Дальние берега времени

Глава 16

Чудик всегда предпочитал, чтобы его носили Доки. Теперь я понял почему. Мне было удобно, уютно и покойно, а продвигалась Пиррахис быстро и в то же время мягко. Сойдя с тропинки, мы вступили на территорию хоршей, и Пиррахис пришлось продираться через густой кустарник. Она заботливо оберегала меня от тяжелых, мокрых ветвей, раздвигая их свободными руками. Миновав полосу растительности, служившую разделительной линией между двумя резервациями, мы вышли на открытое пространство.

Два поселения отличались друг от друга так, как отличаются дикость и цивилизация. За нашей спиной остались джунгли. Впереди лежали обработанные поля. Мы оказались на грязной дороге, шедшей вдоль небольшого, около двух гектаров, поля, засеянного каким-то злаком. Из-за колосьев высунулись две змеиные головы с вытаращенными от изумления глазами. Пиррахис не обратила на них никакого внимания и свернула налево.

Дорога, хотя и грязная, была ровной и почти без выбоин, даже несмотря на недавно прошедший дождь. Очевидно, хорши прилагали немало усилий, чтобы содержать свой поселок в должном порядке. Километрах в двух впереди я увидел строение, похожее на огромный шестистенный амбар, но, прежде чем мы успели дойти до него, позади нас послышалось негромкое шуршание. Пиррахис даже не оглянулась, а просто отступила в сторону, предоставляя транспорту всю ширину дороги. Это оказался трехколесный велосипед вроде того, на котором уехал после моего освобождения из тюрьмы Берт. Однако у того был мотор. А этот приводился в движение силой самого ездока, крутившего педали. Мне показалось, что это был один из тех двух хоршей, которые глазели на нас из-за колосьев. Он лежал на спине, энергично работая ногами, и поглядывал то на нас, то на дорогу.

Оказавшись поближе к похожему на амбар строению, я заметил, что оно представляет собой высокий, в четыре или пять этажей, дом, сделанный из переплетения ветвей, с выступающими на каждом уровне балконами. Одни балконы были открыты, другие имели навесы. Кое-где мелькали фигуры жильцов, вышедших, наверное, подышать воздухом. Все строение выглядело так, словно его возвело из бамбука и ивы племя каких-то аборигенов, предшествующее появлению европейских колонизаторов, принесших виски, пушки, мазанки и сифилис.

Дом был самым большим, но отнюдь не единственным. Я заметил несколько навесов и пару любопытных деревьев, окруженных невысокими цветущими кустами. Стволы деревьев были почти до самой верхушки голыми, и лишь наверху ветви расходились веером во все стороны, как у пальм. Самое странное, что все деревья стояли наклонно к земле, под одинаковым углом. Еще одно сооружение напоминало каркас из переплетенных прутьев, возле которого двигалась работа, а когда мы обошли дом, то наткнулись на совершенно иное строение из того же керамического материала, что и моя бывшая тюрьма, только не желтого, а розового цвета. Пара роботов переносили внутрь здания какое-то оборудование.

Я не очень обрадовался, увидев старых знакомых, но Пиррахис даже не взглянула на них. Осторожно опустив меня на землю, она сказала:

— Подождите, Даннерман. Я посмотрю, здесь ли Джабертаприч.

Я остался стоять на влажной, колючей траве, посматривая по сторонам. Ничего особенного: несколько низеньких плетеных скамеек, с полдесятка небольших деревцев с ярко-желтыми цветами. Вот, пожалуй, и все. Хотя «рождественские елки» не обращали на меня никакого внимания, занятые своим делом, их присутствие действовало мне на нервы. Чтобы не мозолить им глаза, я зашел за угол большого дома. Осмотревшись, я поднял голову и увидел, что на меня смотрят. С балконов, высунув головы на длинных шеях, за мной наблюдали три или четыре хорша. Я помахал рукой, но вместо ответа они торопливо спрятались, хотя так и не перестали смотреть на диковинного гостя.

Оказавшись в поселке, я сразу сказал себе, что должен глядеть во все глаза, чтобы не упустить потенциально ценную для Бюро информацию, могущую пригодиться, когда я вернусь («если» я уже не допускал). Однако ничего такого, что можно было бы отнести в разряд интересных сведений, поблизости не наблюдалось.

Тогда я сделал то, что представлялось возможным. Откуда-то донеслось нестройное хоровое пение. Оглядевшись, я понял, что его источник находится в плетеном каркасе, вероятно, исполнявшем функцию детского сада. Около десятка детишек-хоршей распевали, пританцовывая и более или менее грациозно покачивая шеями и руками. Два самых маленьких ребенка не танцевали, а лежали на спинах в крошечных плетеных корзинах, подрагивая конечностями и издавая писклявые звуки. Всем представлением руководил взрослый хорш. Судя по наличию молочных желез — женщина.

Завидев меня, она быстро вышла вперед, встав между мной и своими подопечными, и вытянула шею, словно принюхиваясь.

— Кто вы? — требовательно спросила женщина-хорш. Вопрос был не такой уж легкий, но прежде чем я успел сформулировать ответ, она дернула шеей. Получилось похоже на кивок.

— Да, вспомнила. Вы новый любимчик Джабертаприча.

Я промолчал, переваривая употребленное ею словечко. Впрочем, она и не дала бы мне возможности ответить.

— Пожалуйста, уходите. Вы отвлекаете детей, а им надо готовиться к выступлению перед Великой Матерью. — Голос ее звучал настойчиво и безапелляционно, жесты выглядели убедительно.

Она была права. Дети остановились, забыв о том, чем занимались, и во все глаза уставились на меня. Я извинился.

— Мне очень жаль, что помешал вам. Я дожидаюсь Берта… То есть Джабертаприча.

— Вам нельзя здесь находиться, — сердито заявила женщина. Я бы, может быть, и поспорил, но тут увидел двух хоршей, вышедших из-за угла дома. Похоже, они не спешили: разговаривали, даже не глядя в нашу сторону и, к чему я уже почти привык, почти касаясь друг друга шеями. Судя по всему, эти хорши осматривали какие-то детали строения.

Что-то в них показалось мне непривычным. Я присмотрелся повнимательнее и понял: дело в одежде. Хоршам, похоже, очень нравилось украшать свои животики, но все делали это по-разному. У Берта, как и у стоявшей передо мной учительницы, роль украшения выполняли кружочки цветной расшитой ткани. У этих двоих, как и у женщины, приходившей в тюрьму, на животах висели металлические тарелочки, отливавшие серебристым блеском.

Добрых чувств к хоршам с железками я не испытывал, но они, вроде бы не заметив меня, прошли мимо, а я счел за лучшее остаться в тени и, вежливо кивнув учительнице, постарался потихоньку убраться.

Когда Пиррахис нашла меня, я рассматривал стоявшие на площадке трехколесные велосипеды, сделанные из подручных материалов.

— Вот вы где! Вам нужно было остаться на месте, — пожурила меня Пиррахис. — Пойдемте. Великая Мать вызвала Берта к себе. Я отведу вас в комнату, где его можно будет подождать, а сама схожу за продуктами и кое-какими вещами для себя. Никуда не уходите.

В плетеном доме плетеным было все: стены, полы, лестницы, ведущие на верхние уровни. Каким же нужно быть умельцем, чтобы возвести такую громадину из столь сомнительного материала.

— Должно быть, хорши очень хорошие инженеры, — заметил я, отдуваясь.

Пиррахис озабоченно посмотрела на меня.

— Конечно, это же хорши. А с вами все в порядке? Может быть, мне отнести вас наверх?

Я покачал головой, не желая демонстрировать свою слабость. Кроме того, ступеньки уже прогибались под весом моей спутницы, жалобно поскрипывая, и мне казалось, что нашего общего веса они не выдержат.

Лестница, по которой мы поднимались, шла по внутренней стороне дома, между балконами, и несколько хоршей, оторвавшись от дел, с любопытством посматривали на, очевидно, редких гостей. Позади осталось три пролета, и я уже выбивался из сил, когда Пиррахис остановилась, подождала меня и открыла дверь, представлявшую собой толстую плетеную ширму.

— Здесь вы и подождете, — сообщила она.

Комната ничем не походила на стерильные камеры, в которых меня допрашивали «рождественские елки». Она вообще отличалась от всего, что мне когда-либо приходилось видеть.

— Выглядит неплохо, — вежливо заметил я. — Приятно, что у них нашлась свободная комната.

— У них очень много свободных комнат, — грустно сказала Пиррахис. — Из гнезда Великой Матери остались очень немногие. С вами ничего не случится, если я оставлю вас одного? Это ненадолго, потому что Джабертаприч скоро вернется. — Она явно пыталась меня успокоить. — Вы здесь в полной безопасности. Если что-то потребуется, позовите — кто-нибудь придет. Только ничего не ешьте до моего возвращения. Я принесу подходящую пищу.

Давно уже никто не проявлял обо мне такой заботы, и я невольно рассмеялся.

— Спасибо, мамочка. Можешь идти. Правда. Ступай же!

Она ушла. Но едва я приступил к осмотру нового помещения, как плетеный пол снова завибрировал от ее тяжелых шагов. Я повернулся к двери — Пиррахис стояла у входа с большим глиняным горшком.

— Это на случай, если вам понадобится облегчиться. — Она вздохнула. — А теперь я ухожу.

Комната, отведенная мне хоршами, была размером примерно три на четыре метра. Какие-либо украшения отсутствовали, если не считать того, что внутренний рисунок плетения отличался от внешнего — в нем присутствовали прутья другого цвета. В результате получилось нечто вроде абстрактного гобелена. С внешней, более темной по тону стороны прутья были обмазаны глиной, вероятно, для придания большей прочности. Из того же материала была и балконная дверь, остававшаяся приоткрытой. Выглянув, я увидел возделанные поля, которые начинались сразу за домами. Между полями бежала река. Наверное, та же самая, которая проходила и по старому поселку. В нескольких местах над рекой висели выпуклые мостики, похожие на те, что можно увидеть в японских садах. Странно, но обработаны были не все поля — некоторые явно заросли сорняками.

Ничего больше я с балкона не увидел, потому что оставался там недолго. Взрослый хорш весит примерно столько же, сколько и человек, и строители наверняка предусмотрели некоторый запас прочности, но под моим весом балкон угрожающе прогнулся, так что я поспешил вернуться в комнату. И тут мне бросилось в глаза то, чего я раньше не заметил: с внешней стороны балконную дверь покрывала бледно-лиловая плесень. На Земле любой хозяин квартиры немедленно соскреб бы эту гадость. Неужели хорши такие неряхи? Мне в это не верилось. Вероятно, плесень сохранили по какой-то непонятной мне причине.

Решив поразмышлять об этом на досуге, я прошел дальше и обнаружил ночной горшок и кровать. Здесь у меня никаких сомнений не возникло, и я воспользовался обоими предметами по назначению.

Постель оказалась намного мягче, чем стоявшая в комнате Пиррахис, и представляла собой полукруглый матрас диаметром около полутора метров, чего было вполне достаточно, чтобы вытянуть ноги. Чехол матраса напоминал на ощупь фланель, а внутри находились маленькие шарики чего-то, похожего на хлопок. Улегшись, я собрался немного отдохнуть и обдумать предстоящий разговор с Бертом, но, по-видимому, задремал.

Разбудил меня донесшийся снаружи знакомый звук. Это был самолет. Выйдя на балкон, я увидел, что он опускается на одно из необработанных полей, опускается медленно и почти вертикально. Прокатившись по земле всего несколько метров, самолет остановился, и из него вышел хорш. Двое других встречали его.

Уж не Берт ли прилетел? Определить точно я не мог, но у хорша, вышедшего из самолета, на животе был яркий лоскуток, а у тех, кто его встретил, металлические бляхи, ярко сверкавшие на солнце. Все трое принялись оживленно что-то обсуждать, вытягивая шеи и покачивая головами. Конечно, я ничего не слышал, но хотелось бы — разговаривавшие то и дело указывали на здание и, как мне показалось, на мой балкон.

Я поспешно отступил в глубь комнаты, более или менее скрывшись из виду, но, наверное, с опозданием. Разговор закончился. Один из встречавших забрался в самолет, ожидая второго, а тот, что прилетел, направился к зданию.

Глава 17

Это действительно был Берт. Подойдя к двери и выглянув на лестницу, я увидел, как он поднимается.

— Не думал, что вы придете без разрешения, Дэн.

Не очень-то приветливая встреча. Мне не хотелось, чтобы он сердился, но и сдавать позиции я не собирался.

— Я уже выздоровел, Берт. Не вижу причин ждать.

Он подошел ближе и остановился: его маленькое личико замерло в нескольких сантиметрах от моего носа.

— Вы не можете знать всех причин того, что я делаю. — Берт кивком предложил мне пройти в комнату, закрыл за собой дверь и опустился на кровать, глядя на меня.

— Великая Мать не ждала вас, — вздохнул он. — Мне придется извиниться перед ней.

Великая Мать? Я уже не в первый раз слышал о ней. Похоже, какая-то важная персона.

— Извините, если причинил вам неприятности. Он отмахнулся от моих извинений обеими руками.

— Никаких неприятностей, Дэн, но в Гнезде не принято, чтобы что-то происходило без ее ведома. Где Пиррахис?

— Отправилась в поселок за продуктами и вещами. Она здесь ни при чем, Берт. Это была моя идея.

— Да, я так и предположил, — хмуро сказал он. — Уже отмечено, что люди часто нарушают установленные правила. Видите ли, Дэн, у меня были важные дискуссии, и мне пришлось прервать их, чтобы приехать сюда. Долго оставаться здесь я не смогу. Возможно, у нас будет немного времени, но сначала надо поговорить с Великой Матерью относительно вашего присутствия. Вы не против подождать, пока я обо всем договорюсь?

— Конечно, но я…

Он снова замахал руками.

— Пожалуйста, Дэн, не упрямьтесь. Я скоро вернусь. Оставайтесь здесь и никуда не уходите.

Вернулся он уже более спокойным.

— Великая Мать любезно позволяет вам остаться в Гнезде, — сообщил Берт. — Если у нее будет время, она встретится с вами лично, но когда это случится, я сказать сейчас не могу- Вам нужно поесть?

Я уже начинал подумывать об этом, но покачал головой.

— Пиррахис запретила мне что-либо есть, пока она не вернется и не проверит все сама.

— Что ж, это весьма благоразумно. Хорошо. Боюсь, сейчас все заняты, потому что у нас постоянная нехватка персонала, но есть кое-что, что займет вас до возвращения Пиррахис. Пойдемте, сначала я хочу показать вам все наше Гнездо.

С площадки мы прошли в помещение, которое Берт назвал хранилищем — это было что-то вроде библиотеки, — и спустились ниже, в детскую спальню, где спали около десятка малышей-хор-шей, возможно, тех же самых, которых я видел на улице, потому что женщина, охранявшая их покой, показалась мне знакомой. Берт назвал ее имя. По пути он назвал мне имена нескольких попавшихся навстречу хоршей, но запомнить их я не смог. Все они приветствовали Берта с дружеским уважением, иногда прикасаясь друг к другу шеями.

Когда мы дошли до первого этажа, Берт остановился у выхода. Хлопнув рукой по раскладывающейся двери, он повернулся ко мне и сказал с видом горожанина, только что приобретшего ранчо:

— Ну, что вы думаете о нашем Гнезде, Дэн?

Я вежливо выразился в том смысле, что все очень мило, но заметил, что выбранный для постройки материал не кажется мне уж очень надежным.

Берт удивился.

— Но мы могли работать только с тем, что было под рукой. Другие не дали нам ничего.

— Другие?

— Те, кого вы называете Возлюбленными Руководителями. Когда они привезли сюда наших предков, у тех не было ни инструментов, ни машин, только голые руки и зубы. Вы не думаете, что у нас неплохо получилось? Каждая секция Гнезда укрепляет другую. Оно стоит здесь уже много поколений и простоит еще долго.

— Если не случится пожар, — заметил я. Берта мое замечание позабавило.

— Но здесь нечему гореть, — сказал он и повел меня к навесу, которым пользовались для приготовления пищи и еды.

Навес был сложен из необожженных кирпичей, и я подумал, что его смоет первым же сильным дождем. Однако Берт показал, что кирпичи покрыты каким-то растительным жиром, предохраняющим их от непогоды. Под навесом как раз что-то готовили. Запахи были незнакомы, но определенно напоминали о пище, и я пожалел о том, что не захватил с собой что-нибудь перекусить. Хорши-повара тоже встретили нас любезно, но так и не оторвались от своих дел. Один резал овощи, другой толок в ступе клубни и присматривал за огнем. Когда я сказал Берту, что, на мой взгляд, все здесь уж очень заняты, это немного огорчило его.

— Не всегда, — со вздохом признался он. — На все работы у нас не хватает людей. Нужно обрабатывать поля, заботиться о детях, содержать в порядке Гнездо. До того… — Берт помолчал, подбирая слова. — До того, как нас освободили, многое было иначе. Нас хватало, чтобы делать все необходимое, и оставалось время на отдых, на исследования и на многое другое. Но многие покинули Гнездо.

— И куда они направились? Он беспокойно огляделся.

— Наши сородичи предложили увезти нас отсюда. Многие согласились и вернулись на родные планеты. Им хотелось посмотреть на другую жизнь, где тяжелым и нудным трудом занимаются машины, где можно наслаждаться покоем и отдыхать. Это вполне естественно. У них было право на это, и Великая Мать не возражала.

— Но вы же никуда не уехали?

— Это мое Гнездо, — просто объяснил он и бросил взгляд на тень, отбрасываемую одним из наклоненных деревьев. — Мне надо спешить! Вот уж не думал, что столько времени!

Вот оно что! Ну конечно. Согнутые деревья выполняли роль гномонов в солнечных часах, а восемь посаженных по окружности кустарников отмечали части дня. Открытие настолько поразило меня, что я почти не слушал Берта и обратил внимание только на последние слова.

— Я дам вам кое-что, прежде чем уйду.

Он обнял меня за плечи — его рука оказалась тяжелее, чем я мог предположить, — и повел к розовому строению. Два робота неподвижно стояли неподалеку, но Берт не обратил на них никакого внимания. Похоже, у него было хорошее настроение.

— Это моя личная лаборатория. — В его голосе послышались нотки гордости.

Я посмотрел на здание, потом перевел взгляд на моего спутника.

— Значит, вы ученый?

— Ученый? Нет, Дэн. Я только учусь. Я лишь надеюсь узнать то, что уже знают мои соотечественники, а это место, где проходят мои изыскания. Та вещь, которую я хочу вам дать, находится в лаборатории, но там есть очень хрупкие приборы, поэтому вам лучше остаться здесь и не входить, пока вы не научитесь обращаться с ними. Подождите немного.

Берт открыл дверь, прижав обе ладони — наверное, для идентификации личности, — внутри зажегся свет, и он вошел, оставив меня за порогом.

Я заглянул внутрь.

Там и впрямь были какие-то машины. Они заполняли все помещение. У меня сложилось впечатление, что он постигает науку своих соотечественников, разбирая и снова собирая изобретенные ими приспособления.

И еще я подумал, что, пожалуй, это то самое место, которое мне нужно. Судя по всему, именно здесь хранятся все секреты технологии хоршей, и если я собирался захватить кое-что с собой, то другой сокровищницы не стоило и искать.

А главное, если я понял Берта правильно, он собирался рано или поздно позволить мне изучить их более тщательно.

Надежды вспыхнули во мне с новой силой. Впервые за время, прошедшее после моего вызволения из тюрьмы, я наткнулся на нечто действительно важное. Смущало лишь присутствие «рождественских елок». Я помнил, на что они способны.

Вскоре Берт вышел, неся что-то в плетеной корзине. Заметив, что я с беспокойством посматриваю на роботов, он сказал:

— Не тревожьтесь из-за них. У вас есть разрешение быть здесь, так что никаких проблем не возникнет. Мои соотечественники очень добры. Без их помощи эта лаборатория никогда бы не появилась на свет. А теперь давайте вернемся в вашу комнату.

Глава 18

Я не знал возраста Берта, по в нем было что-то мальчишеское. Поднимаясь по лестнице, он негромко насвистывал себе под нос и даже посмеивался, то и дело вертя головой. Но при этом я не дождался от него ни единого слова, пока мы не вошли в комнату и дверь за нами не закрылась. Я и сам ощущал приподнятое настроение, возможно, заразившись им от Берта, но вероятнее всего потому, что теперь мне было известно, где хранятся секреты хоршей.

Берт поднял крышку, прикрывавшую корзину.

— Вы можете пользоваться этим, пока будете один, — весело сказал он и вытащил свой подарок.

Я сразу узнал эту вещь, и мне стало не по себе. Шлем Возлюбленных Руководителей. Я отшатнулся. — Нет!

Радостное настроение Берта мгновенно улетучилось. Изогнув шею, он недоверчиво посмотрел на меня.

— Не хотите? Подождите-ка, кажется, я понимаю. Вы думаете, что вас ждет нечто неприятное? Это устройство применялось на допросах, да? Не беспокойтесь, я даю его вам совсем с другой целью. Никакой боли не будет. Вы даже сможете сами управлять им. Посмотрите, вот панель…

Он сдвинул в сторону небольшую панель сбоку шлема, под которой оказалось несколько разноцветных пазов. Вид у Берта был такой, словно он открыл мне великую тайну.

— Я уже видел все это. Когда мы были в плену, Розалина Арцыбашева работала с подобной штукой.

Это его удивило.

— Вот как? Я об этом не знал. И что, она смогла управлять устройством? У нее хорошо все получалось?

— В общем-то нет. Не очень. Он качнул головой.

— Я думаю, что у нее возникли бы большие проблемы. Пазы рассчитаны на более тонкие пальцы, чем ваши. Сейчас я поищу что-нибудь подходящее…

Пока Берт рылся в корзине, я достал из кармана керамическую зубочистку, которую дала мне Пиррахис.

— Это подойдет?

Он уставился на зубочистку, потом перевел взгляд на меня.

— Вы меня удивляете, Дэн. Да, это подойдет.

Я посмотрел на его руку, похожую на хобот слона, и подумал, что шлем, вероятно, не может принадлежать хоршам.

— Это устройство Возлюбленных Руководителей?

— Уже нет, — рассеянно ответил Берт, осторожно двигая зубочисткой по пазам. — Теперь оно наше. — Он прижал шлем к животу и замер, словно прислушиваясь к чему-то. Потом довольным тоном заявил: — Ну, вот и все, Дэн. Берите. Я раздобыл для вас кое-какие записи. Вы можете настраиваться с одной на другую, и пользуйтесь только зеленым селектором; в противном случае попадете в другие файлы, и потом будет трудно найти то, что вам интересно. Помните, как надевать шлем?

Еще бы. Я с опаской взял его в руки.

Не станет ли Берт проделывать со мной такие неприятные фокусы? Вряд ли. Я вздохнул, надел шлем, опустил козырек и…

…и мгновенно, как это случалось и раньше, оказался в другом месте.

Я был на знакомой улице в Нью-Йорке. Лоточники стояли на тротуаре, и я выбирал что-то, копаясь в предложенной груде барахла. Что-то было не так. Какое-то странное чувство. Я ощущал себя женщиной. Я был в другом теле, не в том, которое принадлежало мне от рождения. Что-то оттягивало мне грудь, а ногти на руке были покрыты ярким оранжевым лаком. На одном из пальцев я увидел кольцо в форме дракона с распростертыми крыльями. Вполне женские руки. Определенно не мои собственные. Похоже, меня — ее — интересовали наручные часы с Микки Маусом, руки которого служили стрелками, но когда торговец заговорил, женщина — я — вернула их на место и отошла.

Я был там. Я видел все, что видел этот человек, ощущал то, к чему она прикасалась. Из закусочной доносился запах жареной баранины, где-то за углом завывали сирены — то ли пожарной машины, то ли «скорой помощи», а может быть, полицейского фургона, — но та, в чьем теле я оказался, не проявила к ним никакого интереса.

Я стащил шлем с головы.

— Что это? Что я видел?

— Смотрите дальше, — посоветовал Берт, — вы увидите кое-кого, кого хорошо знаете. Так говорил другой Дэн. Эти события происходят не сейчас. Записи были сделаны некоторое время назад. Увидите сами.

Я нерешительно надел шлем.

Женщина — я — взглянула на часы и, прибавив шагу, перешла улицу и свернула за угол.

Вход был мне знаком. Вход в административное здание, в котором находилась Астрофизическая обсерватория Даннермана, наследство моего деда, призванное обессмертить его имя, место, где я когда-то работал на мою кузину Пэт. Где шпионил за ней. Женщина назвала свое имя — для меня оно ничего не значило — и, дожидаясь, пока он вызовет сопровождающего, принялась исподтишка разглядывать его.

Я понял, что смотрю на мужчину глазами женщины, и это было интересно: ее взгляд скользнул по его лицу, плечам (он отличался крупными габаритами), задержался на нижней части туловища.

Затем к ней подошел какой-то человек, которого я тоже не знал. Он провел гостью через турникет, поднялся вместе с ней на лифте и проводил до кабинета Пэт. Вот тут-то я и увидел тех, кто был мне хорошо знаком.

При моем появлении Дженис Дюпаж, секретарша Пэт, торопливо встала из-за стола и обняла меня.

— Извини, я опоздала, — сказала женщина. — Я…

— Все в порядке, — успокоила ее — меня — Дженис. — Сейчас я закончу, и мы пойдем.

Пока Дженис застегивала сумочку и смотрелась в зеркало, дверь кабины лифта снова открылась. Того, кто вышел из нее, я знал по-настоящему хорошо.

Это была Пэт Эдкок. Моя кузина. Моя Пэт. Пэт, которую я любил. Пэт, которую я потерял.

Она тоже внимательно посмотрела на меня.

— Помните, это моя подруга по круизу, — сказала Дженис. — В который я так и не поехала.

В ее голосе послышалась какая-то странная, резкая нотка, но Пэт только кивнула.

— Конечно. — Она протянула мне руку. Я пожал ее. Я прикоснулся к ней, ощутил тепло женщины, которую любил. А потом она повернулась и вошла в свой офис.

Я стащил с головы шлем.

— Что это? В чьем я теле? Это была Пэтрис?

— Нет, эта женщина не из вашей группы, — ответил Берт, опуская голову. — Трансмиттеры были имплантированы и другим людям.

Я нахмурился.

— Как это? — И тут мне в голову пришла очень и очень неприятная мысль. — Разве что…

Берт посмотрел мне в глаза.

— Да, Дэн. Другие уже добрались до вашей планеты.

Глава 19

Не знаю, когда Берт ушел. Я сидел со шлемом на голове, беззастенчиво подслушивая и подглядывая. Боже, как же много людей стало глазами и ушами Возлюбленных Руководителей. Других, как называл их Берт.

Я знал только о шестерых, которым имплантировали «жучки» и которых отправили на Землю: пять из экспедиции, посетившей «Старлаб», и Пэтрис, побывавшая в плену. Теперь же их число увеличилось до нескольких сотен.

Сомневаться в этом не приходилось. То, что сказал Берт, было, наверное, правдой. Другие проникли на Землю и приступили к осуществлению своих планов. Если я еще надеюсь вернуться на Землю и предпринять что-то, то делать это нужно как можно скорее, не теряя времени.

Тем не менее я не мог не смотреть на свою планету глазами тех, кто стал шпионом Возлюбленных Руководителей. Это были самые разные люди. Молодая женщина, кажется, китаянка, с ошейником-маяком, которые носят находящиеся под домашним арестом: она угрюмо втаптывала в грязь какие-то зернышки и не видела никого, кроме других молодых женщин, занимавшихся тем же самым, и старика, приносившего корзины с семенами. Приемщик в каком-то веселом заведении, где все говорили на испанском. Крупье на круизном теплоходе: по крайней мере мне так показалось по легкой качке. С десяток заключенных. Вообще в тюрьмах находились очень многие из тех, кто подвергся имплантации. И очень много было китайцев, они носили странную форму и говорили на совершенно незнакомом языке.

Я не тратил время на тех, кого не понимал. Англоязычных вполне хватало, и немалое их число находилось в заключении. Некоторые, как та, первая девчушка-китаянка, носили ошейники-маяки, занимаясь какими-то своими делами. Большинство сидело в камерах. Кого-то допрашивали, и ответы, похоже, не доставляли радости следователям. Все в один голос утверждали, что ничего не знают об устройствах, внедренных в их головы.

Один раз — всего один — я наткнулся на знакомые лица. Это был Нэт Баумгартнер, агент НБР, с которым мне как-то довелось работать в Мичигане. Нэт стоял в операционной какой-то больницы и выглядел очень обеспокоенным. Агент Бюро не должен позволять себе столь явное проявление эмоций в присутствии заключенного. Заключенным был я. Я лежал на столе, глядя в потолок, а кто-то, кого я не видел, делал что-то с моей рукой. Вероятно, хирург намеревался провести операцию по удалению «жучка» из моего мозга, но наверняка я не знал. Вскоре после начала операции я потерял сознание, и передача прекратилась.

Все то время, пока я смотрел на жизнь глазами других людей, часть моего мозга лихорадочно обдумывала план действий. Заставить Пиррахис отвести меня к телепортационной машине и вернуться на Землю. Нет, сначала проникнуть в лабораторию Берта и прихватить все, что можно. Нет, прежде надо выкачать из него информацию о планах хоршей в отношении Земли, если таковые имеются, и получить у него совет, как можно предотвратить пришествие Возлюбленных Руководителей. Нет…

Нет, нет и нет. Я не мог соображать достаточно ясно, отчаянно перескакивая с одного файла на другой. Но и прекратить поиски было выше моих сил. Потому что я искал совершенно конкретного человека. Пэт.

Я не сомневался, что должны быть другие файлы. Те, в которых появляется она. Я рылся в этих файлах, но не мог обнаружить того, что искал. Не считая мимолетного появления в обсерватории, она больше не встречалась. По чистой случайности я еще раз наткнулся на файл с женщиной, приходившей к Дженис Дюпаж, и просмотрел его заново ради того, чтобы на мгновение увидеть Пэт.

Больше ничего не было. Женщина отправилась с Дженис на ленч, и я смог насладиться вкусом заказанного ею салата, но не больше. Они разговаривали о круизе, который планировали провести вместе и в который Дженис почему-то не поехала. Незнакомка подробно описывала все, что там случилось, вплоть до момента, когда теплоход остановился из-за поломки двигателя. Потом Дженис и ее подруга вышли из ресторана и стали переходить улицу, и тут связь по какой-то причине оборвалась. Женщина — я — чему-то смеялась, но, увидев приближающийся грузовик, вдруг схватила свою спутницу за руку. Я услышал крик Дженис и… Потом все кончилось. Я оказался в темноте, где не было ни звуков, ни запахов, ничего.

Я снял шлем и задумался. Что бы это могло значить? Нечто подобное случилось и раньше, когда уснул тот человек в операционной. Тогда я не сомневался, что это была анестезия. Но как можно уснуть, переходя улицу в Нью-Йорке?

Я снова сидел на кровати с шлемом на голове, когда кто-то дотронулся до моего плеча. Оказалось, что вернулась Пиррахис. Но она была не одна. Стоявший рядом с ней мужчина — Док дружески протянул мне руку.

— Это мой друг Мррантохроу, — сказала Пиррахис, произнеся его имя так, что я услышал и выдох, и нечто вроде чиха, и вскрик в конце. — Он помог мне принести все, что вам может понадобиться, но остаться ему нельзя.

— Надеюсь, мы еще увидимся, — вежливо заметил Мррантохроу. Я промямлил что-то в ответ. Голова все еще была полна тем, что я увидел под шлемом, поэтому на нового знакомого внимания не хватило.

Пиррахис с любопытством посмотрела на меня:

— Вы в порядке, Даннерман? Не проголодались?

Это вернуло меня к действительности. Я умирал от голода. Не знаю, сколько времени я провел под шлемом, но когда, поглощая принесенную Пиррахис пищу, выглянул в окно, было уже темно. Но не в комнате — плесень на балконной двери излучала мягкое сияние.

Но даже это не отвлекло меня от тревожных мыслей о том, что Другие, Возлюбленные Руководители, проникли на Землю. Пиррахис молча наблюдала за мной. И лишь когда я проглотил последний кусочек похожего на помидор фрукта, предложенного на десерт, она убрала посуду и сказала:

— Пора спать. Я покажу вам, как уменьшить свет. Просто задерните вот эти занавески, видите?

Она оставила только небольшую щель, и в комнате потемнело. Но не настолько, чтобы я не заметил ее озабоченности.

— Если понадобится, я буду в соседней комнате. Великая Мать позволила мне остаться здесь столько, сколько потребуется вам. — Я кивнул. Она потянулась и дотронулась до лежавшего на столе шлема. — Джабертаприч дал его вам, чтобы вы посмотрели, что делается дома?

— Да. Именно для этого. Пиррахис вздохнула:

— Грустно, я знаю. Все ваши друзья были очень огорчены. Я поднял голову.

— Вы имеете в виду мои копии?

— Да, ваши копии, Даннерман, но не только. Остальные тоже. Некоторым копиям этот материал показывали перед началом допроса.

— Копиям Пэт?

— Конечно. Но самым полезным оказались вы. Потому что у вас большой опыт. Вы лучше знаете мир. — Она наклонилась ко мне. — Вас это огорчает. Но им была нужна информация, а потому неизбежное случилось.

— Неизбежное! Сделать копию Пэт и убить ее? Это неизбежное?

— Извините. — Пиррахис отстранилась. — Знаю, вы обеспокоены. Меня тоже беспокоит то, что с вашим народом происходит сейчас много плохого. — Она вздохнула и после паузы продолжила: — Но, честно говоря, Даннерман, беспокоит не очень. Вы не одни. Сколько ваших соотечественников отправилось к Эсхатону в борьбе с другими? Немного. Подумайте о десятках народов, прекративших существование. И ведь многие умерли в муках, гораздо более болезненных, чем ваши, Пэт и Розалины. Мы заставили себя не думать об этих ужасах, Даннерман. В противном случае мы бы просто не выжили.

Глава 20

После всего увиденного мне стало страшно. Я испытывал перед Другими ужас. Они явно вознамерились захватить Землю. Всем, кого я знал, кто был мне дорог, угрожала опасность превратиться в зомби, стать послушными исполнителями воли Других. Такими, как Доки. Худших новостей мне еще не приходилось слышать. Я не знал, смогу ли уснуть, отогнать тревожные сцены, которые уже рисовало услужливое воображение. В этом, однако, я ошибался, потому что провалился в сон сразу же, как Пиррахис ушла в свою комнату. Мне даже ничего не снилось.

Может быть, именно об этом и говорила моя сиделка, имея в виду, что есть вещи, с которыми невозможно жить, от которых нужно отвернуться. Впрочем, длилось это недолго. Едва проснувшись, я снова вспомнил об опасности, нависшей над Землей, над моими друзьями, над Пэт. Выбора не было. Я должен что-то делать.

Подойдя к балконной двери, я приоткрыл ее и выглянул наружу. Было уже светло, и три или четыре хорша усаживались на свои трехколесные велосипеды, чтобы отправиться в поле. Я смотрел на них, думая о своем. Больше всего мне хотелось выбраться отсюда, вернуться на Землю и посмотреть, что там происходит.

Но прежде необходимо сделать кое-что другое. Какая польза человечеству от еще одного агента Бюро? Чтобы оказать помощь, я должен прихватить с собой нечто стоящее. И действовать следует незамедлительно, пока еще не поздно… если еще не поздно.

Услышав, наверное, мои шаги, из другой комнаты пришла Пиррахис, принеся с собой еду. Войдя, она прежде всего посмотрела на откинутые шторы и неодобрительно покачала головой.

— Нельзя закрывать двери от солнца, Даннерман, — укоризненно сказала она. — В течение дня они заряжаются световой энергией, что необходимо для ночного освещения.

Я был не в том настроении, чтобы выслушивать инструкции по домашнему хозяйству.

— Как долго я здесь?

Пиррахис оставила в покое занавески и, повернувшись, недоуменно уставилась на меня. — Что?

— Я хочу знать, как давно я здесь нахожусь. По тем сценам, которые я видел, трудно определить, сколько прошло времени, а мне это необходимо.

— Вы имеете в виду, сколько времени прошло с тех пор, как хорши освободили эту планету? Попробую посчитать. — Пиррахис погладила мшистую поверхность на подбородке. — Думаю, шестьдесят четыре дня. Может быть, чуть больше.

Я и сам уже занялся вычислениями. С учетом того, что здесь дни были короче, чем на Земле, получалось около шести месяцев. За такой срок могло всякое случиться. Но все же это не какие-то древние времена.

— Хорошо. А теперь я хочу знать все о хоршах и Воз… Я имею в виду Других. Давайте начнем.

Пиррахис хотела помочь, но не знала, что именно меня интересует. Когда после многочисленных уточняющих вопросов мы пришли к тому же самому «я хочу знать все», она вздохнула.

— Мне надо посоветоваться. Подождите меня здесь. Поешьте. Я скоро вернусь.

Так и случилось. Я допивал что-то вроде супа, соленого и немного кисловатого, когда Пиррахис появилась у двери. Вид у нее был довольный.

— Многое из того, что вас интересует, можно узнать в Хранилище. Великая Мать позволила отвести вас туда, как только я уберу вот это. — Она начала собирать тарелки и кастрюльки, изготовленные, как и многое другое, из керамики.

Мне не терпелось отправиться в Хранилище, но Пиррахис проявила твердость. Ее комната оказалась по размерам примерно такой же, как и моя, и, судя по принесенным Пиррахис вещам, она собиралась провести здесь по крайней мере несколько дней. Помимо горшочков с цветами и прочей мелочи, я заметил большую кубической формы плиту, похожую на те, которые использовал для приготовления пищи Чудик. Мне было известно, какую температуру способны создавать эти машины. Интересно, знает ли Джабертаприч о том, что в его доме установлен такой огнеопасный источник? Заметив мой недоуменный взгляд, Пиррахис спросила:

— В чем дело?

Мне не хотелось вступать в дискуссию, поэтому я солгал:

— Странно, что у хоршей так много пустующих комнат. Вы не знаете почему?

— Ничего странного, — ответила она, закрывая дверь и направляясь по ступенькам вниз, — причина очень проста. Когда хорши освободили планету, все их соотечественники, находившиеся в плену у Других, получили возможность вернуться в свои родные миры. Впрочем, за много поколений они практически лишились всего, что связывало их с домом.

Это я уже знал, но останавливать Пиррахис не стал.

— Но ведь Джабертаприч остался. Она пожала плечами.

— Те, кто остался здесь, не во всем согласны со своими соотечественниками.

Любопытно. Если между хоршами есть разногласия, то, возможно, этим удастся как-то воспользоваться.

— В чем же они не согласны?

Но моя спутница не пожелала вдаваться в детали.

— Спросите об этом Джабертаприча, — ответила она. — Ну, вот мы и пришли. Это Хранилище.

Хранилище было библиотекой и выглядело соответственно. Оно состояло из трех или четырех комнат с высокими, до потолка, стеллажами. В двух комнатах на полках лежали очень и очень старые на вид деревянные ящики, в третьей их заменяли ярко-желтые керамические кубы. В этой комнате за высоким столом, заваленным какими-то бумагами, работала женщина-хорш. Она недовольно посмотрела на нас, но Пиррахис не обратила на нее никакого внимания. Зная, что нам нужно, она сразу же подошла к шкафу с двумя рядами выдвижных ящиков, стоявшему посередине комнаты, и принялась просматривать серебристые катушки, которые я уже видел в ее комнате в поселке. Прочитав легенду, Пиррахис хмурилась и, отложив одну катушку, бралась за другую.

Заметив, что я потянулся за последней из катушек, она не стала возражать, а лишь прошептала:

— Поосторожнее с ней.

Впрочем, никакой пользы для себя я из этого не извлек, так как причудливые завитушки и изогнутые линии являлись для меня полной загадкой. Устройство за правым ухом позволяло общаться с хоршами, но никак не помогало в чтении.

В Бюро были ребята, знавшие по несколько языков, но я, помимо английского, владел только немецким. Однако ситуация, когда, понимая язык, не можешь читать, меня просто угнетала. Оставив Пиррахис возле шкафа, я медленно побрел к столу, за которым сидела молодая женщина-хорш. Она занималась тем, что осторожно перекладывала содержимое деревянного ящика в керамический куб. На полу у ее ног лежал баллон, издававший тихое шипение. При моем приближении она настороженно подняла голову.

— Осторожнее, от вашего дыхания на записи может попасть влага, а они очень старые и хрупкие.

Я отступил на шаг и отвернулся, как человек, зараженный опасным вирусом. Смягчившись, она объяснила, в чем состоит ее работа. Документы представляли собой полный архив колонии хоршей с самого начала их вынужденного переселения на эту планету. Керамические контейнеры обеспечивали гораздо лучшую сохранность, чем деревянные. Переложив документы, она запечатывала кубы и закачивала в него инертный газ из баллона. Судя по всему, молодая женщина очень гордилась возложенной на нее ответственностью. Она даже достала из ящика несколько листков и позволила мне взглянуть на них. Они оказались очень старыми, и материалом для записей служили какие-то грубые, толстые листы; более поздние были из бумаги, производство которой каким-то образом наладили колонисты. Библиотекарь даже прочитала несколько строчек. Речь шла о пленении, об испытаниях и тяготах, выпавших на долю первых поселенцев. Интересно. Даже трогательно. Но бесполезно.

Бесполезными, по-видимому, оказались и предпринятые Пиррахис поиски.

— Очень жаль, Даннерман, — сказала она. — Не думаю, что здесь есть то, что вас интересует. Это подарки колонистам от их соотечественников. В основном музыка, пьесы и тому подобное. Так что ничего ценного.

— Ничего о Других? Никаких технических описаний?

— Ничего, Даннерман. Может быть, что-то есть у Джабертаприча, но в Хранилище подобную информацию не держат. Пожалуй… — Она заколебалась. — Есть одна странная и очень известная легенда. О хорше, жившем много-много поколений назад. Хотите посмотреть? Да? Очень хорошо, но давайте возьмем ленту с собой, чтобы не мешать этой женщине в ее важной работе.

Я просмотрел всю запись от начала и до конца. Это заняло около двух часов. За первые десять минут мне стало ясно, что ничего полезного я не извлеку, но что-то удержало меня — не забывайте, моя докторская была посвящена театру. В общем, меня, что называется, зацепило.

Действие происходило в некоем городе, на одной из населенных хоршами планет в неуказанное время, и сюжет не отличался сложностью. Что-то вроде любовной истории. Два хорша, мужчина и женщина, хотели вступить в брак, но им не разрешали, так как оба, не будучи кровными родственниками, принадлежали к одному роду. Меня поразила универсальность сюжета, напоминавшего и «Ромео и Джульетту», и «Царя Эдипа», и даже — некоторыми ходами — «Вид с моста» Артура Миллера. Мужчина был астронавтом, женщина кем-то вроде фермера. Но при этом ей не приходилось втаптывать в грязь семена риса. Похоже, эти хорши, несмотря на древние времена, не особенно утруждали себя тяжелой физической работой. Для этого у них имелись машины. Не такие, разумеется, совершенные, как «рождественские елки», но все же облегчавшие жизнь и позволявшие предаваться интеллектуальным изыскам. Среди персонажей встречались и художники, и философы, и учителя, и, насколько я понял, инженеры.

Не могу сказать, что я проследил все детали драмы. Много осталось непонятным, но ведь и у Шекспира понимаешь далеко не все. Однако основное содержание я уловил. Как жаль, что мне не довелось познакомиться с этим шедевром лет пятнадцать назад. Какую можно было бы написать диссертацию — может быть, кому-то даже захотелось бы ее прочитать.

Пока я просматривал запись, Пиррахис ушла куда-то по своим делам и вернулась как раз к тому времени, когда история закончилась. Вернулась не одна. С ней был Мррантохроу. Он приветствовал меня, как старого знакомого, а Пиррахис спросила:

— Это то, что вы хотели? Я вздохнул.

— Не совсем. Меня больше интересуют такие области, как вооружение, техника, медицина.

— Только не вооружение, — запротестовал Мррантохроу. — У меня нет никакого опыта обращения с ним. Для этого есть воины и боевые машины.

— Ладно. — Я повернулся к экрану. — Вы можете сказать, от чего работает эта штука?

Он подергал бороду.

— Вы имеете в виду источник энергии? Там, в основании, есть небольшой узел, обеспечивающий энергоснабжение. — Мррантохроу произнес какое-то слово, но оно ничего для меня не значило.

— Что-то вроде батарейки? — предположил я и пояснил, что это устройство для хранения и передачи энергии. — Оно заряжается от другого источника.

Мррантохроу покачал своей большой головой.

— Никогда не видел, чтобы так заряжали энергией. В таких вопросах я разбираюсь плохо. Меня научили быть механиком и только. В каждой машине энергия поступает… — он запнулся, подыскивая слово, которое было бы мне понятно, и нашел его, — от аккумулятора, но что он аккумулирует и из чего, я не знаю. Возможно, вам скажет об этом Джабертаприч, но Другие не видели смысла посвящать меня в такие подробности. Когда я разбирал и собирал для хоршей машину, перемещающую материю в пространстве, то знал последовательность и порядок соединения отдельных частей, но не понимал, как она работает.

Меня словно обдало горячей волной. Я уставился на друга Пиррахис.

— Вы работали с телепортатором?

— Не один, конечно.

— И он в рабочем состоянии?

— Конечно. Хорши постоянно пользуются им. Для изготовления, например, копий или для обнаружения каналов связи Других.

В горле у меня пересохло.

— Чисто теоретический вопрос, — сказал я, не желая отпугивать его до времени. — Мог бы, например, я вернуться на свою планету?

Он, похоже, удивился. И Пиррахис тоже. Но она быстро пришла в себя и посмотрела на меня с уже другим чувством.

— О, Даннерман…

В голосе Мррантохроу послышалось то же сочувствие.

— Мне очень жаль, но это невозможно.

Я не собирался отступать и чувствовал, как отчаянно колотится сердце.

— Почему невозможно? Хорши ничего не узнают! Просто отправьте меня незаметно и…

Мой новый знакомый покачал головой с большим и плоским, как луна, лицом.

— Я не могу сделать это без их согласия, Даннерман, — мягко сказал он. — Но причина даже не в этом. Это просто неосуществимо. В том месте, куда вас отправляют, должен быть приемник, а приемник на «Старлабе» уничтожен.