* * *

Согласно широко известной городской легенде, американские заключенные перед казнью имеют право заказать любое любимое блюдо. Большинство заключенных, по той же легенде, заказывают себе жареную курочку из KFC. Я бы с удовольствием поменялась с ними местами — я съела последнюю ириску еще утром, и замерзать насмерть мне, видимо, придется на пустой желудок.

Не прямо чтобы совсем сейчас, но в ближайшие часы. Я сидела в палатке и вспомнила фильм «Космический рейс». Старый, еще довоенный. 1935 года. Самая я его не смотрела, стилистика совершенно не моя — я даже «Касабланку» не осилила. А фильм, про который я рассказываю, совершенно не «Касабланка» — я как-то под настроение несколько фрагментов на «Ютубе» пролистала, и если картонные декорации я еще как-то могу объяснить годом съемки, то картонной игре актеров нет оправдания ни тогда, ни сейчас.

Сюжет фильма пересказал мне отчим. И надо сказать, что в его пересказе фильм понравился мне много больше. Может быть потому, что он был увлечен космосом. Бредил романтикой дальних странствий и других планет. И это его увлеченность, к несчастью, передалась и мне. Вы уже знаете, куда заводят мечты.

Ну и хватит о грустном. Давайте о фильме. Это история первого полета человека на Луну, который состоялся перед самой войной. Ученые СССР построили космический корабль, который, взлетев с Земли, мог высадиться на Луну и вернуться, примерно как строящийся сейчас Big Fucking Rocket Маска.

Но поскольку для достижения Луны кораблю нужно выйти за пределы магнитного поля Земли, и испытать воздействие чудовищных космических лучей, решено было сначала запустить маленькую космическую ракету с кошкой. Чтобы узнать, сможет ли выжить человек. На ракете была установлена лампочка, которая мигала, сигнализируя, что с кошкой всё в порядке.

Ракета с кошкой благополучно преодолела радиационные пояса, но при посадке на Луну наклонилась и упала. И ученые, наблюдая за местом посадки в телескоп, решили, что кошка погибла — не выдержала радиации. Вылет ракеты с людьми был отменен. Но создатель ракеты, профессор Карин, решил, что нужно рискнуть. И нарушив запрет, он вместе с командой пробирается в ракету и стартует к Луне. С эстакады в Подмосковье.

Ракета благополучно пересекает радиационные пояса, но во время прилунения также получает повреждения — поверхность усыпана валунами, и ракетам просто негде сесть. Так что наши герои оказались в ловушке на Луне — они не могут сообщить на Землю о том, что выжили, не могут стартовать и у них кончается кислород.

На Земле тем временем царит уныние. Экипаж профессора Карина не вернулся с Луны. Очевидно, и они пали жертвами космической радиации. Запуск второго космического корабля было решено отложить, пока не разработают способ уберечь экипаж от действия лучей.

Но советские космонавты не сдаются. Они находят минерал, из которого профессор может добыть кислород. Они предпринимают вылазку, прыгая с валуна на валун, в условиях легкой лунной гравитации они преодолевают расстояние до корабля с кошкой и ставят его вертикально.

Теперь лампочка, сигнализирующая, что кошка жива, светит на Землю. Земной астроном, в трауре по погибшему коллеге-профессору, в последний раз бросает взгляд на Луну через телескоп. И замечает мигание лампочки в одном из кратеров!

— Лампочка горит — значит, кошка жива! — кричит он, вбегая в кабинет директора института космоса.

— ЛАМПОЧКА ГОРИТ — ЗНАЧИТ, КОШКА ЖИВА!!! — кричит директор института. — Значит, профессор Карин мог выжить! Срочно запускаем вторую ракету!

Вторая ракета летит на Луну, где без проблем садится на расчищенную нашими героями посадочную площадку и после проведения программы исследований возвращается на Землю.

Все спасены. Включая кошку.

Вам понятно, почему я вспомнила об этом фильме? Именно сейчас, когда до моей неизбежной смерти осталось не более чем пара-тройка часов?

Моя жизнь кончится взрывом, а не всхлипом.

Почему так? Просто потому, что это мой медный таз. Моя деревянная летопись. Помните эту историю про австралийскую женщину? Которая погибла, но которую помнят по тем усилиям, что она приложила, чтобы выжить. Помните двух братьев-поморов, выброшенных на пустой остров, где они вырезали свою историю на деревянной доске?

Помните. Я хочу, чтоб вы помнили и меня.

Казалось бы, какая новость может быть важнее, чем то, что счетчик запасов кислорода показывает, что дышать через шесть часов мне будет нечем? Только та, что я гораздо раньше замерзну насмерть. Ночь на Луне убивает.

Почему? Да потому что это Луна. Ночью тут 173 градуса ниже нуля. После захода солнца поверхность охладится до этой температуры за считанные часы. Не берусь судить, что убьет меня быстрее — кислородное голодание или переохлаждение. Итог всё равно один. Мой обледенелый труп найдут спустя годы, если, конечно, человечество сумеет преодолеть болезни роста и из него вырастет что-то приличное, а не садок для толстосумов и их челяди. В этом случае люди снова поднимут головы к звездам. И вспомнят про меня.

О том, как я шла, боролась, страдала и побеждала. И что мои усилия были взвешены, измерены и найдены недостаточными. Но это не обесценивает моих побед. Как не обесценила гибель героизм австралийки.

Но это будет позже. Я хочу, чтобы о моем пути люди узнали сейчас. Пока я еще жива. Пока я еще способна почувствовать их эмоциональный отклик.

Именно поэтому я сейчас сижу в своем узкой переносной норе и переделываю навигационные ракеты. Смешиваю похожее на пластилин ракетное топливо со стружкой из магниевого сплава, которую я получила, исшкрябав имеющимся среди инструментов напильником кусок своего луноцикла. Насколько помню, напильник в своей миссии я использовала в первый и последний раз.

Конечно, я могла бы взорвать взрывчатку Багажа. Взрыв получился бы более сильным. Таким, что костей не соберешь. Но моей целью вовсе не стоит прекращение мучений. Хоть я и понимаю, что смерть от переохлаждения мучительна, я пока была настроена помучаться. Возможно, что я потом передумаю, но пока так.

Сейчас моей целью является организация последнего в моей жизни салюта.

В момент, когда все телескопы мира направлены на Луну, вспышки света на линии терминатора не останутся незамеченными. Я дам о себе знать, несмотря на забившие эфир помехами американские глушилки. Люди нанесут на карту место, где были вспышки, сопоставят его с местом гибели «Чанъэ» и оценят пройденный мной путь.

Увидят, что я практически достигла цели. Но «почти победила» на самом деле означает, что ты проиграла особо обидным способом, не так ли? Можете смеяться в голос, я не обижусь. На правду не обижаются.

Под конец работы руки у меня были изрезаны и исцарапаны до крови. Боли я не чувствовала, так сильно бурлил адреналин в крови. Организм не желал мириться со скорой смертью, требуя действовать — биться или бежать.

Закончив, я растолкала полученную массу обратно по корпусам ракет. Смеси ожидаемо вышло больше, так что я без сожаления выбросила из корпуса камеры и передатчики, оставив только электронные блоки зажигания. Они и взорвут фейерверки с интервалом в минуту. Первый привлечет внимание, второй даст понять, что это не случайный метеорит на фоне Луны вспыхнул, и убедит включить камеру, чтобы успеть сфотографировать третий.

Стравив без сожаления остатки воздуха, я вышла из палатки.

Передо мной расстилалась прекрасная серебряная страна. Вопреки ожиданиям, ночь на Луне вовсе не означает кромешной тьмы. Ведь в небе огромным голубым цветком сияла полная, прекрасная Земля. В её мягком свете исчезла резкость лунного ландшафта. Окружающие меня скалы светились лёгкой, еле заметной синевой. Сияющие мириады звезд, которые я видела и днем, сейчас подавляли, сияя, словно застывший салют.

Я добавлю в этот салют звезд.

Установив ракеты правильным треугольником, я ввела простенькую программу, которая запустит их с требуемым мне интервалом и побрела вверх по склону. Когда я проходила мимо сваленных кучей вещей, Багаж зажег улыбку и встал, отряхнулся от пыли, потрогал остывающий грунт, после чего брезгливо, словно пробующий снег кот, отряхнул лапу.

Мне даже немного стало неловко за испытанное облегчение. За то, что, увидев Багаж, я сказала себе: «Ты, Даша, умрешь не одна, а в компании робота с интеллектом таракана». Я нашла камень поудобнее и села. Глубоко внизу была видна палатка, сейчас сдутая и мертвая, и три крохотные точки переделанных мной ракет.

— Три, два, один, — скомандовала я.

Первая вспышка показалась мне похожей на молнию. Я не ожидала её, поэтому не сумела подготовиться и увидела только ярко-зеленый отпечаток на сетчатке. Вспышка была настолько похожа на молнию, что я даже замерла, ожидая грома. Который не пришел.

Вторую вспышку я ждала, так что успела разглядеть тени от камней, словно от близкого ядерного взрыва. Мне есть с чем сравнивать, если вы не забыли.

Третью вспышку я банально пропустила.

Разревелась от жалости к себе. Сидела на камне, рыдая, как последняя дура, вытирая слезы просунутой в шлем ладонью. Пока не замерзла.

Встав, я долго раздумывала, не стоит ли мне прекратить всё прямо сейчас, прыгнув с обрыва вниз. А потом решила, что, наверное, не стоит. У меня слишком прочный скафандр — еще выживу, чего доброго. И буду лежать внизу, с переломанными костями, неспособная пошевелиться.

В палатке умереть проще. По крайней мере, теплей. В универсальном зарядном устройстве еще оставался некоторый запас энергии, которого должно было бы хватить на пару часов тепла. Тело теряет энергию через излучение не так, чтоб очень уж быстро.

Я вернулась к оставленной палатке в траурном молчании, сопровождаемая таким же унылым Багажом. Распахнула её, готовясь залезть внутрь, и замерла, боясь поверить своим глазам.

Вмонтированная в куб системы жизнеобеспечения рация весело мигала огоньками, сигнализируя о наличии входящего соединения. Я протолкнула в палатку Багаж и бросилась застёгивать вход.

Снять трубку я смогла только через несколько минут. Но как только стрелка манометра, показывающая давление в заполняемой воздухом палатке, миновала красную черту, я плюнула на предосторожность и выползла из скафандра прямо в разреженный ледяной воздух.

— Дарья у аппарата, — закричала я, нажав кнопку.

В эту же секунду лицо ОО появилось на крохотном экранчике системы двухсторонней видеосвязи. Я впервые видела его без маски и удивилась, насколько банально он выглядит. Обычный скуластый мужик средних лет с носом картошкой и редкой рыжеватой порослью волос, плавно переходящей в лысину. Было заметно, что прошлые несколько дней дались Координатору нелегко — его серые глаза покраснели от бессонницы, одутловатые щечки покрывала недельная щетина, вспухшие мешки под глазами налились синевой.

Несмотря на сказанное, лицо не отталкивало. Возможно потому, что сейчас, несмотря на видимую усталость, ОО сиял радостью.

— Дарья, ты жива! — восторженно закричал ОО.

— Пока еще да, — с сарказмом ответила я, — но видимо ненадолго.

На самом деле, я была безумно счастлива, что умру не в одиночестве, но просто не хотела этого показывать.

— Даша, эти вспышки! Это гениально! Как ты додумалась, что нужно подать сигнал?

— Ну, — сказала я, — логично попросить помощи, если ты в полной жопе.

— Это пустяки, Дарья, это мы сейчас поправим! — восторженно закричал ОО. — У тебя ровер цел?

— В каком-то смысле да, — сказала я, не понимая, куда он клонит.

— СДФ сейчас с тобой?

— Возможно, — сказала я, — а это, вообще, что такое?

— СДФ, — разборчиво, словно ребенку, продиктовал ОО, — сокращение от первых букв латинских слов: слуга, защитник, носильщик.

— Если ты про мой слабоумный чемодан, то тоже да. Я на нём сижу, — сказала я, так как затащила Багаж с собой в палатку, чтобы надеть хоть какую-то одежду перед сеансом радиосвязи. Но не успела. Я представила, какую картинку видит перед собой ОО (судя по горящим по бокам куба лампам подсветки, связь велась в двустороннем режиме), и плюнула. Не до этого.

— Слава богу, — с видимым облегчением выдохнул ОО. — Дарья, ты спасена!

— Не говори гоп — примета плохая, — сразу одернула ОО я, так как не собиралась тешить себя напрасными надеждами. Умерла, так умерла.

— Ну что может пойти не так? — чуть натянуто хохотнул ОО. — Ты великолепно справилась. Тебе осталось проехать всего четыреста метров.

— …и сотню из них я должна пролететь. Мой луноцикл не умеет летать, если ты не забыл.

— Пока не умеет, Дарья, пока-а, — почти пропел ОО.

— В каком смысле «пока»? — оторопев, спросила я.

Загрузка...