Частица тьмы

1 ШЭЙ

Лишь по прошествии некоторого времени я могу заставить себя вновь увидеться с Ксандером. Я должна сделать это. Должна быть тем, кто скажет ему.

До сих пор я держалась в стороне.

Выжившие — Джей-Джей, Патрик, Зора и некоторые другие, кто теперь присоединился к нам — охраняли его по очереди. Обычные люди не в состоянии даже увидеть, что он находится там, замурованный в комнате с собственным пеплом. Они поверили нам на слово, что его никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя оттуда выпускать, и в том, какие последствия это может иметь. Но в теперешнем его состоянии он может находиться вечно, не так ли? Рисковать, оставлять его вот так нельзя. Мы не можем этого допустить.

Вокруг комнаты, где он умер, был построен двойной защитный саркофаг. Патрик отпирает первую дверь, и я вхожу в нее. Она наглухо запирается за мной. Я смотрю на вторую дверь — ту, которая ведет в комнату, где я находилась в заточении, где думала, что умру. Я нервничаю, мне страшно, хотя я и знаю, что он сейчас не представляет для меня угрозы. Он может заразить обычных людей, может воспламенить их изнутри, как делала Дженна. Но выжившего, как я, — нет.

«Он не может причинить мне вреда», — напоминаю я себе и стучу, сама не знаю зачем. Дверь отпирается удаленно, и я открываю ее.

Внутри темная тень, какой когда-то была Дженна. Приятная для глаз картина.

«Шэй, я надеялся, что ты придешь». — Ксандер рад меня видеть, и я не могу понять, что чувствую по этому поводу.

— Ты считал, что продумал все, не так ли? Единственное, что ты упустил, это как выбраться отсюда.

«Когда я это строил, то думал, что ты будешь внутри, и я потом выпущу тебя. После, попав сюда, я был вполне уверен, что военные во время нападения своим оружием нарушат непроницаемость сооружения и тем самым выпустят меня».

— Ты знал, что они на подходе? Я имею в виду, до того, как Фрейя сказала тебе?

«Разумеется. Как Фрейя?»

— В закрытой психиатрической клинике. Она совсем лишилась рассудка. — Да, я понимаю, что она больна, что мне следовало бы пожалеть ее, но после того, сколько бед она причинила… Это трудно.

«Жаль. Ее разум был слаб».

— И ты использовал эту слабость. Но у тебя все равно ничего не вышло. Ты не знал, что идет Кай, что Келли привела Беатрис, других выживших и вооруженный отряд. Что они будут действовать сообща.

«Нет. Честно сказать, я был потрясен таким развитием событии. Я имею в виду это сотрудничество. Разумеется, моя дочь просто не может не быть находчивой. А как у вас с Каем? Как обстоят дела между вами?»

Я не отвечаю ему, и пусть понимает мое молчание, как хочет. Мы с Каем поговорили, но разговор вышел невеселым. Он понял, что я ушла, чтобы найти его сестру, и что Фрейя должна была сказать ему об этом, но не сказала. Я поняла, что если бы не это, он никогда не был бы с ней.

Но это не значит, что я могу простить его.

Или Фрейю. Знаю, что к Ксандеру ее подтолкнули психическая болезнь и страх. Но не передать мои слова Каю? Она не в состоянии привести ни одной причины, которую я могла бы принять.

«Пожалуй, мне следует спросить по-другому: как обстоят дела там, в реальном мире?»

— С эпидемией почти покончено. Ты же помнишь, мне никак не удавалось обнаружить разницу между теми, у кого иммунитет, и теми, кто умирает? Мы провели более тщательное исследование крупных образцов. Существует всего несколько основных парных изменений у обладающих иммунитетом, которые слегка меняют структуру их ДНК — достаточно, чтобы остановить каскадную реакцию, которая убивает людей. Произвести необходимые изменения легко, гораздо легче, чем то, что я проделала с Ионой. Мы занимались тем, что создавали иммунитет у всех людей, которые находятся в зонах риска. К тому же, определенная длина волны чистого света уничтожает темный свет и может быть использована для дезактивации местности. Вот почему та бомба уничтожила Дженну — это был прототип, в котором использовался свет. Световое лечение также излечивает больных на ранних стадиях. — Я не говорю вслух, что сейчас трудно представить, как Соединенное Королевство когда-нибудь сможет возродиться, учитывая, что около восьмидесяти процентов населения умерло. И это его рук дело.

«Впечатляющая работа», — говорит Ксандер. И он имеет в виду науку, которая достигла таких результатов, а не то, что мы предпочли сделать. Он ведь хотел повсеместного распространения эпидемии, не так ли?

«А все остальные, как они уживаются с выжившими?»

— Перемешались. Кое-где их все еще приходится держать взаперти для их же безопасности… по крайней мере, так говорят. В других же местах на них смотрят почти как на героев, ведь они прививают людям иммунитет, излечивают их. — Я не вдаюсь в подробности, но именно этим я и занималась. Мне требовалось какое-то дело, которому я могла бы всецело отдаться. Создание иммунитета — да, но также лечение раковых пациентов — сломанные конечности, больные младенцы. Получилось, то, что я читала в аурах, было наполовину верно: те, у кого радужные ауры, — это целители и выдающиеся люди, звезды. Никаких признаков «звездности» у меня не обнаружилось, поэтому я буду придерживаться врачевания.

«Возможно, тебе пора рассказать мне, зачем ты на самом деле пришла».

— Мы не можем оставить тебя в этом состоянии навсегда.

«Из сочувствия? Сомневаюсь. Что они придумали?»

— Свет, который исцеляет: он должен уничтожить и тебя тоже. Проводились эксперименты с портативными источниками света. Один из них на пути сюда.

«Ясно. Решили, что пришло время принять окончательное решение».

— Я не уверена, что тебе следует употреблять эти слова. Возможно, они больше подходят для того, что планировал сделать ты — уничтожить всех людей на планете, оставив только выживших.

«Стараешься убедить себя, что я этого заслуживаю, верно? Сколько у меня времени?»

— Думаю, несколько дней, пока все будет доставлено сюда и проверено.

«Что ж, этого должно хватить».

Вскоре после этого я ухожу. Ксандер, похоже, не удивился, когда я сообщила ему новость. Он как будто даже испытал облегчение. Кто захочет быть темной тенью, навечно замурованной в одиночной камере?

«Этого должно хватить». Он попросил магнитофон, и чтобы кто-нибудь пришел и записал то, что он продиктует. Я не вернусь, но Патрик все устроит. Другие выжившие будут по очереди приходить и записывать. И хотя мы не уверены, что это стоит делать, трудно отказать человеку в его последней просьбе.

Он называет это «Манифестом Мультиверсума».

В тот последний день, когда я разговаривала с ним, я не задала один вопрос, ответ на который отчаянно хотела получить. Не потому ли, что я так никогда и не узнала бы, стоит ли верить его ответу?

Или, может, просто боялась.

Вопрос был почему. Почему он в самый последний момент занял мое место в огне?

Потому ли, что услышал шаги Ионы и подумал, что его настигло правосудие, и у него нет другого выхода? Отчаяние ли подтолкнуло его к такому решению?

Или он сделал это, чтобы спасти меня.

2 КЕЛЛИ

Сегодня день, когда умрет мой отец.

Точнее, умрет снова — как Дженна.

Наверное, это должно бы меня волновать, хотя бы немного, но не волнует. Может быть, какое-то время спустя, когда все закончится, я что-то почувствую. Но во мне до сих пор еще слишком много Дженны. После всего, что он с ней сделал, трудно испытывать к нему что-то, когда ее ненависть так сильна у меня в душе.

И Дженна умерла во второй раз так же, как умрет он, однако каким-то образом она все еще живет в моем сознании, и мы по-прежнему тесно связаны. А куда уйдет Ксандер?

Дженна точно не знает, но думает, что он может отправиться в то же место, где сейчас она. Говорит, что это ничего, что они готовы и ждут.

Где это? Кто ждет?

Дженна говорит, что, если я закрою глаза и погружусь в сон, она мне покажет…

3 ДЖЕННА

Я беру с собой Келли в тот день, когда покинула землю. Я была с Шэй и Чемберленом, прикрывала их.

Что-то свалилось на нас с неба.

Я старалась защитить Шэй, а не бежать, чтобы спастись самой.

Потом была страшная, обжигающая боль, которая разрывала меня на части.

И покой.

А потом… абсолютная, полная радость. Я оказалась на таком уровне счастья, на каком не была никогда раньше, перенеслась из худшего, из кошмаров, в состояние полнейшего, ни с чем не сравнимого блаженства. Быть везде — на всех галактиках и звездах, близких и далеких — и в то же время нигде. И во всех когда. Я познала все: от Большого взрыва, начала всех начал, до сегодня — через все последовательные этапы. И все это время наша Вселенная и все остальные успокаивали, баюкали, принимали. Никто не судил.

Но как бы далеко я ни ушла от того, чем была, оставалось еще много такого, что я должна была исправить.

Могла ли Келли помочь? Согласилась бы? Я думала — да. Надеялась. Еще будучи везде и всегда, я нашла ее и предъявила на нее свои права. И потом мы оказались связаны теснее, чем раньше, несмотря на преграды в ее сознании. Я знала, что если кто и найдет путь, так это она.

Дальше была повторная сборка: каждая моя клеточка была как мчащаяся с огромной скоростью машина, неминуемо устремляющаяся к многочисленным столкновениям. И хотя боль была такая же, как и раньше, когда я рассыпалась на кусочки, я уже так не боялась. Теперь я знала, что происходит.

Когда все закончилось, я сделала глубокий вдох. Холодный воздух наполнил мои легкие, и я закашлялась.

У меня есть легкие? Я могу ощущать холод?

Я обхватила руками свое дрожащее тело и открыла глаза.

Где я оказалась и где нахожусь до сих пор?

Это новый мир, новое место, и оно одновременно чуть-чуть другое и то же самое. Это как Земля, но не Земля. Они называют Землю, откуда я пришла, Земля-минус, а это Земля-плюс. Говорят, это разные версии одного мира. Они одновременно в одном месте и в то же время бесконечно далеки друг от друга в пространственном смысле, и одна — это вещество, а другая — антивещество. От всего этого у меня просто голова идет кругом.

Сначала меня взяли под стражу. Путешествовать между этими двумя мирами — вещества и антивещества — как сделала я в виде темного света — незаконно. Но вскоре они поняли, что это не моя вина, что за всем, что случилось со мной, стоит Ксандер.

Меня отпустили, нашли мне место, где жить. И все здесь так, как у выживших: мы разговариваем мысленно и можем делать все то, что делают выжившие. Здесь это совершенно нормально.

Я могла бы быть здесь счастлива, но я не могу отпустить прошлое. Я испытываю постоянное желание посмотреть глазами Келли, что делает Ксандер. Мы были и до сих пор остаемся парой: свет и тьма, вещество и антивещество, Земля-минус и Земля-плюс — две стороны монеты, которые никогда не видят друг друга, но каждая знает о существовании другой.

При такой связи я стараюсь помочь Келли, когда могу. Поначалу было трудно, она сопротивлялась, не верила, что я реальная. Но потом Шэй помогла ей принять меня.

И теперь Ксандер может прийти сюда.

Мы готовы.

Как только Ксандер прибывает таким же, как и я, способом — в форме темного света, — его заключают под стражу. Ему предъявляют обвинение в преступлениях против Мультиверсума. Это, кажется, доставляет ему несказанное удовольствие.

Потом суд. Его показывают по их телевидению.

Вскоре мне наскучивает слушать все подробности, но, очевидно, для справедливого суда Ксандер должен знать все. Однако я заставляю себя смотреть и слушать.

Они объясняют, как после Большого взрыва вещество и антивещество не взаимоуничтожились, как были должны, потому что они защищены одно от другого темной материей. Поэтому каждый мир, каждая вселенная — парные: одна — вещество, другая — антивещество, и все разделены и защищены темной материей.

Затем, спустя долгое время, до того, как это стало незаконным, люди, жившие на антипланете, научились перемещаться в виде темного света на свой парный мир, нашу Землю. Когда они прибыли, люди, которые тогда жили на Земле, начали умирать: привезенный на планету темный свет вызвал болезнь, которая убивала их. А потом и вновь прибывшие стали заболевать и умирать. Нормальный свет на Земле делал с ними то же самое; медленнее, потому что это не был чистый источник света, но они умирали.

Они пришли к выводу, что это, должно быть, из-за эволюции, потому что, если смешать слишком много вещества и антивещества, темная материя, разделяющая наши миры, обрушит измерения, и это вызовет еще один Большой взрыв. Такое время от времени случалось, поэтому эволюция нашла способ это остановить. Вроде как Земля-минус и Земля-плюс использовали эволюцию, чтобы защититься от нас, сделав так, чтобы мы умирали, если отправимся туда, куда не должны.

Но неудивительно, что те, кто отправлялся на Землю-минус, не хотели умирать. Они внесли изменения в свои ДНК, вначале поэкспериментировав на предках кошек — потому-то коты вроде Чемберлена и Мерлина такие необычные и умные и читают мысли прямо как выжившие. У них тоже есть ДНК с Земли-плюс.

Потом были созданы гибриды с землянами, чтобы они могли вынести свет на Земле, а также создать защиту, чтобы выдерживать и темный свет — вроде того, как темная материя защищает вселенные вещества и антивещества друг от друга. Они научились спасать людей, не являвшихся гибридами, внося мутации в их ДНК, чтобы остановить процесс, от которого те умирали под действием темного света.

Здесь все знали об этом, потому что когда они впервые отправились на Землю-минус, то установили связь с Землей-плюс, используя смешанные пары — человек на одной планете мог мгновенно связаться со своим двойником на другой. Теперь я слушала внимательно. Должно быть, это как я и Келли.

После того, как почти все умерли, гибриды регрессировали, утратили технологию, потеряли связь с этим миром и тем, откуда они пришли. Следующая часть относится к области догадок, но считается, что в отсутствие темной материи на Земле-минус и при том, что мутации у древних людей были недостаточно стабильными, их ДНК начали постепенно возвращаться к тому, какими были раньше.

В этом месте Ксандер приходит в сильное волнение. Он говорит, что именно поэтому у некоторых людей иммунитет — в них все еще живут эти мутации; а большинство людей умирают, потому что они вернулись к исходному состоянию; некоторые же, очень немногие, которые являются гибридами, начинают заболевать из-за воздействия темного света на свою человеческую половину, но потом включается другая половина, которая создает защиту. Они выздоравливают, и при этом пробуждаются их способности, вроде телепатии и всего такого.

Все это длится до бесконечности, но Ксандера, в конце концов, признают виновным в преступлениях против Мультиверсума.

Странно, но он выгладит счастливым. Ему предоставляется последнее слово, и он говорит, что несказанно рад, что был прав в отношении того, как перенестись в этот мир, и что наконец он понял все.

Его наказание — разложение на атомы, которые будут разбросаны на огромном пространстве.

Говорят, это безболезненно.

Какая жалость.

4 КАЙ

Я стучу, приоткрываю дверь и заглядываю. Сегодня у Келли день рождения, ей исполняется четырнадцать. Она попросила меня прийти и принести торт, и у меня в руках огромный шоколадный торт со свечами.

— Эй, привет! — кричу я.

— Мы на кухне, — отвечает мама.

Когда я захожу на кухню, то вижу маму, Рохана, Уилфа. И ту, которую не ожидал увидеть: Шэй.

Она тоже удивлена.

— Я блокировал ее, чтобы не услышала, что ты идешь, — сообщает Уилф. Он, мама и Рохан поднимаются и выходят из комнаты.

Остаемся только мы трое: я, Келли и Шэй.

— Я думала, ты не сможешь прийти, — говорит Шэй и выразительно смотрит на Келли. — Это семейный праздник, я пойду. — Она поднимается со стула и стоит, готовая сбежать.

— Нет, это мой день рождения, и вы оба остаетесь, — заявляет Келли. — В любом случае, я не намерена больше это терпеть. Вы — двое моих любимых людей, и вы оба страдаете, скучаете друг по другу. Это предел глупости. Разберитесь уже наконец. Прямо сейчас.

Я стою, растерянный и беспомощный. Шэй нужна мне больше, чем когда-либо, но я знаю, что она всегда отталкивает меня.

5 ШЭЙ

Келли берет мою правую руку и левую Кая и соединяет их. Мы встретились из-за нее. Мы расстались из-за нее. Сможет ли она снова свести нас вместе?

Я поднимаю глаза. Встречаюсь с глазами Кая. Келли права. Как бы ни старалась я выбросить его из головы и из сердца, но не могу. Он всегда там. Это как больной зуб, который не можешь вырвать. Моя предательская рука сжимает его ладонь, и я вижу ответный свет в его глазах.

Я мотаю головой, стараясь не расплакаться.

— Как сможем мы забыть все, что произошло? «Слова, которые должны были быть сказаны, ложь, которая встала между нами». — Нам уже не стать теми, кем мы были.

— Нет, — говорит Кай, — но мы можем стать другими, лучше. — Он поднимает мою руку и прижимает ее к своему виску. — Давай, войди сюда и увидишь.

Я скорее чувствую, чем вижу, как Келли выходит из комнаты, закрывает дверь. Глаза мои закрыты. Я не в состоянии дышать, не в состоянии думать. Я не знаю, что делать.

— Шэй? Пожалуйста.

И подобно лепесткам цветка, которые открываются навстречу солнцу, я вхожу в мысли Кая.

Я плачу. «Не знаю, смогу ли сделать это. Не знаю, сумею ли забыть обиду и боль».

«Шэй? Я люблю тебя. Всегда любил».

«Этого достаточно?»

«Это все, что у меня есть», — говорит он, и по его щекам тоже текут слезы.

Кай здесь, рядом со мной всем сердцем, всей душой. Наши мысли, наш разум — все слито воедино. А потом и его губы сливаются с моими, а тело прижимается к моему телу, и ответ — да.

Это все, что есть. И этого достаточно.

6 КЕЛЛИ

Расскажу ли когда-нибудь кому-либо о Дженне и Ксандере? Объясню ли все? Не знаю. Как не знаю, действительно ли так уж хорошо знать все — пусть даже Ксандеру это принесло счастье.

И даже если так, поверит ли мне кто-нибудь?

В любом случае я не уверена, что Шэй и другие выжившие обрадуются, узнав, что они являются гибридами и что они наполовину родом с другой планеты, даже если эта планета парная с нашей. Некоторые люди до сих пор с подозрением относятся к тем, кто так сильно отличается от них. Представьте только, что они устроят, если узнают подобное?

Кроме того, даже если Шэй и не говорит этого вслух, я знаю, что она почему-то хочет верить, что Ксандер поступил так, как поступил, чтобы спасти ее. Но мне-то известно, что это неправда.

Ксандер, должно быть, догадался обо всем по моей связи с Дженной — она должна была существовать где-то, но с нашей планеты исчезла. Что, если он станет таким, как Дженна, и его в конце концов уничтожат, как уничтожили ее, и он сбежит в другой мир? Хотя не уверена, что быть рассеянным на атомы входило в его планы.

Поэтому я буду держать при себе то, что показала мне Дженна.

Но немного утешает мысль, что эта Земля, на который мы живем, нашла способ защитить себя от нас; что мы развиваемся по пути, который не позволит нам вызвать еще один Большой взрыв, случайно или намеренно. Надеюсь, те изменения, которые выжившие производят теперь в людях, чтобы сделать их невосприимчивыми, на это не повлияют, хотя я и рада, что у всех нас — у мамы, брата и у меня — иммунитет.

Ну, а пока есть еще кое-что, что я должна сделать. Нам с Дженной надо попрощаться.

Мы с ней ближе, чем я могла бы быть с кем-то еще, я знаю это. Она даже поделилась со мной, кем была до того, как оказалась на Шетлендах. Она была сиротой, переходила из одной приемной семьи в другую. С ней случилось кое-что ужасное, и она сбежала. И ее, как и других сбежавших из дома или приюта детей, собирали последователи Ксандера и отправляли в качестве подопытных на Шетленды.

Мои воспоминания о Шетлендах были скрыты Ксандером и Септой так основательно, что я даже теперь не знаю правды, все туманно и расплывчато, словно это какое-то кино, которое я смотрела, а не то, что произошло со мной.

Но я знаю, что была там с Дженной, что именно там мы и встретились. Мы разговаривали и лежали в обнимку по ночам, чтобы не было так страшно. Уже тогда нам казалось, будто мы давным-давно знаем друг друга, и теперь я отчасти понимаю, почему. Когда Дженна соединилась со мной, то находилась вне времени, поэтому она как будто всегда была в моей жизни.

Ксандер был так уверен, что я стану выжившей, как и он. Он убедил меня тайком уйти и встретиться с ним в то утро, когда я пропала в Киллине; потом уверил, что мама сказала, чтобы я поехала с ним. Я начала в этом сомневаться и убежала в лес, когда мы остановились заправиться — тогда-то Шэй и увидела меня. Но они нашли меня на дороге; он знал, где я буду. В конце концов, он же был выжившим.

И меня, как и Дженну, отправили на Шетленды — для экспериментов.

Ксандер был ужасно разочарован, когда оказалось, что я не могу стать выжившей, потому что у меня иммунитет. Но больше всего его разочаровало, что он ошибся. Он переправил меня к Септе, чтобы та влезла ко мне в голову и заставила забыть все это.

Я бы и забыла, если бы не Шэй с Дженной.

Мы с Дженной делили на двоих страх. Ужас. Радость. И Дженна все еще здесь, прямо сейчас, недосягаемая, как всегда.

И все же и во сне, и наяву Дженна согласна: это должно быть так. Мы обе знаем, что пришло время. Так лучше для Дженны, так лучше и для меня. Мы не можем жить нормальной жизнью, пока связаны, сплетены одна с другой так крепко.

«Прощай», — говорит она.

— Прощай, Дженна, — отвечаю я. — Надеюсь, теперь ты будешь счастлива.

Моя половина покидает меня. Такого сильного, пронзительного ощущения пустоты и одиночества я никогда еще не испытывала. Я паникую и хочу вернуть ее.

Но слишком поздно. Она ушла.

Я встаю с постели, отдергиваю занавески. В небе ярко светят звезды. Интересно, Дженна на одной из тех, которые я могу видеть?

И в ночи, и в моем сознании тишина, полная и отчетливая. Шэй научила меня блокировать выживших, как умеет Кай. Теперь, когда и Дженны нет, мой мозг целиком и полностью мой. Впервые за всю мою жизнь никто не может прочесть мои мысли или заставить меня думать то, что им хочется.

Я пока не знаю точно, кто я такая, одна — страница, писать на которой не может никто, кроме меня.

Это пугает. И навевает уныние.

И в то же время это так восхитительно здорово.