Услышав, как внизу распахнулась дверь и как по лестнице затопали башмаки на плотной подошве, Габриель открыл глаза. Кутаясь в толстый плед, перевернулся на спину. Сестра Фаустина, полька, принесла завтрак. Опустив поднос на пол, она уперла руки в боки и спросила:
— Спишь?
— Уже нет.
— Твои друзья встали. После завтрака будь добр прийти в часовню.
— Благодарю, сестра Фаустина. Приду.
Крупная женщина наблюдала за Габриелем, будто он — некое экзотическое млекопитающее, приплывшее к берегам острова.
— Мы разговаривали с твоим отцом. Он достойный человек. — Пристально глядя на Габриеля, сестра Фаустина шумно втянула носом воздух. Похоже, Габриелем она была разочарована. — Мы молимся за него каждый день. Возможно, он в темном месте, не знает, как вернуться…
— Благодарю, сестра.
Кивнув, монахиня спустилась вниз. В хижине-кладовой было холодно, поэтому Габриель оделся очень быстро. Монахиня принесла чайник с чаем, булку серого хлеба, масло, абрикосовый джем и толстый ломоть чеддера. Габриель набросился на еду, прерываясь только затем, чтобы налить себе еще чаю.
Ему почти не верилось, что вчера они с Майей занимались любовью. Здесь в кладовой, при слабом свете, льющемся из маленьких круглых оконец, те мгновения казались далекими, похожими на сон. Странник помнил долгий поцелуй, помнил, как затрепетало пламя свечей, когда их с Майей тела соединились. Впервые он увидел Майю без защиты, абсолютно открытой. А увидев, окончательно понял: девушка его любит. Тогда в ответ он отдал ей все свои чувства. Оба — Странник и Арлекин — не принадлежали обычному миру, и вот они сошлись, как два кусочка паззла.
Надев куртку, Габриель спустился и вышел. Небо было ясное, но сам день выдался какой-то холодный и серый. Дул северо-западный ветер, пуская волны по зарослям ложечницы и чертополоха. Из трубы над кухней поднимался дымок, но Странник, позабыв об уюте, сразу направился к часовне.
Майя сидела на скамье. Меч покоился у нее на коленях. Матушка Блэссинг, в свитере с высоким воротником и черных шерстяных штанах, расхаживала взад-вперед перед алтарем. Она что-то втолковывала Майе, но замолчала при появлении Габриеля.
— Сестра Фаустина передала, что я должен прийти сюда.
— Так и есть, — ответила матушка Блэссинг. — Майя хочет тебе кое-что сказать.
Майя взглянула на Габриеля, и сердце ему будто пронзили ножом. Куда-то пропала свирепая уверенность юного Арлекина. Видя жалкую и сломленную Майю, Странник понял: матушка Блэссинг как-то узнала о прошлой ночи.
— Двум Странникам находиться в одном месте опасно, — глухим, бесцветным голосом произнесла девушка. — Мы связались с капитаном Фоули: он заберет тебя и матушку Блэссинг. В Ирландии тебе подыщут убежище. А я остаюсь охранять твоего отца.
— Если я уеду, то ты поедешь со мной.
— Решение принято, — возразила матушка Блэссинг. — Выбора у тебя нет. Я охраняла твоего отца полгода, теперь возлагаю эту обязанность на Майю.
— Но Майя может охранять и меня.
— Мы лучше знаем, что нужно для твоей безопасности.
Габриель посмотрел на Майю — та вцепилась в ножны, будто меч спасет от разговора; на лице застыло отчаяние, немая мольба. Арлекин опустила взгляд.
— Сейчас это самое разумное решение, Габриель, — сказала она. — А долг Арлекина — принимать спокойные, рассудительные решения, необходимые для безопасности Странников. У матушки Блэссинг опыта больше, есть доступ к оружию и верным наемникам.
— Не забывай о Вики Фрейзер и маленькой девочке, — добавила ирландка. — Здесь на острове они в безопасности. А с ребенком передвигаться — себе дороже.
— До сих пор Элис не мешала.
— Вам везло, — возразила матушка Блэссинг. Отойдя за алтарь, она через оконце взглянула на море.
Поспорить бы с ней, но куда там! От этой женщины с манерами средневекового рубаки прямо веяло угрозой. Габриель много раз видел, как начинаются драки на улицах или в барах: двое пьянчужек оскорбляют друг друга, пока агрессия не вырвется наружу. Матушка Блэссинг эту черту пересекла давным-давно; бросишь вызов — атакует немедленно, беспощадно.
— Когда мы снова встретимся? — спросил Габриель Майю.
— Через год, может, и раньше, — ответила матушка Блэссинг. — Смотря когда вернется твой отец.
— Год?! Но это безумие!
— Лодка прибудет через двадцать минут, Габриель. Собирай вещи.
Разговор был окончен.
Сам не свой, Габриель вышел из часовни и увидел, что Вики с Элис забрались на вершину гребня. Странник поднялся на следующий уступ, обошел водосборы, садик и дальше по тропинке взошел на самую верхушку острова.
Вики сидела на песчаном валуне, оглядывая темно-синие просторы океана. Отсюда казалось, что остров — центр мира, и кроме него, ничего больше нет. Элис бегала по камням, вооруженная палкой, и время от времени рубила высокую траву.
Заметив Габриеля, Вики улыбнулась.
— Кажется, играет в Арлекинов, — указала она на девочку.
— Не самая лучшая игра, — ответил Габриель, присаживаясь подле Вики.
Над головами у них витали олуши и буревестники. Ловя невидимые воздушные потоки, птицы взмывали в небеса и снова скользили вниз.
— Я уезжаю, — сообщил Габриель и пересказал разговор в часовне. Только сейчас, будто город, внезапно выступивший из тумана, открылась ему суть решения матушки Блэссинг. Ветер вдруг задул сильнее, птицы пронзительно закричали. Стало чудовищно одиноко.
— Не бойся за отца, Габриель. Мы с Майей о нем позаботимся.
— Что, если он вернется в наш мир, а меня не окажется рядом?
Вики крепко сжала его руку.
— Тогда мы скажем, что у него вырос достойный сын, который преодолел множество испытаний и наконец нашел своего отца.
Вернувшись в кладовую, Габриель зажег свечу и спустился в погреб. Отец по-прежнему лежал под простыней. Габриель отдернул ее. Волосы у отца были длинные, седые; лоб избороздили глубокие морщины, точно такие тянулись от уголков рта. Прежде Габриель только и слышал, будто он — копия отца. Сейчас убедился в этом лично, словно взглянул на себя в старости — на себя, изнуренного жизнью и беспрестанными поисками чего-то в сердцах людей.
Встав на колени, Габриель приложил ухо к отцовской груди. Прошло несколько минут, и наконец раздался удар сердца. Габриелю стало не по себе. Отец будто стоял где-то рядом и звал.
Младший Корриган встал и, поцеловав отца в лоб, поднялся по лестнице. Он уже закрывал люк, когда в кладовую вошла Майя.
— Как отец?
— Все так же. — Он обнял ее, запустив пальцы ей в волосы. Майя ответила тем же. Сказала:
— Капитан Фоули прибыл, матушка Блэссинг спускается к пирсу. Тебе надо идти, сейчас же.
— Она знает о вчерашней ночи?
— Ну разумеется. — Ветер ворвался в хижину через неплотно прикрытую дверь. Майя отошла и закрыла ее. — Мы совершили ошибку. Я не выполнила своих обязательств.
— Прекрати говорить как Арлекин.
— Но я и есть Арлекин. Только не смогу защищать тебя, Габриель, пока не стану как матушка Блэссинг — холодной и рассудительной.
— Не верю.
— Я Арлекин, а ты Странник. Время принять свои роли.
— О чем ты?
— Твой отец в ином мире и может не вернуться. Твой брат стал частью Табулы. Теперь надежда на тебя одного. У тебя есть сила, воспользуйся ею.
— Я того не желал.
— И я не желала себе такой жизни, но она мне дана. Прошлой ночью мы пытались уйти от своей судьбы. Матушка Блэссинг права: любовь ослабляет нас, делает глупыми.
Габриель попытался снова ее обнять.
— Майя…
— Я приняла себя тем, кто я есть. Время и тебе принять свою ответственность.
— Что же мне делать? Возглавить Свободных бегунов?
— Поговори с ними. Начало положено, они тобой восхищаются, Габриель. Когда я вошла в Винный дом, то видела в их глазах обожание.
— Ладно, поговорю с ними. Но и ты мне нужна.
Майя отвернулась, чтобы Габриель не видел ее лица.
— Береги себя, — произнесла она натянутым голосом. Потом вышла из хижины и стала подниматься на вершину склона, а ветер трепал ее черные волосы.
Схватив свой рюкзак, Габриель покинул хижину и спустился по каменной лестнице к пирсу. Капитан Фоули в лодке колдовал над двигателем. Матушка Блэссинг расхаживала взад-вперед по бетонной площадке.
— Майя дала мне ключи от вашей машины, — сказала ирландка. — Поедем на север, в графстве Каван есть убежише. Нужно кое с кем созвониться…
— Делать можете что угодно, а я возвращаюсь в Лондон.
Убедившись, что капитан Фоули все еще в лодке и не слышит, о чем они разговаривают, матушка Блэссинг сказала:
— Ты встал под мою защиту, Габриель. Решения принимать мне.
— У меня в городе есть друзья — Свободные бегуны. Нужно с ними поговорить.
— А если я не согласна?
— Табулы испугались, матушка Блэссинг?
Коснувшись черного металлического футляра с мечом, ирландка-Арлекин нахмурилась, будто языческая царица, оскорбленная простолюдином.
— Это они меня боятся.
— Славно, потому что я возвращаюсь в Лондон. Хотите защищать меня, поедете со мной.