Десятое правило волшебника, или Фантом

Глава 47

Рабов, готовивших для императора поздний ужин, отпустили. При виде взгляда императора, и услышав вопли умирающих людей, каждый был только счастлив удалиться, когда он прорычал, чтобы все убирались вон.

Он смотрел, как рабы торопливо уходили. Затем, нажав толстым пальцем в спину Кэлен, Джегань молча повёл её мимо столов с кружками вина, блюдами с мясом, батонами чёрного хлеба, чашами с орехами и россыпями фруктов и сладостей, провожая за дальний гобелен, в спальню.

Спальня была изолирована от основной части шатра и от внешнего мира, чем-то похожим на подбитые войлоком панели, вероятно, чтобы заглушать звуки. Стены были так же закрыты шкурами и тканевыми портьерами приглушённых тонов. Комната была уютно украшена изысканными коврами, несколькими предметами изящной мебели, застеклёнными книжными шкафами с книгами, и богато украшенными золотыми и серебряными светильниками. Кровать, под навесом из меха и атласа, имела резные столбы из тёмного дерева, установленные по углам.

Келен спрятала трясущиеся пальцы за спину, видя, как Джегань пересёк комнату и снял жилет из овечьей шкуры. Он бросил его на стул возле небольшого письменного стола. Его обнажённая грудь и спина были покрыты тёмными курчавыми волосами, что придавало ему довольно сильное сходство с медведем. Он был похож на что угодно, только не на человека, имеющего ложе с атласным балдахином.

Келен подозревала, что на самом деле император вряд ли ценил подобные вещи, но хотел иметь их, как знак своего высокого положения. Она полагала, что он, возможно, забыл, что никто в Ордене не может быть лучше других. Почти не сомневалась, что он никогда не задумывался, что те люди в грязных палатках, не спят под атласными одеялами.

Джегань взглянул на неё.

— Ладно, женщина, раздевайся. Или предпочитаешь, чтобы я сам сорвал с тебя платье? Выбирай.

— Сниму ли я его сама, или ты сорвёшь его, это всё равно будет насилием.

В шатре воцарилась тишина. Джегань выпрямился, и некоторое время разглядывал девушку. Лагерь снаружи почти затих, лишь приглушённые голоса вдалеке сливались один слабый гул. Император издал указ, что ежедневные передвижения армии будут быстрыми, пока они не достигнут Народного Дворца. Поэтому, несомненно, большинство людей, утомлённые дневными переходами и возбуждённые от игры Джа-Ла, спали в своих палатках.

Лишь один Джегань не успокаивался всю ночь. Если он и был взволнован играми, то после того, как Кэлен убила четырёх мужчин, он был в крайней ярости. Но её это не волновало. Император избивал её до бессознательного состояния, и она не могла себе представить, что ещё он мог сделать с ней.

— Теперь ты моя, — произнёс он низким угрожающим голосом. — Ты принадлежишь мне, и никому больше. Мне одному. Я могу сделать с тобой всё, что пожелаю. Если решу перерезать тебе глотку, то ты истечёшь кровью ради меня. Если я отдам тебя, тем троим, которые тебя видят, ты подчинишься им, нравится тебе это или нет, с согласием или без согласия. Ты принадлежишь мне. Я выбираю твою судьбу. Ты не можешь повлиять на то, что с тобой происходит. Никак. Это решаю лишь я один.

— Это тоже насилие.

Он пересёк комнату в три яростных шага и ударил наотмашь. Кэлен растянулась на полу. Он вздёрнул её за волосы и швырнул на кровать. Мир закружился, когда она пролетела по воздуху, лишь в нескольких дюймах от деревянной стойки.

— Конечно это насилие. Это то, чего я хочу! И ты это получишь!

Он обрушился на кровать, как разъярённый бык. В чёрных глазах бесновался дикий ураган. Прежде чем она опомнилась, Джегань оказался над ней. Кэлен была готова. Она не собиралась препятствовать, позволив ему наслаждаться применением силы, чтобы овладеть ей. Но сейчас, когда он лежал на ней, раздвинув её бёдра, те мысли затерялись от неожиданного испуга за то, что сейчас произойдёт. Она отчаянно не хотела этого. Забыв все свои планы, она безнадёжно пыталась убрать от себя его руки, но с таким настроением его было не остановить. Она не могла соперничать с ним в силе. Он даже не соизволил ударить её, чтобы прекратить сопротивление. Одним рывком, он разорвал её рубаху.

Когда Джегань остановился, Кэлен ещё не упокоилась, тяжело дыша от усилий. Он уставился на её обнажённую грудь.

Кэлен использовала неожиданное затишье, чтобы убедить себя. Она только что убила четырёх скотов. Это было ничто, по сравнению с ошейником на её шее, утраченной памятью, потерей личности, незнания того, кем она является и тем, что она стала беспомощной рабыней Сестёр Тьмы и императора толпы головорезов.

Это было ничто. Она была лучше, чем бороться с ним таким глупым способом, как школьница, которая старается отшвырнуть руки хулигана. Она не должна так бороться. Не должна. Она это прекрасно понимала. Да, она напугана, но не нужно впадать в панику. Она боялась, когда убивала тех четверых, но контролировала свой страх и действовала.

Она лучше Джеганя. Он лишь физически сильнее и сможет взять её только силой. Это знание давало тонкую нить власти над ним. И он это знал. Император никогда не добьётся её вожделения, потому что она лучше его, гораздо лучше. Такую женщину, как она, Джегань мог взять только силой, потому, что был слаб и ничтожен, как мужчина.

— Удовлетворён своей наградой, Превосходительство? — усмехнулась она.

— О, да. — Злобно улыбнулся Джегань. — А теперь, снимай штаны.

Кэлен не сделала не малейшего движения, чтобы подчиниться. Тогда Император сам стал расстёгивать пуговицы, по одной, будто открывая что-то ценное. Она лежала, вытянув руки вдоль тела. Джегань подцепил пальцами пояс её штанов, стянул вниз, вдоль ног, выворачивая штаны наизнанку, снял через ступни. Затем отбросил их в сторону, и помедлил, привлечённый близостью её обнажённого тела.

Кэлен тихо закусила внутреннюю сторону щеки, чтобы в панике не отбросить его руки прочь, когда он провёл ладонью по её ноге, ощупывая мягкость её бедра. Кэлен боролась со слезами. Она отдала бы всё, только бы оказаться не здесь, а где-нибудь в другом месте, подальше от власти этого чудовища.

— Теперь, остальное, — произнёс он хриплым шёпотом. — Снимай трусы.

Она знала, что когда сделает это, то распалит его ещё больше. Поэтому она исполнила, что ей приказано, но постаралась сделать как можно менее соблазнительно.

Глядя, как она выполняет приказание, император уселся на край кровати и снял обувь. Сбросил штаны и ногой отшвырнул в сторону. Его нагота вызвала у Кэлен ужас, смешанный с отвращением. Она подавленно отвела взгляд.

Кэлен удивлялась, как сможет когда-нибудь, после всего этого, полюбить и позволить мужчине прикасаться к себе. Она упрекала сама себя и собиралась никогда не влюбляться. Словом, беспокоилась о проблеме, которой у неё никогда не будет.

Кровать продавилась под весом Джеганя, когда он улёгся рядом с Кэлен. Он остановился и посмотрел на неё, провёл рукой по её животу. Она ожидала грубого прикосновения, жёсткой хватки, но вместо этого ощутила лёгкое прикосновение, медленное, неторопливо оценивающее что-то очень ценное. Она не ожидала, что такое мягкое обращение продлится долго.

— Ты действительно совершенно замечательная, — сказал он сухим голосом, скорее себе, чем ей. — Воспринимать тебя глазами других, действительно, совсем другое — теперь я это вижу.

Его тон изменился. Злоба таяла от жара его страсти. Он был на грани отказа от раскованной похоти.

— Совсем не то же самое… Я всегда знал, ты исключительная, но теперь я вижу тебя, здесь, рядом… ты поразительное создание. Просто… потрясающее.

Кэлен размышляла, что подразумевал Император, говоря, что воспринимает её глазами других. Возможно, это означало, что он смотрел на неё глазами Сестёр. Она была поражена неожиданной догадкой, испугавшей её: Джегань видел её обнажённой, когда она думала, что рядом только Сёстры. От такого осквернения, она наполнилась ледяным гневом.

Он был там, тогда. Он планировал это сделать. Но иногда, она чувствовала, что он так же говорит и о чём-то ещё. Это было больше, чем его слова, больше, чем он подразумевал. Что-то тайное. Джегань сказал что-то такое, что заставило её подумать, что он говорил о её жизни до Сестёр, до того, как она забыла, кем является. Кэлен была разгневана, думая, как он наблюдет за ней глазами Сестёр, но при мысли, что он видел её раньше, в той жизни, которую она не помнит, приводило её в замешательство.

Он резко навалился на неё.

— Ты представить не можешь, как долго я ждал, чтобы сделать это с тобой.

Её дыхание и сердцебиение только успели успокоиться. А сейчас, всё произошло слишком быстро. Сердце вновь тяжело застучалось в груди. Она хотела замедлить Джеганя, чтобы получить время обдумать, как предотвратить его действия. От ощущения на себе его тела, сознание Кэлен, всё же, опустело. Она не могла понять, как остановить Джеганя. Могла лишь сосредоточиться на том, как сильно не хотела, чтобы он это делал.

Она вспомнила о данном себе обещании. Она лучше его и должна действовать соответствующе. Кэлен промолчала. Она уставилась мимо него, в потолок, освещённый мягким светом масляных ламп.

— Ты представить не можешь, как сильно я хотел сделать это с тобой, — в голосе императора неожиданно прозвучала угроза. — Ты не представляешь, что тебя ожидает.

Она перевела взгляд и посмотрела в кошмарные глаза.

— Нет, не представляю. Просто делай своё дело, и избавь меня от пустой болтовни. Мне не о чём с тобой разговаривать.

Она снова отвела взгляд. Кэлен хотела показать ему своё безразличие. Она позволила сознанию блуждать. Это было не просто, учитывая то обстоятельство, что Джегань навалился на неё. Но она приложила все силы, чтобы игнорировать его, думая о другом. Она не собиралась дарить ему удовольствие от борьбы, которую проиграет. Она думала об игре Джа-Ла, не потому, что хотела, а потому, что это было свежо в памяти и было легко вспомнить все подробности.

Джегань резко подхватил её ноги под коленями и задрал почти до самой груди. Это затруднило дыхание. Вывернутые таким образом ноги, отдались болью с суставах и связках. Но она подавила крик и постаралась не обращать внимания на способ, которым он пытается контролировать её, чтобы укротить, когда овладеет ей.

— Если бы он знал… это убило бы его.

Глаза Кэлен обратились на него. Она едва могла вздохнуть под огромным весом.

— О ком ты говоришь?

Она подумала, может это её отец, которого не помнит? Возможно, её отец был командиром армии, и у него она научилась сражаться ножом. Она не могла представить, о ком ещё мог говорить император.

Она хотела сказать ещё что-нибудь язвительное, но подумала, что лучше безразлично промолчать.

Рот Джеганя находился у её уха. Грубая щетина больно царапала щёку и шею. Его дыхание было частым и неровным. Он утратил похоть, которой был готов дать волю.

— Если бы только ты знал… это убило бы тебя, — произнёс он, явно очень довольный этой мыслью.

Ещё больше озадаченная, она оставалась тихой. Тревога нарастала: что он может иметь ввиду?

Она подумала, что Джегань возобновит свою явно развратную потребность, но он оставался спокойным, удерживая её раздвинутые ноги в прежнем положении. Джегань глядел на неё. Всё его волосатое тело давило на неё, на грани его желания. Под его весом, Кэлен едва могла дышать, но знала, что любое возражение было бы встречено с равнодушием к её неудобствам.

В некотором смысле, она желала, чтобы он поторопился и покончил с этим. Ожидание сводило её с ума. Она хотела закричать, но не позволила себе это сделать. Она не могла удержаться от страха за то, какую боль он причинит, как долго это будет продолжаться — и не только сегодня ночью, но и последующие. Но его бычий вес вдавливал её в кровать; она содрогалась от ожидания ужасного.

— Нет, — сказал он себе. — Нет, это не то, чего я хочу.

Кэлен была сбита с толку. Она не была уверена, что верно расслышала. Он отпустил её ноги, позволяя им опуститься на кровать, когда он разжал ладони. Она не хотела, чтобы он лежал между её ногами, чтобы можно было их сдвинуть вместе.

— Нет, — повторил он. — Только не так. Ты не хочешь этого, и это было бы тягостно. Тебе бы это не понравилось, но не более того. Хочу, чтобы ты знала, кто ты, когда я сделаю это. Хочу, чтобы ты знала, что я о тебе думаю, когда сделаю это. Желаю, чтоб ты ненавидела это больше, чем что-либо другое в жизни. Хочу быть тем, кто сделает это для вас обоих. Когда оставлю своё семя в тебе, я посею память о том, что это для тебя означает. Я хочу, чтобы эти воспоминания посещали тебя, сколько бы ты ни прожила, посещали его каждый раз, когда он на тебя смотрит. Хочу, чтобы он научился ненавидеть тебя за это, ненавидеть то, какой ты предстанешь перед ним. Ненавидеть твоего ребёнка, которого я подарю тебе.

Чтобы сделать это, для начала, ты должна знать, кто ты. Если сделаю это сейчас, это будет слишком незначительно, испортит острое страдание, которое могло постичь тебя, если бы ты знала кто ты, в тот момент, когда это случится.

— Ну, так скажи мне, — ответила Кэлен, почти готовая вынести насилие, чтобы всё узнать.

Он медленно, коварно улыбнулся.

— Если скажу, это будет не по-настоящему. Слова будут пусты без понимания, без эмоций. Ты должна знать. Ты должна вспомнить, кто ты, должна знать всё, лишь тогда это будет настоящим насилием… и я подразумеваю, что это будет наихудшим насилием, которое ты испытаешь. Он будет видеть твоего ребёнка, как напоминание, как монстра.

Глядя на Кэлен, он медленно покачал головой, довольный размером своих намерений.

— Это случится, когда ты полностью осознаешь, кто ты, и это будет иметь для тебя значение. Всё это будет задевать тебя за живое, ранить и опозорит навсегда.

Внезапно он откатился в сторону. Кэлен наконец-то смогла нормально вздохнуть.

Он стиснул зубы, и схватил огромной ручищей её правую грудь.

— Не думай, что ты избежала всего, дорогая. Ты никуда ни денешься. Я прослежу, чтобы это было для тебя намного хуже, чем могло быть сегодня.

Он тихо засмеялся, сжимая её грудь.

— Так же хуже, как и для него.

Кэлен не могла понять, как что-то может быть ещё хуже, чем могло бы быть. Она могла предположить, что он, насильно мог внушить жертве чувство вины. Так считал Джегань, так думал Орден, что жертва виновна всегда.

Он неожиданно спихнул Кэлен с кровати. Она больно ударилась об пол, но падение немного ослабил мягкий ковёр.

Джегань посмотрел на неё.

— Будешь спать на полу, прямо здесь, у кровати. Позже, я возьму тебя в постель. — Он ухмыльнулся. — Когда твоя память вернётся, когда это уничтожит тебя. И тогда я дам тебе то, что заслуживаешь, то, что лишь я могу дать тебе, что только я могу сделать, чтобы разрушить твою жизнь… и его.

Келен легла на пол, боясь пошевелиться, опасаясь, что он изменит своё решение. Она почувствовала сильное облегчение, что этой ночью не придётся терпеть насилие.

Джегань устроился на краю кровати, ближе к Кэлен и стал разглядывать её беспокойными чёрными глазами. Он внезапно просунул свою большую ладонь ей между ног, и так неожиданно, что девушка вскрикнула. Он осклабился:

— И если обдумываешь, как бы улизнуть, или ещё хуже, что-нибудь сделать со мной, пока я сплю, то лучше забудь об этом. Ничего не получится. Ты надолго окажешься в палатках, позже, после того, как я обесчещу тебя. Я буду смотреть, как все эти люди будут иметь тебя там, где сейчас мои пальцы. Поняла?

Кэлен кивнула, чувствуя, как слеза скатывается по щеке.

— Если сдвинешься с ковра сегодня ночью, сила ошейника остановит тебя. Желаешь проверить?

Кэлен покачала головой, боясь, что голос не послушается её. Он убрал руку.

— Хорошо.

Она слышала, как Император перевернулся на бок, отвернувшись от неё. Кэлен лежала совершенно тихо, еле дыша. Она не совсем поняла, что произошло сегодня и что это значило. Только теперь она была ещё более одинока, чем когда-либо в жизни — по крайней мере, в той её части, которую помнила.

Странным образом она желала, чтобы Джегань изнасиловал её. Если бы это произошло, она не дрожала бы сейчас от страха, размышляя, что император имел в виду. Теперь она будет просыпаться каждое утро, не зная, вернётся ли память в этот день. Когда она всё вспомнит, то это каким-то образом сделает насилие хуже, сделает хуже всё, намного хуже.

Кэлен верила ему. Он жаждал, желал обладать ею, и она знала, как страстно он хотел этого. Он не остановился бы, если бы всё сказанное им не было правдой.

Кэлен осознала, что больше не хочет знать, кем является. Её прошлое только что стало слишком опасным, для того, чтобы помнить его. Если она узнает, то будет хуже. Лучше оставаться в забвении и оградить себя от этого.

Услышав ровное дыхание императора, а затем низкий гулкий храп, она потянулась и дрожащими пальцами одела трусы и остальную одежду.

Несмотря на то, что было лето, она тряслась от леденящего ужаса. Кэлен накрылась ближайшим ковром, лёжа у кровати. Она знала, что слова Джеганя о последствиях попытки побега лучше не проверять. Спасения не было. Такова её жизнь. Сейчас она лишь надеялась, что всё останется похороненным и забытым.

Если когда-нибудь она узнает, кем является, то жизнь станет бесконечно ужаснее. Нельзя позволить этому случиться. Она останется за чёрной пеленой. С этой ночи она станет новым человеком, уже не тем, которым была. Тот человек умер навсегда.

Её интересовало, кем был человек, о котором говорил Джегань. Страшно даже представить, что собирается сделать с ним император, и как возможно через нее уничтожить этого человека.

Она отогнала мысли прочь. Это её прошлое. Тот человек ушёл навсегда, и пусть так и останется. От глубокого одиночества и отчаяния, Кэлен свернулась в комочек и заплакала, вздрагивая от рыданий.