Джони, оу-е! Или назад в СССР 1

Глава 17

— Иди ты! Пошли в зал и прыгни!

— На матах трудно. На полу надо.

— В соседнем зале пол деревянный, где тренерская.

— Да там места мало…

— Мы там на скакалках прыгаем.

Прыгучесть у этого тела ещё была низкая. Особенно с места. Но раз назвался груздем, придётся прыгать.

— Пошли. Только чтобы Григорич не услышал и не заметил. Выгонит. Этот спорт у нас запрещён. Только разведчиков так обучают драться. Даже пограничники простое боевое самбо изучают.

— А ты, что, разведчик? — Поздняков ухмыльнулся.

— Я — нет, а тот, кто показывал — да.

— Ну, пошли-пошли, покажешь, — Женька нетерпеливо потянул меня в зал. Он, всё-таки, был взрослее на целых два года и, естественно, доминировал в наших отношения. Друзьями, несмотря на совместный бизнес, мы не становились. Можно сказать, что Поздняков относился ко мне «потребительски». С высоты прожитых лет я понимал, что все люди относятся друг к другу потребительски, только одни хитрее и тактичнее, другие наглее и грубее. Корысть в отношениях отсутствуетредко. Мне это было понятно, и я не комплексовал, как мой реципиент, из-за отсутствия друзей, понимая, что такие отношения эксклюзивны.

— Пошли-пошли.

— Ну, пошли-пошли, — согласился я.

В том помещении, о котором говорил Позняков, в правом углу лежали стопкой маты, рядом стояли зачем-то параллельные брусья. На них мало кто занимался. Слева, у окон лежали железяки: штанга, блины, гантели, тяжёлые мячи и другой инвентарь. Свободным оставался узкий проход до двери коморки тренера, отделённой фанерной перегородкой на уровне одного окна.

— В принципе, даже разогнаться место есть, — сказал Поздняков.

Я поморщился, но согласился. Место действительно хватало.

В спортивном магазине я купил не куртку-самбовку, они, почему-то продавались редко, чаще их шили на заказ, а костюм дзюдоиста — куртку и штаны. Куртка-дзюдога была значительно крепче, так как шилась из ткани с хитро переплетёнными нитями. Штаны были сделаны из другой ткани, но тоже очень прочной. Этот костюм изготавливали где-то в Югославии и обходился значительно дороже обычной «самбовки».

Махнув пару раз в разные стороны ногами для растяжки, я, держась за «параллельные брусья», примерился для прямого удара в сторону. Согнул и выпрямил ногу, попрыгал на левой ноге. В правую сторону у меня уже немного получался этот удар, но устойчивости не хватало. Устойчивости вообще не хватало. Однако в нижний уровень я уже, при выбросе ноги, щёлкал штаниной прилично.

Мне, как я уже говорил, нравилось моё тело тем, что его мышца не были забиты и не мешали друг другу, а связки были эластичными, но крепкими, что было очень важно при нанесении резких разгибательных движений. Мышцы ног и рук послушно напрягались, не мешая своим антагонистам.

Подпрыгнув, толкнувшись двумя ногами, я не высоко выбросил правую ногу в сторону. Получилось коряво. Ещё раз — коряво. Ещё… Эх! Не то!

— Нормально, — одобрительно кивая головой, сказал Поздняков. — Нормально, блин. И вправду, похоже. А просто ударить ногой сможешь?

С подшагом выполнить удар в сторону и меня получилось лучше. Резкости не было, но нога особо не вихляла.

— Нормально, Жека. А если в маты?

Я несколько раз ударил ступнёй в стопку матов, вставляя в них ногу.

— Слушай, нормально получается. А мне в пресс стукни. Только потихоньку.

Я стукнул.

— Нормально так, клёво, а в голову сможешь?

— Пока не могу. Растяжки не хватает.

— Но это всё равно медленно, я от такого удара легко отскочу.

Я ухмыльнулся.

— А от такого?

Развернувшись, я потихоньку ткнул ему подушечками пальцев левой ноги в солнечное сплетение. Поздняков охнул и согнулся пополам.

— У, бля-я-я! — застонал он. — Ты, чо, делаешь? Я не ожидал…

— Да, я потихоньку.

— Щас, как впорю! Потихоньку он! — Поздняков замахнулся на меня правой рукой, а я снова вставил ему ногу, только уже под руку, в плавающие рёбра. Быстро, но очень аккуратно.

— У, бля-я-я! — снова застонал напарник и снова согнулся.

— Да я потихоньку. Ты же просил показать, ударить. А как ещё покажешь? Я и так удар контролировал.

Левая нога меня пока слушалась намного хуже правой, поэтому прямые удары в сторону, получавшиеся коряво, я преобразовал в боковые удары «маваси». При такой «ковырялке» левая нога, при отшаге назад правой ногой, аккуратно заходила в печень и часто выручала меня в жизни.

— Ну, вообще, нормально так… Полезный спорт. Научишь?

— Да, где, Жень? Я же говорю… Запрещено у нас. Посадить не посадят, меня, но на учёт возьмут и всю кровь свернут. Пытать станут про то, кто научил и показал. Дядьку подставлять не хочу. Его точно тогда посадят. Когда меня поколят.

— А ты не колись, — усмехнулся напарничек.

— Да, ну, Женя! Это не серьёзно, — я вздохнул. — Я бы и сам не прочь с кем-то заниматься. Скучно одному. Да и спарринги нужны. Могу подводящие упражнения показать, если хочешь?

— Покажи.

— Колени поднимай, как можно выше, а потом выбрасывай ногу. Коленями можно тоже впороть прилично.

— А то. Я одному как-то по яйцам так…

— Что это тут у вас? — вдруг раздался голос тренера. — А ну ка марш на ковёр и разминаться!

Поздняков не договорив шмыгнул под рукой Городецкого в зал, а меня Георгий Григорьевич прихватил за правое ухо.

— Ай! — взвизгнул я от боли.

— Что такое? Что за девочка у нас такая? А что у тебя с ухом? Покажи?

Он снова чуть коснулся.

— Вроде не сломано. Синяк за ухом. Кто это тебя приголубил?

— Да встретился один, — буркнул я, касаясь пальцами шишки.

— Холодное приложить бы. Давай мы тебе «хлорэтилом» заморозим?

Я удивился.

— Голова ведь. Застудим мозг.

— А у тебя он есть? — улыбнулся тренер.

Пацаны-самбисты засмеялись.

— Вроде был.

Городецкий хлопнул меня по заднице рукой, направляя меня на ковёр.

— Иди, давай, каратист!

— Оба-на! Значит, он слышал всё! — подумал я.

Сегодня за моими растяжками тренер наблюдал особенно внимательно. А в конце тренировки, когда все уже пошли в раздевалку, он подозвал меня.

— Хочешь заниматься каратэ?

Я удивился вопросу и неуверенно пожал плечами.

— А разве можно?

— Приходи завтра часам к восьми вечера. Я тебя познакомлю с одним человеком.

— Что за человек? — спросил я.

— Много будешь знать, скоро состаришься! Хочешь заниматься, приходи.

— Приду, — пообещал я.

— И ещё… У нас соревнования скоро городские. Хочешь попробовать себя?

Я снова пожал плечами.

— Думаете, я готов к соревнованиям?

— Думаю, что не готов, но на пару схваток тебя хватит. Потреплют тебя немного. Но это ничего. Падать ты умеешь. Кое-какие броски знаешь.

— Боюсь, поломают меня, — вздохнул я. — Не готово тело.

Городецкий с интересом и некоторым уважением посмотрел на меня.

— Молодец, что не зайчишься и понимаешь это. Качайся. С выносливостью у тебя нормально, а мясо нарастёт. В декабре соревнования. Ещё три месяца. За три месяца можно Гераклом стать. Мясо кушаешь?

— Кушаю. Рыбу люблю.

— Во! Кушай мясо и рыбу!

Он похлопал меня по плечу.

— Хорошо всё будет.

Эту ночь я спал на левом боку, а утром проснулся с распухшим правым ухом.

— Вот, чёрт! Для двенадцатилетнего мальчишки идти в школу с таким ухом — смерти подобно, подумал я. — Задразнят.

Потом вспомнил, что я не совсем двенадцатилетний мальчишка, вздохнул и побрёл на Голгофу. Кепова в школе не было. Рошкаль встретил меня злым и многообещающим взглядом. Завуч, Людмила Фёдоровна, которая одновременно вела русский язык и литературу у шестых классов сразу взяла меня в оборот и трепала минут двадцать, пока не обессилела.

— Ладно, Дряхлов, садись, четыре. Кое-что знаешь, но неуверенно. Лучше учи правила.

Класс облегчённо выдохнул вместе со мной. Я шёл к своей парте, а Мишка, который учился очень хорошо по всем предметам, мне показывал большой палец. Кто-то смотрел на меня с удивлением, кто-то с усмешкой, но равнодушных не было.

— Молодец, — сказала Ольга Шамгунова, наверное, первый раз за три дня учёбы. Она была почти отличница. Только сильно толстая.

— Странно во мне перемешаны эмоции, — подумал я. — Ну при чём тут «толстая»? Что я толстых женщин в своей жизни не встречал? И все они были обычными женщинами. Интересно, если мы с ней подружимся, вот над нами ржать все будут! Да и всё равно. Мне всё равно, а девчёнке самооценку это должно поднять. Я, конечно, тот ещё рыцарь, но, какой уж есть.

— Слушай, Оля, а давай дружить? — прошептал я.

— В смысле?! — сильно удивилась она и покраснела. — Я с Таней Тернвой дружу.

— Ну и дружи. И со мной дружи.

Соседка настороженно скосила на меня взгляд и прошептала.

— И что мы будем делать?

— А что вы с Терновой делаете.

Соседка залилась краской.

— В куклы играем.

Я прыснул.

— Ну, куклы это без меня, пожалуй.

— Ещё мы уроки вместе делаем. Мы живём с Наташей в одном доме на Беляева-1.

— Да-а-а… Уроки делать вместе веселее, но я живу на Космонавтов-13, да и спраляюсь я с уроками.

— Дряхлов, Шамгунова, почему не слушаете?! Что за разговоры?!

Мы захлопнули рты.

К теме дружбы мы вернулись на перемене.

— Разговаривать просто можно на перемене, — сказал я, когда нас отпустила с урока «русыня». — а то, мы даже не разговариваем.

— Странный ты какой-то, Дряхлов, — поджала губы соседка по парте. Никто из девочек у нас в классе не дружит с мальчиком.

— Вот, же, нудятина какая, — подумал я. — Ей принц дружбу предлагает, а она кочевряжится.

— Ну, смотри, — сказал я. — Подумай ещё.

— О чём он тебе предлагает подумать? — спросила Терновая, хитроприщурившись.

— Да, вот, дружить предлагает, — томным голосом сообщила Шамгунова и кокетливо улыбнулась.

Наталья Терновая покраснела.

— У-у-у… Похоже, она восприняла моё предложение как объяснение в любви, — подумал я.

— Ты дурак, что ли, Дряхлов? — шёпотом спросила Терновая меня и оглянулась по сторонам. — Иди отсюда с твоими предложениями! Шас, как тресну!

Она замахнулась, а я отпрыгнул в сторону.

— Всё-всё-всё! Ухожу-ухожу-ухожу! Был неправ, вспылил! Беру свои слова обратно!

Лицо Шамгуновой поскучнело.

— Вот они, подружки — завистницы чужого счастья, — подумал я, выход из класса и попадая в руки Рошкаля, попытавшего схватить меня за шею, но я увернулся и его руке достался воротник моей ученического пиджака.

— Попался курчавый! — восторженно воскликнул он. — Ну, сейчас я из тебя котлету буду делать!

Неподалёку стояли другие мальчишки нашего класса и наблюдали за развитием событий.

— Как яйца, Женя? — громко спросил я его. — Не сильно болят?

— Чо?! — взревел он, но по сторонам зыркнул.

— В очо! Не отбил я тебе вчера яйца, спрашиваю?! Ещё хочешь?!

Хищник машинально свёл колени. Позади него раздались смешки.

— Ах ты козёл! — как-то удивлённо проговорил он, примериваясь ударить меня левым кулаком, но я опередил его, ударив носком ботинка под коленную чашечку правой ноги.

Хищник взвыл и расслабил правую руку. Я нырнул под неё и крутнувшись вокруг его тела путём инерции, ткнул его лицом в открытую створку двери. Со всей силы ударив хищника в ногу с обратной стороны, завалил тело на пол и, перехватив его пальцы, вывел «тело» в положение мордой в пол, и лишь потом переведя на «контроль». Рошкаль, почувствовав боль в локтевом суставе, заверещал от боли, как резаный поросёнок.

— Проси, блять, прощения, или руку сломаю.

Рука у «хищника» была толще моей, и сломать было бы проблематично, однако он этого не знал. Ему было просто больно, а поэтому страшно. Удивительно, что моё новое выполнило приём из арсенала айкидо интуитивно.

— Надо же, — подумал я, — и с такой разницей в массе оно работает, если чужое тело раскрутить. А куда оно денется, если идёт за болью?

— Прости, — просипел «хищник».

Появилась математичка.

— Что здесь происходит?! — возмутилась Вера Ивановна. — Дряхлов, ты зачем над Рошкалем издеваешься?

— А что, если он большой, то и поиздеваться нельзя?

Вся рекреация ржала так, что дрожали стёкла и прибежали завуч с директором.

К тому времени Рошкаль спрятался в классе, но хохот не прекращался.

— Что? Что случилось? — в два голоса вопрошали они Веру Ивановну.

— Дряхлов Рошкаля лицом в пол уложил, сел на него верхом и заставил прощения попросить, — вытирая слёзы носовым платком, сказала математичка.

— У кого? — спросила директор.

— У всех детей просил прощения, что больше не будет драться.

— А он уже кого-то бил? — удивилась завуч.

— Да, вроде бы нет. На… На… На бу-у-удущее.

Она снова рассмеялась в полный голос.

Подошли ещё учителя и включились в обсуждение произошедшего. Спустились в третьего этажа старшеклассники.

— Урок! Урок уже идёт! Быстро все по классам.

Мы в класс вошли, а Рошкаль из класса выбежал.

— Ты, Дряхов, что ли бессмертный, — спросил Симонов, сидевший вместо Шамгуновой у меня за партой. — Кепова, говорят, вчера уложил. В больничке он. С сотрясением. Сегодня Рошкаля опустил. Их шобла тебе этого не спустит. Сейчас тебе ни там, ни там прохода не будет.

— А мы пойдём другим путём. Я посредине ходить буду.

— Выцепят.

— Дряхлов Женя, иди как к доске, — позвала Вера Ивановна — Сейчас проверим, как ты понял вчерашнюю тему, а потом напишем небольшую самостоятельную работу по прошлому курсу.

По математике я тоже получил четвёрку. С самостоятельной справился. Успел и Симонову пару примеров решить. Вера Ивановна, собирая самостоятельные, мой листок просмотрела сразу, с удивлением вскинула брови и положила его сверху.

— Так, дети, сегодня рассмотрим следующую, довольно большую тему математики — уравнения и неравенства. Начнём с уравнений с одной неизвестной. Мы только, что говорили о тождествах. Так вот, если два уравнения с одной переменной тождественны друг другу, или проще сказать, равны, то мы можем найти или единственно верное значение или несколько верных значений, которые называются корнем. Или множеством корней.

Математичка обвела класс взглядом и остановила его на мне.

— Так, Женя Дряхлов, иди к доске. Я вышел с гордо поднятой головой. По классу пробежали смешки.

— Пиши уравнение «два икс плюс пять равно два икс плюс двенадцать». Можешь его решить?

— Оно не решаемо, — покрутил головой я.

— Почему?

— Потому что равенство «ноль умножить на икс» не может равняться семи.

— Начни решать.

Я перенёс известное в правую часть уравнения, неизвестное в левую.

— Всё правильно. Значит — множество корней данного выражения пусто. Садись Женя.

— О! Прогресс! Мы уже просто «Женя»! Чух-чух, чух-чух, чух-чух… Поезд движется до станции «Уважение», — мысленно похихикал я.

Даже Симонов встретил меня уважительным рукопожатием.

Следующим уроком было черчение, начавшееся у нас только в этом классе, и я передохнул, хотя смог бы, наверное, изобразить врезку куба и конуса. Всё, что касалось рисования, я любил. А следующим уроком оно и случилось. Тут я тоже отдыхал.

Зато на физкультуре физрук, вероятно выдранный за отсутствие на педсовете, пытался меня унизить, вызвав на подтягивание, но был сильно удивлён, когда досчитал до пяти. Получилось, что я тут же, без тренировки, выполнил норматив серебряного значка ГТО для шестиклассников.

Физрук нерешительно осмотрел меня, ощупал моё тело и заставил отжиматься от пола. Тоже пять раз… Он почесал затылок. Размялись в зале и пошли бегать шестьдесят метров. Дорожка была проложена по асфальту вдоль нижнего торцы школы. Бежали в паре с Мишкой.

— Извини, дружище, но я тебя обгоню, — сказал я ему.

— Ну, попробуй, — усмехнулся Мишка.

Он в пятом классе обгонял всех. Тут обогнал его я.

— Девять и ноль, девять и две, — сказал физрук. — Оба выполнили норматив ГТО на золотой значок! Молодцы! На следующем уроке будет кросс полтора километра. Кто пробежит, выполнит норму золотого значка.

— А кто не добежит? — спросил Лисицын.

— Пробежишь тысяча метров, получишь серебряный значок — тоже почётно.

Лисицын поскучнел.

Я бегал по лесу от дома до «Энерготехникума» потом по верхней тропке до обрыва к морю и вдоль него вниз к точке старта два раза. Это, по моим расчётам составляло два километра. Первый отрезок шёл в небольшой но затяжной подъём, второй — почти по горизонтали, но извилистой тропой с небольшими перепадами высот, третий под большим уклоном вниз. Хороший маршрут именно для кросса. Думаю, по нему мы и побежим. Мне он нравился, и я был готов.

— Так мы, что, все на ГТО будем сдавать? — спросил кто-то из девчонок. Я не видел, кто, так как продолжал разниматься, выполняя упражнения на подтягивание коленей к груди и к плечам.

— Нет, не все. Только те, у кого результаты будут близки к нормативам. У кого результаты будут выше, могут выступить на районных соревнованиях в составе нашей сборной. Так что старайтесь.

— Да ну, вот ещё! — проныл тот же голос и я узнал голос Наташки Дыбы.

— Возвращаемся в зал, ждём звонка и только потом переодеваемся.

— А можно мы сразу домой? — спросил Мишка. — У нас и портфели с собой.

— Можно. Дряхлов, подойди!

Я подошёл.

— Ты, Дряхлов, у кого-то тренируешься?

— Самбо и бокс, мои тренировки.

Физрук вскинул в удивлении брови вверх и скривился.

— Ну, какой тебе бокс, Женя? Или самбо? Ты же лёгкий, как бабочка. Тебе летать надо. В высоту прыгать. Как у тебя с прыжками?

Я мысленно хмыкнул, но и согласился. Правильно они видели мою конституцию. И я был с ними полностью согласен, только жить хотелось, не пресмыкаясь и не унижаясь перед таким, как Кепов и Рошкаль. Кстати, в лице последнего я получил настоящего врага. Может быть, сидя в тине, было и безопасней, и Женька, возможно и просидел бы в ней, как и многие «травоядные», но мне с моим менталитетом, пресмыкаться не хотелось. Не мог я быть униженным и оскорблённым. И это не была гордыня. Мне так кажется…

— Я не знаю как у меня с прыжками, — пожал я плечами. — Мы же ещё и не прыгали в высоту толком.

— А приходи сегодня на факультатив. Мы прыгать будем.

— Я с бокса сегодня часов в семь приду.

— А мы как раз с семи и занимаемся. Приходи.

В голосе физрука промелькнули просящие нотки, а глаза светились надеждой. Он улыбался.

— Хороший он мужик, — подумал я и сказал. — Приду, конечно. Уроки побоку!

Физрук встрепенулся и повёл в сторону глазами.

— Ты, Женя, это… На уроки повнимательнее… Ты, похоже, разозлил тут многих. Я на педсовете не был, но школа гудит, как растревоженный улей. Учителя, то есть, гудят, как пчёлы. Гляди закусают.

— Погудят-погудят и успокоятся, — махнул я рукой. — А домашнюю работу я сделаю и к урокам подготовлюсь.

— Ну, молодец! Приходи вечером. Я тебя со старшими ребятами познакомлю. Может пригодиться. Спортсмены друг за друга горой стоят.