55 под 100-мм пушку, будущую Д-10. Но, разворачивать танк, как это было сделано после войны на установке СУ-101 я отказался, хотя это сулило большое сокращение общей длины машины. Особой надобности в этом не было. Новый профиль отослали Сталину, но ответом было только БОДО от него: «Запрещаю заниматься прожектерством тчк Сроки вам определены и пересматриваться не будут тчк И тчк Ст тчк». Но, забегая чуточку вперед,

вернувшись в Москву, я обнаружил именно этот рисунок в кабинете Сталина. Он оценил, что мы сделали. Орудие у Петрова получилось просто замечательным! Как для САУ, так и для танка. По точности оно превосходило все, что выпускалось до нее в этом направлении. Общем и целом мы были готовы встретиться с «кошками», но их время еще не пришло. Пока эти машины пойдут в резерв Ставки, в самоходные артиллерийские полки ИПТА. Однако, создаваемый Морозовым танк похоронит саму идею противотанковых самоходных установок. Но, пока они дешевле танка, и танкисты к ним относятся «не очень», называя их «плохими танками». Все из-за того, что угол поворота орудия маленький, приходится наводиться всем корпусом.

Если с конструкцией больших проблем не возникало, то чисто производственных проблем было с избытком! Я, непосредственно, ими не слишком занимался, а остальные буквально с ног валились к тому времени, когда можно было отдохнуть. Зальцман отличался тем, что для него не существовало маленьких или больших проблем: если обнаруживался затык, то все бросались искать способ его ликвидации. И тут он смотреть на то, что человек несколько суток не спал и питался через пень-колоду просто не станет. Вынь да положь! Гонял он всех крепко. Под горячую руку и «представителя Ставки» мог припахать, если считал, что это поможет делу. Приходилось часто мотаться в Челябинск и в Пермь, работая, так сказать, «толкачем» или «буксиром», но, благодаря такой нацеленности на результат мы смогли получить на 28 день первый экземпляр Д-10С, для нашей самоходки, и начали сборку ее корпуса. Учитывая то, что большинство работающих вовсе не были танкостроителями, было очень много совсем молодых девчонок и пацанов, женщин и стариков, то все приходилось максимально автоматизировать. Да-да! Именно автоматизировать! Корпус сваривался автоматом академика Патона! А вот командирскую башенку я предложил не вваривать, а крепить болтами. Тем не менее, высоколегированных нержавеющих электродов все равно требовалась уйма! Ручной сварки тоже хватало! Тем не менее на 33-и сутки первая машина покинула цех, выполнила три круга по заводу, влетела на эстакаду и заняла место на платформе. Мальчишка-гонщик затормозил, заглушил двигатель и поднялся к орудию. Выжав довольно тугую пружину, он помогал себе монтировкой, повернул замок отката, и орудие медленно начало откатываться в походное положение, пока затвор не уперся в выступ люльки. Мальчик вылез через задний люк, захлопнул его и закрыл треугольным ключом. Орудие готово к отправке. Я снял на фотоаппарат стоящую самоходку. «Танкисты» поставленную задачу выполнили! Можно было ехать в Москву, но все будет зависеть от того, как эта установка выдержит обстрел. Полигона при заводе еще не было, обстрел будут выполнять в Челябинске. Но Зальцман принял другое решение: замнаркома именно он!

– Я дал телеграмму самому, что первая серийная самоходная установка САУ-100 отгружена в Кубинку.

Через двадцать восемь минут из ворот цеха вылетела вторая машина. Зальцман посмотрел на часы, затем на всех присутствующих.

– Ну, что, Юрочка, с тебя причитается! Я что-то стола не вижу? Плановые 48 машин в сутки дать можем, так что, готовься пересаживаться в старое кресло. Как я устал! Всем выходной, кроме тебя, Юра. Командуй! – Исаак Моисеевич устало хлопнул прослезившегося Максарёва по плечу и вышел через «свою» дверь в ту комнату, в которой он жил. Остальные выходили через «парадный выход».

Царский поезд на обратную дорогу не выделили, добирались в прицепном мягком купейном, который прицепили прямо к вагону-ресторану. Но хлебосольством он не отличался, только выпивки было много, а так: стандартная «солянка», да макароны по-флотски. «Мавр сделал свое дело, и он может идти!» В Москве нас никто не встречал. Я присутствовал на докладе Зальцмана Малышеву, где нам было высказано неудовольствие тем, что мы, все-таки, решили поставить на поток машину не прошедшую государственных испытаний, имея «категорический запрет» на эту авантюру.

– Выполненные доработки существенными не являются. Двигатель отработал положенные часы под нагрузкой, что было зафиксировано, в том числе мной, как Представителем Ставки. Сама машина в Ленинграде собиралась по упрощенному варианту, и проведенные войсковые испытания имеют замечания, связанные именно с большой длиной машины с орудием. Эти недостатки по большей части устранены. Товарищ Зальцман рассчитывал запустить как первый, так и второй вариант САУ. Плюс к этому, мною и товарищем Морозовым подготовлен комплект документации для выпуска нового универсального танка, вооруженного 100-мм орудием Д-10Т. Он имеет бронирование равное танку КВ и выше, а массу – 35 тонн. Перед самым нашим выездом сюда товарищ Морозов поставил опытный танк на конвейер для сборки. Новая САУ и этот танк максимально сближены по конструкции и их выпуск может производиться без остановки конвейера. Вместо вот этой детали крыши корпуса, вваривается вот эта, с отверстием под погон башни. Вся разница.

– Вы нарушили приказание товарища Сталина. Докладывайте ему сами.

Пришлось ехать в Ставку. Войдя в кабинет доложился о прибытии. Положил перед «самим» тонкую папочку с фотографиями машины. Там же лежали рисунки и чертежи нового танка, результаты войсковых испытаний, так и не подписанные всеми членами комиссии. Но там были подчеркнуты общие замечания. Сталин молчал, и внимательно рассматривал снимки и документы.

– Значит, все-таки, рискнули.

– Это перспективно, товарищ Сталин. Иметь универсальное шасси значительно выгоднее. И это – дешевле. Войны выигрывает экономика. Ну, а товарищ Зальцман и его люди просто совершили подвиг.

– Снаряды для Д-10 есть?

– Те, что вы просили доработать – есть, в Молотове их отстреляли. Успешно. Да и некоторое время для настройки выпуска у нас имеется.

– Ну, что ж, победителей не судят, товарищ Голованов. Взгреть вас не мешало бы за самоуправство, но определенную самостоятельность людям необходимо давать, особенно, если они не срывают сроков. Тем не менее, накопилось большое количество жалоб на вас и во всех говорится одно и тоже, что не стыкуются ваши знания с вашим образованием. «Не тот вы человек, за которого себя выдаете»! – так и пишут. Поэтому мы вас направим в академию имени Дзержинского, и как слушателя, и как преподавателя. Чтобы раз и навсегда прекратить эти разговоры. Направление получите у товарища Поскребышева.

– Есть. Разрешите идти?

– Идите.

Это и стало «наказанием» за ослушание. Располагалась академия за тридевять земель в городе Самарканд Узбекской ССР. В течение трех месяцев одновременно читал лекции по ПТО и совершенствовании ИПТА, и сдавал экзамены и зачеты по краткому курсу артиллерийской Академии. В начале апреля получил направление на Государственный экзамен в Академии имени Ворошилова, той самой «фабрики генералов», которой так гордились ее выпускники. Второе название: Академия Генштаба. Принимали экзамен добросовестно, и без всяких скидок на краткий курс. Гоняли, подлавливали, я далеко не всем нравился, я же не доллар. Но дипломный проект приняли, а на устном экзамене я провалиться не сумел, переключив аттестующих на противотанковую оборону, где они сами немного поплыли. Плюс показал мой самый большой секрет: разработанный и построенный в Самарканде оптический дальномер для САУ-100НП, артиллерийского наблюдательного пункта на базе этой артиллерийской установки. В отличие от остальных машин, эта машина оснащалась дальномером, стереотрубой и другими многочисленными приборами наблюдения. Вместо мощнейшего орудия стояла 57-мм пушка или даже К-104, оборонительные пулеметы и гранатометы. Все в этой машине было отдано связи и наблюдению. Она могла вырабатывать данные для стрельбы батареи или даже дивизиона. Обладала отличной проходимостью, большой автономностью и возможностью постоять за себя. У немцев в этом качестве использовались танки T-III, нескольких модификаций. В случае обнаружения они легко уничтожались артиллерией. В общем, отвлек оппонентов, и в результате получил диплом об окончании ускоренного курса академии. С паршивой овцы хоть шерсти клок, теперь я – «официальный» генерал. Сталину, видимо, всю плешь проели из-за того, что из старшего сержанта и старшины он меня в генералы произвел. Ни мне, ни ему эти трехмесячные курсы были не нужны. Но положение обязывало! Сразу после получения диплома я прибыл к нему за направлением. Получил первую гвардейскую истребительно-противотанковую самоходную артиллерийскую бригаду в составе трех полков и был направлен на Брянский фронт.