Часовые Вселенной

Глава 17

Психологическая подготовка Арлана к обряду встречи с Триединым началась с довольно простого упражнения. К потолку его кельи прикрепили два небольших шара, размером с куриное яйцо. Они висели на длинных нитях и ничем не отличались друг от друга, за исключением того, что один шар с помощью скрытого от глаз механизма все время раскачивался наподобие маятника, а второй оставался неподвижным.

Задача Арлана состояла в том, чтобы усилием воли заставить второй шар сдвинуться с места. Это казалось совершенно невыполнимым. Изо дня в День он раскачивал проклятый шар в глубине собственного воображения — он видел его даже в темноте, по ночам, в своих снах. Но и во сне шар не желал двигаться, словно прикрепленный к потолку стальной несгибаемой балкой.

Жизнь его остановилась, подчинившись замедленному, неспешному ритму времени, царившему в здании храма. Завтрак, состоящий из небольшой чашки риса, целый день упражнений и сухая овсяная лепешка на ужин. Хорошо хоть заваренный на травах чай разрешалось пить в неограниченном количестве. После ужина встреча с учителем.

Арадатор сам выбрал ему в учителя Ошана, сухонького и невзрачного старика, который добросовестно выполнял порученные ему обязанности, но, как казалось Арлану, особого восторга от ежевечерних встреч со своим учеником не испытывал. В одну из таких встреч Арлан решился попросить Ошана сменить осточертевшее ему упражнение.

— Ты слишком нетерпелив. Как все новички, ты хочешь сразу добиться успеха. Забудь о времени, забудь о том, что ты оставил за порогом храма. Когда ты научишься не отвлекаться, когда твое сознание очистится от мусора — только тогда шар сдвинется с места.

Ошан, казалось, не имел ни возраста, ни эмоций. Видимо, его далекие предки на Земле были китайцами. Они оставили ему в наследство узкие глаза и способность полностью скрывать от окружающих свои чувства.

Арлан так и не сумел понять, как он отнесся к решению Верховного жреца, назначившего ему ученика. По крайней мере Ошан ни разу не показал, что принадлежность Арлана к другому миру имеет для него какое-то значение.

Однако это нисколько не облегчило Арлану установление человеческих контактов с его учителем. Даже на просьбу воспользоваться интеркомом Ошан ответил отказом, объяснив это тем, что любые контакты с внешним миром отвлекают от «работы».

«Работой» называли здесь бесконечные упражнения. Постепенно они заполнили все свободное время Арлана, все его мысли. Даже желание поговорить с Беатрис с каждым днем становилось все слабее. Тускнел и размывался в памяти ее образ… Все, что он оставил за порогом храма, приобретало нереальный оттенок сна. Собственно, вся его жизнь постепенно превращалась в сон.

В храме он вел замкнутый, изолированный от остальных священнослужителей образ жизни.

Хотя никто не запрещал ему покидать своей кельи, его попытки завести знакомства среди жрецов каждый раз наталкивались на стену отчуждения.

Попробовав однажды посетить общую трапезную, он сразу же понял, что совершил поступок, не вызывающий одобрения у окружающих. Все разговоры за столом мгновенно смолкли, едва он появился в зале.

Жрец, рядом с которым он попытался занять место, немедленно встал и пересел на противоположную сторону стола.

Ответом на все его вопросы оставалось глухое молчание. Он даже не знал, имеет ли право воспользоваться пищей, которую служки приносили в больших подносах. И хотя еда в общей трапезной была более обильной и разнообразной, чем та, которую приносили в его келью, Арлану пришлось отказаться от посещения общественных мест.

Казалось, время в конце концов остановилось вовсе.

Он все реже вспоминал Беатрис, все реже думал об оставленном за биллионами километров родном доме.

Все его сознание, все время и все мысли занял неподвижный маятник. И тогда это случилось.

Стояла темная ночь. Арлан ощущал ее даже сквозь сплошные каменные стены своей кельи, на которых не было и намека на окна. Ночью в храме царила та удивительная тишина, которая бывает только на заброшенных мертвых планетах. Прямо перед глазами Арлана высоко на стене горел светильник — он горел весь день и всю ночь, чтобы даже ночью, даже во сне, он не мог забыть о своих упражнениях.

Накануне вечером Ошан сказал:

— Ты слишком стараешься, этого не нужно делать. Твои чрезмерные усилия лишают тебя надежды на успех. Все должно произойти само собой. Ты должен хотеть этого, но нельзя отдавать себе осознанные приказы. Нельзя даже думать об этом. Ты должен отключить все посторонние мысли, ты должен остановить беспрерывную болтовню, которую день за днем воспроизводит твой разум. Ты не должен больше думать о маятнике — ты вообще ни о чем не должен думать во время упражнений. Ты должен видеть, как раскачивается маятник. Ты должен в это поверить.

Арлан без сна лежал на жестком ложе и смотрел в потолок. Сбоку, у самой стены, висел ненавистный маятник. Арлан видел его боковым зрением, но совершенно забыл о нем. Он забыл о себе, о том, зачем он здесь и кто он такой. Краешком сознания он понял, что впервые ему удалось остановить непрерывный хаотический поток мыслей в своей голове, рождавшихся независимо от его воли.

Сейчас он не думал ни о чем. Он ничего не хотел, ни о чем не вспоминал, ничего не воображал. Он не думал о маятнике, когда тот вдруг дрогнул и изменил свое положение.

Вместе с ним по стене прыгнула огромная тень, отметая всякие сомнения. Дыхание прервалось на секунду, потом Арлана прошиб холодный пот.

Маятник раскачивался все слабее и через несколько секунд остановился вовсе. Почти сразу же на Арлана навалилась страшная усталость, словно он только что приподнял с пола непомерный груз.

Неожиданно ему показалось, что стены его кельи сложены из глаз. Глаза наблюдали за ним из каждого уголка пространства. Они окружали его со всех сторон, они холодно и равнодушно изучали его, препарируя его мозг на отдельные составляющие. Они проникали все глубже в его сознание, добираясь до самой его сути, до той центральной, становой жилы, которая и составляла его индивидуальность.

Тогда он закричал. От боли и от страха безвозвратно потерять себя, пытаясь разорвать липкие путы, стянувшие его мозг.

В комнату почти сразу вбежал Ошан, словно он все эти дни спал за порогом его кельи. Возможно, так оно и было…

С появлением учителя леденящие глаза отступили, ослабили свою мертвую хватку и наконец исчезли вовсе.

Когда Арлан полностью пришел в себя, Ошан потребовал от него подробного отчета о том, что произошло, а выслушав, сразу же, несмотря на глубокую ночь, повел Арлана в покои Верховного Жреца.

Арадатор появился из алькова, едва они вошли в его покои. Верховного жреца уже предупредили о случившемся. То, что произошло с Арланом, видимо, имело огромное значение, хотя он сам все еще не понимал, почему его упражнения, приведшие в конце концов к какому-то результату, вызвали такой переполох.

— Теперь Темный Властелин знает о тебе. Это очень серьезно и очень опасно.

— Как он узнал обо мне?

— Твой мозг впервые вышел в ментальный космос. Эль-Грайон услышал твою мысль и сумел определить, где ты находишься.

— Значит, надо ждать беды… — сокрушенно прошептал Ошан.

— Зачем нужно было прилагать такие старания, чтобы разбудить мои ментальные возможности, если это способно вызвать несчастье?

— Потому что они приносят не только несчастья и еще не раз тебе пригодятся. Не обладая ими, нечего и думать вступать в противоборство с темными силами. Беда в том, что Темный Властелин обнаружил тебя слишком рано. До того, как ты научился закрывать свой мозг непроницаемым мысленным щитом. Ты научишься этому только после встречи с Триединым. А пока нам придется перевести тебя в самые нижние этажи храма.

— Для чего?

— Гора, в которой высечен храм, содержит металлическую руду, а она задерживает ментальное излучение. Там ты будешь в безопасности до тех пор, пока не научишься защищаться. Мне кажется, строители этого храма предусмотрели все, даже необходимость в такой защите.

— Вы знаете, кто построил храм?

— У нас сохранились старинные рукописи и легенды, но сегодня мало кто им верит. В одной де них говорится, что храм был построен самим Триединым тысячи лет тому назад. Но, повторяю, это всего лишь легенда.

— Возможно, не только легенда… Сэм рассказал мне о древней цивилизации дарсанов. Мне кажется, именно она создала религию Триединого, а затем вступила в войну с Темным Властелином и проиграла. Теперь нам придется продолжить начатое ими.

— Беда в том, что мы еще не готовы. Эль-Грайон слишком быстро увеличивает свои силы, его слуги появляются повсюду.

— Мне уже пришлось столкнуться с ними, даже дважды.

— Я знаю об этом.

— Но что они такое? Внешне они похожи на людей.

— Когда-то они были людьми. Ему нужны наши тела. Это одна из причин, по которой мы потеряли Роканду. Тысячи человеческих душ были безвозвратно погублены, и тысячи новых рекрутов влились в его войско.

— Но как он это делает, как ему удается превратить человека в робота, лишенного воли и наделенного огромной силой?

— У темных есть тайны, о которых мы ничего не знаем. Возможно, после того, как ты побываешь на Роканде, завеса тайны немного приоткроется… Если мы узнаем, как он это делает, мы сможем разработать защиту или противоядие. Теперь ты понимаешь, насколько необходима твоя помощь. Ведь только ты один можешь проникнуть на Роканду и вернуться оттуда невредимым. Вот почему так важно защитить тебя сейчас, пока твой разум еще не может сам постоять за себя.

Келья, в которую Арлана перевели после этого разговора, выглядела совсем крошечной и располагалась в подвальных помещениях храма, в срединной части горы, там, где толщина породы была наибольшей.

Арлан и раньше ощущал себя пленником если не людей, то, по крайней мере, обстоятельств.

Теперь же в этой крохотной каморке, похожей на тюремную камеру, он почувствовал себя настоящим заключенным.

Сильнее всего его угнетала полная оторванность от внешнего мира. Даже сознание того, что Беатрис находится где-то недалеко — стоит ему по-настоящему захотеть, и он пробьется через все заслоны, чтобы увидеть ее, — даже сознание этого больше не утешало его.