Он исходил из кухни.
Еще одна дверь в дальнем конце столовой вела в нее и была открыта.
Берти добралась туда быстрее Тони, Марва, и даже близняшек. Она бросилась туда, словно варвар, рвущийся в бой. Ферн была прижата к посудомоечной машине, в каждой руке у нее было по бутыли «Хайлекса». На нее наступал гигантский червь. Это была огромная, толстая тварь, двигающаяся вперед благодаря мышечным сокращениям своих сегментов. Они вспучивались, как автомобильные камеры, напрягались и расслаблялись, напрягались и расслаблялись. Растущая из нее колючая щетина со скрежетом царапала пол.
Футах в четырех от Ферн тварь замешкалась.
Может, увидела, что ее превосходят числом, а может, разглядела собственную смерть в искаженных ненавистью лицах людей. Она словно растерялась. Ее голова — или передний конец — раскачивалась из стороны в сторону, будто под какую-то неслышимую мелодию. Ее сегменты раздвинулись, и рот раскрылся. Какое-то мгновение Ферн, словно зачарованная, смотрела в широкую розовую глотку, способную проглотить целую ногу. Потом червь издал какое-то влажное чмоканье, его мягкие, пористые десна выдвинулись изо рта, и из них, словно ножи, выскользнули зубы. Она увидела не один ряд зубов, а два или три. Как минимум тридцать отдельных зубов, блестящих как рыболовные крючки.
Она знала, что у нее нет шансов.
Берти знала, что у нее нет шансов.
Это знали и Марв с Тони, которые не решались стрелять со своего угла в проходе — червь был слишком близко от Ферн.
Марв слышал, как близнецы хнычут у него за спиной.
Он боялся шелохнуться. Боялся, что напугает червя, и тот вцепится зубами Ферн в горло.
Но что-то нужно было делать, и Берти сделала.
Когда червь показал зубы, и его голова оказалась на уровне глаз Ферн, она ругнулась сквозь зубы и швырнула топор. Она даже мячика не бросала с 60-ых, но вложила в бросок всю свою силу. Не успел червь отступить, как топор вонзился в него, аккуратно разрезав два или три сегмента. Червь рухнул на пол, содрогаясь и извиваясь, оставляя зубами глубокие борозды в кухонной плитке. Из зияющей раны хлынул бурый гной. Червь издал пронзительный мяукающий звук, сжался, свернувшись в клубок, потом вытянулся, выпустив реку слизи, похожей на прозрачную мастику для пола.
Тони прикончил его.
Последние два патрона в «Моссберге» превратили червя в мерзкое, жидкое месиво. Но даже его разорванные, разбрызганные и распыленные, блестящие кусочки продолжали копошиться в слизи, отказываясь умирать.