Смерть рыцаря Кальдерона

Этот дом был, наверно, одним из самых старых на этой улице, и при всей своей величественности, производил несколько гнетущее впечатление. Он был сложен из тёмного красноватого песчаника и его стены никогда не знали штукатурки. Две массивные башни по краям сжимали узкий фасад, который был украшен резной аркой, опиравшейся на гранёные полуколонны. Стена над аркой была прорезана двумя ярусами узких окон, обрамлённых узорчатыми рамами, немного смягчавшими суровый вид здания. Взглянув на него, Марк вдруг подумал, что оно вполне соответствует тому образу графини де Сюржер, который сложился у него с малых лет. Она всегда казалась ему такой холодной, суровой и неприступной, и странно было представить, что когда-то она была молода и так хороша собой, что едва не завоевала сердце короля Франциска.

В этот тёмный час дом выглядел зловеще, и горящие на его стенах факелы лишь подчёркивали темноту тяжёлого фасада. В некоторых окнах горели свечи, но большинство из них были темны, и, поднимаясь по ступеням к высокой дубовой двери, Марк подумал, не слишком ли рано он явился к пожилой даме.

Однако он постучал, и дверь отворилась почти сразу. Молчаливый привратник выслушал его и отступил, приглашая войти в нижний зал, погружённый в сумрак. Здесь тоже было мрачно, и каменные арки напоминали старинные замки центральной части королевства. Даже висевшие на стенах гобелены и стоявшие в полутёмных нишах алкорские скульптуры не придавали ему более оживлённый вид.

Проходя за слугой по сумрачным коридорам и залам, он видел бесшумно двигавшихся слуг, при этом вокруг царила тишина, от которой ему было немного не по себе.

Графиня де Сюржер приняла его в своём кабинете, вдоль стен которого стояли шкафы, заполненные старинными книгами. Она сидела за широким резным столом, на котором в строгом порядке были разложены бумаги и письменные принадлежности. Когда он вошёл, она подняла голову от книги, которую читала, и улыбнулась.

— Вы удивили меня своим визитом, господин граф, — произнесла она, жестом указав на кресло возле стола. — За столько лет знакомства вы ни разу не посетили мой дом. Впрочем, вряд ли вам когда-нибудь было интересно моё общество, а теперь вы к тому же так заняты на королевской службе, что, скорее всего, явились ко мне по какому-то важному делу.

Взглянув на неё, Марк отметил, что даже в собственном доме в столь ранний час она облачена в чёрное бархатное платье и на её груди поблескивала филигранная графская цепь.

— Вы правы, ваше сиятельство, я пришёл по делу, иначе не решился бы потревожить вас в столь неподходящее для визита время.

— Не нужно церемоний, — отмахнулась она. — Я встаю рано и занимаюсь делами в тишине и покое, когда другие ещё спят. Это давняя привычка, которую привил мне отец. Когда-то я злилась на него, потому что мне хотелось веселиться всю ночь напролёт, а потом отсыпаться, валяясь в постели до обеда, но теперь я понимаю мудрость его уроков. Мне приходится управлять не только этим домом, но и обширными землями, доставшимися мне в наследство. К тому же я много читаю и веду обширную переписку как со своими друзьями, так и со многими выдающимися людьми нашего времени. Для этого мне приходится быть в курсе их достижений, то есть опять же много читать.

— Я всегда восхищался вашей образованностью, — дипломатично улыбнулся он.

— Это лишь прихоть, — покачала головой она, снова посмотрев на книгу. — Я любознательна и интересуюсь науками, потому довольно скучна для других дам, да и среди кавалеров не много таких, кому будут интересны мои рассуждения. Однако вы здесь не для того, чтоб обсуждать со мной философские трактаты. Что же вас привело ко мне?

— Весьма печальное событие, о котором вы, без сомнения, слышали. Король поручил мне расследовать смерть кавалера де Лапорта.

— Но чем же я могу помочь вам в этом деле? — удивилась она. — Я слышала об этом молодом человеке, но никогда не встречалась с ним. Он служил королю, а я, если и появляюсь во дворце, то лишь навещаю леди Евлалию, с которой меня связывает давняя дружба. Вы знаете, что такое королевский дворец, и понимаете, что покои Жоана и обитель его двоюродной бабушки — это два разных мира.

— Я понимаю это. Однако есть обстоятельства, которые мне необходимо прояснить, а именно то, что вы представили ко двору Маргариту де Ривер, которая в данный момент претендует на роль невесты короля. Как мне известно, кавалер де Лапорт, будучи приближённым его величества, не раз высказывался о вашей подопечной не самым лучшим образом.

— Я слышала об этом и была очень огорчена, — кивнула она. — Не знаю, за что он невзлюбил нашу девочку, но мне доподлинно известно, что он позволял себе высмеивать её происхождение. Я полагаю, он был подкуплен кликой де Байе, который любыми средствами продвигает к трону свою Анжелику.

— А что вы думаете об этой девушке?

— Она довольно красива, — пожала плечами графиня. — Хотя, как мне кажется, ей недостаёт искренности, как, впрочем, многим девушкам, выросшим в столице.

— Вы встречали её во дворце?

— Она с юных лет появлялась на женской половине, чтоб обучиться манерам и ознакомиться с придворными правилами. Как я слышала, она не слишком умна.

— Де Лапорт когда-либо обращался к вам с предложением оплатить его услуги по продвижению Маргариты?

— Вот вы о чём, — усмехнулась она. — Конечно, нет! Я ей никто, лишь принимаю участие в её судьбе, не более того. У неё есть родственники: отец, брат, дед, который, кстати, имеет должность при дворе. Так что нет, ко мне он не обращался.

— Теперь другое обстоятельство, которое вынудило меня обратиться к вам. Дело в том, что кавалер де Лапорт был отравлен очень странным способом. Насколько мне известно, этот составной яд имеет у нас название «Штандарт Кальдерона».

Он внимательно смотрел на неё, и от него не укрылось, что старая дама на какой-то момент потеряла самообладание. Она невольно сжала в кулачки свои длинные сухие пальцы, поджала губы и её взгляд затуманился. Но это длилось лишь мгновение. Она вздохнула, откинулась на высокую спинку кресла и печально кивнула.

— Так вот в чём дело. Вы пришли сюда, чтоб расспросить меня о той неприятной истории, а вовсе не из-за того, что я вызвала сюда Маргариту. Это было давно, ваше сиятельство, и я не люблю об этом вспоминать. Тот случай стал для меня огромным потрясением, моя жизнь рухнула. К тому же я чуть не закончила свои дни на костре. Сама Дама Белой башни ополчилась на меня и, ткнув в мою сторону своим острым пальчиком, заявила, что я ведьма. На моё счастье нашёлся человек, который заступился за меня и доказал мою невиновность, но моя жизнь уже была сломана. Зачем же снова вспоминать об этом?

— Я вижу слишком много совпадений в этих двух делах, — пояснил Марк. — Некто пытается очернить возможную невесту короля, в её доме находят тело мёртвого рыцаря, убитого с помощью редчайшего яда, называемого «Штандарт Кальдерона». Мог ли я пройти мимо такого сходства?

— Я понимаю, — она взяла со стола закладку в виде серебряного пера и какое-то время вертела его в руках, а потом заложила ею книгу, которую читала, и отодвинула её в сторону. — Хорошо, я расскажу вам, как всё было! Этот негодяй Кальдерон явился ко мне ночью, когда отца не было дома и стал делать непристойные предложения. Я хотела прогнать его, но он насильно обнял меня и поцеловал, после чего ему стало плохо, он упал и умер.

— В вашей спальне? — уточнил Марк.

— Откуда вы знаете? — насторожилась она. — Король Франциск обещал сохранить обстоятельства этого дела в секрете!

— Но не от своей тайной полиции, — пожал плечами Марк, уклонившись от ответа.

— Я вижу, вам многое известно, — вздохнула она. — Я скажу вам правду. Он пришёл, чтоб шантажировать меня и тем самым добиться моей благосклонности. Я и раньше слышала, что он добивался некоторых дам подобным образом, однако, не думала, что такое может случиться со мной. Но у него действительно были сведения, которые могли разрушить мои надежды стать женой Франциска. Многие помнят его стариком, но в те годы он был так же красив, как Арман, и каким через десять лет станет Жоан. Это был настоящий Монморанси! Высокий, статный, с синими глазами и великолепными каштановыми кудрями! Я просто потеряла голову, увидев его, и мечтала стать его женой, а вовсе не королевой. И вот это всё оказалось под угрозой! Я вовсе не собиралась уступать Кальдерону, надеялась, что когда он обнимет меня, я подниму крик, сбегутся слуги, и я обвиню его в нападении, после чего ему уже никто не поверит, что бы он не говорил обо мне! Но едва он меня поцеловал, как рухнул на пол и начал задыхаться. Я перепугалась и позвала служанку, а та перепугалась ещё больше и так заголосила, что её вопли были слышны на улице. Внизу собралась толпа, в дом ворвались рыцари короля, они прибежали на крики этой мерзавки, и я уже ничего не могла с этим поделать! К тому же она заявила, что это я убила господина Кальдерона. У нашей семьи при дворе было много врагов, которые воспользовались случаем всё обернуть против моего отца, а я была лишь средством устранить его от трона.

— Но как оказалось, что в вашу помаду был подмешан мускус, а вы об этом не знали?

— Понятия не имею! Может, это сделала та злобная девка, которая погубила мою репутацию? Её подкупили мои конкурентки или эта интриганка Лафайет! Она же ненавидела меня за то, что я отбила у неё короля. А может, такая помада была не только у меня, но и у других дам, с которыми встречался Кальдерон, но не повезло именно мне!

— А откуда у вас была эта помада?

— Не помню, я купила её у какого-то аптекаря. Мне понравился её оттенок.

— Вы всегда покупали помаду у обычных аптекарей?

Она подозрительно взглянула на него.

— На что вы намекаете, господин граф?

— Я не намекаю. Мне известно, что герцогиня Евлалия и её фрейлины, а также дамы благородных семейств заказывают пудру, помаду и притирания королевскому парфюмеру.

— Обычно так и было, но в тот раз… Это была обычная помада с улицы аптекарей, с ароматом фиалок, нежного персикового цвета, — она устало посмотрела на него. — Это было так давно. Я до сих пор не знаю, кто подстроил эту жестокую интригу. Мне жаль, что я ничем не смогла вам помочь. Если у вас больше нет вопросов, мне хотелось бы отдохнуть, — она слабо улыбнулась.

Марк понял, что больше она ничего ему не скажет, и поспешил извиниться за ранний визит и откланялся.

Идя по тёмной улице города, он обдумывал этот разговор и вынужден был признать, что старая дама что-то скрывает. Её объяснение выглядело каким-то неловким, придуманным на ходу. Может, когда тайная полиция расследовала убийство Кальдерона, она и говорила на допросах правду, но все документы были уничтожены по приказу короля Франциска, а допрашивавших её сыщиков уже давно нет в живых.

Время перевалило за полдень, и он вспомнил, что завтракал довольно рано. Однако остановившись на краю Королевской площади, он с сомнением посмотрел в сторону своего дома и свернул в противоположную, туда, где своим величественным фасадом из светлого южного песчаника, украшенным резными колоннами, светился в полумраке другой дворец, похожий на дом де Лорма, но куда более нарядный. Он решил навестить своего деда и за обедом расспросить его о том давнем деле, о котором тот мог что-то знать.

Во дворце маркиза де Лианкура царила суматоха. Обычно здесь, несмотря на большое количество челяди, было довольно тихо. Маркиз любил роскошь, но терпеть не мог шум и суету. А в этот день даже в нижнем зале чувствовалось оживление. Мимо Марка, кланяясь на ходу, пробегали слуги, нагруженные стопками тарелок, большими блюдами, на которых высились горы еды, и подносами с ровными рядами хрустальных кубков. Из глубины дома слышалась музыка, словно там принимали гостей.

— Входите, ваше сиятельство! — услышал он взволнованный голос Теодора Шарбо. — Слава богам, вы пришли, иначе маркиз уже грозился спустить с меня шкуру, если я не найду вас! Я отправил посыльных в Серую башню и к вам домой, но они вернулись ни с чем! Никто не знает, куда вы ушли!

Марк обернулся и увидел своего кузена, который мчался к нему от мраморной лестницы, ведущей в парадные залы. Казалось, если б не привитое ему с детства осознание разделявших их сословных границ, он бросился бы Марку на шею.

— Что случилось? — озабоченно спросил тот, озираясь по сторонам.

— У его сиятельства гости! Он узнал, что в Сен-Марко приехал ваш тесть, барон де Вильфор. Когда-то они были друзьями, и маркиз немедля пригласил его к себе на обед, а заодно ещё нескольких друзей тех времён. И велел накрыть стол…

— Из двадцати семи блюд, не считая десертов, — с усмешкой кивнул Марк.

— О, если бы… — печально улыбнулся Теодор. — Я сбиваюсь с ног, чтоб приём был не хуже, чем, если б его готовили неделю. Кроме бравых и уже слегка выживших из ума стариков, здесь ваша супруга с детьми и граф Клермон со своей супругой. Не хватало только вас. Учтите, маркиз очень рассердился, когда узнал, что вы до сих пор не удосужились засвидетельствовать своё почтение тестю! Но проходите же в большую гостиную! Стой, это не туда! — закричал он, кинувшись за слугой, который тащил куда-то потемневший от времени винный бочонок.

Марк проводил его взглядом и направился к лестнице. Он вошёл в большую гостиную — богато украшенную золочёной лепниной комнату, которую освещало множество свечей, вставленных в витые шандалы. Кивнув радостно махнувшему ему рукой Габриэлю де Клермону и тепло улыбнувшись супруге и её сестре, которые о чём-то шептались в сторонке, прикрывая лица надушенными веерами, он обогнул играющих на ковре сыновей и направился туда, где возле камина устроились старики. Они сидели в креслах с кубками в руках, между ними поблескивали на небольших столиках гранёные кувшины с драгоценным вином из Лианкура.

Обозрев всю компанию, Марк был слегка удивлён, увидев там закалённого в дипломатических баталиях с алкорцами графа де Вандома и престарелого графа Рибера-Артуа, ныне славного лишь тем, что он являлся пожизненным судьёй на королевских турнирах и потому исправно спал в тронной ложе каждый раз, когда рыцари съезжались в Сен-Марко, чтоб помериться силами. Теперь он бодрствовал, но сидел опустив голову на руки, сжимающие упирающуюся в пол трость и радостно осматривался по сторонам, видимо, пытаясь понять, куда его привезли. Впрочем, увидев Марка, он оживился и проскрипел:

— А вот и Эрнан пожаловал!

— Это не Эрнан, — наклонившись к нему, громко проговорил де Вандом. — Это его внук.

— Погоди, я думал, что Марк — внук де Лианкура! — прогрохотал граф де Фуа и обернулся к маркизу. — Он же де Лорм!

— Верно, — проворчал тот. — Просто сынок Эрнана когда-то сбежал с моей дочерью, так что у нас с ним теперь общий внук.

— Несомненно, наделённый достоинствами обоих дедов! — рассмеялся де Вандом.

— У де Лианкуров всегда всё лучшее, даже внук! — закивал де Фуа.

— Что это значит, Марк? — изобразив сердитую гримасу, произнёс маркиз, в то время как лакей уже тащил к камину ещё одно кресло. — Твой славный тесть уже пару дней в Сен-Марко, а ты ещё не удосужился засвидетельствовать ему своё почтение!

Марк бросил на маркиза сумрачный взгляд, но воздержался от колкой фразы, вертевшейся на языке.

— Прекрати, Бертран, — рассмеялся полноватый старичок, сидевший рядом с ним. Он был одет в выцветший камзол из коричневого бархата, широкий кружевной воротник на его плечах уже слегка пожелтел от времени, но на ухоженных пухлых руках мерцали драгоценными каменьями дорогие перстни. — Мадлен всё объяснила и передала мне его извинения. Он служит королю и прежде должен являться на его зов, а уж потом ко мне.

Марк понял, что это его тесть барон де Вильфор, и почтительно поклонился ему.

— И всё же я счастлив видеть вас, ваша светлость. И уверяю, что в самое ближайшее время мы с радостью пригласим вас в наш дом.

— Да, дом де Лорма, — пробормотал барон, доброжелательно поглядывая на него. — Давно я не был там. Кто б мог подумать, что когда-нибудь моя непутёвая дочка станет хозяйкой этого великолепного дворца. Как странно повернулась жизнь, Бертран, твоя дочь вышла за сына Эрнана де Сегюра, а моя — за вашего внука…

— Это лишь доказывает святость старой дружбы! — граф де Вандом поднял кубок и посмотрел на Марка. — Я слышал, что король поручил вам расследовать смерть этого наглого негодяя де Лапорта, ваше сиятельство? — поинтересовался он. — Не могу сказать, что был очень огорчён его кончиной, но мне любопытно, кто же всё-таки дотянулся до его горла. Вы что-нибудь выяснили?

— Не так много, — признался Марк, сев и взяв с подноса наполненный вином кубок. — Собственно потому я и пришёл к своему деду. Мне хотелось кое о чём его расспросить.

— Не смотри на меня так, словно ждёшь, что я продолжу отчитывать тебя, — усмехнулся маркиз. — Ты приходишь ко мне не только по делу, потому мне грех жаловаться на отсутствие внимания с твоей стороны. Я слегка пожурил тебя для порядка, но до твоего прихода расхваливал на все лады. Я с радостью отвечу на твои вопросы прямо сейчас, если это не связано с государственными секретами. Хотя совершенно не знаю, чем могу помочь в твоём расследовании. Я услышал имя де Лапорта только в связи с его смертью.

— Дело в том, что он был отравлен странным ядом, который называется «Штандарт Кальдерона», — пояснил Марк.

— Ах, вот оно что… — пробормотал маркиз и задумчиво взглянул на де Вельфора. — Ты ведь помнишь тот случай, Ленар?

— Ещё бы, — кивнул тот, помрачнев. — Это была очень неприятная история, оставившая больше тайн и загадок, чем ясности.

— Вы тоже участвовали в том деле? — Марк повернулся к тестю.

— Мы все, так или иначе, участвовали в нём, — услышал он голос де Вандома.

— Мы входили в число ближних рыцарей короля Франциска, — кивнул де Вильфор, — и только вернулись с войны, чтоб перевести дыхание и снова ринуться в бой на алкорцев. Мы наслаждались славой и почестями героев, а заодно и вниманием дам. Мы все тогда были молоды и ещё не женаты. Постарше был только Рибер-Артуа, он слыл тогда великим воином и взял нас под своё крыло, обучая боевому искусству и поддерживая при дворе.

— Тогда и появился этот Кальдерон, — проворчал де Фуа так, словно имя этого рыцаря было грубым ругательством. — Никто не знал, откуда он приехал и кто он такой, но при нём были грамоты нескольких городов и он был допущен к турниру. Приз тогда был немалый, потому что в турнире участвовал сам король. И в первых турах этот выскочка действительно блеснул отменным мастерством, но потом, когда на ристалище вышли сильные противники, оказался обычным мошенником.

— Как это может быть? — Марк с удивлением взглянул на деда.

— Ты сам выступаешь на турнирах и представить себе не можешь, как кто-то решается жульничать на королевском, но так и было, мой мальчик, — кивнул маркиз. — Я первым испытал это на себе. Я выехал против него на ристалище, и мы помчались друг на друга, и в этот миг что-то ярко блеснуло на лбу его коня. Эта вспышка едва не ослепила меня, а мой конь сбился с шага и споткнулся. Я с трудом удержал его, но в тот момент Кальдерон ударил меня копьём в грудь. Я вылетел из седла и выбыл из турнира. К тому же я неудачно упал и повредил плечо. Я подумал, что всё это только случайность, но, наблюдая за следующими турами, заметил, что кони противников Кальдерона странно ведут себя на ристалище. Они спотыкаются, сворачивают в сторону, неожиданно начинают пятиться назад. Я заявил, что Кальдерон мошенничает, околдовывая коней, но он поднял меня на смех, заявив, что я просто не умею скакать верхом, и никто в этом не виноват. Он победил в том турнире, выбив из седла и Франциска, и получил приз, а нам пришлось раскошелиться, чтоб выкупить у него наших коней и доспехи.

— Короче, он сорвал куш, — кивнул де Фуа. — Но на пиру после турнира мы поговорили, и вынуждены были признать, что все наши поражения произошли из-за того, что в какой-то момент наши кони чего-то пугались. Это был лошадиный морок!

— Что это такое? — удивился Марк.

— Мы уже позже выяснили это, — нехотя пояснил де Вандом. — Это магия какого-то полудикого племени на севере. Амулет в виде узорчатой пластины с подвесками, который вешается на лоб лошади, и тогда все встречные кони её пугаются. Именно такой амулет висел на голове его коня. Мы пошли с этим к королю, но он отказался отменять результат турнира, опасаясь, что его обвинят в том, что он мстит за собственное поражение. Однако он согласился назначить судьёй следующего турнира Рибера-Артуа, а тот обещал, что собственной рукой снимет эту пластинку с морды лошади Кальдерона. Но этот мерзавец не пожелал участвовать в следующем турнире, сославшись на ранение.

— Как опытный мошенник, он понимал, что дважды одурачить нас не получится, — проворчал маркиз. — Он так и остался непобеждённым, и это очень злило всех нас. К тому же из-за своей победы на турнире он обрёл популярность в столице, его приглашали на приёмы и пиры, он постоянно приходил во дворец. Мы всюду натыкались на него. Он вообще был крайне неприятным человеком, грубым и чванливым. Твой дед Эрнан де Сегюр как-то разругался с ним и вызвал его на дуэль, но на следующий день слёг в горячке, а Кальдерон обвинил его в том, что он специально притворился больным, потому что испугался.

— Он был человеком напрочь лишённым благородства, — кивнул де Вандом, — но в какой-то момент все заметили, что он пользуется симпатией у дам. Правда, потом выяснилось, что он либо покупал их за деньги, либо добивался своего шантажом. Думаю, что за этим он и пришёл к Аделаиде де Сюржер.

— Объясните мне, кем был её отец, — попросил Марк. — Я всё время слышу, что он был влиятелен, но его влияние многим не нравилось.

— Так и было, — кивнул де Лианкур. — Он был очень богат, его обширные земли располагались на северо-востоке. Он занимался земледелием и разводил скот на продажу, торговал зерном, кожами и тканями. Женился трижды и каждый раз вместе с девицей брал богатое приданое землями и деньгами. Приехав в Сен-Марко, он с чего-то решил, что может купить себе высокий пост, а поняв, что при Франциске для продвижения нужно иметь заслуги и достоинства, начал покупать людей, с их помощью продвигаясь наверх.

— Он давал чиновникам взятки?

— Скорее, оказывал некие услуги, — уточнил де Вандом, — которые ставили их в зависимое от него положение, а потом служить ему стало просто выгодно. Он мечтал стать коннетаблем, и кое-кто поддерживал его амбиции, хотя все военные бароны понимали, что на войне от него не будет никакого проку, ещё хорошо, если не будет вреда. И король твёрдо заявил, что коннетаблем его не назначит. И как раз в то время встал ребром вопрос о женитьбе короля. Красавицу де Лафайет, при всех её достоинствах, никто не желал видеть королевой. К тому же она была фавориткой, и надеть на неё корону было уже невозможно. Во дворец со всего королевства слетелись красотки и богатые наследницы, а де Сюржер вытащил из рукава свой козырь — Аделаиду.

— Она действительно была очень хороша, Марк, — кивнул маркиз. — Если б я не был тогда влюблён в мою дорогую Марию, то, может, и сам влюбился бы в неё. Все при дворе были очарованы ею…

— Он говорит о мужчинах, — усмехнулся де Вандом, — хотя не все. Твой дед барон де Сегюр не поддался её чарам, может потому, что он тогда уже тоже был обручён с твоей бабушкой. Так вот, Эрнан сразу заявил, что она морочит всем голову, и если в кого и влюблена, то вовсе не в короля.

— Просто в какой-то момент она попыталась его соблазнить, — проворчал де Фуа таким тоном, словно сожалел, что сам не был в тот момент на месте своего друга. — Эрнан обожал Франциска и был оскорблён тем, что девица, которая претендует на роль супруги короля, строит глазки его рыцарям. Потому он и решил вывести её на чистую воду. А потом он вдруг получил письмо без подписи, в котором указывалось, что ночью к Аделаиде де Сюржер явится на свидание Кальдерон.

— Я видел это письмо, — кивнул де Вильфор, — и оно меня взволновало. Я как-то не принимал всерьёз недовольство Эрнана этой девицей, а тут вдруг увидел доказательство его подозрений, да ещё упоминался столь ненавистный нам Кальдерон. Я предложил де Фуа, де Сегюру и ещё двум друзьям, увы, позже погибшим на войне, проследить за домом де Сюржера. Мы видели, как к дверям подошёл мужчина в плаще с капюшоном. Он скрывал лицо, но мы узнали Кальдерона. Он постучал и его тут же впустили. Мы не знали, что делать дальше. Не могли же мы среди ночи ворваться в дом графа де Сюржера! И тут произошло то, что дало нам такую возможность. Из дома послышались женские вопли. Кто-то звал на помощь и кричал, что кого-то убили. Собралась толпа, кто-то побежал за стражей, а мы ринулись к дверям. Испуганный привратник впустил нас, мы поднялись на второй этаж. Та женщина ещё кричала, но это была служанка. В спальне мы увидели на полу труп Кальдерона, над которым стояла бледная как смерть Аделаида. Следом за нами появился патруль городской стражи, а служанка завопила, что рыцаря убила её хозяйка.

— Бедняжка Аделаида, — ностальгически вздохнул де Фуа, — она столько пережила после этого! Ты знаешь, что её обвинили в колдовстве и чуть не сожгли на костре? Но потом наш друг… как его звали? Тот, что увлекался алхимией и взялся доказать её невиновность?

— Сильвер Мун, — кивнул маркиз. — Я рассказывал тебе о нём, Марк. Это он уговорил короля провести тщательное расследование и провёл его! Он и выяснил, что применялся этот странный яд, а девице в помаду кто-то подмешал мускус.

— Значит, это была интрига, — задумчиво произнёс Марк. — Кто-то знал о намерении Кальдерона той ночью пойти к ней, подбросил моему деду письмо и подмешал в помаду мускус белого бобра. Может, он, и правда, подкупил служанку, чтоб привлечь внимание к происходящему и не дать Аделаиде избавиться от трупа… К тому же именно эта служанка указала на неё, как на убийцу. Но кто это мог быть? — он взглянул на деда.

— Мы не знаем, — покачал головой тот. — Тогда мы были более воинами, чем царедворцами. Нас интересовали война, турниры, оружие и дружеские пирушки подальше от дворца. Все эти придворные дела с их интригами казались не более чем крысиной вознёй у трона, кипевшей в то время, как мы проливаем кровь за короля. Мы презирали их и сторонились. Разве что де Вандом, который уже тогда подвизался на дипломатической службе, что-то знал?

— Нет, — ответил тот. — Я был лишь офицером при главе дипломатической палаты. Помню лишь, что все эти склоки из-за грядущей женитьбы короля казались мне запутанными и неприятными. Тогда, помню, эти девицы ни чем не гнушались, ни клеветой, ни оскорблениями. Масла в огонь подливала и красавица де Лафайет. Она уже поняла, что дни её величия и славы сочтены и скоро её попросят убраться из королевских покоев. Она превратилась вфурию, и с наслаждением стравливала претенденток и продвигавшие их клики. Падение Аделаиды де Сюржер тогда было встречено едва не ликованием. Если честно, я был рад, когда маркиз де Рошамбо привёз свою юную дочь, и король сделал свой выбор. Прекратились все эти неприятные ссоры и интриги при дворе.

— Послушай, Марк, — оживился маркиз, — ты ведь хорошо знаешь эту старую сплетницу графиню де Лафайет! Вот уж кто тогда точно знал тайную подоплёку всех интриг! Расспроси её! Она с удовольствием расскажет тебе об этом!

— И то верно, — усмехнулся де Вандом. — Надеюсь только, что это дело не её шаловливых ручек!

В гостиную вошёл Теодор, и на его лице причудливо смешались облегчение от того, что он выполнил приказание своего грозного сеньора, и волнение: устроит ли этого сеньора столь тяжко давшийся ему результат трудов.

— Обед подан, ваше сиятельство, — доложил он.

— Что ж, идёмте за стол, — радостно улыбнулся маркиз, — И я надеюсь, для застолья у нас найдутся более приятные темы, чем убийства!

Марк пробыл у деда до самой ночи. Общение со стариками, особенно с де Вандомом и де Вильфором, которые, как и его дед, сохранили ясный ум и твёрдую память, было для него очень приятным и полезным. Он с улыбкой слушал их полные ностальгии воспоминания, смеялся их шуткам и запоминал некоторые пикантные подробности придворной жизни при короле Франциске, которые могли ему пригодиться в будущем.

Было уже довольно поздно, когда он засобирался домой. Ему кое-как удалось оторвать супругу от беседы с сестрой, которую они вели за кувшинчиком сладкого дамского вина, а потом отыскал в соседней с пиршественным залом гостиной сыновей, в обнимку спавших в большом резном кресле, обитом синим бархатом. Слуги вызвали из дальних помещений Эдама и Шарля, которые крайне неохотно покинули компанию оруженосцев, пировавших в трапезной для слуг.

Они вышли на Королевскую площадь, когда она уже почти опустела. Только дворники заканчивали подметать отполированную до блеска брусчатку после вечернего гуляния горожан, да где-то вдалеке проходил патруль городской стражи.

Небо над столицей королевства налилось сочной синевой, предвещавшей светлое утро. Марк нёс на руках Валентина, что-то бормотавшего во сне. Армана в его кружевах бережно прижимал к себе Эдам, в то время как Шарль шёл позади, положив руку на эфес меча и грозно озираясь по сторонам. Мадлен шла рядом с Марком, уцепившись за его локоть и кутаясь в бархатную накидку.

— Отец от тебя без ума, — бормотала она, обращаясь к мужу. — Я понятия не имела, что в молодости он был так дружен с обоими твоими дедами, а теперь так неожиданно породнился с ними. Он счёл это забавным и всё же очень горд. Он говорит, что ты похож на обоих, так же статен и красив, и от тебя веет благородством.

— Осторожнее! — воскликнул он, когда она поскользнулась на влажной брусчатке мостовой и, чтоб удержаться на ногах, крепче вцепилась в его руку. — Закрой рот и смотри под ноги.

Какое-то время она шла молча, но потом снова что-то забормотала, однако, они были уже возле дома. Передав детей слугам, хозяева отправились спать. Мадлен уснула сразу, а Марк ещё какое-то время лежал в постели, обдумывая то, что узнал от стариков о том давнем убийстве мошенника Кальдерона.

Загрузка...