Действие и противодействие. Через Дух Андрэ Луиса

3 ВМЕШАТЕЛЬСТВО В ПАМЯТЬ

Новый спутник, которого представил нам руководитель центра как Ассистента Баррето, с глубокой болью, затмевающей взгляд, сказал:

— Наставник Друзо, трое из недавно размещённых в Медчасти номер Пять братьев охвачены приступом тревоги и возмущения…

— Я знаю, что с ними происходит, — сказал ориентер. — Это безумие через галлюцинаторную телепатию. Они ещё недостаточно сильны, чтобы сопротивляться ударам порочных сил, посылаемых им на расстоянии их несчастными спутниками.

— А что надо делать?

— Эвакуируй нормальных пациентов и примени в медчасти шоковые лучи. У нас нет другого решения.

Посланник удалился, слегка задев нас, а в это время уже другой труженик давал информацию:

— Наставник, контрольный экран, который не работал из-за грозы, и теперь неисправен, только что передал печальное послание. Две из наших поисковых экспедиций застряли в переходе Великого Мрака…

Их положение определено точно?

— Да.

— Отнеси полученные тексты на оценку руководителю срочных операций. Надо как можно быстрее послать туда помощь.

Ещё один сотрудник неожиданно подошёл к нам и спросил:

— Наставник, прошу вас принять меры для решения случая Йонаса. Мы получили послание от наших братьев о том, что его перевоплощение может быть окончательно прервано.

Впервые я увидел во взгляде руководителя «Мансао» сильную озабоченность. Проявляя огромное удивление, он спросил у посланца:

— В чём препятствие?

Сесина, будущая мать, отказывается принимать его после того, как почувствовала его флюиды. Мы присутствуем при четвёртой попытке аборта на третьем месяцев беременности, и делаем всё возможное, чтобы поддержать в ней материнское достоинство.

Знак спокойной решимости пробежал по лицу Друзо, и он сказал:

— Это бесполезно. Молодая мать примет его, согласно собственных обязательствам. К тому же, нам надо поместить Йонаса в физическое тело, как минимум, на семь земных лет. Приведите сюда Сесину сегодня же, как только она предастся естественному сну, чтобы мы могли помочь ей необходимым магнетическим вмешательством.

Приходили другие сотрудники помощи, а я, изголодавшийся по разъяснениям, искал ближайший закоулок в компании с Помощником Силасом, которого я бомбардировал вопросами тихим голосом, чтобы никому не мешать в зале.

Что это за труженики? Правильно ли то, что руководителя центра отвлекают на столько консультаций, когда вся работа руководства могла быть подразделена?

Мой спутник поспешил ответить на мои вопросы, объясняя, что посланники — не простые труженики, а ведущие служб с определёнными обязанностями руководителей. Каждый из них, Помощников и Асессоров, образованных и достойных, облечённых огромной ответственностью, прибегают к советам Друзо лишь после принятия всех возможных мер в рамках их авторитетности. Поэтому речь шла не о проблеме централизации, а об интенсивной борьбе.

— А что это за случай перевоплощения в ожидании? — почтительно осмелился спросить я. — Не мог бы центр дать свою уверенную точку зрения на решение подобной темы?

Силас поощрительно улыбнулся и ответил:

— Чтобы всё стало понятно, следует уточнить, что если существуют перевоплощения, связанные с высшими планами, то у нас те перевоплощения, которые берут свои корни непосредственно в низших планах. Если у людей активна исправительная система в силу преступности, наказуемой в мире, то в Духовности существует ад в силу виновности сознаний. А поскольку в телесной сфере мы рассчитываем на справедливость, искренне желающую помочь преступникам в исправлении путём условного освобождения и тюрем-школ, организованных властями, которые руководят человеческими судами от имени законов, то здесь также представители Божественной Любви мобилизуют потенциалы милосердия на пользу Духов-должников, как только те становятся достойными помощи, которая укорачивает их спасение и обновление.

— Это значит, — воскликнул я, — что, по доброй земной логике, и прибегая к языку, которым пользуется человек в физическом своём опыте, существуют перевоплощения, прекрасно связанные с инфернальными планами.

— Да. А почему бы им и не быть? Они выполняют функцию ценных возможностей освобождения из мрачных кругов. И поскольку подобные возрождения во плоти имеют лишь характеристику искупительного труда, то часто это предприятия, запланированные и исполняемые, начиная отсюда, от благодетелей, аккредитованных для действия и помощи во имя Господа.

— И в этих случаях, — спросил я, — Наставник Друзо наделён необходимой властью решать проблемы подобного порядка?

— Наш руководитель, — охотно ответил друг, — не пользуется неограниченными способностями, что правильно, и это учреждение достаточно велико, чтобы притянуть его самое пристальное внимание. Однако во время «реинкарнационных» процессов он вмешивается в качестве промежуточной силы.

— Каким образом?

— Дважды в неделю мы собираемся в Сенакле[2] «Мансао», и посланники света при помощи адаптированных инструментов обсуждают эту тему, оценивая случаи, предоставляемые нашим центром.

— Посланники света?

— Да, это служащие ангельских разумов, которые не теряют из виду инфернальные края, поскольку даже если Духи мрака не признают этого, силы Неба следят за адом, который существует, чтобы контролировать обновительный труд на Земле.

И, улыбаясь, добавил:

— Как больной в лекарствах, мы нуждаемся в духовном очищении, чтобы иметь право на жизнь в высших сферах. Ад для души, который она сама воздвигла в себе, представляет то же, что кузница для металла: там он очищается и моделируется должным образом…

Мой спутник хотел было продолжить, но странный шум привлёк наше внимание в тот самый момент, когда посланец переступил порог недалеко от нас и, подойдя к Друзо, произнёс:

— Наставник, как только буря утихла, снова начался штурм разрушительных лучей.

Ориентер жестом выразил свою озабоченность и посоветовал:

— Включите батареи уничтожения. Мы будем наблюдать защиту из Контрольной Иглы.

Затем он пригласил нас следовать за ним. Силас, Хиларио и я, не колеблясь, последовали за ним.

Мы пересекли очень большие коридоры и широкие залы, следовали постепенному восходящему склону, пока не начали подниматься более определённо.

Место, известное под названием Контрольной Иглы, было башней, оснащённой винтообразной лестницей, которая находилась в нескольких десятках метров над большим сложным зданием.

Наверху мы заняли места в небольшом кабинете, в котором очень интересные приборы позволили нам наблюдать за внешним окружением.

Они походили на маленькие телескопы, функционировавшие как передатчики лучей, освещавших туман, позволявших нам иметь точное представление окружавшего нас угнетающего пейзажа, населённого агрессивными и экзотическими сущностями, спасались бегством от большой группы существ, управлявших любопытными машинами, внешне напоминавшими пушки.

— Нас будет атаковать эта агрессивная армия? — заинтригованно спросил я.

— Именно так, — спокойно подтвердил Друзо. — Но эти атаки обычны. Наши несчастные братья воображают, что смогут выселить наш центр этим вторжением и лишить нас деятельности, чтобы господствовать в области.

— А что это за машины? Чему они служат? — спросил напуганный спутник.

— Мы можем определить их как пушки электронного бомбардирования, — объяснил ориентер. — Разряды в нас скрупулёзно рассчитаны, чтобы они безошибочно достигали нас со скоростью выстрела.

— А если бы они настигли нас? — спросил мой коллега.

Без сомнения, они бы спровоцировали здесь феномены распада, способные привести нас к полному поражению, не говоря уже о потрясениях, которые они создали бы нашим больным, ещё не способным сделать малейшее усилие, чтобы передвигаться к другим целям, поскольку лучи, брошенные против нас, содержат начала мучений, вызывающих острейшие приступы ужаса и безумия.

Недалеко от нас в атмосфере завибрировал какой-то зловещий шум. У нас было впечатление, что тысячи невидимых бомб неистово раскалывали воздух, свистя на коротком расстоянии, перед тем, как закончить свой путь с сухим щёлканьем, что наводило на нас ужас.

Может, потому, что Хиларио и проявляли ужас, который невозможно было скрыть, Друзо по-отечески сказал:

— Давайте успокоимся. Наши барьеры уничтожения работают эффективно.

И он указал нам взглядом на удивительно длинную стену, состоявшую из тысяч металлических стержней, окружавших цитадель по всему периметру, словно из множества ловко установленных громоотводов.

От всех ударов, направленных против атакованного фланга, возникали электрические искры, сверкавшие в точках контакта, привлечённые металлическими брусами.

В своей ужасной красоте это зрелище, на первый взгляд, казалось мерцающим контрастом между мраком и вспышками света.

Здесь постоянны конфликты, — сказал нам ориентер. — но мы научились в этом центре, что мир — это не завоевание инерции, а плод равновесия между верой в Божественную Силу и верой в нас самих в труде за победу добра.

Но в этот миг в комнату проник служитель центра и сказал:

— Наставник Друзо, согласно полученным приказам, больной, принятый прошлой ночью, был устроен в кабинете магнетической помощи в ожидании вашего вмешательства.

— Ему удалось что-нибудь сказать?

— Нет. Он лишь издаёт стоны время от времени.

— Никаких указаний на идентификацию?

— Никаких.

Неутомимый ментор пригласил нас следовать за ним, объяснив, что будущая операция могла бы предложить важные элементы изучения для работы, которую мы предполагали осуществить.

Краткий миг спустя мы оказались все вчетвером в зале правильных пропорций, который выделялся своей простотой и голубым, приглашаюшим к отдыху цветом.

На разъёмном столике, вытянувшись в положении декубитуса[3] на спине, лежал уродливый, с трудом дышащий человек.

Честно говоря, насчёт этого существа перед нашими глазами, надо подтвердить, что вид несчастного вызывал сильное отвращение, несмотря на уход, объектом которого он был.

Казалось, он страдал от невыразимой гипертрофии, его руки и ноги были огромны. Но место, где объёмный рост периспритного инструмента был наиболее серьёзен, являлось именно физиономической маской, в которой все черты смазывались, словно мы оказались перед странной сферой вместо головы.

Был ли это человек, который развоплотился во время земного несчастного случая, ожидая здесь скорого облегчения, которое оказывается обычным потерпевшим?

Друзо понял наш молчаливый вопрос и объяснил:

— Речь идёт о трудно поддающемся опознанию спутнике, приведённом в эти места одной из наших экспедиций помощи.

— Но он недавно освободился от физического мира? — спросил мой коллега, так же неприятно впечатлённый, что и я.

— Пока что мы этого не знаем, — уточнил ориентер. — Это одна из тех бедных душ, которая оставила физический круг под воздействием ужасного одержания, настолько ужасного, что не смогла получить духовной поддержки милосердных легионов, которые действуют в могилах. Он, несомненно, оставил плотное тело под абсолютным ментальным подчинением, погрузившись в тревожные проблемы.

— Но за что ж такое бедствие? — спросил Хиларио, охваченный оцепенением.

— Друг мой, — благожелательно ответил Друзо, — не было бы более справедливым прозондировать мотивы, по которым мы решили заработать столь тяжкие долги?

И, изменив голос, который стал печальным и трогательным, он посоветовал:

— Инфернальные области переполнены страданием, которое ты создаём себе сами. Нам надо уравновешивать мужество и сочувствие на одном уровне, чтобы уверенно отвечать на свои обязательства в этих местах.

Я посмотрел на несчастного брата, который находился в глубокой прострации, как больной в коме, и, видя императивы нашего ученичества, спросил:

— Могли бы мы узнать причину этого удивительного обезображения, которое мы сейчас исследуем?

Ориентер отметил созидательную сущность моего вопроса и ответил:

— Феномен во всей своей целостности духовного порядка. Помните, что боль в физическом теле — это реальный факт в мозгу, но чисто воображаемый в органе, которые, как мы думаем, чувствует её. С помощью церебральных клеток разум записывает телесную дисгармонию, принуждая органическое расстройство к службе, часто мучительной и трудной, восстановления. Здесь также ненормальный аспект, даже чудовищный, проистекает из расстройств, господствующих над разумом, который, испорченный пороком некоторых впечатлений или воспламенённый страданием, временно теряет контроль над формой, позволяя, таким образом, чтобы деликатные ткани периспритного тела волновались, возбуждённые в ненормальных условиях. В течение подобной ситуации душа может попадать под влияние извращённых Сознаний, и отсюда вытекают печальные факты, создающие преходящее животное состояние гипнотическим воздействием.

Но я отметил, что в сочувствии Наставник не желал продолжать объяснения, которые не относились к помощи несчастному, и я умолк.

Друзо склонился к нему с чрезвычайной нежностью человека, который слушает любимого брата, и произнёс:

— Постараемся послушать его.

Неспособный скрыть охватившего меня удивления, я спросил:

— Он спит?

Наставник сделал утвердительный жест, объясняя:

— Наш несчастный друг находится под воздействием ужасного гипноза. Он, бесспорно, приведён к этому положению опасными противниками, которые замораживают его мысль в мучительном воспоминании, словно пытая его.

— Но, — с волнением настаивал я, — могла бы появиться подобная мука без справедливой причины?

— Друг мой, — экспрессивно сказал ориентер, — за исключением славного пути великих душ, которые выбирают в самопожертвовании апостольство любви, которым они помогают спутникам Человечества, колючие кустарники страданий растут на корнях виновности. Чтобы достичь той нищеты, в которой он сейчас находится, наш брат должен был аккумулировать в себе чрезвычайно тяжёлые долги.

Затем, резко оборвав всякое желание отклонения от темы, добавил:

— Разобьём магнетические силы, которые господствуют в его жизненных центрах, и поможем его памяти освободиться и заговорить.

Возможно, из-за моего взгляда, который словно посылал молчаливую просьбу более детального разъяснения, он сказал:

— Было бы неправильным действовать на основе гипотез. Необходимо выслушивать преступников и их жертв, чтобы через их информацию знать, с чего начинать дело помощи.

Я постарался придержать несвоевременные вопросы и предался ожиданию.

Сразу же после этого Помощник, Хиларио и я установили инстинктивно цепь молитв, не консультируясь предварительно. И как если бы наши объединённые силы укрепляли Наставника, выражавшего покой и оптимизм, он начал магнетически воздействовать, прилагая рассеивающие пассы на спутника, лежащего в прострации.

Больной стал реагировать последовательными движениями, словно отходя от долгого сна.

Несколько минут спустя, ориентер приложил правую руку к его обезображенной голове, оставляя впечатление, что хочет призвать его память к необходимому пробуждению, и, как следствие, бедный наш брат принялся стонать, выказывая ужас человека, жалеющего, что отделался от кошмара.

Поскольку Друзо прервал операцию, поддерживая его в этом состоянии, Хиларио грустно спросил:

— Должен ли он оставаться в этом состоянии до конца пробуждения, без обретения контроля над собой?

Быстрое возвращение к реальности нежелательно, — объяснил Наставник. — Он мог бы пострадать от ненужного приступа безумия, чреватого серьёзными последствиями. Он останется с нами в этом состоянии, с разумом, занятым идеей фикс, которая держит все его мысли в одном и том же порочном круге, чтобы мы смогли увидеть критическую проблему без каких-либо отклонений.

Слова ориентера выдавали большой опыт в психологии Духов-жертв во мраке.

После нового вмешательства ментора в голосовую щель, несчастный открыл веки и, широко раскрыв глаза, начал вопить:

— На помощь! На помощь!.. Я виновен, виновен!.. Я так больше не могу… Прости! Прости!

Обращаясь к Друзо, которого он, видимо, принял за судью, он вскричал:

— Ваша честь, ваша честь!.. Наконец-то, наконец я могу говорить! Дайте мне сказать!..

Руководитель «Мансао» коснулся его измученной головы и ответил дружеским тоном:

— Говори, говори всё, что ты хочешь.

Лицо больного покрылось слезами, выказывая перевозбуждение сомнамбул, превращающих слабость в неожиданную энергию, и он начал сокрушённо рассказывать:

— Я Антонио Олимпио… преступник!.. Я всё сказу. Я в самом деле согрешил… и поэтому справедливо… что я страдаю в аду… Огонь пытает мою душу, не пожирая её. Я знаю, что такое раскаяние. Если бы я знал, я бы не совершил ошибки… но я не мог сопротивляться амбициям… После смерти своего отца я должен был поделить наше земледелие с двумя младшими братьями… Клариндо и Леонелем… Но у меня в голове созрел план… Я хотел превратить собственность, которой я управлял, в большой источник доходов. А раздел мешал мне. Я понял, что у моих братьев были идеи, отличные от моих, и начал вынашивать проект, который, в конце концов, осуществил.

Приступ рыданий перехватил ему горло, но Друзо, поддерживая его магнетически, настаивал:

— Продолжай, продолжай.

— Тогда я подумал, — продолжил больной более твёрдым голосом, — что мог бы быть счастлив, если бы убрал своих братьев. И когда инвентаризация имущества была почти закончена, я пригласил их на прогулку на лодке, чтобы осмотреть большое озеро нашего хозяйства. Но перед этим я дал им выпить ликёра, который усыпил бы их. Я рассчитал время, которое потребуется для напитка, чтобы действовать наверняка. И когда мы беседовали, я обдуманным жестом раскачал лодку в известном мне месте озера, на большой глубине… как только увидел признаки их сонливости… Ах, какое незабываемое несчастье!.. Я до сих пор ещё слышу их леденящие кровь крики ужаса, когда они умоляли меня о помощи. Но их отяжелевшие тела через несколько минут нашли свою смерть. Я поплыл, совесть моя была глуха, но я был твёрд в своих неблагоразумных планах. Причалив к берегу, я стал кричать и звать на помощь. С чётко выверенным поведением я описал фиктивный несчастный случай. Вот так я завладел единолично фермой, позже передав её по наследству своему единственному сыну Луису. Я был богатым, и меня считали честным человеком. Деньги принесли мне социальное положение и общественные привилегии, которые политика передаёт всем тем, кто делают себя сами в этом мире, своим разумом или прозорливостью. Время от времени я вспоминал о своём преступлении… это было постоянной тучей, которая затемняла мою совесть. Но в компании с Альзирой, незабываемой супругой, я искал развлечений и путешествий, которые отвлекали моё внимание. Я никогда не был счастлив. В годы юности моего сына супруга серьёзно заболела, и от лихорадки, которая сжирала её в течение нескольких недель, она обезумела. В приступе безумия… в одну ужасную ночь, она утопилась в озере. Вдовец… Я часто спрашивал себя, не стала ли она игрушкой в руках привидений моих жертв. Но я боялся любых намёков на смерть и старался просто пользоваться своим богатством.

Несчастный сделал долгую паузу, чтобы перевести дух, перед тем, как продолжить:

— Бедный я, бедный!.. Как только мои физические глаза закрылись перед могилой, оплаченные мной молитвы ничем мне не помогли, поскольку мои братья, которых я считал умершими, предстали передо мной. Превратившись в мстителей, они ждали меня по ту сторону могилы. Они бросили мне в лицо моё преступление, стали покрывать оскорблениями и безжалостно мучить меня, пока, наверное, не устали бить меня. Они отвели меня в мрачную пещеру, где я превратился в кошмар, в котором сейчас и нахожусь. В своих мыслях я вижу лишь лодку в зловещем сумраке, слушая вопли своих жертв, которые рыдают и разражаются странным ужасным смехом. Несчастный я!.. Я узник ужасной лодки… и не могу освободиться от неё… Кто даст мне уснуть или умереть?…

Как если бы конец исповеди принёс ему определённый отдых, больной погрузился в глубокую апатию.

Друзо вытер ему слёзы, обратившись к нему со словами утешения и нежности, и посоветовал Помощнику отвести его в специализированную медсанчасть. Затем, в раздумье, сказал нам:

— Итак, мы уже знаем всё необходимое для установки точки отправления в задаче помощи. Мы вернёмся к его случаю в нужный момент.

И глядя вдаль, заметил после долгой паузы:

— Да защитит нас Иисус.

С этого момента мы уже не могли ничего добавить к нашим наблюдениям, поскольку прибыл посланник и проинформировал Наставника, что группа недавно развоплощённых готова прибыть, и мы последовали за ним в работе, которую он определял как «задача осмотра».