Червь

13

Кэтлин, качаясь, вошла в дом и захлопнула за собой дверь.

Грязная, дрожащая, готовая вот-вот разрыдаться, она рухнула на ковер, обхватив себя руками вне себя от страха.

Я видела ее. Я видела ее там, в грязи. Змея. Гигантская змея. Похоже, это она схватила Пэта. Похоже, это она его убила.

Эти слова бесконечно кружились у нее в голове, и она не могла их остановить. Они явились, как непрошеные гости, доведя до ее сознания самое страшное — она осталась одна. Наедине с какой-то ужасной змеей, кружащей вокруг дома и ищущей способ забраться внутрь.

Ей нужно дышать.

Нужно взять себя в руки.

Ей нельзя раскисать.

Она вытерла слезы, оставив грязные разводы, похожие на боевую раскраску. Неуклюже поднялась на ноги и, покачиваясь, проковыляла в гостиную. Схватила телефон и с двух или трех попыток набрала неслушающимися пальцами номер службы спасения.

Когда оператор ответил, она отчаянно выпалила, — Меня зовут… меня зовут Кэтлин Макенридж… Адрес — Кэмберли, Пайн-стрит, 2112. Нас затопило грязью… мужа убила змея… гигантская змея… она появилась из грязи.

Оператор, явно привыкшая к истерикам, спокойным, натренированным голосом ответила, — Мэм, послушайте. Вы должны успокоиться. Аварийные службы работают, и в данный момент идет эвакуация районов. Оставайтесь дома. Выше грязь уже не поднимется. К тому же…

— ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО Я ВАМ СКАЗАЛА?

— Мэм, я понимаю, что…

— ВЫ НИ ХРЕНА НЕ ПОНИМАЕТЕ!

— Мэм, пожалуйста, вам нужно…

— ПОСЛУШАЙТЕ, ЧЕРТ ВАС ПОДЕРИ! — закричала Кэтлин. — МЕНЯ ЗОВУТ КЭТЛИН МАКЕНРИДЖ, АДРЕС КЭМБЕРЛИ, ПАЙН-СТРИТ, 2112! ПОНЯЛИ? ОТЛИЧНО! МОЙ МУЖ ПРОПАЛ! ПОХОЖЕ, ЕГО УБИЛА ГИГАНТСКАЯ ГРЕБАНАЯ ЗМЕЯ, ПОЯВИВШАЯСЯ ИЗ ЭТОЙ ГРЕБАНОЙ ГРЯЗИ! ПОНЯЛИ? ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ СОБИРАЕТЕСЬ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?

На мгновение наступила тишина. Потом треск помех. — Вы сказали «змея», мэм?

В тот момент Кэтлин поняла, что близка к полному нервному срыву. Она была вся в слезах. И в грязи. Весь ковер был в этой черной дряни. Сердце готово было выскочить из груди, под волосами бегали мурашки. А это идиотка ее не слушала. Просто не слушала, мать ее. Из-за абсурдности всей ситуации у Кэтлин появилось дикое, почти невыносимое желание расхохотаться.

— Мэм? — Вы еще там?

— ДА, Я ЕЩЕ ЗДЕСЬ, МАТЬ ТВОЮ! Я ЗАСТРЯЛА В ЭТОЙ ГРЕБАНОЙ ГРЯЗИ! МОЙ МУЖ ИСЧЕЗ! ПОХОЖЕ, ЕГО СХВАТИЛА ЗМЕЯ! КУДА, ПО ВАШЕМУ, МНЕ ИДТИ?

— Хорошо, мэм. Вам нужно сделать следующее, — сказала оператор, словно обращаясь к семилетней девочке. — Во-первых, вы должны сесть и сделать глубокий вдох, а потом я…

— ПОООШЛААА НАА ХЕЕЕЕР! — заорала Кэтлин, со всей силы бросила телефон в камин, и чуть не завизжала от радости, когда тот разлетелся на десятки пластмассовых кусочков.

Ты сама по себе, ты полностью сама по себе, — совершенно недвусмысленно сказал ей внутренний голос. Теперь тебе придется делать все самой. Так что, прежде всего, ни хрена не садись и не делай глубокий вздох. Иди наверх и забери Джесси. Закройтесь с ним. Возьми дробовик Пэта, заряди его. Позвони Марву, Тони, Донне, или Джено. Кому угодно. Позови соседей. Ну же!

Она схватила кочергу, стараясь не смотреть на стоящие на каминной полке фотографии, где она была такая счастливая, с мужем, сыном, матерью и друзьями… Вся эта прежняя счастливая жизнь рухнула в одно мгновение.

Взвинченная от истерики и страха, она подумала, что ее может замкнуть в любой момент. Спотыкаясь, подошла к лестнице, ухватилась за перила и попробовала дышать глубже, чтобы насытить клетки мозга кислородом и не упасть в обморок.

Она не может так больше.

Джесси спал все это время как ангел, но он почувствует это все через нее, как обычно бывает с младенцами. Родительские эмоции передаются им напрямую. Она должна показать смелость и спокойствие. В любом случае ей придется как-то справляться с этим…

Вот только какое-то нехорошее чувство не покидало ее.

Что-то было не так.

И тут она поняла, что именно.

Джесси.

Джесси никогда не спит так долго.

Нет, нет, нет, нет, нет… только не это…

Кэтлин взлетела по ступеням, бросилась по коридору, и на полпути наступила в черную жижу, текущую из ванной. Ноги подлетели вверх, и она рухнула на пол, больно ударившись затылком.

Когда она открыла глаза, то не могла понять, две минуты прошло или двадцать. Какое-то время перед глазами все плыло, потом голова стала медленно проясняться. Она лежала в луже отвратительной черной жижи, промокшая насквозь. Грязь уже успела загустеть вокруг нее, как жидкий бетон.

Кэтлин села прямо, голова кружилась. В затылке пульсировала тупая боль.

Боже, она вся в этой дряни.

Джесси. Добраться до Джесси.

Она заставила себя подняться на ноги. И увидела, что почти вся ванна затоплена грязью. Темной, жидкой и пахучей. Слизистый след тянулся к двери в конце коридора. Там была комната Джесси. Детская, как ее называла мать Пэта.

О, боже, нет…

Схватив кочергу, она бросилась туда и влетела в комнату, молясь, надеясь, взывая к любому богу, который мог бы ей помочь. Никогда это не было для не так важно. Так жизненно важно. Сделав от двери шага три, она запнулась обо что-то и рухнула лицом вниз, кочерга зазвенела по полу.

Что это… обо что я запнулась… обо что-то мягкое.

Поднявшись на ноги, она с зловещей отчетливостью увидела на кроватке черную слизь — она стекала через перегородки и капала на пол — шлеп, шлеп.

Кэтлин закричала, бросилась к кроватке, схватилась за край, заглянула в нее и увидела, что там… ничего нет. Кроватка была пуста. Абсолютно пуста, за исключением черной гадости, покрывавшей детские одеяльца и подушечки. Похожей на отвратительную смесь грязи, тухлой воды, и черных, слипшихся листьев со дна пруда.

С ее рта сорвался крик, комната закружилась вокруг, сердце бешено заколотилось, а дыхание стало напоминать свист кузнечных мехов. В комнате потемнело, как будто зашло солнце. Она почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица. Голову заполнила тьма, и Кэтлин упала на колени, опустошенная страхом, лишенная каких-либо чувств. Это были последствия абсолютного ужаса, когда мозг проигрывает наихудший сценарий.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она смогла двигаться и воспроизводить даже простейшую рациональную мысль. По полу ползли тени. Сквозь жалюзи проникал скудный свет.

Она стала выходить из оцепенения.

Ей пришлось включить свет и действовать очень тихо. Внутренний голос пытался ободрить ее, как во время поисков Пэта. Она уже не сомневалась, что что-то грязное и ужасное проникло в эту комнату и схватило ее сына. Она не знала, что именно, но голос настаивал, что это та же змея, которая забрала Пэта.

И теперь она была в доме.

В ее доме.

Она убила ее мужа, а теперь ее новорожденного сына. В глубине души ей хотелось кричать, рвать и метать, но она не стала этого делать. Кричать не было смысла. Кричать — значит выражать ужас и звать на помощь, но не было такого вентиля, который освободил бы сидящий в ней кошмар, и помощи ждать было не от кого.

То, что она будет делать, она будет делать одна.

Змея где-то здесь, и она найдет ее.

Сейчас ей хотелось лишь одного — выследить тварь и уничтожить.

Все же не смотря на всю ненависть и решимость, она опустилась на пол и разрыдалась, — ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК? ГДЕ МОЙ РЕБЕНОК?