Арену в тот день наводнили толпы монстров со всех концов Дзютэна. Над головами зрителей сияло безоблачное летнее небо.
Наступило время решающей битвы Куматэцу и Иодзэна. Другими словами, наконец-то пришла пора решить, кто станет следующим святым отцом.
Ареной называли огромную круглую яму под навесами. С них, как и положено Дзютэну, городу ткани, свисали разноцветные полотнища, очерчивая просторную площадку в центре. На трибунах, рассчитанных тысяч на пятьдесят зрителей, царило воодушевление. Сидячие места кончились ещё до обеда. Повсюду бродили торговцы напитками и сладостями.
В несмолкающем шуме звучали самые разные утверждения:
— Я за Иодзэна.
— Я за Куматэцу.
— Куматэцу наверняка победит.
— Не, скорее Иодзэн.
— Конечно, Иодзэн победит, о чём речь.
— Кто знает, вдруг Куматэцу…
Дети и старики, женщины и мужчины, богачи и простые работяги — совершенно непохожие друг на друга монстры сидели вперемешку, смотрели в центр арены и без конца делились друг с другом прогнозами. На их лицах было написано, как долго они ждали этого дня. Разумеется, пришла и азартная троица. Она сидела на краю скамейки и перешёптывалась:
— На Иодзэна.
— На Куматэцу.
— На… эх, я не знаю, на кого!
Появился святой отец, одетый в богато расшитые церемониальные одежды, и произнёс речь.
— Я много думал! Девять лет я размышлял о том, в каком виде мне влиться в ряды богов! Думал и думал, думал и думал! — объявил он напыщенным, но в то же время шутливым тоном, затем обвёл глазами зрителей. — И наконец придумал!
С места вскочил один из зрителей, неотёсанный детина с небритым лицом:
— И каким же богом вы решили стать?
— Разумеется, богом решительности! — ответил святой отец.
По арене прокатилась волна смеха, а за ней раздались аплодисменты — монстры праздновали уход святого отца на покой. Я кожей почувствовал, насколько весь город его любит.
— Вскоре после битвы я, прибегнув к силе мудрецов, проведу ритуал перерождения, приходите! — И святой отец занял своё почётное место на трибуне.
Во все уголки арены разнёсся низкий, мощный бас главного судьи:
— Мы начинаем церемонию, которая определит следующего святого отца Дзютэна! Претенденты, прошу вас!
Мне показалось, что от рёва толпы содрогнулась даже земля. Через западные врата на арену вышел одетый в плащ Иодзэн. Следом появились оруженосцы в лице Итирохико и Дзиромару. За ними — целая толпа крепких учеников в одинаковой форме.
Великий и ужасный Куматэцу вошёл через восточные врата. За ним — мы с Хякусюбо. Следом — те самые сопляки, что с недавних пор тренировались в лачуге. Их так поразили масштабы арены, что они то и дело растерянно озирались по сторонам и мигали круглыми глазами.
Я сравнил группы поддержки:
— М-да… Что касается учеников, он нас явно сделал.
— Вот бы здесь был Кюта, — тихо отозвался Хякусюбо.
И правда. Окажись с нами Кюта, оруженосцем Куматэцу не стал бы прыщавый сопляк.
Сам Куматэцу был мрачнее тучи и не поднимал глаз. Таким он стал в тот самый вечер, когда сбежал его любимый ученик, и с тех пор медведь не поддавался ни на какие уговоры.
— Чего у тебя морда такая кислая? — раздражённо бросил я. — Ты вообще понимаешь, что сейчас начнётся бой?
Куматэцу вдруг замер на месте, замотал головой, а затем словно сорвался и взвыл:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Я перепугался от такого оглушительного вопля и заткнул уши:
— A-а, не ори, придурок!
Иодзэн с улыбкой взглянул на нас и взревел в ответ:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Заслышав поединок двух голосов, зрители повскакивали с мест и тоже начали реветь:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Звериные голоса перетекали один в другой, заполняя арену. Тогда мы с Куматэцу ещё не знали, что в толпе затесался Кюта, спрятав лицо под капюшоном.
До начала битвы оставались какие-то секунды…
Я смотрел на Иодзэна и Куматэцу, стоявших напротив друг друга посреди арены. Иодзэн пришёл в вычурной праздничной накидке, нарукавниках из клёпаной кожи и церемониальном поясе, похожем на канат. Он остановился и неторопливо подвесил на него чёрный меч. Рукоять и ножны клинка скрепляла печать.
С плеч Куматэцу свисало полотно, украшенное изображением солнца, а нарукавники и пояс были такие же, как у Иодзэна. Куматэцу ждал, взвалив меч в ярко-красных ножнах на плечо.
Ученики Иодзэна и Куматэцу отступили к вратам и сели на выделенные для приближённых места. Мы с Татарой и хилыми юнцами устроились на востоке арены, откуда нервно следили за происходящим.
Святой отец расположился в роскошном кресле, приготовленном специально для него, и окинул арену взглядом. С обеих сторон от него сидели почётные гости. Я заметил нескольких мудрецов, которых мы видели во время путешествия: гамадрила, кота и морского льва.
Снова заговорил главный судья:
— По правилам, мечами можно пользоваться, только если они в ножнах, извлекать их запрещается. Сбежавшему засчитывается поражение. Потерявшему сознание и не пришедшему в себя, пока идёт счёт до десяти, засчитывается поражение. Вы обязаны соблюдать эти и прочие правила поединка.
За судейской скамьёй на ветру реяли флаги всех районов Дзютэна. Они символизировали судей, которых выдвинул каждый из районов города. Помимо них присутствовал ещё и главный судья, а по бокам от него — двое заместителей. Все они были облачены в церемониальные одежды в чёрно-оранжевую полоску и высокие шапки.
— Бойцам — приготовиться!
Куматэцу выставил вперёд руки и пригнулся. Иодзэн остался стоять неподвижно и лишь покрепче сжал рукоять меча. Все смотрели на них, затаив дыхание. На арене воцарилась тишина. А затем…
— Начали! — объявил главный судья.
Куматэцу кинулся на Иодзэна, размахивая мечом во все стороны. Иодзэн пригнулся и терпеливо ждал.
— Ра-а-а-а-а-а!
Почти добежав до противника, Куматэцу вдруг ощетинился и принял звериный облик. Мышцы его раздулись, разорвав нарукавники.
— Вот так, сразу?! — воскликнул Татара.
Первый удар Иодзэн принял правой рукой. Куматэцу без труда отшвырнул её благодаря огромному весу и провёл ещё две атаки. Иодзэн отступил, затем увернулся, но следующего удара левой лапы избежать не смог и блокировал его.
Медведь яростно наседал, и кабану оставалось лишь защищаться.
— Куматэцу побеждает?
Такого я не ожидал. Ученики радостно голосили. Но Татара, кажется, не одобрял действий товарища и нервно бормотал:
— Вот дурень! Все силы на это растратит…
— Ра-а-а-а-а!
Куматэцу резко выбросил сжатую в кулак правую лапу. Иодзэн скрестил перед собой руки, но удар всё равно отшвырнул его назад и впечатал в стену арены. Его тут же скрыла взметнувшаяся пыль.
— Отец! — взволнованно воскликнул Дзиромару.
Итирохико раздражённо посмотрел на него:
— Замолчи и смотри!
Спустя секунду Иодзэн неспешно шагнул вперёд из пыльного облака, крепко сжимая в руках меч. Казалось, удар ему нисколько не навредил.
Куматэцу опустился на все четыре лапы и бросился в атаку. Иодзэн принял грациозную позу и перехватил меч, сразу напомнив фехтовальщика. Послышались удивлённые возгласы: никто не ожидал, что японским мечом будут пользоваться на манер шпаги.
Медведь стремительно нёсся вперёд, но кабан, словно тореадор, увернулся в самую последнюю секунду. Снова рывок, и снова такой же результат: Куматэцу пролетел в волоске от противника. Похоже, Иодзэн тщательно просчитывал расстояние между ними. В третий раз он увернулся от атаки с помощью акробатического сальто, за которым последовало блестящее приземление.
— О-о-о-о! — раздались восторженные голоса с трибун. Выступление Иодзэна полностью завладело сердцами зрителей.
— Вот, я же говорил! — самодовольно заметил Итирохико.
Иодзэн взмахом меча разогнал пыль, пригнулся и пристально вгляделся в противника, всем своим видом показывая, что время потехи закончилось. Но Куматэцу со звериным упрямством снова бросился на врага, не меняя своей тактики. Бойцы встретились в самом центре арены. Раздался оглушительный грохот, поднялись клубы пыли. Сначала я увидел Иодзэна: он сделал поворот и опять находился в стойке. Затем перевёл взгляд на Куматэцу: тот вернулся к прежнему размеру и растянулся в пыли.
— А-а! — мы схватились за головы, кое-кто даже глаза закрыл.
— У-у-у… Чёрт!
Куматэцу поднялся на четвереньки и встряхнул головой. Все прекрасно понимали, что досталось ему неслабо. Вдруг земля задрожала, а пыль вихрем разлетелась в стороны. Из неё появился обратившийся огромным кабаном Иодзэн!
— А!
Куматэцу вскочил, но не успел увернуться. От силы удара меч сорвался с его спины и отлетел к дальнему краю арены.
— Чёрт! — медведь бросился к своему оружию.
Но Иодзэн не собирался уступать. Он обогнал Куматэцу, преградил ему путь и угрожающе громко взревел. Куматэцу в растерянности остановился.
Дзиромару радостно заголосил, сбоку от него Итирохико снисходительно наблюдал за Куматэцу:
— Так держать, отец!
Кабан бросился вперёд и с силой толкнул медведя. Затем ещё раз. И ещё. Куматэцу пропускал удар за ударом. Теперь уже трудно было поверить, что поначалу он побеждал.
— Плохо дело, — Татара упёрся локтями в колени и нервно грыз ногти.
— Это же избиение! — я начал бледнеть.
Огромный кабан не отпускал пошатывающегося Куматэцу и проводил одну беспощадную атаку за другой.
В глазах почётных гостей читалась уверенность в исходе битвы.
— Да-а-а…
— Видимо, это конец.
Но святой отец ничего не говорил и лишь наблюдал.
Куматэцу пропускал удар за ударом, не способный уже ни на что иное. Его тело быстро покрывалось синяками. Казалось, он и на ногах-то стоял с трудом.
Татара сидел с таким видом, словно не мог больше выносить этой картины. Наконец он вскочил, стал махать кулаками и закричал:
— Что за дела, Куматэцу?! Неужели ты совсем выдохся?!
Но в следующую секунду Иодзэн снёс Куматэцу с места, словно груду хлама. Похоже, этот удар его добил. Огромный медведь отлетел в сторону и распластался на арене.
— О-о-о!
Зрители повскакивали с мест: одни радостно вскидывали руки, другие хватались за головы, третьи улыбались и болели, четвёртые прикрывали ладонями разинутые от изумления рты…
— Раз! — главный судья начал отсчёт.
Куматэцу лежал неподвижно, раскинув руки и ноги в стороны.
— Два! Три!
Когда судья произнесёт «десять», будет засчитано поражение.
— Четыре! Пять!
Районные судьи начали вставать с мест, чтобы увидеть финал битвы.
— Шесть! Семь!
Куматэцу продолжал лежать.
— Восемь!
И тогда сквозь первый ряд на восточной стороне кто-то пролез.
— Кюта?! — послышался удивлённый возглас Дзиромару.
Одновременно с этим Куматэцу вздрогнул и пришёл в сознание. Главный судья остановился за мгновение до того, как сказать «девять».
На ограждении перед первым рядом стоял не кто иной, как Кюта. По толпе прокатился шум: «Это же Кюта», «Какой ещё Кюта?», «Лучший из учеников Куматэцу»…
Вот такие дела! Оказывается, мальчишка всё это время был среди зрителей и наблюдал за тем, как сражается Куматэцу. А теперь, видя учителя поверженным, не выдержал и кинулся вперёд.
— У-у… у-у-у…
Хоть Куматэцу и пришёл в сознание, он всё ещё тяжело дышал и не мог приподнять головы.
Тут я опомнился, повернулся к Кюте и с мольбой крикнул:
— Пожалуйста, Кюта! Придай Куматэцу сил!
Мне казалось, что лишь поддержка ученика сможет оживить нашего друга.
Однако в следующую секунду Кюта глубоко вдохнул и…
— Какого чёрта ты творишь, придурок?! — во всю глотку заорал он, глядя прямо на учителя. Из его уст раздалась брань, а вовсе не слова поддержки. — Живо вставай!
Куматэцу распахнул глаза и зашевелился, пытаясь превозмочь боль:
— Хватило же тебе наглости сунуться сюда… Ты же сказал, что уходишь…
— Думаешь, что выглядишь лучше меня?! Позорище!
— Что ты сказал, сопляк?
Я переводил взгляд с одного на другого и бледнел с каждой секундой.
— Прекратите, сейчас не время спорить!
— Вот ведь достали! Ну почему они всегда так? — пробормотал Татара, держась за голову.
Однако Кюта продолжал бранить Куматэцу всё так же громко и безжалостно:
— Кончай нюни распускать! Мог бы и без меня победить!
— Ха! Да я бы и без твоего лая не проиг… рал!
В эту секунду случилось невозможное!
Куматэцу словно подбросило в воздух.
— Уо-о-о-о-о-о! — взревел он на всю арену, объявляя, что возвращается в бой.
Уже почти покинувший поле Иодзэн обернулся. Куматэцу сделал сальто, звучно приземлился и тут же кинулся к потерянному мечу. Иодзэн опомнился и бросился наперерез.
Куматэцу летел вперёд, будто обезумевшая горилла:
— О-о-о-о-о-о!
Однако Иодзэн всё-таки успел первым. Он встал на пути Куматэцу и выставил перед собой меч, не желая пропускать противника. Но…
Кабан и глазом моргнуть не успел, как медведь вдруг скользнул в сторону, прокатился мимо него по земле и схватил меч. Похоже, Куматэцу окончательно оправился. Арену наполнили восторженные голоса публики. Насколько превращение потрясло нас с Татарой — словами не описать. Эта парочка превзошла все ожидания!
Одобрительные возгласы раздались и со стороны почётных гостей:
— Вот уж не думал, что он ещё способен сражаться!
— Становится интересно, — отозвался святой отец с хитрой улыбкой.
Куматэцу перехватил меч, опустил его пониже и начал надвигаться на Иодзэна. В ответ тот переместил меч из среднего положения в верхнее.
Раздался глухой звон, и два клинка схлестнулись в центре арены. С начала боя прошло пять минут.
Кюта всё так же стоял у восточных ворот и кричал во всё горло:
— Справа! Наклонись! Контратаку!
Куматэцу делал именно то, что советовал Кюта. Сначала он наклонился вбок, уворачиваясь от правого среднего замаха Иодзэна, а затем тут же перешёл в наступление.
— Сейчас! Средний!
Соперники не отступали друг от друга ни на шаг и без конца обменивались мощными ударами. Бой был настолько яростным, что я практически видел, как от Куматэцу поднимается пар.
Мы с Татарой недоуменно глядели на лицо нашего товарища.
— Ты его рожу видишь? Улыбается-то как!
— Словно во время тренировок с Кютой.
— Поверить не могу. И это посреди битвы!
— Как же он рад тому, что мальчишка вернулся!
Куматэцу продолжал размахивать мечом и с трудом сдерживал улыбку.
— Теперь он душевными силами превосходит противника, — восторженно заметил мудрый гамадрил. — Куматэцу полностью сосредоточен на битве, он достиг транса.
— В одиночку Куматэцу ни за что бы не победил, — отозвался святой отец и перевёл взгляд на Кюту. — Но когда они вдвоём, я ничего исключать не могу!
Куматэцу без устали размахивал мечом и постепенно склонял стрелку весов на свою сторону.
Дзиромару нервно сложил перед собой руки и лепетал, словно молился:
— Отец, держись…
Не ожидавший столь яростного натиска, Иодзэн ошибся и еле успел защититься рукоятью. Однако при этом он потерял равновесие и отступил на шаг. Все прекрасно видели, насколько тяжёлое у него положение.
— A-а! Он проиграет! — забывшись, воскликнул Дзиромару.
И тогда…
— Гя-а! — кто-то ударил его по лицу с такой силой, что паренёк завалился набок.
— Заткнись! — бросил разъярённый Итирохико, который и нанёс удар. — Отец ни за что ему не проиграет! Этому жалкому Куматэцу!
— Брат?.. — изменившийся взгляд Итирохико потряс Дзиромару до глубины души.
— Кюта! — Итирохико яростно наклонился вперёд.
Но Кюта даже не взглянул в его сторону: он упорно продолжал поддерживать учителя.
— Да как этот человечишка смеет?! — бросил Итирохико с ещё большей злобой в голосе.
— У-у-у-у-у! — Иодзэн перешёл в наступление и начал теснить Куматэцу рукоятью меча.
Две рукояти встретились — мечи заскрипели.
— Гх!.. — лицо Куматэцу скривилось от напряжения.
— Не дай оттеснить себя! И не вздумай проиграть! — отчаянно кричал Кюта, крепко сжимая кулаки. — Покажи свою неуёмную силу!
— Грр!.. — на лице Куматэцу проступил пот. Он выстоял и… — Ра-а-а! — с силой оттолкнул рукоять вражеского меча обратно.
Средний выпад со стороны Куматэцу.
Высокий со стороны Иодзэна.
Два меча встретились в воздухе.
Дзынннь!..
Ножны задрожали от сильного удара.
На чёрных ножнах Иодзэна появилась трещина и быстро разошлась на всю их длину. Через секунду они рассыпались, обнажив клинок.
— Пора! — крикнул Кюта, и, словно в ответ, Куматэцу развернулся и выпустил меч из рук.
— Что?! — Иодзэн не понял замысла противника.
Куматэцу упёрся в землю ладонями, затем оттолкнулся с такой силой, что буквально взмыл в воздух и ударил соперника по рукам. Меч Иодзэна улетел так далеко, что достиг зрительских трибун и вонзился в кресло святого отца, чудом не задев его самого. Мудрый заяц даже вскрикнул от испуга. Иодзэн пошатнулся, и Куматэцу с размаху ударил его кулаком в лицо. Кабан тоже попытался выбросить кулак, но было слишком поздно.
— Уо-о-о-о-о!
Во все стороны брызнули капельки пота: кулак Куматэцу угодил точно в лицо Иодзэна.
На арене воцарилась гробовая тишина. Пропустивший удар кабан сделал ещё несколько шагов, но не смог оправиться и рухнул навзничь.
Главный судья начал отсчёт:
— Раз! Два!
Мы были в таком шоке, что не могли и пошевелиться.
— Три! Четыре!
Не только я, но и Дзиромару, и ученики Иодзэна…
— Пять! Шесть!
И Татара, и неучи Куматэцу…
— Семь! Восемь!
И все остальные, кто видел бой.
— Девять! Десять!
Наконец у главного судьи кончились пальцы на руках.
— Победитель — Куматэцу!
Стоило ему договорить, как трибуны взорвались аплодисментами. В воздух посыпалось столько конфетти, что я почти ничего за ним не видел. Зрители улыбались. Кто болел за Иодзэна, кто за Куматэцу — было уже неважно. Все радовались тому, что стали свидетелями исторического боя.
Избитый Куматэцу развернулся и неспешно подошёл к Кюте. Тот уже спрыгнул с ограждения обратно на трибуны. Огромный медведь остановился точно перед ним.
Кюта долго смотрел на учителя, а затем тихо проговорил:
— Больше так не пугай.
— Я не просил переживать за меня.
— Поздравляю с победой.
— Ещё бы я не победил!
— Не смеши! Валялся, как тряпка!
— Заткнись!
Кюта поднял руку и замахнулся открытой ладонью. Куматэцу сделал ответный жест, руки встретились, и раздался хлопок.
Кюта смотрел на Куматэцу с уважением, а тот на него — с гордостью. Я глядел на них обоих и не верил своим глазам. Кто бы мог подумать, что наставник и ученик, непримиримые спорщики с самого первого дня знакомства, ударят по рукам, демонстрируя взаимное доверие?
Куматэцу самодовольно хмыкнул. На его лице сияла честная, искренняя улыбка. Мне хотелось верить: он рад не только тому, что победил и стал святым отцом. Ведь куда важнее другое: их с Кютой души нашли наконец-то общий язык, а тела сражались как одно!
— У нас новый святой отец!
Зрители хлопали, отбивая ладоши.
Иодзэн поднялся на ноги и тепло взглянул на Куматэцу:
— Хорошего сына он воспитал!..
Ученики Иодзэна не поняли его слов и переспросили, однако тот не стал отвечать, бросил краткое: «Идёмте» — и пошёл прочь.
— Хо-хо-хо.
Казалось, святого отца такой исход полностью устраивает. Он встал, посмотрел на своё кресло и тут заметил кое-что странное:
— А куда подевался… меч Иодзэна, который сюда воткнулся?
В следующее мгновение святой отец ахнул и перевёл взгляд на поле боя. А там… Что-то стремительно двигалось сквозь падающее конфетти.
Меч Иодзэна!
Раздался глухой звук.
— Э?..
Кюта не понял, что произошло. Куматэцу убрал руку, затем попятился назад. На землю под его ногами падали красные капли. Медведь удивлённо посмотрел вниз и медленно проговорил:
— Откуда это… красное?.. Кюта, что происходит?
Он взглянул на ученика, словно прося о помощи.
Глубоко вонзившийся меч торчал из спины Куматэцу.
И тогда затихшую арену огласил безумный, совершенно неуместный хохот:
— А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Иодзэн в шоке обернулся к трибуне, где стоял Итирохико, его левая рука была поднята.
— Отец! Мой телекинез и твой клинок сразили врага, а значит, победа за тобой! Бестолковый медведь ни за что в жизни не одолел бы тебя, правда? — воскликнул он и посмотрел на Иодзэна с довольной улыбкой.
Да, мы все увидели его улыбку! До той минуты он прятал рот под шарфом, но сейчас ткань сползла и открыла лицо Итирохико на обозрение всех присутствующих. У парня не было ни крупных клыков, ни длинного носа, которыми так гордились Иодзэн и Дзиромару. Его лицо ничем не отличалось от человеческого.
— Я ведь прав, Кюта? Прав? — Итирохико перевёл бешеный взгляд на Кюту, а в груди безумца разверзлась зловещая чёрная дыра.
— Ч-что это такое? — опешив, воскликнул Татара.
— Дыра?.. — невольно протянул я.
Другим словом то, что мы увидели, описать невозможно.
И тут на рукояти вонзившегося в Куматэцу меча собралась тьма и приняла форму руки.
— О-остановись, Итирохико! — пытался урезонить сына Иодзэн.
Судя по его голосу, он уже что-то понял и очень этого испугался. Однако тот в ответ лишь улыбнулся и…
— Смотри, отец. Сейчас я добью его!
Он повёл левой рукой так, будто вдавливал её в воздух. Тёмная десница в точности повторила движение и вонзила меч ещё глубже.
Куматэцу качнулся, его колени погрузились в покрывавшее арену конфетти, голова бессильно свесилась.
Кюте оставалось лишь стоять с разинутым ртом.
— А-ха-ха-ха! — громко расхохотался Итирохико. — Ты видел, Кюта? Какой позор! Теперь ты понял? Победил мой отец, Иодзэн!
— Идиот! Разве кто-то признает такую победу?! — яростно крикнул Иодзэн.
И тут… Кюта не выдержал. Волосы на его голове встали дыбом и зашевелились. Плащ, в который он был одет, вдруг начал раздуваться в районе груди. Молния разошлась так резко, словно одежду разодрали пополам, и на свет показалась чёрная вращающаяся дыра. Такая же, как у Итирохико…
— Нет, Кюта! — воскликнул святой отец.
Но тот будто не слышал. Меч на поясе Кюты вдруг задрожал сам по себе, а шнур, связывающий ножны и рукоять, лопнул. Невидимая рука выхватила клинок, развернула в воздухе и направила прямо на Итирохико.
Тот следил за Кютой остекленевшим взглядом.
— Как ты посмел? — глухо протянул Кюта, уже не сдерживая гнева. — Как ты посмел!!!
Остриё клинка слегка подрагивало и неслось точно в Итирохико.
— Кюта! Не поддавайся тьме! — вновь крикнул святой отец.
— Брат! — Дзиромару ухватился за ноги Итирохико. Он словно собирался защитить любимого брата собственным телом.
— Остановись, Кюта! Нет! Только не это! — возопил Иодзэн и схватился за голову.
— О-о-о-о-о-о! — взревел Кюта, охваченный пылающей ненавистью.
Его меч устремился вперёд, словно выпущенная из лука стрела. Клинок с оглушительным свистом рассекал воздух, неумолимо приближаясь к Итирохико.
И тогда…
— Кю!
Скрывавшийся под плащом Тико быстро и решительно влез на голову Кюты и укусил его за нос.
— У!
Кюта невольно прижал правую ладонь к лицу. Красная нить на запястье мелькнула возле самых его глаз.
— Каэдэ… — опомнился он.
Дыра его груди закрылась почти мгновенно, и меч Кюты остановился перед самым носом Итирохико. Клинок вновь превратился в бездушную вещь и упал на поле боя.
— Кюта… я… не прощу… тебя…
Итирохико содрогался от ярости. Дыра в его груди расширялась и расширялась.
— Тьма… поглощает Итирохико… — озадаченно пробормотал святой отец.
И действительно, спустя мгновение она целиком заполонила его тело.
— Ни за что… не прощу… — бросил напоследок Итирохико, а в следующую секунду бесследно исчез.
До сих пор державшийся за брата и жмурившийся Дзиромару открыл глаза.
— Брат?.. Где ты? Брат? — он крутил головой, но никак не мог его найти.
Арену осветили пробившиеся сверху лучи заката.
— Уф… уф… уф…
На Кюту навалилась смертельная усталость. Он покрылся по́том и едва стоял на ногах, однако всё же нашёл в себе силы приоткрыть глаза и посмотреть на пронзённого мечом Куматэцу. Тот продолжал неподвижно сидеть, свесив голову.
Кюта напряг меркнущее сознание и выдавил из себя:
— Эй… ты чего… дрыхнешь?.. Давай, просыпайся… просып… — и упал, потеряв сознание, там, где стоял…