Глава 9 Эмергиса

Постройки монастыря Матери Воздаяния Лекс гнездились на вершине островка - скалы, связанного с городом лишь узкой полоской насыпи. Издавна монахини обслуживали маяк северной столицы Империи, и орден был окружён особым, суеверным почтением моряков.

Наверх вела крутая каменистая тропинка, с которой пришельца пытался сбить крепкий ветер Северного моря, весь прошитый криками чаек. Стены монастыря, сложенные из дикого камня, тронутого кое-где ржавчиной лишайников, казались очень старыми, очень прочными и очень неприветливыми. Суровая обитель для суровых женщин.

Берад даже удивился немного, когда привратница впустила его и без слов провела к матери Эмергисе, древнему сердцу обители.

Хрупкая статуя тёмного дерева, некогда бывшая женщиной, спокойно ждала, пока две прислужницы добавят дров в очаг и принесут чашки и чайник с чем-то горячим. Медовый и ягодный запах поплыл по комнате. Монахини, неотличимые друг от друга, неслышно исчезли, оставив священника наедине с живой легендой. Он начал говорить, мысленно гадая, слышит ли его это непостижимое создание, в чью человечность не верилось, такая пропасть времени разделяла его и других людей. Возраста матери Эмергисы не знал никто. Старше всех живущих, она...

- Саад была хорошей монахиней,- перебил его голос, в котором звучала и жизнь и сила.

- Я знаю, зачем ты пришёл. Недавно здесь был другой молодой человек. Ты будешь спрашивать о том же.

- Вы ответили ему, матушка?

- Нет.

В пляшущем свете открытого огня Берад с изумлением видит улыбку на коричневом лице деревянной статуи.

- Я узнала, чего он хочет, и прогнала его. Но ночью он вернулся. Он проник в наше Книгоузилище, чтобы расспросить наши книги и записи. Он ловок и умён, но он чужак и не знает наших ловушек. Ему повезло, что остался жив. Его привели ко мне снова, и я говорила с ним. Он мне понравился. И я позволила ему кое-что узнать.

- Это был еретик?

- Да.

- Что забавляет вас, мать Эмергиса?

- Сет еретик, но он не нарушил Закон. Саад казнили как ведьму, но и она не нарушила Закон. А вот ты, священник, ты не исполнил Его Волю. Тебя бы следовало судить.

- Я знаю, мать Эмергиса. Разрешите ли исповедаться вам?

- После. Сначала я расскажу тебе свои секреты.

В очаге взлетали искры. Берад протянул руки к огню. Волшебные сады горячего пламени вырастали и за мгновение сменялись новыми. Игра иллюзий или дверь к истинному знанию? Он решил испробовать когда-нибудь путь огненной медитации.

- Раньше у меня тоже был дар видеть знаки в огне. Я уж и забыла, как это бывает. Мне сто тридцать лет. Ты не веришь? Да, я ровесница нашей малышки. Её-то я хорошо помню. Саад... Такая красивая, такая талантливая. Ты принёс мне весточку от неё?

- В некотором смысле...

- Я знала, что в конце жизни получу привет от крошки Саад. Я любила её. Я была влюбчивой в молодости, никак не для монастырской жизни.

- Тогда почему?

- А у меня был выбор? Служить Закону трудно, но это отнимает все силы и время на сожаления. А что в противном случае? Стать одной из тех сук, что лижут ноги Тьмы и выстилают своими жизнями путь Амей Коату? Ты слышал об Ордене Чёрного Озера?

- Я много лет провёл в провинции.

- Ну, это давняя история. Бабий заговор. Ещё до бедняжки Саад у Ашеронского леса и озера Наар была ой, какая дурная слава. Раньше столицей ведьм считалась Халла, но теперь эта зараза добралась и до окраин Империи. Посвящённые Ордена умеют держаться в тени и никогда не выдают своих.

Саад чиста. Она прошла все испытания, которые мы ей приготовили. Вы бы сочли их чрезмерно жестокими,- голос матушки звучал по-прежнему ровно,- но мы должны были знать, что не ошиблись.

- В чём же её вина?

Мать Эмергиса пожала плечами.

- Женское любопытство. Роковое любопытство. Недостаток послушания и смирения. Она была такой юной и горячей в своём стремлении служить Господу. Ей казалось, что нам предлагают слишком долгий и медленный путь.

- И решила найти свой?

- Именно. На беду, в неподходящий момент ей попалась на глаза вот эта книжка из нашей библиотеки.

Высохшая тонкая рука протянула Бераду небольшой кодекс, до того лежавший у матушки на коленях.

- "О любви к демонам",- прочитал он название,- ничего себе чтение для хорошей монахини.

- Никакой ереси. Малоизвестное сочинение святого Имы. Трактат о том, что Господу дороги даже падшие создания, и силой Его любви в конце времён будут спасены все до последнего грешника, последнего зловредного духа, вплоть до Ангела Хаоса.

Это ничего. Хуже то, что святой Има полностью приводит легенду о Разбитом Зеркале, которую вообще-то принято замалчивать, как способную довести до греха неокрепшие души. Возьмите. Полистайте на ночь. А утром продолжим разговор. Мне необходимо отдохнуть.

***

... В ту же ночь Фран разглядывала звёзды, лёжа на спине в купеческой повозке, и слушала рассказы собравшихся у костра торговцев о разной нечисти, встречающейся с недавних пор на Дороге.

... В ту же ночь Сет убил двух оборотней, вломившихся в маленькую придорожную гостиницу. Твари, похожие на крупных волков, превратились, издыхая, в красивых отроков и рассыпались пылью.

... В ту же ночь Энтреа получил откровение, из которого узнал имя богини, почитаемой госпожой Ифридой , и то, что богиня назначила ему свидание далеко на Севере, в тёмном лесу у Чёрного Озера.

... В эту ночь Роксахору, молодому царю варваров Глубокой Пустыни, было предсказано, что его армия разобьёт и захватит половину Великой Империи. Сотней непревзойдённых всадников распоряжался Роксахор. Возможно, сотни окажется недостаточно,- задумался с этих пор царь.

...В ту же ночь чьи-то осторожные руки трепетно, как священные реликвии, разбирали и разглаживали грязные размокшие обрывки утерянных Берадом страниц рукописи. Позже их искажённый, переписанный и дописанный текст разойдётся в народе под именем "Листов Саад, невесты Тьмы и матери Дракона"...

... В ту же ночь принцесса Сель рыдала, обнимая колени брата, умоляя сжалиться над ней, слишком слабой, чтобы выдержать весь этот ужас. Ей привиделись демоны у изголовья и в ногах постели. Они тянули к ней руки и звали в царство сладких, сладких снов. "Или пусти нас к себе,- говорили они,- вот увидишь, насколько мы искуснее ваших земных любовников..."

- Это так,- улыбнулся Принц, - и я обещал им свободу. Скоро, сестрёнка, мы будем жить в изменившемся мире. Он должен тебе понравиться.

... В ту же ночь бродячий музыкант с чёрной повязкой на глазах лежал в объятиях молоденькой жрицы Энаны и объяснял ей, что ритуальный разврат есть ложный путь служения богине, что, выбирая неверные формы поклонения, люди искажают облик божества, а порой привлекают совсем не те силы, к которым вроде бы обращаются. Кожа женщины пылала под его прикосновениями, и, конечно же, она во всём, во всём с ним соглашалась...

...В эту ночь Бераду ничего не удалось увидеть в пламени свечи. Но в её свете он прочитал легенду о Разбитом Зеркале. Не то чтобы он никогда не знал её прежде. Но этот вариант держал в руках впервые.

***

Это было давно, в те времена, когда Господь был един, и люди узнавали Его голос, когда Он обращался к ним. Мир тогда был совсем другим, другой была земля, другими моря и горы. И у мира был центр.

Высоко в горах, там, где воздух разрежен и чист, в месте, где небо никогда не затягивается облаками, существовало круглое озеро вулканического стекла, озеро столь совершенной красоты, что невозможно было не признать его священным. Это и было Зеркало. И в этом Зеркале, по преданиям, нескольким праведникам дано было узреть отражение лика Господа нашего Адомерти. Многие паломники искали подобной благодати, но путь в горы тяжёл, их холодный сухой воздух вреден для здоровья, и на полпути большинство сворачивало назад, разумно предпочитая жизнь во славу Господа столь достойной смерти.

К тем же немногим упрямцам, которым доводилось увидеть, как поднимаются над Зеркалом созвездия, отражаясь в его тёмной неподвижной глади как никогда ни в одном из водоёмов, с абсолютной точностью и симметрией - навсегда приходило понимание того, что внизу и вверху - одно, что Царство Божье на земле как и на небе, и что вся земля - Его Зеркало.

Неизвестно, что чувствовали те, кто осмеливался пройти по его прозрачной, бесконечно глубокой тверди. Простое действие становилось мистическим таинством. Душа человеческая переживала в этот момент присутствие Неизъяснимого и становилась на краткий миг словно бы более, чем только человеческой душой.

Но некто по имени Иломас сподобился большего. Однажды Иломас пришёл на берега Зеркала, принёс жертву Господу и остался там жить на целых тридцать лет. Редкие паломники доставляли ему еду и воду. Этого было очень мало, но Господь не оставлял его, поддерживая жизнь в изнурённом аскезой теле. Тридцать лет взывал к Господу Иломас.

Однажды поздно вечером, сидя на берегу, умирающий от жажды и истощения Иломас увидел идущего по Зеркалу человека. Человек шёл вброд по обсидиановому озеру, поднимая рябь на его стеклянной поверхности, и звёзды мелькали в набегающих на берег волнах.

- Господи! - воскликнул праведник и упал на колени.

Ангел нагнулся, зачерпнул воды из озера и плеснул Иломасу в лицо.

- Пей!

- Благодарю, Господи!

И когда отшельник напился и набрал воды про запас, вода снова стала стеклом, а Ангел сидел рядом с ним.

- И зачем? - спросил он чуть погодя.

- Что зачем?

- Для чего ты себя истязаешь?

- Чтобы заслужить твою милость, Господи!

- Её нельзя заслужить.

- Тогда что же мне делать? Всю жизнь я пытаюсь доказать Тебе свою преданность, и, вот я, недостойный, всем сердцем своим, всей душою, молю тебя: окажи мне, Господи, милость.

- Чего ты хочешь?

- Будь со мною, Господи.

- Я всё это время был с тобой.

- Дозволь мне видеть Тебя во всей Твоей силе и славе, лицом к лицу, чтобы узнать тебя так, как просит сердце моё, знать наверняка, знать воистину, Господи.

- Это невозможно.

- Есть ли что невозможное для Тебя, Всемогущий?

Ангел с досадой хлопнул себя по колену.

- Сотня грешников не стоит одного праведника, если нужно оказать дурную услугу миру. Будь по-твоему. Но, может, ты согласишься взглянуть на меня со спины?

- Не отворачивайся от меня, прошу. Я готов умереть пред Твоим лицом.

- Ты бы сгорел, даже не успев его увидеть. Ох, дитя, есть причины, по которым я не могу тебе отказать. Что ж, смотри.

И страшное костлявое дитя, опутанное, как коконом, собственной бородой, увидело вот что:

Столб ослепительного света встал над озером. Было непонятно, упал ли свет сверху или шёл из самых глубин. Ангел подобрал с земли малый камешек и швырнул его в свет. Стеклянный монолит содрогнулся с протяжным низким гулом и распался на семь кусков, разделённых глубокими, расходящимися веером трещинами. На краях осколков заиграла радуга, как это бывает на очень прозрачном льду.

Белый свет вспыхнул огромной, обжигающей зрение молнией и разделился на семь цветных столбов, над которыми царственным венцом распростёрлось радужное сияние, невиданное прежде в здешнем сухом и разреженном воздухе.

Огненные столбы приобрели человеческие очертания, а несколько позже и лица.

Иломас не мог определить выражения лиц,- так дрожала вокруг фигур раскалённая атмосфера, но заметил, что с одной стороны лица были мужские, с другой - женские. Лишь фигура посередине оставляла сомнения на этот счёт, словно примеряя на себя поочерёдно то женственность, то мужественность.

Ангел простёрся ниц.

- Ты видишь, - сказали семь сущностей одним голосом, заполнившим всё окружающее пространство, - Кто Я и Кем Я могу быть для тебя, дитя.

Я есть Любовь.

Я - полнота и избыток, ни в чём у меня недостатка.

Я - Сила.

Я есть Свобода, и ваша свобода - во мне.

Я - Мудрость.

Я - Справедливость

Я - Жизнь и всяческое произрастание.

И всё же Я более, чем может вместить этот мир или ум. Я - Сущий. И Я - Единый.

Знать же, Кто Я для Себя не дано человеку на земле и ангелам Моим на Небесах не дано. Отныне же на Земле и на Небе будет ведом разный Мой образ. Для человека теперь он останется разделённым, ибо твоё желание, Иломас, разбило Зеркало.

- Но разве...- заговорил было праведник, и остановился, увидев, почему случившееся непоправимо.

Медленно гас в воздухе сияющий венец, объединявший фигуры, ставшие высокими мужчинами и женщинами в красном, оранжевом, жёлтом, зелёном, голубом, синем и фиолетовым одеяниях. Но лишь одна из них отбрасывала тень, небывалую в это время суток и на этой планете.

Духовная сущность, облачённая в зелёное, чей изумрудный свет всё ещё просачивался сквозь видимость телесности, попыталась выйти из чёрной тени, протянувшейся к её ногам словно бы из другого мира, из Пустоты, Мрака и Хаоса, предшествовавших Творению.

Но тень не выпустила её.

По ней, как по дороге или тоннелю, приближался кто-то ещё. Высокий, безликий, чёрный. От его черноты веяло таким бесконечным ужасом, таким отчаянием небытия, что Иломас обомлел, и свет померк в его глазах.

Последним, что он увидел, было объятие, в которое бесформенная чёрная фигура заключила сверкнувшую изумрудной звездою зелёную, будто бы сплавившись, слившись с ней воедино.

Когда Иломас очнулся от обморока, с ним был только Ангел. Из ангельских глаз бежали слёзы.

- Отравленное яблоко,- сказал Ангел. Почему вы всегда выбираете его?

- Что я выбрал?- спросил Иломас.

- Свободе в Господе ты предпочёл свободу вне Господа, пожелав того, что не было Его волей.

- Разве есть что-то вне Господа?

- Нет. Да. До сих пор оно не было "чем-то". Теперь это Дух. Ты впустил его в мир, дитя. Теперь вы узнаете, что такое Добро и Зло. До сих пор лишь Ему приходилось пить чашу этой страшной свободы.

И Ангел покинул Иломаса.

Тот вернулся в мир.

Иломас стал первым из пророков, предсказавших Последние Дни.

И он же открыл для людей, что Создатель послал к ним в знак великой милости семь Великих Ангелов, семь Духов, которых люди после назовут богами.

Никто ещё в те времена не знал, не боялся и не ненавидел Падшего Ангела, тёмного бога.

***

Закрывая книгу, Берад заметил несколько строчек, нацарапанных на чистом поле внизу страницы: "Эмергиса, сестра, прости за боль, что я тебе несу. Не жалей моего глупого тела, не спасай грешную душу". Священник узнал писавшую руку. Сомнений не оставалось.

Девушка, казнённая в Халле сотню лет назад и старуха, испустившая последний вздох на его руках в начале лета далеко на Юге были одним человеческим существом.

***

Так же гудел за закрытыми ставнями ветер, так же пламя очага освещало тёмную среди бела дня комнату с голыми каменными стенами.

- Велик твой грех, сын мой,- твёрдо произнесла мать Эмергиса, - я не могу его отпустить. Ты умрёшь, пытаясь исправить причинённое тобой зло, это и будет твоим искуплением. И смерть твоя, юноша, наступит раньше моей.

Берад спокойно взглянул в древние тёмные очи.

- Давно уже никто не называл меня юношей.

Пустой старческий рот растянулся в жуткой беззубой ухмылке.

- Какая разница? И ты, и я - хлам и ветошь, забытый мусор. Сейчас всё в руках детей. Детям владеть этим миром, детям его уничтожить. Тигрята растут. Ни страха, ни жалости, ни сомнений.

Занятную ты принёс тетрадку. И Сет-еретик говорил о том же. Молись за тех, кого ты любишь.

- Даже если один из них - принц Ченан, грядущий Рдяный Царь?

- Такие-то вопросы и погубили ласточку мою Саад. Что ещё ты хотел узнать?

- За что вы всё-таки её изгнали? Ведь не за чтение святого Имы?

- Одно за другим. Ты слышал о нашем Книгоузилище? Такого нигде больше нет. Тысячи томов, праведных и нечестивых, всё, что нужно и не нужно знать человеку, всё, что когда-то представало на наших судах в качестве улик и доказательств, собрано там.

- Я считал, что самая полная библиотека Империи принадлежит сёстрам Девы Амерто, Мудрости Господа.

- Библиотека! Да, если хочешь. Но то, о чём Мудрость предпочитает забыть, Справедливость продолжает помнить. Можешь называть Мать Воздаяния Лекс злопамятной. В Книгоузилище хранятся опасные, ядовитые, преступные тексты, древнейшие из которых восходят ко временам ещё до Затворения демонов.

- Господи Боже!

- Именно. И иные записи, по слухам, касаются Суда Шестерых. И того, что последовало за ним.

- Саад искала эти записи?

- Да.

- Что ей удалось найти?

- Трудно сказать. Вне сомнения, она узнала нечто особенное. Например, то, что Судом Шестерых были осуждены двое. Но тут надобно запомнить вот что: Узилище - не библиотека. Это тюрьма. Некоторым книгам отведены одиночные камеры, где они веками висят, закованные в цепи. Случись что из ряда вон выходящее, мы не сможем защитить их силой, поэтому охраняем замками, лабиринтами и западнями, спрятав глубоко в каменной скале. И у молоденьких монахинь не может быть к ним доступа.

Кроме того, у нас очень строгий устав. Весь день девушки работают, весь день они на глазах у старших сестёр. Никакой праздности, никакого уединения.

Свои изыскания Саад могла проводить только ночью, в ущерб естественному отдыху. Это и сыграло с ней злую шутку. Взвинченные нервы, возбуждённое воображение, потрясение самых основ убеждений и веры, выплеснувшиеся наперекор утомлённому разуму силы подавляемой магической одарённости привели к тому, что, невольно уснув в Книгоузилище над страницами одного из запретных томов, Саад отыскала во сне путь в Место-Которого-Нет и слегка приоткрыла дверь, которая три тысячи лет была Затворена.

- Это она рассказала вам под пыткой?

- Это она рассказала, когда её спросили. Сорок восемь часов пристрастного допроса не смогли ничего добавить к этим словам.

- Как ей удавалось скрывать свои ночные занятия?

- Когда человека ведёт вдохновение, двери раскрываются перед ним сами, сами закрываются глаза сторожей. Я уже говорила про её магическую одарённость? Среди монахинь это не редкость. Но сама Саад, пожалуй, не подозревала об этом. Я боялась за неё. Я следила за ней. Это я её выдала. Но она не была ни ведьмой, ни одержимой. Несчастный случай. Мне жаль, что так получилось.

Глаза матери Эмергисы погасли. Она дремала. Две монахини, похожие на близнецов, бесшумно и быстро принесли обед, добавили дров в очаг, заботливо укутали ноги старой женщины. Эмергиса слабо от них отмахнулась.

- Совсем меня хотят изнежить.

- Матушка, - попросил, решившись, Берад, покажите мне вашу тюрьму для книг.

- Это долго. Разве тебя не ждут дела при дворе в Меде?

- Меня ждёт война. И я должен найти оружие.

Старуха согласно кивнула.

Загрузка...