Девушка, которая, якобы, не умела любить

ГЛАВА 22

Я проснулся или очнулся от того, что в голове моей царствовал полный хаос самых разных мыслей, переживаний, непонятных воспоминаний и странных эмоций, которые решительно и жёстко взорвали мой мозг и выбили его из объятий сумеречного небытия.

— Доброе утро, милый, ты как себя чувствуешь? — услышал я нежный и ласковый голос, раздавшийся, словно с небес.

— Ты кто? Ангел или Архангел? — простонал я. — Ты Божественный Посланник Эфира?

— Нет. Я всего лишь твоя любимая и любящая женщина. Великая Госпожа Милли. А, вообще-то, Ангелов и Архангелов не существует во всех мне известных Мирах.

— А Аллах?

— Что, Аллах?

— Он существует?

— Увы, нет…

— Что?!

— Бог един. Он и Иегова, и Аллах, и Христос, и какие-то там всякие индийские чудики. Все эти пророки… Они заключёны в одной сущности, и поглощены ею, и выступают под единым именем. Вот только с Буддой очень большая проблема.

— И в чём она заключается? Всё-таки, Буддизм, — третья или четвёртая религия в мире!?

— Третья. Но, увы… Будда не является Богом в классическом понимании. Он всего-навсего, — человек!

— Вот как? А кто есть ты?

— Я, та женщина, которая любит и терпит тебя. Пока… До поры, до времени, мой милый.

— Ну, надо же! Она, оказывается, меня пока терпит! — я с трудом разлепил глаза и смутно увидел в тусклом, мерзком, утреннем и сером декабрьском рассвете прекрасную Милли, которая сидела на диване подле меня и участливо смотрела на меня.

— О, какое невыносимое чудо! — восхитился я.

— Ну, и как же ты себя чувствуешь, мой Величайший и Единственный Господин? — усмехнулась Милли.

— Хреново, ужасно, отвратительно, немощно и крайне погано! — простонал я и попытался приподняться со своего ложа, но у меня с первой попытки ничего не получилось.

— Полежи, отдохни ещё чуть-чуть, расслабься, — Милли ласково погладила меня по голове своей нежной, чувственной и чудесною ручкой. — Хочешь, сделаю тебе массаж? Но не эротический!

— А почему?

— Я ещё не готова, мой милый.

— А когда будешь готова?

— Надейся и жди.

— Вечная и глупая формула! — усмехнулся я.

— Но чисто оздоровительный массаж ещё никто не отменял! — рассмеялась Милли.

— Заманчивое предложение, — пробормотал я, морщась от головной боли. — Но пока не надо. Аспирина бы…

— Как скажешь.

— Спасибо.

— Вот ещё одна таблетка, на всякий случай. Но тебе, вообще-то, аспирин не нужен. Ну, сконцентрируйся, напрягись и будешь, как новенький.

— Не хочу.

— Почему?

— Желаю испытать обычные человеческие страдания.

— Ну, как тебе будет угодно…

— Я где?

— В своей квартире. Как и положено.

— Не может быть! Я явно нахожусь на том, или на другом, или на совершенно ином свете, а может быть на всех их, или во всех оных одновременно! — снова досадливо поморщился я, попытался приподняться и опять грузно и бессильно рухнул на диван. — В каком же Мире действительно и на самом деле пребываю я сейчас? И почему, и в связи с чем удостоен чести я быть рядом с такой великолепной, чудной и невыносимо прелестной, и, более того, умопомрачительной дамой? С самой прекрасной, желанной и любимой? О, нимфа моей души!

— Ты постоянен, романтичен, умён, расчётлив и неизменен в своих вечных блефах, — весело рассмеялась Милли.

— Что?! — возмутился я.

— Да Бог с тобой! Гуляй, веселись, до бесконечности трахайся со всякими шлюхами подряд! Я-то, и ты, прекрасно знаем, что ты любишь только одну меня! Именно меня, и более никого! Прощаю тебе все грехи, ибо любовь, в конце концов, побеждает всё!

— Ты уверена? — усмехнулся я.

— Абсолютно!

— О, мой чудный ангел! О, женщина, которые рождает во мне самые чувственные и невероятные грёзы!

— Всё-таки ты сволочь! — не выдержала Милли и снова рассмеялась, и чуть-чуть поправила свои длинные, шикарные, густые, рыжие и распущенные волосы. — Ты становишься истинным поэтом. Благодарю за комплименты и честь быть подле тебя.

— Их, комплиментов, у меня в запасе не счесть! — снова попытался приподняться я. — Ну, а насчёт чести…

— Полежи, полежи, милый. Успокойся, — Милли наклонилась ко мне и нежно поцеловала меня в щёку.

Я чуть не потерял сознание от восторга и невыносимого желания овладеть женщиной немедленно. Здесь и сейчас! Но, увы, сил для этого сакрального и важного действа пока у меня было явно недостаточно.

— Ну, а если говорить о чести быть рядом со мною… Чести удостоена, отнюдь не ты, а я, моя Богиня!

— Да нет, — Милли снова поцеловала меня.

— В смысле?

— Смысл ясен и понятен всем во всех Мирах с недавних пор.

— Что?

— Величайший Господин! — строго произнесла Милли. — Прошу удостоить меня высокой чести отныне всегда быть рядом с Вами и любить Вас вечно и бесконечно!

— Что?!

— Прошу милостивой поддержки, сочувствия и сострадания! — торжественно сказала Милли и поклонилась.

— То ли я сошёл с ума, то ли ты, то ли этот мир и все мы, и все Миры вокруг нас одновременно! — горестно, безнадёжно и отчаянно застонал я. — Коньяк, надеюсь, остался?

— Боже! Всё одно и тоже!

— Так, что там с коньяком?

— Да, остались целые две бутылки.

— Налей мне, пожалуйста, всего одну рюмку, а потом я спокойно обдумаю ход и цепь нынешних и последующих событий. Всё-таки, через полтора месяца случится атомная война. Не знаю, как и что следует делать с иными Мирами, и стоят ли они, немощные и убогие, моей помощи, но мою планету надо срочно спасать!

— Как?! Какая может быть атомная война!?

— Да, вот так…

— Ничего себе! И кто же тебе сообщил такую крайне печальную новость по поводу твоей планеты!? Вернее, нашей? Ну, частично нашей… — удивилась Милли. — Что это за провидец объявился вдруг?

— Да, есть один… — поморщился я.

— И кто же он?

— Ладно, пока оставим эту тему в покое.

— Ну, хорошо…

— А где же находится в данный момент мой верный и преданный собутыльник? Как его зовут? Не помню…

— Антикв.

— Да, да! Антикв.

— Он скорбно обитает в соседней комнате.

— И как он? И почему скорбно?

— Очень плох. Почти мёртв. Стонет и несёт какой-то бред.

— Жаль…

— Ну, ещё бы! — возмутилась Милли. — Так пить?! Можно и помереть. Слава Богу, что он не человек! Ему бы восстановиться. Но, увы, так как его мозг подвергся мощной интоксикации, в данное время он ничего не может поделать со своим организмом.

— Что-то никак не пойму я эту мутную историю с человеками и не человеками! — возмутился я.

— Успокойся. Ну, как ты сейчас можешь что-либо понять?! Посмотри на себя! Ужас!

— Согласен.

— Как, всё-таки, можно столько пить?

— Да, виноват, погорячились мы с Великим Господином Третьего Мира. Перебор налицо. Оправдания нам нет!

— Ещё какой перебор!

— Да, ты права, любовь моя. Прости. Сто раз виноват. Тысячу раз! Миллион и триллион раз виноват!

— Эх! Тебе бы побриться…

— Дело нехитрое. Ни в этом суть!

— А в чём!?

— Скажу позже, когда стану нормально соображать. Так как там, всё-таки, мой соратник, Великий Господин и преданный собутыльник поживает в данное время?

— Да на что он тебе сдался!?

— Я в ответе за всех, с кем я пил, и кто меня уважает!

— Сказано хорошо, — задумчиво произнесла Милли.

— Ну, и?!

— Ты знаешь, твой доблестный соратник и полный идиот облевал, обмочил и испоганил всё, что можно было и нельзя, — гневно воскликнула Милли и нахмурилась. — Он нёс такой бред, что я пришла в полный ужас! Но, как ни странно, ненавистная мне и ненавидящая меня взаимно Госпожа Альба до сих пор присутствует рядом с ним, и терпеливо ухаживает за ним, за этим придурком и недоноском. Представляешь!?

— Вот как? — иронично усмехнулся я.

— Ничего я не понимаю! Я некоторое время назад кардинально изменила своё мнение об этой женщине. Я была неправа по поводу её и любви, которая, как не глупо и странно, живёт ещё в ней!

— В смысле?

— Зачем искать смысл, когда его нигде и ни в чём нет? Но, любовь, всё-таки, существует!

— Какое, однако, великое откровение! — засмеялся я.

— Не хохми и не глумись по данному поводу!

— Хорошо, хорошо… — поднял я руки вверх и погасил усмешку. — Вообще-то, перед тобой присутствует существо, которое тебя безумно любит. А перед этим существом сидит другое существо, которое, якобы, безумно любит первое существо. Конечно, любовь существует. Согласен. Но не пойму, почему так всё сложно.

— Почему это «якобы»? — возмутилась Милли.

— Хорошо, хорошо! — поморщился я. — Ты меня любишь без всяких «якобы». Но до сих пор не могу я в это поверить до конца. И, честно говоря, несколько опасаюсь я тебя, моя милая голубка. Ты, вроде бы, по слухам, можешь меня и убить.

— Вам никого и ничего не стоит впредь опасаться, Величайший Господин! — воскликнула Милли и снова поцеловала меня в щёку.

— Да, прогресс в наших сложных отношениях налицо. Возможно, через тысячу лет ты поцелуешь меня в губы! — улыбнулся я.

— И даже не рассчитывай. Только через пять тысяч лет, — Милли нежно поцеловала меня в губы.

— А взасос и надолго?! — чуть не задохнулся я.

— Пока обойдёшься и этой милостью! — звонко рассмеялась девушка.

— Хорошо. Вернёмся к основной теме.

— И какова же она?

— Ну, я о возможном убийстве.

— Ха, ха, ха!

— А всё-таки?

— Никаких «всё-таки!».

— Я тебя прекрасно понимаю, но всё равно опасаюсь.

— Согласно всяким необоснованным слухам и сплетням, я, якобы, не способна любить, и убиваю всех своих любовников, — задумчиво произнесла Милли. — Глупость! Бред! Но, я же не убила некоторых из них. Ну, например, Антиква. И, кстати, Рига. Хотя их и не любила.

— Да, как-то в таком плане я о двух этих типах не подумал. Странно… Интересно. А, ведь действительно, — они же живы! — задумался и мгновенно воспрянул я духом. — Ах, Серпент, ах гад! Ну, я ему покажу!

— Брата не трогай!

— Хорошо, хорошо! Слушай, а ведь эти сволочи действительно до сих пор живы!?

— Ну, вот, видишь, любимый мой! — обрадовалась Милли. — Не всё для тебя потеряно.

— Но если ты ещё раз напомнишь мне об этих двух мерзавцах, то всё! Конец нашим отношениям навеки! Сгинешь бесследно неизвестно где и как, нечаянная радость и любовь моя! Навсегда! — зло ухмыльнулся я. — Обещаю и гарантирую! Уж поверь мне!

— Извините, Величайший Господин! Верю. Сгинуть не желаю, — Милли снова поклонилась, а потом страстно поцеловала меня в губы и её горячий язык проник вовнутрь моего рта и коснулся моего языка, который жаждал этого соприкосновения.

Я, словно пронзённый ударом молнии, подскочил на диване, а потом оцепенел и чуть не потерял сознание от невыносимой любви и отчаянной страсти!

— Боже, ну сколько можно!? Всё одно и тоже! И это — Величайший Господин!? — Милли слегка похлопала меня по щекам, потом на несколько секунд исчезла и заботливо поднесла мне рюмку долгожданного и вожделенного коньяка.

Я мгновенно осушил её, а потом взял нежные и тонкие руки Милли в свои руки и стал целовать их истово, самозабвенно и ласково.

— Ты знаешь, как-то жил-был на Земле один гениальный грек. Звали его, — Пифагор.

— Дорогой, к чему это?

— Последнее время всё ни к чему и вроде бы ни к месту, потому что крайне неопределённо и смутно!

— Хорошо. Продолжай.

— Так вот… Он, Пифагор, вообще-то был язычником.

— Ну и что?

— Этот достойный муж, открыв, или сотворив свою великую теорему, принёс в жертву Юпитеру целых сто быков! Представляешь?!

— Ужас!

— Ничего ужасного не вижу! Сто быков, — это не сто непорочных и юных девственниц! И даже не триста или пятьсот толстожопых, пузатых и никому не нужных матрон! Да, и вот, — окончание этой притчи.

— Так это притча?

— Конечно. История и притчи неотрывны друг от друга. Вымысел, ложь и правда варятся в одном едином котле. А черпак держит в своих крепких руках неизвестно кто.

— Вообще-то, вполне известно.

— Да, ты права…

— И так! Жду окончания истории или притчи о Пифагоре и о несчастных быках. В чём её смысл?

— Ну, с тех пор, как Пифагор принёс такую жертву, все скоты на земле дрожат, когда открывается новая истина!

— Блестяще!

— А то!

— Ну, и всё-таки, к чему и зачем ты поведал мне данную притчу?

— Догадайся.

— Ты имеешь в виду себя и меня? — насторожилась Милли.

— Я же сказал, что ничего не имею в виду, о, несравненная и единственная властительница моей души!

— О, мой Величайший и любимый Господин, — улыбнулась и томно прошептала женщина, прильнув ко мне.

— Хватит издеваться надо мною, придуриваться и ёрничать! Какой я тебе Величайший Господин, любовь моя?! — весело рассмеялся я. — Я вот лежу перед тобою, жалкий раб и червь!

— Ну, ты был бы таковыми, но с недавнего времени, всё-таки, являешься Величайшим Господином.

— А с какой это стати и почему?

— Кто его знает… Вообще-то, ты был им всегда, но не ощущал и не чувствовал своего статуса.

— Ходят слухи, что мой нынешний статус придала мне ты!

— И от кого исходят эти совершенно ложные и глупые слухи? — усмехнулась Милли.

— От всех! — в ответ усмехнулся я.

— О, как!

— Вообще-то, милая, если слухи исходят от всех, то они очень редко бывают ложными.

— Я в принципе с тобой согласна, — улыбнулась женщина и прилегла ко мне на диван, обняла и снова страстно и жарко поцеловала меня в губы.

Я, уже почти воспрянувший и обновлённый после коньяка, возбудился и стал жадно целовать Милли в ответ. Я сорвал с неё платье, а потом приступил к сложному процессу съёма нижнего белья, и в этот самый решающий и ответственный момент раздался ироничный голос со стороны двери, ведущей в соседнюю комнату:

— Господа, я вам не помешала?

— Боже, Альба, ну какая же ты всё-таки стерва! — возмутилась Милли, вскочив с дивана и торопливо одевая платье.

— Да, фигура у тебя действительно идеальная, — задумчиво и с завистью произнесла Альба. — Признаю и восхищаюсь. Я, конечно, понимаю своего мужа. Как можно устоять перед такой совершенной нимфой и почти Богиней!

— У тебя, кстати, фигура тоже весьма неплоха, — усмехнулась Милли. — Не переживай ты так.

— По сравнению с твоей фигурой, Милли, моя фигура гроша ломанного не стоит, — горько усмехнулась Альба.

— Ну, не преувеличивай и не создавай из всего этого проблему.

— Увы, увы… Какое уж тут преувеличение, а тем более, переживания?! Но, спасибо за сочувствие.

— Скинешь пару-тройку килограмм, и всё будет в порядке, — усмехнулась Милли. — А лучше скинуть десяток!

— Сука!

— Жирная дрянь!

— Шлюха!

— Мерзость!

— Так, дамы, заткнитесь! Обе и одновременно! — яростно заорал я и нервно вскочил я с дивана. — Да сколько же это может повторяться и продолжаться!? Беспредел полный!!!

— Да, Величайший Господин, — торопливо и опасливо склонились передо мною женщины.

— Что там с моим соратником?!

— Приходит в себя, — скорбно сказала Альба. — Но без пары рюмок коньяка процесс оживления несколько затянется.

— Ну, так возьмите эти чёртовы рюмки, а лучше всего фужер, и приведите, наконец, человека в чувство! — рявкнул я.

— Я, собственно, и пришла сюда за этим.

— Милли, пожалуйста, налей фужер коньяка и стакан сока, и передай их этой милой женщине.

— Ещё чего! Я не служанка и не официантка!

— Милли!

— Хорошо, хорошо…

После того, как Альба удалилась, я привлёк Милли к себе, поцеловал её страстно и жадно, и снова попытался её раздеть, но тут вдруг раздался звонок в дверь.

— Так… — взорвался я. — Надо мною издеваются все, кому не лень! Сколько можно?! Когда я, наконец, обрету покой и смогу овладеть любимой и самой желанной женщиной во ста тысячах Миров?!

— Увы, Величайший Господин, он теперь невозможен, этот покой.

— Почему?

— Вы совершенно правильно подметили. Судьбы всех Миров впредь в Ваших руках!

— Милли! Любимая, нежная, чудесная и бесконечно прекрасная женщина! Мечта моя! Солнце моё! — завопил я. — Ну, кто, наконец, конкретно объяснит мне мои главные и окончательные задачи и цели?! Все многозначительно о чём-то рассуждают, а я ничего не понимаю! Сколько можно!? Меч при мне. Пистолеты при мне. Я готов на любые подвиги во имя тебя, моя невыносимая радость! Ну, требую конкретных и полностью исчерпывающих объяснений!

— Собственно, вот эти Великие Господа, стоящие за дверью, тебе сейчас всё объяснят и разъяснят.

— А почему они не появились из воздуха, а мнутся и топчутся, как идиоты, на лестничной площадке?

— Милый, но, вообще-то, у нас происходит интимная встреча! Первое и настоящее свидание! Появление из воздуха в такой ситуации крайне неожиданно и неуместно. А, кроме того, чрезвычайно опасно. Слухи о твоей непредсказуемой и неустойчивой нервной системе гуляют между Мирами, обрастая неуместными сплетнями.

— Да? — удивился я.

— Да! А, вообще-то, мне пора. Не люблю долгих, глубокомысленных и серьёзных мужских бесед.

— Останься, милая! — нахмурился я. — Определённую незавершённость ощущаю я и потому страдаю.

— Завершение скоро последует, не волнуйся.

— И когда?

— Час нашей встречи не за горами и очень близок.

— А когда я, наконец, поимею тебя во все дырки, присутствующие на твоём прелестном теле?

— Фу, ну что за моветон!

— А всё-таки?

— Ты не исправим!

Прозвенел очередной и слишком затяжной звонок. Потом ещё, и ещё один. Я поморщился, хотел, было, поцеловать Милли и сказать ей нечто очень важное, и внезапно пришедшее мне в голову, но девушка вдруг отстранилась от меня, а потом легко рассмеялась, снова нежно прильнула ко мне, поцеловала на прощание и исчезла.

Я некоторое время постоял в ступоре посреди комнаты, ощущая сладкий и желанный поцелуй женщины, ускользнувшей, как ветер. Я был счастлив и восторжен. Однако, какая прекрасная, волнующая и совершенно не предсказуемая дама! Собственно, мы ценим в наших избранницах именно непредсказуемость! То, что предсказано, — неинтересно и крайне скучно! О, моя любимая и великолепная Госпожа Милли! В каких сейчас далях без меня обитаешь ты, мой нежный цыплёнок? О, моя курочка! О, моя птичка! О, мой трепетный пупсёнок! — я выпил ещё коньяку и разрыдался под невероятным натиском самых жестоких и мощных чувств и эмоций.

— «Боже мой! И это — мой самый любимый на свете мужчина!? И это истинный Герой!? Воин Первой Ступени?! Высочайший Господин?!».

— «Почему ты всё время бросаешь меня?! Почему покидаешь так внезапно и жестоко?! Боже!!! Неужели мне нельзя просто проснуться рядом с тобою, поцеловать ласково и нежно твою чудесную шейку и почувствовать её ответное движение?! Я хочу оказаться с тобою в одной постели ранним вечером и поздним утром, и бесконечно обнимать тебя, и вдыхать аромат твоих шикарных волос, и не менее шикарных бёдер и плеч! И ещё мечтаю взять в руки твои великолепные сиськи и потискать их в полном экстазе и испытать немедленный и невыносимый оргазм только от этого!».

— «Вот идиот! Всё, как всегда, испортил!», — рассмеялась Милли. — «Ну, всякое было в моей жизни, но таких придурков ещё ни разу я не встречала на своём пути!».

— «И долог ли был твой путь?».

— «Столетия, тысячелетия. Уж, извини… Мне, отнюдь, не восемнадцать и даже не двадцать лет…».

— «Я это понял совсем недавно…».

— «Прости…».

— «Да за что тебя прощать!?» — усмехнулся я. — «Ты сама прекрасно знаешь, кто нас в конце концов простит!».

— «В Бога я категорически не верю!».

— «Глупая баба! Не кощунствуй!», — поморщился я. — «Зато Он в тебя верит и, возможно, когда-нибудь простит!».

Снова раздался долгий звонок в дверь.

— А зачем существуют эти агрегаты? — задал я глупый вопрос в пространство, которое мне не ответило. — Звонок — это тревога и сомнения. Открывать, не открывать… Чёрт его знает. Но, с другой стороны, звонок несёт и надежду на неожиданную и приятную встречу!

Я, не торопясь, подошёл к столу, налил в рюмку коньяка, задумчиво посмотрел в серое окно и выпил божественный напиток, после чего тяжело вздохнул и пошёл открывать дверь.