Четвертый кодекс

14

Часть вторая

Петля Иш-Таб

Евгений Валентинович Кромлех. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 5 августа 1980 года (12.18.7.2.12, и 6 Эб, и 15 Шуль)

— Кромлех-цин, все-таки, как вам пришла мысль написать такой роман?

Задавшая вопрос девушка была типичной гуанчей — высокая, стройная, светловолосая, с тонким лицом. Настолько чистых коренных жителей на Фортунах сохранилось немного — местные европеоиды уже почти растворились в массе атлантоидных пришельцев.

«Интересно, — подумал Кромлех, — если бы Фортуны первыми заняли европейцы, судьба местных сложилась бы лучше?..»

На самом деле об островах Блаженных знали еще в античной Европе, а до ацтланцев сюда приплыли венецианцы, однако так там и не закрепились.

— Ну, начнем с того, что не я первый придумал такой литературный ход, — Евгений начал ответ, не додумав мысли, что хорошо было бы вставить в роман ход с колонизацией островов... испанцами, например. — Этот жанр... его можно, наверное, назвать «альтернативная история». Его придумал еще римский историк Тит Ливий, он описал вариант противостояния Римской империи и государства Александра Македонского. Я думаю, подобные идеи возникают на переломе эпох, когда в обществе ощущается некая неуверенность, хотя, на первый взгляд, все идет прекрасно... Но кое-кто невольно задается мыслью: «А что было бы, если...» Например, если бы майя и прочие цивилизации Атлантического континента замкнулись в себе? Если бы это не ацтланцы приплыли в Евразию, а наоборот — европейцы в Атлантиду?.. Как бы теперь выглядел мир? Вот так и родился мой роман.

— Придуманный вами мир пугает. Истребление людей Атлантиды, засилье христианства, жестокие государства, созданные на нашей земле европейцами... А вы описываете все это с явной симпатией. Вам настолько нравится этот ужасный мир?

А вот этот оратор — явно ацтланец, да еще и не местный, а из-за океана. Здесь, в Восточном Ацтлане, все-таки, они прилично перемешались с европейцами и африканцами, и это сразу видно. А в Великом Ацтлане еще сохранялся чисто атлантический тип, как на древних фресках — огромные, начинающиеся чуть ли не на лбу, носы, красноватая кожа, узкие глаза, коренастые фигуры...

Опрос был задан вызывающим тоном, для ацтланцев с их обычной вычурной вежливостью это звучало попросту по-хамски.

«Начинается», — подумал Евгений.

К этому он был готов. Даже можно сказать, специально для этого принял приглашение встретиться с читателями на Фортунах. Его роман вызвал умеренный интерес в Евразии, но вот в двух Ацтланах — да и в прочих странах обеих Атлантид, «Человек с кошкой» породил вспышку эмоций на национальном уровне. Причем, часть общества требовала вырвать у подлого европейского писаки сердце на теокалли, а другая, значительно меньшая, но весьма влиятельная, романом восторгалась. Литературное произведение вдруг вынесло наружу, казалось, уже отгоревшее ожесточение Большой войны.

Это, конечно, было плохо, но вот для продвижения романа — превосходно. Потому литагент Кромлеха и настаивала на его поездке в «стан врага». Для начала, хотя бы, в его форпост в Старом свете — Восточный Ацтлан. А Евгению и самому было интересно лично ощутить, как воспринимают труд его жизни вчерашние противники.

«Да и нынешние тоже», — мелькнула в нем мысль, которую следовало держать при себе.

— Читатель-цин, — с легким поклоном ответил он, и вежливая приставка в обращении выглядела изящным упреком, — мне кажется, я нигде в романе не написал, что мне нравится этот мир. Да это и невозможно — ведь повествование в нем ведется от лица человека, иного мира не знающего. Что до моего собственного отношения, то я считаю, что в том мире очень много ужасных проблем, которые не знает мир реальный. Например, там человечество поставлено на грань уничтожения в результате вероятной войны сверхдержав, обладающих оружием чудовищной силы. И страшных мировых войн в моей фантазии было две, а не одна, как в реальности... С другой стороны, конечно, и в нашей реальности существуют грустные явления, которых в том мире нет.

— Пусть так, — упрямо мотнул головой вступивший в дискуссию ацтланец. — Но, по мнению многих граждан Ацтлана, вы презираете мой народ!

— Неужели? — теперь довольно резко бросил Кромлех. — И из чего же это следует?

Да, это было именно то, о чем предупреждала литагент Диана: они пришлют клакеров, которые станут его провоцировать. Это надо было постараться выдержать — Кромлех мог быстро вспыхнуть и наговорить чего не надо. Впрочем, в руках он себя держать тоже умел и клятвенно обещал Ди умение это использовать.

Вообще-то, речь шла о «Чилам Балам» — Лига писцов выдвинула Кромлеха на получение этой самой престижной в мире литературной премии. В Великом Ацтлане лига пользовалась репутацией сборища вольнодумцев — однако весьма влиятельных. Многие из них были буддистами или даосами, другие демонстрировали свой атеизм, пара-тройка вообще исповедовала христианство. Поговаривали даже, что кто-то из членов лиги втайне финансирует юкатанских крусоб.

В общем, шансы получить «Чилам Балам» Кромлех имел — многие из жюри проголосуют за него только, чтобы позлить Теночтитлан. Но не сорваться бы сейчас...

Чтобы подавить закипающий гнев, Евгений потер пальцами вмятину на своей голове. Потом нащупал взглядом и выхватил из толпы в зале встревоженное лицо Моники. Слегка улыбнулся ей: «Все будет хорошо».

— Из того, — холодно произнес враждебный тип, — что вы отказываете нашим предкам в самостоятельном развитии цивилизации. В вашей книге они так и не смогли создать государства, равные по силе тем, что были в Европе, и легко были покорены христианами.

— Но ведь история действительно вполне бы могла повернуться так, что конгломерат городов майя не создал бы единое государство, — мягко ответил Евгений, уже взявший себя в руки. — И народы Мезоатлантиды не вышли бы в открытый океан. А значит, не получили бы из юго-восточной Азии новые технологии, в том числе и металлургические, домашних животных и все прочее. А значит, остались бы в каменном веке. И европейцы легко бы их завоевали... Вспомните, что большинство цивилизаций Афроевразии также возникали и развивались в результате культурной диффузии.

— Все это очень спорно! — бросил ацтланец.

— Но я писатель, — слегка пожал плечами Кромлех. — Я ведь имею право на собственную интерпретацию? Или нет?..

— Несомненно, — подключился ведущий встречи — приятного вида молодой человек, явно встревоженный накаляющейся обстановкой. — Но давайте расспросим нашего гостя еще о чем-нибудь.

Кромлех был ему благодарен — держать себя в руках становилось все труднее. «Хороший парень, — подумал он. — Как там его?.. Антонио... Да, Антонио Дельгадо. И глядел на меня с явным почтением, рассыпался в похвалах роману. Хотя Бог его знает, что он там думает на самом деле».

Белые ацтланцы имели репутацию людей довольно лукавых и двуличных. Кромлех, конечно, понимал, что на всех них это распространяться не может, однако сталкивался с типами, вполне подпадавшими под такое определение.

— Разрешите, Кромлех-цин?

Дама, похоже, скво из Ирокезской конфедерации. Впрочем, Евгений не был большим знатоком антропологических типов атлантов — возможно, она из Лакоты, Араукании или Команчерии, или еще откуда-нибудь. Ну да Бог с ней.

— Ваш герой... — начала читательница, — Юрий Кнорозов... Он немного напоминает вас. Я даже слышала, знающие вас люди считают, что очень сильно напоминает — внешностью и характером. Вы писали его с себя? Это ваша, как говорят, «Мэри Сью»?..

Злость совсем отошла, и Евгений в душе усмехнулся.

— Учитывая мою гендерную принадлежность, все-таки «Марти Сью», читательница-цин, — он слегка поклонился. — Но на ваш вопрос вынужден ответить — нет. Дело даже не в том, что у моего героя и у меня не совпадают жизненные пути: например, он родился на Украине, а я в Сибири, или вот военная судьба у нас с ним совершенно разная... Мы с Юрием очень различны по духу, устремлениям, стереотипу поведения. Ну, разве что интерес к архаической истории у нас с ним общий. И любовь к кошкам. Хотя, возможно, в Кнорозове воплощена моя детская мечта стать археологом.

Он снова зацепил взглядом лицо Моники в зале. Уж жена, с которой он прожил тридцать лет, знала, что сейчас он не вполне искренен.

И еще одно знакомое женское лицо мелькнуло перед ним, молодое, сосредоточенное и — Евгений как-то ясно понял это — мало заинтересованное собственно темой собрания.

Однако он тут же забыл о нем — навалились новые вопросы, благожелательные и не очень. Он шутил, язвил, отбивал атаки хулителей, подробно рассказывал о том, как мучительно и скрупулезно, словно работающий кисточкой археолог, выявлял из толщи реальности иной мир. Мир, сны о котором преследовали его с детства — с тех самых пор, как во время дворовой драки его лоб изуродовал камень.

Илона Линькова. Восточный Ацтлан, Чикомоцток, Канария (Фортунские острова). 5 августа 1980 года (12.18.7.2.12, и 6 Эб, и 15 Шуль)

Она почти не слышала, что говорит Кромлех — ее задачей было слушать и смотреть на его оппонентов. И уж этих ее натренированный глаз буквально прошивал, словно рентгеном.

Девушка, задавшая традиционный на встречах с Кромлехом вопрос, смысл которого заключался в пассаже: «Каким образом бред, который представляет собой идея его романа, пришел ему в голову», была, очевидно, безобидна. Этническая гуанча — это уже значительно уменьшало шансы, что она работает на противника. А ее вазомоторы говорили, что она действительно восхищена возможностью задать вопрос знаменитому писателю, но очень при этом смущается. Точно не клиент Илоны, подпоручика Линьковой, позывной «Ласка» — специального агента ГРУ Генштаба Российской Империи.

А вот неприятный ацтланец... Илона знала, кто он такой: тетеуктин Чимальпопока. То, что кадрового офицера разведки Малиналько используют в качестве провокатора на встрече с российским писателем, вызывало тревожные предположения. Как минимум, это значило, что на островах работает сильная разведгруппа Великого Ацтлана. А Ласка здесь совсем одна, без прикрытия. В Центре, судя по всему, не придавали слишком большого значения этому заданию — опекать за границей известного и скандального в международном отношении писателя.

— Объект сложный, — напутствовал ее шеф в своем старомодного вида кабинете на третьем этаже «Стекляшки». — Норовистый. Но особенных проблем я там не вижу.

Ну конечно: идеальное задание для стажерки из Академии — быть ангелом-хранителем какого-то писаки. Которым неизвестно почему интересуются органы.

— Что же им жандармы не занимаются? — прохладно спросила она.

— Подпоручик! — грозно рыкнул шеф, и Илона вытянулась во фрунт.

Впрочем, особенно не испугалась — полковник Столяров не был большим приверженцем уставных отношений. Вот и сейчас, коротко вздохнув, он спокойно пояснил подчиненной положение дел:

— Соседи его не разрабатывали — герой войны, мыслей благонамеренных, со смутьянами, террористами и прочими клиентами господ из жандармерии не связан. Состоял в каком-то левом кружке в студенческие годы, ну так кто же без греха...

Полковник выразительно поглядел на Илону, которая смущенно опустила глаза. Все-то он знает... Будучи совсем юной дурочкой, она подписала как-то петицию к правительству Единой Европы о помиловании известного террориста Ильича Рамиреса по прозвищу Койот, томящегося в бургундской тюрьме. Думала, уже все забылось. Сейчас она достаточно знала о практике террористических групп, чтобы лично без всяких эмоций пристрелить мерзавца.

— Но вот ацтланская разведка вокруг Кромлеха почему-то вьется, — продолжал Столяров. — При этом только наблюдают, вербовать не пытались. Полагаем, готовят какую-то провокацию. А если учесть, что он в этом году — главный претендент на «Чилам Балам», провокация может получиться громкой. Так что, подпоручик Линькова, все в ваших руках. Присмотрите, оцените обстановку и действуйте сообразно. Все нужные материалы получите в канцелярии.

— Но, Николай Алексеевич... — начала было Илона.

— Свободны, — мгновенно вновь надев личину сурового начальника, пророкотал Столяров.

— Есть, — козырнула Илона и выскочила из кабинета.

Сначала все шло легко, и Илона даже радовалась, что за счет Конторы у нее получился восхитительный отпуск на Фортунах. Он легко вела чету Кромлехов по старинным улочкам Чикомоцтока, на которые бросали ажурные тени стройные ряды финиковых пальм. Даже удивительно, что супруги не обратили внимания на слежку — Илона слегка расслабилась под жарким солнышком в отсутствии признаков опасности. Вместе с Кромлехами она заходила в сувенирные лавочки, сотнями лепившиеся на городских улицах, бродила по гомонящему рынку, заглядывала в многочисленные казино с патолли и рулеткой, глазела на видневшуюся из всех точек города Великую теокалли, ездила на экскурсии — через поросшие диковинными цветами луга, поля сахарного тростника и маиса. Посещала милейшие деревеньки с белыми домами под соломенными крышами. Валялась на золотистых пляжах, ходила на концерты и в музеи.

На островах Восточного Ацтлана — его коренной территории, первой, которую освоили пришельцы из-за океана, жизнь теперь была утонченной, с легкой аристократической ленцой. Следы бомбежек союзной авиацией были уже стерты, страна явно оправилась от поражения — не без помощи своей великой западной прародины, задетой войной в гораздо меньшей степени.

Парочка Кромлехов вела себя тут, как обычные европейские или африканские туристы, и мало кому приходило в голову, что рослый брюнет в годах с высоким изуродованным лбом и пронзительными голубыми глазами — всемирно известный писатель.

Впрочем, все-таки его периодически узнавали. Подходили, просили автограф, а иной раз и шипели вслед что-то злобное. В обоих Ацталанах Кромлеха всегда знали больше, чем в Европе и даже в России. Собственно, некоторые свои ранние вещи он написал на науа, и впервые свет они увидели за океаном. Он проявил фантастическую способность к языкам еще в раннем детстве, в сибирском Красноярске, где родился в семье казачьего полковника, героя Японской войны. Внимательно изучившая досье объекта Илона помнила, что он владеет не только науа, но и чольти, служившим в Ацтлане тем же, чем некогда латынь в Европе. Знал он и юкатека, и киче, и еще несколько языков Атлантиды, а также атлантино, на котором говорили в Восточном Ацтлане. Разумеется, европейские — французский, немецкий, английский. Вроде бы, арабский, китайский, японский и корейский тоже понимал.

Поэтому во время войны он первое время служил переводчиком в войсковой разведке. Однако потом был переведен в спецназ, и Илона знала, что он участвовал в нескольких до сих пор засекреченных боевых операциях. По результатам одной из них корнет Кромлех был награжден Георгием 4-й степени и произведен в штабс-ротмистры.

Писать начал еще с детства, первые рассказы публиковала губернская газета и альманах «Енисей». Однако писателем быть не собирался — хотел поступить на атлантический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета. Опубликовал в 18 лет статью, в который сравнивались образы небесного змея в сибирском шаманизме и древних религиях Мезоатлантиды. Но грянула Отечественная, и Евгений Кромлех, пройдя ускоренные офицерские курсы, оказался на фронте.

Как писатель, он прославился уже после войны — сначала фронтовыми рассказами, потом историческими романами о Русской Атлантиде. А теперь вот этот странный, завораживающий, словно бы и впрямь пришедший из иного мира «Человек с кошкой».

Что касается Моники Кромлех, с ней была связана довольно необычная история. Евгений познакомился с ней в самом конце войны в Восточной Пруссии, где русская армия окружила вражескую группировку, а он выполнял в ее расположении некое задание. Деревенская девушка тогда скрыла его в амбаре дома своих родителей. А после войны молодой офицер вернулся в село и попросил у родителей ее руки. В глубине души Илона — вполне нормальная девушка, хоть и квалифицированный имперский разведчик — этой историей умилялась.

Только вот с сыном их нехорошо получилось...

Однако здесь, на солнечных Фортунах все было прекрасно. Вплоть до этой встречи с читателями, ворвавшейся в лучезарный отдых резким диссонансом. В Илоне вовсю сигналила легендарная «чуйка» разведчиков — чувство эфемерное, неизвестно откуда приходящее, но существование которого не вызывало у коллег подпоручика Линьковой ни малейших сомнений.

«Опасность!» — мигала красная лампочка.

И Илона напряглась, одновременно парадоксальным образом расслабившись. Теперь от нее не ускользало ничто из происходящего в зале — звуки, выражения лиц, взгляды, которыми обменивались присутствующие. Она видела, как Кромлех поглядел на жену и перевел взгляд на нее. «Он уже видел меня», — вспыхнул в ней мысль, но тут же ушла в глубину сознания — сейчас это было неважно. Чимальпопока подал кому-то за спиной еле заметный знак пальцами. Не скво, спрашивавшей о «Мэри Сью» — кажется, она не из его компании. Но в зале полно агентов противника — Илона ощущала это всей кожей. «Интересно, они уже засекли меня?» Вот это уже важно. Это очень важно. Она здесь совсем одна. У нее есть связник, но до него сейчас не доберешься. Да и самое большее, что он может сделать — организовать эвакуацию ее и Кромлехов через российское консульство.

«Идиотка, отпускница, расслабила булки, дура», — на чем свет стоит поливала себя Илона, однако ярость эта проходила вторым планом. Она даже помогала собраться. Илона лихорадочно набрасывала в голове план операции — своей собственной операции. Смертельно опасной. Которая уже началась.