Джони, оу-е! Или назад в СССР 2

Глава 11

— Кхе-кхе, — как нельзя вовремя раздался кашель одного из «рабочих». — Пройдите сюда, товарищ следователь. Тут кое-что интересное нашли.

Следователь окинул меня хмурым взглядом и, посмотрев на позвавшего его «рабочего», тяжело поднялся из-за стола и прошёл в «тайную» комнату. Его не было «с нами» почти ровно двадцать семь минут и я понял, что они нашли спуск на первый этаж.

— Ну, наконец-то, — мысленно выдохнул я. — Зря я, что ли, сдвигал рояль и сегодня ножками стула ёрзал по вспученному паркету и смотрел, за что они там цепляются, привлекая внимание «рабочих» и следователя?

— Про люк в подвал и лестницу кто-нибудь из вас знал? — спросил следователь, устало садясь за стол и смотря мне в глаза.

— Я ни про какой подвал не знаю, — сказал я. — И ни про какую лестницу.

— Ты полы в комнате мыл?

— Я. Много там пыли было. Я сверху сначала убирал. Потом пылесосил, а уже потом мыл. Пять вёдер поменял.

— И люк не видел? — хмыкнул следователь.

— Где? В потолке? Тьфу! Какой потолок?! Про подвал же речь! Нет! Не видел я в полу люка.

Я, действительно, так много мусора на полу собрал и так мыл, что тонкая щель ею забилась и контрастировала с паркетной «ёлочкой». Зато было видно, что люк долго никто не вскрывал.

— Какой подвал? — подал голос Семёныч. — У нас же второй этаж?

— А пойдёмте, посмотрим, «какой подвал», — предложил следователь.

Я подскочил, демонстрируя мальчишеский интерес. Семёныч встал со стула задумчиво, тяжело и с неохотой.

Люк в комнате квадратно зиял, приглашая вниз. Мы спустились по чугунной лестнице. Семёныч напряжённо и непонимающе хмурился, играя недоумение. Играл, на мой взгляд, бездарно. Его, что, серьёзно «прибила» угроза «посадки»? Странно. Мне раньше думалось, что такие люди должны быть постоянно готовы «присесть». Как Павел Судоплатов, например, или Старинов…

Я искренне веселился, потому что моя уловка сработала, и пытался посмотреть на всё, что я видел раньше, другим взглядом.

— Какой же это подвал? Это первый этаж. Магазинные полки… Склад, наверное, — высказал предположение Семёныч. — Вон и дверь… Только она…

Семёныч оглянулся, мысленно определяясь по сторонам света.

— Только она во двор, почему-то уходит, — неуверенно продолжил «размышлять» Семёныч.

Вот сейчас я ему, как режиссёр всего происходящего, поверил. Молодец, Семёныч! Хорошо сымпровизировал. Мы же не репетировали с ним. И после того случая тут больше ни разу не был.

— Это, как раз, и есть спуск в подвал, — сказал следователь. — Что в том подвале, товарищи?

— О! Не граждане, — заметил я мысленно. — Уже прогресс.

— Не уж-то клад? — спросил я постепенно наполняясь норадреналином и даже немного подпрыгивая от «нетерпения». — Пойдёмте, посмотрим?

— То есть, вы хотите сказать, что ни к этому помещению, ни к тому, что в подвале, вы никакого отношения не имеете?

— Не имеем, — пробубнил Семёныч.

— А вдруг там сокровища?! — воскликнул я. — Сейчас скажем, что не имеем, и всё! Тю-тю! Чёрт!

Я с ожесточением ударил ногой в стеллаж.

— Что такое?! — участливо спросил меня следователь.

— Ведь если там сокровища, а мы их не находили, они же все государству уйдут? И нам никаких двадцати процентов не «обломится»?

Следователь с интересом посмотрел на меня.

— Странно, что об этом говоришь ты, а не Евгений Семёнович.

— Так, обломится или нет? — повторил вопрос я, внешне «зверея».

— Если не ваше, то не «обломится». Если вы нашли, то вам полагается, ты правильно сказал, до двадцати процентов. Смотря какой клад. Ну… Ваш клад, или нет? — усмехнулся следователь.

— А там клад? — спросил Семёныч.

— Сначала вы скажите, что там лежит и кто это нашёл?

Я смотрел на цепочку следов, оставленных в пыли следователем и «рабочими» и мысленно себе аплодировал. Они уже, балбесы, затоптали то, что у меня не удалось засыпать потолочной пылью, которую я, как художник, собирал по всему подвалу и первому этажу, засыпая свои следы.

— Да, хрен его знает, что там лежит⁉ — недовольно ругнулся Семёныч.

— Золото-бриллианты! — выкрикнул я. — Пять мешков.

Следователь устало усмехнулся.

— А вот и не покажу я вам тогда, что лежит в подвале. Раз вы к этому никакого отношения не имеете. Это — государственная тайна.

— И хрен с ним, с подвалом. Мне самому в подвал идти. Про тот я больше знаю, чем про этот. Что, или кто, там «лежит», догадаться не трудно.

— Да, ладно, вам, Евгений Семёнович. Вы серьёзно, что ли? Мы же с вами договорились, что если мальчишка не будет ерепениться, то поговорим просто и всё.

Я раскрыл рот и посмотрел на коварного Семёныча.

— Хрена себе! Семёныч, это как? Ты сына помогал «колоть»?

— Да, ну тебя, Женёк! Что там тебя «колоть»? Я им всё, что ты мне тогда рассказал, и рассказал. А тебе что скрывать? Не дури, а? Голова уже болит от этого кордебалета. Подвал ещё какой-то… Что там, товарищ следователь?

Следователь ещё раз посмотрел нам в ожидающие ответа лица, и покрутил головой.

— Не имею права. Сейчас эксперты будут работать. Квартиру мы пока опечатаем. Езжайте домой.

— Не понял… Как это опечатаете? А мне в школу с Тихой прикажете ездить?

— Ну, ездил же ты на Тихую, — рассмеялся следователь.

Настроение у него было отличное, и я понимал его. Наверх я вытащил документы, касающиеся только семьи Семёныча. Всё остальное, в том числе и белогвардейский архив, и архив американского экспедиционного корпуса, я оставил на прежних местах. Каким образом американский архив оказался в подвале дома Семёныча, я представить себе не мог. Выкрали его? Наверное. Кто? Арсеньев с дедом Семёныча? Наверное. А кто ещё? И что мне оставалось думать, когда я наткнулся на агентурную картотеку и личные дела американской агентуры, и что делать. Как мне было их не отдать любимому государству?

Пришлось документы отдать. И золото тоже отдать. Не получалось не отдавать золото, а было так жалко, что я весь чесался. Пока не додумался позвонить цыганскому барону. А кому мне ещё было звонить? Билу Клинтону?

— Привет, Роман Григорьевич, — поздоровался я с папой цыганской девочки Татьяны, когда позвонил ему на третий день моих страданий над златом и перебором картотеки «американских» засланцев.

— О-о-о! Евгений! Как я рад тебя слышать! Тебе жутко повезло, что ты меня застал дома! И мне жутко повезло, что я задержался дома. Мы уезжаем к родственникам в Румынию. Ты уже передумал и хочешь к нам приехать. Это хорошо, потому, что Татьяна так и не перестаёт о тебе думать.

— Подождите, Роман Григорьевич. У меня платный звонок, а мне нужно с вами сильно посоветоваться.

— Так, советуйся, чего ты молчишь?

— Кха! — кашлянул я так в трубку, что цыган «ойкнул». — Что это там у тебя гавкнуло? Собачку завёл.

— Рояль я себе завёл «Шрёдер». Слышали про такую немецкую фирму?

— Солидная фирма, но не немецкая, а российская. Это старейшая фирма по производству фортепиано в России. Иоганн Фридрих Шредер был одним из немногих российских производителей, прославившихся и на международном уровне. У тебя на чугунной раме?

— На чугунной, — подтвердил я.

— Значит инструмент выпущен уже после восемьсот шестьдесят второго года. Это очень надёжная вещь. Играет?

— Очень даже вполне себе… В очень хорошем состоянии. Думаю, он появился во Владивостоке в году девятисотом. Это рояль первого гражданского жителя Владивостока и он стоит у меня в квартире.

— В твоей квартире стоит рояль? — удивлению цыгана не было предела. — Евгений, как это возможно?

— Э-э-э… Роман Григорьевич, я сейчас живу в такой квартире, где может стоять рояль. Так вот… Я хочу его продать. В половину цены. Из уважения к вам, Роман Григорьевич и к вашей дочери Татьяне.

— А какая цена?

— Пять тысяч.

— Ну-у-у… Что ж… Хорошая цена. Красивый, говоришь?

— Из корня карельской берёзы сделан. Дерево само поёт.

— Из корня карельской берёзы? — удивился цыган. — Ни разу не видел такой инструмент. А ты электрогитару сделал? Как мечтал?

— Сделал. И она очень неплохо играет. Приехали б вы ко мне, Роман Григорьевич, я бы вам такие вещи показал. Вы очень сильно удивитесь. Очень…

Последнее «очень» я произнёс так значительно, что цыган на минуту завис.

— Мне срочно нужно выехать в Румынию, но сразу после неё я еду к тебе.

— Тогда к вам будет просьба. Сможете купить в Румынии транзисторы?

— Ну-у-у… В принципе… Тебе я не могу отказать, Евгений, ты же понимаешь… Кхе-кхе…

— Я успею дать вам телеграмму с номерами?

— Если только «молнию». Мы завтра уже уезжаем.

— Всё, звоню на почту. Приедете, деньги отдам.

— Хорошо, — как-то обречённо произнёс цыган я понял, что ему придётся тратить валюту.

— Две цены отдам.

В телефонной трубке послышался облегчённый выдох.

— Да-да, хорошо, Женя. Жди меня дней через десять. И адрес укажи в телеграмме. И телефон.

— Хорошо-хорошо…

Чтобы отправить телеграмму, мне пришлось брать наличные и бежать на главпочтамт. По телефону почта «молнии» с названием транзисторов не принимала. Мне пришлось брать с собой чешский транзистор и показывать.

— У меня знакомый за границу уезжает в командировку в Румынию. Обещал привезти мне оттуда транзисторы, — сдуру ляпнул я.

— Какая заграница? Ты это что, мальчик? Мы за границу телеграммы шлём только с разрешения органов. А ну, ка, посиди ка… Девочки, придержите его…

Девочки меня придержали. Старшая «телеграфистка» куда-то позвонила, кто-то пришёл, прочитал мою телеграмму, посмотрел на транзистор, на меня, на старшую.

— Вы что панику разводите? — спросило он добродушным тоном так, что старшая телеграфистка присела. — Телеграмма куда? В Румынию? Нет в столицу нашей Молдавии — Кишинёв. Мальчик радиолюбитель… Да, Евгений Дряхлов?

Я кивнул так, что у меня чуть не отстегнулась голова от шеи и клацнули зубы. Человек в сером костюме улыбнулся.

— Он вам даже свидетельство о рождении принёс. А почему «молния»?

— Они завтра уже едут…

— Понятно. Принимайте и отправляйте, девочки. У парня времени совсем нет.

«Девочки» засуетились. Мужчина в сером пальто и сером костюме потрепал меня по шевелюре и ушёл.

Роман приехал, так, как и сказал, ровно через десять дней. Когда я пришёл со школы, он сидел у меня в квартире и играл на рояле. К тому времени вызванный мной настройщик распарил то, что рассохлось и перетянул струны. Инструмент, действительно, играл неплохо. Громко, бурно.

— У него приятный звук, — сказал гость, — но я его брать не буду. Если тебе нужны деньги я тебе их дам. Ты же помнишь про счёт, открытый на тебя? Даже на нём есть неплохая сумма. Хочешь, пусть мама снимет.

— Нет, деньги мне не особо нужны. У меня неплохо получается зарабатывать. Хотел тебе сделать приятное. Рояль мне не нужен.

— Да, я уже посмотрел твою аппаратуру. Тут её на тысяч пять. Откуда такие заработки? А на счёт рояля… Сейчас не нужен, так потом будет нужен. Ты же песни сочиняешь? На рояле легче всего сыграть, подобрать… Пусть стоит.

— На инструменте играть надо, а я гитару люблю… Да и климат у нас переменчивый. Летом влажно так, что двери не закроешь, а зимой батареи так топят, что рассыхается всё.

— Так, поставь на батареи вентили, чтобы регулировать подачу воды. У нас давно так.

— О, мля! Точно! — подумал я. Странно, что элементарную, полезную «рацуху для дома для семьи» я сделать не догадался.

— Ну, ладно! Значит, отказываешься покупать рояль? Ну и хорошо, пусть стоит. Давай, я тебе покажу то, ради чего, собственно, пригласил, — сказал я и провёл цыгана в свою мастерскую, где стояли, собранные мной усилители и колонки. На некоторые литографическим способом был нанесён логотип «Jonny». Почти «Sonny»… А почему бы и нет?

— Это то, о чём я думаю? Сам сделал? Из таких же деталей, что я привёз? Хорошо выглядит. Как звучит?

— Да, это сделал и собрал я сам. Звучат по высшему классу. Хайфай — минимум. Сейчас включу тебе наш, переделанный мной магнитофон, где стоят похожие усилители и динамики моего собственного изготовления.

Я включил «Ноту». Зазвучал наш школьный новогодний «концерт». Потом я поднёс палец к губам и, подойдя к письменному столу, выдвинул его верхний ящик. В ящике лежала коробочка, наполненная самородным золотом. Я ещё раз приложил палец к губам и, обведя комнату рукой, показал на уши.

— Хорошо звучит. Кто играет? Незнакомые песни.

— Это мой ансамбль играет на школьном новогоднем вечере. Это моя музыка и песни. Нравится? — спросил я, показывая пальцем на золото.

— Очень! — сказал цыган, и улыбнулся. — Какому цыгану не нравится… хорошая музыка. Цыган любит… музыку. Много у тебя… такой музыки?

— Много. Готов отдать на реализацию. У вас, у цыган, получится это, — я показал пальцем на золото, — продать?

— Конечно. Отличная музыка.

Цыган ткнул пальцем в магнитофон.

— Это по Московским студиям звукозаписи разойдётся легко. Но их там не так уж и много.

— С каждой студи по паре тысяч и нормально. У меня три часа отличной музыки. Предлагаю это, — я ткнул пальцем в магнитофон, — переписать на кассеты и продавать в поездах. В студиях звукозаписи есть кассеты по сорок четыре минуты. Вот, считай, сколько концертов можно записать.

— Редко у кого сейчас есть кассетники. Но это ерунда. Мы решим, что можно сделать с твоей музыкой. Ты меня сильно удивил, Евгений. Мало того, что твои музыканты хорошо играют, но и репертуар очень необычный. Слушай, Евгений, у вас тут рядом есть неплохое кафе «Лотос». Мне нравится, как там готовят купаты. Это такие жаренные колбаски с помидорным соусом. Пойдём, пообедаем?

— Пошли. Мы с мамой туда ходили иногда, когда гуляли по городу. Там ещё бульон с яйцом и пирожком дают.

Мы оделись и вышли на январский морозный воздух.

— Давай прогуляемся? — спросил я. — Продышаться надо.

— Давай. Там площадка есть… Там вид на море прекрасный. Ветерок правда…

— Ничего. Нормально.

И мы пошли не к «Лотосу», а сначала по направлению к нему, наверх по улице Пограничной, а потом повернули направо к кинотеатру «Океан» и выше. Там имелась площадка с видом на море, где можно было без опаски поговорить. До неё мы просто шли и молчали, так как в подъём на морозе и ветре разговаривать не хотелось.

— Сколько у тебя? Откуда, я не спрашиваю, но хотелось бы знать степень, э-э-э, зависимости тебя от других лиц, — спросил цыган, когда мы отвернулись к морю и наши губы стали «не читаемы».

— Товара много, — начал я, предварительно включив ультразвуковой шумоподавитель диктофонов. — Товар найден мной лично в моём доме. Остался с прежних времён от предка. Он занимался до революции в Приморье его добычей.

— Примерно сколько?

— Около сорока тонн… Может и больше. По объёму посчитал.

Цыган замер и на некоторое время перестал дышать, потом выдохнул:

— Твою мать!

— Да… Вот такая вот хрень случилась со мной. И главное, что за ним в любой момент могут прийти люди в сером. Я у них на контроле.

— Нихрена себе! И ты мне предлагаешь опередить, э-э-э, этих людей в сером? Это же вышка! Тебе всё сойдёт, а мне — вышка!

— Не хочешь, не надо. Тогда можешь и не возвращаться в квартиру. Сразу езжай в аэропорт. Это я не про то, что мне жалко тебе дать пристанище, но ведь в любой момент могут зайти «они». Может быть, они уже там и тебя ждут? А я тогда прямо отсюда пойду в… Туда, куда надо. Только, действительно, пошли, сходим в кафе, а то я ещё толком не обедал. В школе только перекусил, но там такая еда, что тут же есть хочется.

Я выжидательно посмотрел на цыганского барона, который, не гладя на меня, уставился в заледенелую голубую бухту, покрытую разноцветными парусами буеров, пролетающих, словно бабочки, вдоль берега.

Не дождавшись ответа, я тоже повернулся лицом к ветру и уставился на ледовое шоу.

— Молодые люди⁉ — услышал я обращение сзади и заметил, как цыган вздрогнул. Я с деланным любопытством обернулся «по-детски хлопая ресницами».