Деньги не пахнут 7

Глава 4

На столе Гонсалеса, среди кип бумаг и стакана с остывшим кофе, стоял странный предмет – рамка с напечатанным текстом, будто иконой освещённая утренним солнцем из окна. Бумага, потемневшая от прикосновений, содержала не молитву, а нечто иное – бурлеск из сети, ставший вирусным на форуме WSB:

"Вначале на просторах WSB царили бесконечное бахвальство и оправдания. Аккаунты утопали в крови, и народ жил на лапше быстрого приготовления. И тогда Шон сказал: "Да будут шорты!" – и нищие обрели богатство, равное ВВП Франции. И увидел Шон, что их Ламбо прекрасны…"

Лоран, управляющий из "Парето Инвестмент", сдвинул брови и с усталым вздохом покачал головой. Воздух в комнате пах выгоревшими платами от серверов и кофеином. Но Гонсалес, не обращая внимания, протирал стекло рамки мягкой тряпочкой, как музейный смотритель редкий экспонат.

Напряжение в воздухе можно было ощутить почти физически – гул кондиционера, шелест клавиатур, мелькание графиков на мониторах. Когда разговор перешёл к делу, Лоран нехотя поднял взгляд:

– Акции "Вэлиант" начали подниматься с вечера вчерашнего дня.

Эти слова прозвучали глухо, как гвоздь, вбитый в крышку гроба. Для команды, стоящей в коротких позициях, рост цен означал не просто убыток – конец. А графики, словно насмехаясь, рисовали восходящие линии.

– После падения до шестидесяти семи долларов, – сказал Лоран, сжимая губы, – они отыграли до шестидесяти девяти и продолжают расти.

Гул мониторов заполнил паузу. В зале стало душно. Веял запах нагретого пластика и металлического корпуса компьютеров.

Это не было неожиданностью. Ведь все предыдущие атаки касались только моральной стороны "Вэлиант" – этических провалов, сомнительных схем, публичного позора. Но суть бизнеса осталась нетронутой. Финансовая основа компании – как фундамент старого банка, упрямо стоящего в бурю. Рост выручки, безупречная линейка препаратов, инвестиционная привлекательность – всё при ней.

И потому, когда пыль осела, "ценностные инвесторы" увидели в обвале шанс. Как хищники, почувствовавшие кровь, они ринулись в закупку, и акции, дрогнув, пошли вверх.

– Акман, – выдохнул Лоран, будто боялся произнести это вслух, – может ударить в любую минуту.

Слова его прозвучали с лёгкой дрожью, как струна в тишине. Ведь пока акции падали, Акман молчал. Не вмешивался. Он ждал. Как зверь, выжидающий момент для броска. И этот момент приближался.

Грэй, трейдер с лицом, отражающим свет мониторов, не отрывал взгляда от экрана. На десятках дисплеев текли цифры – потоки капитала, словно цифровые водопады.

– В рынок вошла мощная волна покупок, – сказал он, не поднимая головы. – Очень агрессивно. Покупают огромными блоками, один за другим, без попыток скрыться. Очевидное намерение толкнуть цену вверх.

Пальцем он показал на ряды сделок – гигантские объёмы, миллионы акций, вспыхивающие на экране, как сигнальные огни перед бурей.

– И всё – в открытую. Ни одной сделки через даркпулы.

Так не делали. Обычные игроки прятались от взгляда рынка, чтобы не спровоцировать рост. Но этот покупатель шёл напролом, словно не знал страха.

Не требовалось гадать, кто это. Акман начал игру.

– Это вызов, – сказал Грэй глухо. – Прямая декларация войны. "Мы поднимем цену любой ценой. Наплевать на убытки".

Воздух в комнате стал гуще, мониторы светились тревожным голубым светом, словно отдалённые молнии.

– Началось… – едва слышно произнёс Лоран.

Это был "шорт-сквиз". Так называют момент, когда цену акции искусственно гонят вверх, чтобы вынудить шортистов капитулировать. На первый взгляд – всего лишь приём. Но на деле – сражение, беспощадное и хищное.

На Уолл-стрит такие войны велись не цифрами, а нервами. И оружием служили только два элемента: деньги и страх.

Теперь обе стороны готовились бросить в пламя всё, что имели.

Если акции растут – улыбается Акман. Если падают – праздник у Платонова. Но в этой войне победу решает не график и не цифры, а то, кто выдержит дольше. Биржевые сводки, словно морской прибой, гремят на экранах; деньги текут, переливаются, сталкиваются, словно лавина. Победит тот, кто не дрогнет, кто не поднимет белый флаг на краю пропасти. Это не просто битва – это проверка нервов, азарт, от которого кровь бежит быстрее.

Лоран, бледный, будто перед грозой, спросил шёпотом:

– Мы справимся?

Воздух пах металлом, перегретыми проводами и кофе, пролившимся на клавиатуру. Ответ прозвучал тихо, с хрипотцой, но уверенно:

– Придётся справиться. Ведь доску для этой партии выставляли сами.

***

Когда в воздухе запахло "шорт-сквизом", Уолл-стрит загудел, как улей.

– С ума сойти… Это правда сквиз?

– Похоже, дело выльется в нечто грандиозное.

– Только не говори, что нас ждёт вторая "Порше против Фольксвагена"!

Шёпоты пробежали по трейдинг-залам, как электрический ток. Даже старые волки рынка, привычные к штормам, замерли перед мониторами. Глаза – широко раскрытые, горящие, ладони – сжимающие мышки до побелевших пальцев.

"Шорт-сквиз" – это не просто финансовая операция. Это бой, где никто не знает, кто рухнет первым. Когда цена летит вверх, шортисты теряют миллионы. Кто-то богатеет за ночь, кто-то сгорает дотла.

– Как думаешь, кто победит? –

– У Акмана больше шансов. Имя, связи, капиталы.

– А у Шона – народ за спиной. И не такие уж у них мелкие деньги.

– Народ – не армия. Без организации им конец.

– А нам что делать? Вписаться?

– Поторопишься – обожжёшься. Лучше подождать, пока вспыхнет по-настоящему.

И это было не простое любопытство – жадность и страх сплелись в один гул. Потоки капитала начали дергаться, переливаться. Каждый понимал: кто успеет вскочить на эту волну – может разбогатеть мгновенно.

– Скоро начнут двигаться всерьёз, – прошептал кто-то.

И все взгляды повернулись к Акману. Он стоял в центре этой бури, холодный, собранный, будто генерал перед артиллерийским залпом. Глаза – острые, как стекло. Голос – сухой, уверенный:

– Цель – сто двадцать.

Акции "Вэлиант" уже поднялись до семидесяти, но его это не удовлетворяло.

– Любой ценой. Должны дотянуть до ста двадцати.

Всё просто: хочешь роста – покупай. И он уже начал закупку, открыто и агрессивно. Цифры вспыхивали на экранах, как трассирующие выстрелы. Миллионы акций уходили в одни руки. Но и Акман понимал – в одиночку рынок не перевернуть.

– Пора втянуть остальных, – произнёс он спокойно.

– Пусть вся Уолл-стрит включится в игру.

Теперь битва превращалась в войну генералов. Сергей Платонов и Акман – два стратега, каждый со своей армией трейдеров, аналитиков, блогеров, фондов. Каждый стремился переманить на свою сторону "солдат рынка".

– Начинаем. Дайте объявление.

И вскоре новость, как взрывная волна, прошла по бирже. На лентах замелькали заголовки:

"Срочно: Акман увеличивает долю во "Вэлиант" с 10% до 13%".

Рынок вспыхнул мгновенно.

71,29…

72,42…

73,10…

Графики, словно пульс в горячке, взлетали вверх.

Акман, глядя в монитор, тихо произнёс:

– Переходим к следующему ходу.

И вскоре по рынку прокатился новый удар, сильнее первого – волна, от которой у многих задрожали руки. Биржевой воздух стал густым, будто пропитанным озоном перед молнией. Война только начиналась.

Лента новостей вспыхнула, будто кто-то поджёг фитиль:

"Срочно: Valeant объявляет выкуп акций на 500 миллионов долларов."

По залу прошёл гул, как будто мимо пронёсся электрический разряд. Выкуп собственных акций – редкий шаг: компании обычно берегут наличные, словно воду в пустыне. Но не теперь. Valeant встала на сторону покупателей – и это означало одно: Акман уговорил их сыграть по его правилам.

На экранах цифры вспыхивали и гасли, как дыхание живого существа:

73.34…

73.52…

74.34…

Воздух в зале стал тяжёлым, пахнул озоном, горячим металлом и кофе из забытой кружки. Глаза трейдеров, прикованные к мониторам, отражали бегущие графики.

Акман объявил войну. Настоящую. И теперь весь рынок знал: если он победит – акции взлетят к небесам.

Толпы инвесторов, уверенные в его триумфе, ринулись покупать. Доверие к Акману превратилось в пульсирующее давление на цену, в лавину ордеров, которая набирала скорость. Вопрос был один: сколько бойцов перейдут на его сторону?

– Торговый объём в полтора раза выше нормы, – доложил аналитик, едва отрываясь от клавиатуры. – Но пока, похоже, только "ценностники". Надо подождать.

Акман сидел спокойно, как дирижёр перед первым взмахом палочки. Вокруг царило напряжение – воздух звенел, пальцы стучали по столам, мониторы шипели от перегрева.

И вдруг – вспышка.

75.99…

77.39…

79.38…

График, будто почуяв азарт, резко рванул вверх.

– Полпроцента в минуту! Пробили сопротивление на семьдесят восьми! RSI перевалил за семьдесят! "Золотое пересечение" MACD подтверждено! – голос трейдера срывался от восторга.

– В игру вошли моментумщики и кванты! –

На губах Акмана появилась тень улыбки – холодной, уверенной, как лезвие. Моментум-трейдеры и алгоритмические фонды – хищники, нападающие только на запах тренда. Стоило графику показать уверенный рост, и их машины, движимые кодом, мгновенно бросались в бой.

Все индикаторы вспыхнули зелёным, будто кто-то дал сигнал к атаке. Алгоритмы, словно муравьи, двинулись в одном направлении, нагнетая давление. Кривая цены выгнулась, как натянутая струна:

83.04…

85.20…

Valeant пронеслась через отметку $85, оставив за собой след из ошарашенных взглядов.

Но Акман не собирался останавливаться. Любой подъём без подпитки быстро выдыхается – и он это знал.

– Переходим на гамма-сквиз, – произнёс он, тихо, почти ласково.

***

Гамма-сквиз – оружие тяжелой артиллерии. Это не просто покупки акций, а манипуляция опционным рынком. Цель – не конкуренты, а маркет-мейкеры, вынужденные защищаться от взрывного роста.

– Страйк девяносто. Экспирация через две недели. Влить пятьдесят миллионов, – прозвучала команда.

Трейдеры за терминалами молча кивнули. На экранах вспыхнули ордера – десятки, сотни контрактов.

Опционы на покупку – права выкупить акции по фиксированной цене. Акман выбрал страйк $90. Значит, теперь у него было право забрать акции Valeant по этой цене в любой момент.

– Исполнено! – крикнул кто-то из зала.

И началось ожидание. Мониторы мерцали, в воздухе стоял тихий треск вентиляторов, в пальцах чувствовалось вибрационное напряжение рынка.

86.23…

87.42…

89.10…

Когда цена коснулась девяноста, словно кто-то снял тормоза.

91.29…

Трейдеры не сдерживали улыбок. Зал заполнил запах победы – терпкий, горячий, с примесью адреналина. Биржа кипела, а над всем этим стоял Акман – невозмутимый, будто скульптура из камня, наблюдающая, как оживает шторм, вызванный одним словом.

Над биржей стоял горячий, звенящий воздух. Казалось, даже электричество дрожало в проводах серверных стоек, чувствовался лёгкий запах озона и перегретого пластика. На экранах цифры вспыхивали, гасли и снова загорались, будто бесконечная россыпь светлячков.

– Похоже, начались хеджирующие закупки, – раздался чей-то сдержанный голос.

Значит, маркетмейкеры пошли в движение. Акманов план вступил в силу.

Для них это было сродни катастрофе. Если котировка дойдёт до ста долларов, придётся выкупать акции по той цене, чтобы потом продать их Акману за девяносто. На объёме опционов в пятьдесят миллионов убыток в десять долларов с бумаги становился ударом, от которого может закружиться голова.

Выход был один – хеджироваться.

– Всё как ожидалось! Они начали покупки на споте! – выкрикнул один из аналитиков, глядя на график.

Когда цена подскочила к девяносто, маркетмейкеры бросились покупать сами. Если уж не удаётся остановить лавину, лучше ехать на ней, пока не раздавило. Прибыль от этой вынужденной гонки могла компенсировать потери от опционов Акмана.

Так и работала страховка – хедж. По формулам дельты и гаммы требовалось выкупать от тридцати пяти до девяноста акций на каждый контракт, чтобы распределить риск. А у Акмана было двадцать пять тысяч таких контрактов.

Два с четвертью миллиона акций ринулись в рынок, словно плотина рухнула. Цены взвились, трейдеры переговаривались сдавленными голосами.

– Наши ряды пополнились, – произнёс портфельный менеджер, криво усмехнувшись.

– Даже если эти союзники и не хотели ими быть, – добавил другой.

Маркетмейкеры вовсе не были на стороне Акмана. Каждый из них мечтал, чтобы цена наконец пошла вниз. Но их собственные алгоритмы управления рисками превращали их в невольных поджигателей. Они заливали рынок топливом, усиливая пламя, которое разжёг Акман.

96.34…

97.09…

98.04…

Но процесс не остановился. Новая волна покупок, вызванная действиями маркетмейкеров, сработала как сигнал.

Моментум-трейдеры, алготрейдеры и фонды, следящие за трендом, словно хищники, почуяли кровь. Графики мигнули зелёным, и тысячи автоматических систем включились в работу.

Купи. Ещё. Ещё.

И вновь дельта и гамма изменились, заставляя маркетмейкеров покупать ещё больше. Началась цепная реакция, когда покупка вызывала следующую покупку.

99.02…

99.93…

100.21…

Гул в зале нарастал, как перед грозой. Казалось, воздух вибрировал от напряжения серверов и голосов трейдеров.

Но такой темп не мог длиться вечно. Любой импульс иссякает, любой шторм находит свой предел.

Акман хладнокровно отметил спад на графике.

– Следующий страйк – сто три. Ещё пятьдесят миллионов, – произнёс он, будто приказывает зарядить орудие.

Машина вновь задышала, графики дрогнули, линии пошли вверх.

– Ещё. Страйк сто восемь. Пятьдесят миллионов.

Для нового выстрела требовалось одно – капитал.

Пока у Акмана были деньги, он мог толкать цену выше. Это и была война капиталов – холодная, сухая, бездымная. Сражение, где вместо пороха – ликвидность, а вместо пушек – опционы.

Дни шли, как в лихорадке. Рынок кипел, словно раскалённый металл в тигле. После серии мощных атак акции Valeant превысили даже те цели, что были установлены вначале.

125.23…

126.12…

127.09…

Ещё неделю назад цена едва держалась на уровне шестидесяти семи. Теперь же котировки пробивали отметку за отметкой, будто шли по ступеням к небу.

Акман обернулся к исполнителю.

– Петля обратной связи?

Тот кивнул, улыбаясь:

– Началась.

Уголки губ Акмана дрогнули. Капитал больше не требовался. Рынок сам подхватил движение.

И теперь грядёт не рост – а воронка. Та самая адская петля, где страх порождает страх, а покупки тянут за собой новые покупки, затягивая всех в бездонный вихрь.

Социальные сети в тот день гудели, словно потревоженный улей. Повсюду раздавались крики отчаяния мелких инвесторов, которые бездумно поверили Сергею Платонову и бросились в короткие продажи, не подозревая, что сами затягивают на шее петлю.

"Что такое маржин-колл? Как этого избежать? Кто-нибудь, объясните, пожалуйста…"

"Говорят, если не внести деньги в течение суток, всё пропадёт… это правда?"

Одно лишь это слово – "маржин-колл" – заставляло холод пробегать по позвоночнику каждого игрока рынка. В отличие от опционов, где продаются лишь права, шорт – это заём акций, настоящих, живых, с биржевой отметкой и рыночным дыханием. А каждый заём требует залога.

Брокеры, как стальные кассиры в белых перчатках, требовали тридцать процентов от стоимости бумаг. Но если котировки вдруг взлетали вдвое, требуемая сумма залога возрастала, будто чудовище, пожирающее всё на своём пути. И тогда брокеры, безжалостно холодные, требовали доплату. Это и был тот самый маржин-колл – беспощадный звонок к действию.

На форумах царил хаос. В ветках сообщений мелькали обрывки человеческих трагедий. Один студент, решивший рискнуть деньгами, отложенными на обучение — пятнадцать тысяч долларов – выкладывал паническое сообщение:

"Нужна срочная помощь! Получил маржин-колл по шорту $VX. Это вообще реально?"

Дальше – сухое письмо от брокера, с датами, цифрами, будто приговор:

"Требуемая сумма: $4,125. Срок: 24 часа. При невыплате – минус $1,250, общий убыток $16,250."

Неоплаченный маржин-колл означал не просто потерю капитала, а долг, настоящий, живой, липкий, как холодный пот на висках.

В отличие от обычных инвестиций, где максимум теряется вложенное, короткая позиция могла превратить жизнь в долговую яму. У студента остались два пути: собрать деньги любыми средствами или закрыть позицию и проглотить убыток.

Мысли метались:

"Может, обналичить кредитку? Там ещё есть лимит…"

Комментарии посыпались, как град:

"Первый маржин-колл – самый лёгкий. Привыкай, дальше сложнее."

"Прогноз сюжета:

1. 67 → 140 – лимит по карте сгорел.

2. 140 → 200 – арка родительского подвала.

3. 150 → 300 – сага 'Венди’s'.

4. 300 → ??? – бегство за границу."

"Коллекторы уже ждут продолжения!"

А ведь это было лишь начало. Акции Valeant не собирались останавливаться – кривая продолжала взмывать вверх, будто ракета, разрезающая ночное небо.

И всё же студент не сдавался. В каждой фразе звучала мольба, надежда, как у утопающего, вцепившегося в тонкую соломинку:

"Шон всё ещё держит шорт! Если продержаться с алмазными руками, можно не только до Луны – до Сатурна добраться…"

Да, победа могла достаться лишь тем, кто выдержит до конца. Но вопрос оставался прежним – кто способен выдержать?

"У Шона есть миллионы, чтобы перекрывать маржин-коллы. А ты? У тебя работа в "Венди’s"."

"Ответ на маржин-колл:

Шон – "Какую яхту продать?"

Ты – "Почём нынче почки?""

В этой игре не решимость спасала, а только наличные. Только те, кто мог внести дополнительные средства, имели шанс выжить.

"Но зачем вообще шортить, если были опционы?" – спрашивали другие.

"Думал, падение продолжится… премии были безумно дорогие, а у шорта нет срока…"

"Шортить, потому что премии высокие? Лучшая шутка года!"

Толпа, обманутая жадностью и верой в Сергея Платонова, теперь расплачивалась.

И всё же даже теперь тот студент цеплялся за последнюю надежду:

"А если продержаться чуть дольше? Кредит по учёбе ещё не исчерпан…"

"Проверяешь лимит студенческого кредита? Теперь игра началась по-настоящему!"

"Последний маржин-колл? Так не бывает. За ним всегда идут ещё десять."

Закон короткого сжатия действовал без пощады: когда рынок начинает рваться вверх, страх превращается в топливо, и каждый следующий покупатель подбрасывает угли в пылающий костёр отчаяния.

Рынок словно обезумел. Казалось, стоило кому-то прошептать "ну всё, теперь точно вниз" – и график, будто насмехаясь, взмывал вдвое выше. "Этот пик нелогичен" – и вот уже цена утраивалась. "Дальше расти просто некуда" – и цифры на экране с хищной ухмылкой выстреливали в десятикратное небо.

Так начинались легенды, вроде той, что теперь передавали вполголоса: "Хроники Volkswagen". Тогда немецкие игроки WSB погибли как вид – триста сорок превратилось в тысячу, и рынок проглотил своих создателей.

Теперь страх пахнул железом и потом. Что если акции Valeant действительно взлетят до тысячи долларов? Эта цифра резала мозг, словно нож по стеклу. В груди становилось пусто и холодно, как в лифте, падающем в шахту. Для того несчастного студента это означало маржин-колл в двести тринадцать тысяч. А если не внести — долг в сто семьдесят две. В рублях такие числа звучали как приговор: двести семьдесят миллионов против двухсот двадцати.

Пальцы дрожали на клавиатуре, экран казался пульсирующим существом. В голове шепталось: "Смогу ли удержаться? Соберу ли нужную сумму? А если нет?..". Но страшнее всего было то, что конца этой боли не существовало. Акции могли расти бесконечно, как пламя, которое пожирает само себя, пока не останется лишь белый пепел.

Так короткие продажи превращались в игру на выдержку, в изматывающее состязание нервов. Здесь убытки не имели потолка, а уведомления о маржин-коллах сыпались, как пули.

И в какой-то момент студент сдался. Сбросил руки, объявил капитуляцию:

"Бумажные руки. Сдаюсь."

Финальный отчёт выглядел как надгробная плита: Счёт: минус 16 250. Самоуважение: минус сто процентов. Шон: по-прежнему с "алмазными руками". Он сам: теперь за "Макдональдсом". Мозг: не найден. Ошибка 404.

Следом посыпались другие – тысячи мелких трейдеров, как кости домино. Каждый закрывал позицию, возвращая заёмные акции владельцам. Но каждое такое закрытие означало новое давление на покупку.

И рынок вновь взвился.

215.12…

219.34…

Цена без усилий пересекла рубеж в двести долларов, не встретив ни тени сопротивления.

393.12…

398.29…

Двух дней хватило, чтобы график добрался до четырёх сотен. Так рождался "адский цикл обратной связи". Каждый, кто сдавался, подталкивал цену выше. Чем выше становилась цена, тем больше сдавалось людей. И всё повторялось – без конца, без пощады.

Короткие позиции были так обширны, что рынок превращался в смерч, затягивающий всё живое. Запах перегретого кофе, треск клавиатур, крики аналитиков в наушниках – всё сливалось в один сплошной гул. Волки с Уолл-стрит, чуя этот дикий ритм, не удержались – полезли в игру, усиливая безумие до предела.

Соцсети превратились в кладбище шуток и отчаяния.

"Потерял четыреста тысяч, вложив сто… Зато одна почка осталась."

"Скоростной забег завершён: из студента в бездомные за три маржин-колла. Wi-Fi у мусорки, кстати, отличный."

"Брокер спросил, остались ли органы. Почки – проданы. Печень – в резерве. Мозг – никогда не имелся."

"Он предложил заложить первенца… Дети? Нет. Будущее? Не существует. Гены? Лучше не продолжать."

А где-то вдали, за толстым стеклом и шуршанием купюр, Акман склонился над планшетом. На губах играла едва заметная усмешка.

"Пробовать победить шорт с помощью ещё большего шорта… как глупо."

Эта война не оставляла шансов. Короткие против короткого сжатия – словно люди с вёдрами против цунами. Цикл пожирал всё, что двигалось, оставляя лишь пепел долгов и тихие вздохи тех, кто не успел выйти.

Выжившие шли дальше, по лезвию безысходности, в сторону, где ждал не рынок, а годы, растянутые на оплату невозможных долгов.

Но даже это ещё не был конец. Настоящая зачистка только начиналась.

***

Тем временем другие игроки – те, кто ставил на пут-опционы, – горели от беспокойства. Им не грозили маржин-коллы, но у них был свой демон, что ждал в темноте.

Время – вот кто стал их последним врагом. Безжалостный, равнодушный к мольбам и потерям. Каждый опционный контракт жил ровно столько, сколько позволял календарь: истекал в третью неделю месяца. До этого дня оставалось три коротких, сжимающихся, как горло в страхе, суток. Если до того момента акции Valeant не рухнут ниже заданной отметки, все вложенные средства обратятся в пустоту – как дым, растворяющийся в морозном воздухе.

Но действительность оказалась беспощадней любых расчетов. Цена акций уже пробила отметку в пять сотен долларов и продолжала карабкаться вверх, словно опьянённая высотой. В воздухе стоял сухой запах перегретого железа и озона от множества перегруженных серверов. Экран монитора светился белёсым огнем, цифры вспыхивали и гасли, как искры костра на ветру.

В чатах царило отчаяние.

"Открыт набор в молитвенный кружок к экспирации D–3. Участники: тридцать будущих банкротов."

"Ищу машину времени. Требование: чтобы можно было вернуться на две недели назад. Цель: закрыть опционы и спасти душу."

"Награда: пачка путов, которые завтра будут стоить меньше туалетной бумаги."

"О святой Тета, ниспошли на нас обвал, дай рынку упасть и даруй избавление!"

Но молитвы тонули в реве цифр и звоне уведомлений. Где-то далеко, за гулом биржевых систем, было понятно – падения не будет. В этом бесконечном восхождении вниз пути не существовало.

Сообщества трейдеров разрывались криками. Их ярость обращалась в одно имя – Акман.

"Долой мир, где один процент всегда побеждает! Союз пострадавших от геноцида частных инвесторов, собрание первое!"

"Миллиардеры нажимают кнопку "покупаю" только потому, что их самолюбие уязвлено – это вообще реальность?"

"Свободный рынок умер. Теперь всё решает игра Акмана: сколько миллионов он выложит сегодня напоказ?"

Мир торговли оказался поделен давно, и правила писались не для слабых. Если бы это была настольная игра, Акман уже давно забрал бы себе весь банк, оставив остальным смотреть, как мелькают пустые карты.

И всё же – даже в аду всегда находится место для надежды.

Среди толпы потерявших рассудок мелких игроков вдруг проскользнуло слово о спасителе – человеке, который ещё держит оборону. Последний страж коротких позиций, Сергей Платонов.

"Святой Шон выходит на поле! Платонов не закрыл позиции, значит, держимся!"

"Жена: “Пора разводиться.” Муж: “Платонов всё ещё шортит.”"

Причины верить были просты и наивны:

1. Он гений.

2. Он что-то видит.

3. У него есть план.

Толпа цеплялась за эти три строчки, как утопающий за бревно. Им казалось, что Платонов найдёт брешь, поднимет из тьмы спрятанную правду, вскроет гниль под позолоченной поверхностью Valeant. Ведь он – человек, что управлял десятимиллиардным фондом. Значит, способен бить богатого богатством.

Теоретически шанс существовал. Можно было заново запустить мощную волну продаж, залить рынок акциями, арендованными у крупных держателей, создать искусственный переизбыток предложения. Или сыграть через путы – устроить обратный гамма-сквиз, подрубить ветви снизу.

Однако Акман, сидя в тишине своего кабинета, сказал негромко, почти равнодушно:

"Сейчас он не двинется. Не в этот момент."

На дворе стоял конец ноября. Ни один уважающий себя управляющий не станет рисковать перед Рождеством. Впереди – декабрь, сезон так называемого "ралли Санты". Когда рынки растут, словно напитанные праздничным духом. Когда компании подгоняют квартальные отчёты, чтобы показать инвесторам красивую картинку. Когда фонды наводят лоск на годовые отчёты, придавая им вид победы.

Даже простые игроки вливают деньги в рынок, опьянённые премиями и ароматом глинтвейна. Воздух пахнет корицей, биржи полнятся звоном колокольчиков, а графики упорно карабкаются вверх, будто сами чувствуют приближение праздников.

В такое время стрелу в небо пустить можно, но ветер всё равно собьёт её назад. Любая атака обречена.

И потому Платонов будет ждать. Январь принесёт холод и усталость. Рождественские гирлянды погаснут, отчёты обернутся пеплом, а праздничная эйфория сменится похмельем. Вот тогда – в морозном воздухе нового года, когда запах хвои сменится запахом гари, – начнётся настоящий бой.

Экономика дрожала, словно больной на морозе: Китай замедлял шаг, Европа кашляла рецессией, цены на нефть метались, как пламя в сквозняке, а слухи о новых решениях Федеральной резервной системы текли по рынкам, вызывая нервную дрожь в каждом тикере. Индекс волатильности, словно прибор на пульте управления перед бурей, бил тревогу – стрелка дрожала у красной зоны.

Казалось, декабрьский встречный ветер вот-вот сменится попутным, и тогда январь принесёт перемены. Потому Сергей Платонов, по всем законам здравого смысла, должен был действовать именно тогда – после праздников, когда рынок протрезвеет. Он выжидал. Хладнокровно, как охотник, замерший в засаде.

Акман не ошибся. Ноябрьское истечение опционов подошло, но Платонов так и не вышел на сцену.

И тогда тысячи частных игроков, поставивших всё на ноябрьские "путы", оказались выброшены из игры. Их экраны встретили их безразличными словами:

"Ошибка входа в аккаунт. Баланс – не найден. Портфель – не найден. Воля к жизни – отсутствует. Проверка реальности – пройдена."

Под фотографиями рушащихся графиков появлялись надписи, будто эпитафии:

"Верил в Шона."

Причина смерти: ноябрьские опционы.

Новостные ленты полнились язвительными заголовками:

"Легендарный герой превращается в злодея."

Преступление: алмазные руки. Жертвы: весь Уолл-стрит-бетс. Позиция Шона: "Всё ещё в шорте?"

На форумах кипела ненависть, перемешанная с отчаянием:

"Если он шортил весь миллиард, у него сейчас маржин-колл миллионов на четыреста. Но, с его десятимиллиардным фондом, он, наверное, просто пьёт латте и переводит средства."

Гнев толпы постепенно сместился на Сергея Платонова. Поначалу в него ещё верили – особенно те, кто поставил всё на декабрьскую экспирацию.

"Братья и сёстры, святой Шон готовится! Сейчас он копит сухой порох! Декабрь – месяц обетованный!"

"Пророчество Шона: на шестьдесят девятый день он поразит "лонгов"! Верные, держащие декабрьские "путы", вкусят изобилие! (Источник: поверь на слово)"

"Скоро он займёт миллионы акций и обрушит на рынок цунами, которое не выдержит даже ковчег Ноя! Хвала грядущему дню!"

Но дни текли. Декабрь наступил, мороз хрустел под ногами, а Платонов оставался неподвижен, будто превратился в камень. До истечения сроков оставалось две недели. Чаты взорвались злостью:

"Он серьёзно просто сидит и смотрит, как нас сжигают заживо?"

"Ждёт? Слепой, что ли? Время включить мозги!"

"Пока мелкие инвесторы тонут, он, наверное, попивает чай в зале заседаний и шепчет: "Подождём ещё немного." Тошно."

"Это справедливость – когда ты один в плюсе, а нас выжигает дотла? Верить твоему супергеройскому шоу было самым позорным решением в жизни."

"Если он промолчит до середины декабря – берём факелы и жжём "Парето". Пусть заранее оформит страховку от пожара."

Акман, наблюдая за этим кипящим хаосом, позволил себе довольную улыбку. Проклятия теперь летели не в него. Платонов становился удобной мишенью, новым злодеем, и всё складывалось идеально. В комнате пахло кофе и дорогим деревом. На календаре красным кругом был обведён конец года – и всё шло по плану.

Но вдруг… Хлопок двери, словно выстрел. Портфельный менеджер ворвался, запыхавшийся, глаза горят.

– С-сергей Платонов сделал ход!

Акман резко поднял голову. Не может быть. Первая неделя декабря. Рано. Невероятно. Он должен был ждать января.

– Что значит "сделал ход"? – голос Акмана хрипел, будто от дыма.

– Платонов подал отчёт 13D! Купил пять процентов акций Herbalife!

Воздух застыл.

– Herbalife?.. – тихо повторил Акман, будто это слово обожгло язык.

Да. Битва началась не на поле Valeant. Платонов ударил по другому фронту – по Herbalife.

А ведь именно там Акман держал свои колоссальные шорты. В висках застучала кровь. Пол под ногами словно ушёл. Две опоры его уверенности – короткие позиции и декабрьское ралли – вдруг обернулись против него.

В Valeant он был "стиском", охотником, выдавливающим врагов из рынка. Но в Herbalife сам оказался "шортом".

Мир перевернулся. И с этого момента началась контратака.