Цепные псы

Глава 4. Одиночество на двоих

Одиночество на двоих

So I'll hold tight to what I know

You're here and I" m never alone…

Barlow Girl — Never Alone

Шел пятый день нашего пребывания в клинике. Началось все не сладко. Поначалу, на нас натравили целый взвод солдат. Наша самозащита была рассмотрена как нападение. Мало того, мы еще и вынуждены скрывать глаза за линзами, ведь только «верхушка» знает о прибытии фаворитов в клинику. Персонал предупредить не посчитали нужным. Нас поселили в двух разных комнатах на семнадцатом этаже. Он оказался относительно пустым. Здесь была только одна занятая палата. Странно это как-то, но жаловаться я не стану. Тоже мне, проблема. Комната, в которой пытались поселить меня и Верону выглядит как элитная больничная палата. Белоснежные голые стены, большое окно с широким подоконником, две металлические кровати, благо, пружины не скрипят. В подвесных горшках вяло трепетались листики гортензии. Самой обычной, с голубыми и розовыми цветами. Кто сюда притащил гортензию? Ну да ладно. Верона со мной селиться ну никак не хотела. Поэтому, я молча пожала плечами и схватив Лео за руку, потащила за собой. В принципе, нам не привыкать.

Уже пятый день ничего не происходило. Я сидела на крыше, свесив ноги вниз. 34 этажа. Я задумчиво глядела вниз. Иногда, ко мне заглядывал Лео. Приносил чего-нибудь перекусить, просто сидел со мной, болтал. Иногда он даже просил спуститься вниз, на этажи. Но я не хотела пересекаться с Харингард. Неприятно мне было рядом с ней, даже немного не по себе. Лейдармал Лео исцелил её. Она была первой и остается единственной женщиной, которая родила фаворита и полностью избавилась от вируса Камелия. И как она отплатила ребенку, что спас ее жизнь? Добровольно отдала в приют? То, что она проведывала его в этом приюте, ее никак не оправдывает. Она меня раздражала. Лео мог жить обычной жизнью, как обычный мальчик. Но вместо этого, его мамаша ударилась в науку, а сына сплавила в приют для отверженных. Хотя он, вроде как, и сам все понимал, добровольно пошел. У него все было иначе, не так как у меня. Да и вообще не мне судить. Я вздыхаю и смотрю на посадочную площадку, которая находится шестью этажами ниже, на соседнем здании. На площадке Верона и Каин, отрабатывают удары. Забавные такие, еще и напрягаются. К чему все это? Нет в этом мире никого, кто мог бы сравниться с силой фаворита. Да мы почти что Боги. Вот только, если фаворит столкнется с фаворитом, что тогда?

Вопрос интересный. Если честно, я никогда не сражалась с фаворитом всерьез, тренировочные бои у нас, конечно, были. Но уверенна, что ни один тренировочный бой не идет в сравнение с настоящим, не на жизнь, а на смерть. И я никогда не сражалась с фаворитом так. Наверное, кроме того случая, пять лет назад… Хотя, даже тогда я не была серьезна, я до последней секунды верила в чудо. Но чуда не случилось. И вот, сейчас я здесь и думаю о том, случится ли чудо в этот раз. Сомневаюсь, правда, но очень надеюсь. Ведь если все на самом деле так, как нам рассказали и на эту клинику хотят напасть, то без него здесь не обойдется, почему-то мне хотелось в это верить. Сражение с фаворитами — это запрет. Кроме тренировок и дружеских спаррингов нам запрещено вступать в бой и применять лейдармал на другого фаворита, даже в ходе конфликта. Не понятно, почему. Но говорят, что серьезные бои между фаворитами — это настоящая битва, кровавая и беспощадная. Так говорят, основываясь на исследованиях первого поколения фаворитов. Я не встречала ни одного фаворита из первого поколения, я даже не уверенна, что хоть кто-то выжил.

Ну да ладно. Что бы не произошло, мне бы не хотелось ни с кем вступать в бой. Мне было лень. На улице было холодно, даже очень. Тучи медленно плыли за ветром. Они были серыми, тяжелыми, клубились словно дым. Иногда мне казалось, что небо попахивает дымом сейчас. Но это был самообман. Воздух вокруг этого места отчетливо пропах медикаментами и смертью. Здесь каждый день умирали люди. Минимум один человек умирал, превращаясь в зловонный цветок камелии. Здесь каждый день, почти на всех верхних этажах можно было услышать стоны, мольбы, крики. На нижних этажах плакали. Плакали родственники, друзья, любимые. Плакали от безысходности. Потому что никакая клиника и никакие лекарства, никакие врачи ни за какие деньги не могли спасти дорогого им человека. Несмотря на то, что человечество построило новый мир, восстало из пепла словно феникс, оно оказалось бессильным против этого ужасного недуга. И это было как-то тоскливо.

Вчера, я впервые в своей жизни увидела зараженную беременную женщины. Нам выдали белые халаты, чтоб мы не привлекали много лишнего внимания. На улице пошел сильный дождь и мне пришлось спустится с крыши. Верона и Лео были заняты разработкой боевой тактики на случай нападения, Каин спал. Поэтому, от нечего делать я шаталась по этажам, слушала, наблюдала. Когда я спустилась на первый этаж, я увидела ее. Ее привез мужчина, бледный, измученный, с красными от слез глазами. Голос его дрожал, когда он говорил с приемным врачом, руки тряслись, когда подписывал документы. Он обнимал ее, плакал, заикался, будто задыхался, словно ему не хватало воздуха. Даже на расстоянии, я чувствовала, как его сердце вылетает из груди. Его сердце болело, обливалось кровью. Столько боли в одном человека. Но она была другой. Она вела себя иначе, хоть и была немного напугана. Она мило улыбалась, когда врач рассказывал ей, что ей предстоит пройти. Стояла, сложив руки на большом животе, слушала, кивала. А когда мужчина обнимал ее, она нежно гладила его по волосам и просила о том, чтоб он, несмотря ни на что, любил малыша, она больше ни о чем не просит. Когда она говорила о том, что малыша нужно защищать и что его нужно любить и никому не отдавать, мое сердце сжималось. Ведь эта женщина знала, что умрет, она знала, что по ее венам течет смертельный вирус и что стоит родится ребенку, вирус примется за нее. Он высосет из нее все соки, уничтожит ее жизнь. Она знала, что подарит жизнь не простому ребенку, а фавориту, маленькому монстру с большими яркими глазами. Но она все равно любила его, монстра внутри себя. Все равно любила, потому что это был ее ребенок и сейчас, она была его мамой. И пока она живет, она будет защищать и любить его, я это чувствовала. Ее решительность и любовь были невероятны, это была настолько сильная женщина, что внутри меня что-то дрогнуло. Но мужчина был не таким. Он ненавидел ребенка, который скоро отнимет жизнь его любимой. Он врал ей, врал, что будет защищать и любить его. Я чувствовала его ложь и от этого становилось горько. Спустя долгое слезное прощание женщина зашагала прочь за врачом. На пороге большой и белой больничной двери она обернулась и посмотрела на своего возлюбленного. Бледная, худая, с выступившими синеватыми венами на руках, она послала ему воздушный поцелуй и скрылась за дверью. А он, рухнув на колени, зарыдал в голос. Я смотрела на него без жалости, ведь я знала, что он обманет ее, он соврал и ни за что не примет маленького фаворита. После этого зрелища я вернулась на крышу и стояла там под дождем очень долго. Вода стекала по моим волосам, по лицу. Внутри меня не было никаких эмоций, только пустота. Интересно, сколько женщин еще были обмануты своими самыми близкими людьми?

Сегодня дождя не было. Было просто хмуро и сыро. Я наблюдала за тем, как меняется патруль, солдаты с опаской оглядывались. Мы больше не попадались им на глаза. Старались не нервировать и не провоцировать. Странно конечно то, что для охраны такой стратегический важной клиники выбрали столь эмоционально не устойчивых солдат, это немного напрягало. Хотя, в принципе, здесь все было логично. Если бы они были действительно отличными воинами, нас бы здесь не было. Ведь правда, если на эту клинику нападут «Кровные Узы», то они и защитится-то не смогут. И, понятное дело, мне это не нравилось. Фаворитов воспитывали люди в приютах, а еще фавориты второго поколения, выжившие. Мы с малых лет воспитывались по определенному алгоритму и так уж получалось, что собаки не кусают своих хозяев. И тем не менее, люди посчитали, что на случай бунта, нужно знать, как себя обезопасить. Обычное оружие ранило нас так же, как и людей, но оно не могло повлиять на силу лейдармала. Поэтому, люди искали способ сражаться с теми, кто не только обладает высоким уровнем физической силы, но еще и обладают нечеловеческими способностями, которых у людей и вовсе нет. Действительно, способности же нечеловеческие, откуда им взяться у людей?

И люди нашли способ. Я даже думать не хочу, как проводились эксперименты, но на костях фаворитов первого поколения было создано то, что могло спасти человека от нападения фаворита. И спустя несколько лет экспериментов, был выведен сплав, который не просто мог ранить фаворита, но и ослаблял его контроль над лейдармалом. Сплав назвали — герайрум, «кровавое серебро». Как был получен этот сплав — не известно, но ходят слухи, что на самом деле в нем не только металлы, но и кровь фаворитов. И если это правда, то получается, что даже здесь они использовали фаворитов, чтоб сражаться с фаворитами. Ничего сами сделать не способны.

После изобретения герайрума, из него стали изготавливать оружие и этим оружием оснащали специальные боевые отряды. Анти-фаворитские отряды. Среди людей это были самые сильные боевые групировки. Они были как мы, только без лейдармалов, а с оружием, которое способно убить фаворита одним выстрелом. Долгое время, это были бесполезные отряды, которые существовали для формальности, так сказать, на всякий случай. Мне известно только то, что лишь однажды, 17 лет назад такой отряд был задействован для поимки беглых фаворитов. Больше я ничего не слышала о том, чтоб анти-фаворитские отряды принимали какое-то активное участие в жизни регулярной армии Минора, они просто были и все. Но пять лет назад все изменилось. Во время инцидента в округе Ширан, анти-фаворитские отряды стали более активны. Теперь они были везде, почти на каждом стратегическом объекте, в каждом административном здании. Парами, группами, целыми отрядами. Но они были. А здесь не было. Сюда привезли нас. И это меня немного настораживало.

Вечером я таки спускаюсь на наш этаж, в коридоре слышу возню и замираю на лестничном пролете. Некрасиво подслушивать, но все же, прижимаюсь спиной к стене и, осторожно заглядываю за угол. На губах невольно появляется ухмылка. На лестничной площадке стоят Верона и Лео. Он что-то бурно ей говорит, размахивая руками. Она импульсивно ему отвечает, так же бурно жестикулируя. Лео хватает ее за руку и прижимает к холодной стене. Я наблюдаю за ними в отражение огромного стеклянного шкафа с медикаментами, прям как по ТВ, романтика. Он сжимает оба ее запястья, нависает над ней. Не вижу его взгляда, но представляю. А вот ее глаза мне видны, хоть и в отражении, но я вижу, как она растеряна, и счастлива, и напугана. Он склоняется над ней. Верона невнятно и тонко мычит, я понимаю, что он поцеловал ее. Она затихает, слышно лишь тихое постанывание. Май отрывается от нее, у него тяжелое дыхание, она же смотрит в пол. Он отпускает ее руки. Верона тут же срывается с места и убегает. Ее шаги гулко отдаются эхом в пустом коридоре. Я остаюсь стоять на месте, прижимаясь спиной к белой стене. Мне грустно? Наверное. Хотя, я все уже давно знаю. Очень давно для того, чтоб успеть смирится.

Тихо, чтоб он не услышал, возвращаюсь на лестничную площадку и громко имитирую свои приближающиеся шаги. Выходит нелепо, но буду надеяться, что прокатит. Выхожу в коридор и подхожу к напарнику. Он вяло оборачивается и смотрит на меня.

— Чего невеселый, Майский? — весело спрашиваю я.

— А то сама не знаешь, — он скептично приподнимает одну бровь, — все ведь сама видела.

— Таки засек, — закатываю я глаза.

— Твое дыхание, пульс. Я узнаю их из тысячи и почувствую за мили от себя, — Леонард пожимает плечами. Чего и следовало ожидать, я была замечена еще в тот самый момент, когда спустилась на этаж.

Вместе с Лео мы возвращаемся в комнату. Я падаю на кровать и закрываю глаза. Он садится на свою кровать. Тучи за окном все так же безмятежно плыли в неведомые дали, он провожал их взглядом. Когда-то, еще в приюте, я так же застукала Лео и Верону за выяснением отношений. Верона тогда тоже убежала.

— Ты в последнее время почти не говоришь со мной, — говорит он, не глядя на меня, — я волнуюсь.

— Все в порядке, ты ведь знаешь, мне интересней проводить время в бодрствовании, — отмахиваюсь я, — если ты не против, я пойду, душ поищу. Здесь он ведь должен где-то быть.

Лео молчит. А я решаю, что лучше переодеться. Снимаю с себя свою кофту, джинсы. Я не стесняюсь его. Как я уже упоминала, в нас искореняли чувство стыда. Это конечно было глупо, но продумано. Парадоксально. Нас пытались растить живым оружием, пока не осознали, что не каждый лейдармал годен для сражения. Тогда нас стали просто воспитывать, дрессировать и формировать из нас боевые группы, где каждый взаимосвязан. Я не стесняюсь Лео. Пытаюсь расстегнуть свой бюстгальтер, он смотрит в окно. В какой-то момент я замираю, прижимая ладони к груди.

— Что случилось между вами? Тогда в библиотеке… — спрашиваю я, глядя в сторону.

— Да ничего… она просто не приняла мои чувства, — отвечает мне Леонард и оборачивается ко мне. На какое-то мгновение его щеки краснеют, — эй, ты чего это?

— Да переодеваюсь я просто, — отмахиваюсь от него, — реагируешь так, словно в первый раз видишь меня в одних трусах.

— Вот уж, дурочка, — Лео прикрывает глаза ладонью, но стоит мне отвернуться, его руки обхватывают меня сзади.

— Что творишь? — дергаюсь я, но он зажимает мне рот ладонью и целует в шею. Его теплые губы проходят по моей коже, до плеча. Пытаюсь вырваться, но понимаю, что все это такая дешевая показуха… Май поднимает меня на руки, прижимает меня к холодной стене, в палате она ничуть не теплее, чем в коридоре. В одно мгновение мы становимся одним целым. Ногой случайно задеваю шкафчик. На пол падает ваза, а звон битого стекла так кстати, заглушает мой вырвавшийся стон…

— Что у вас здесь происходит? — Верона осторожно заглядывает к нам в комнату. Я подбираю осколки, Лео стоит у окна.

— Остатки роскоши убираем, — не оборачиваясь, отвечает Лео.

— Тоже мне роскошь, — недовольно отзываюсь я, — не такая она уже была и красивая. И вообще, нечего тут занимать мое пространство каким-то шкафами.

Верона злобненько усмехается и смотрит на меня сверху вниз.

— Ну да, конечно, королеве нужны хоромы.

— А Кукловоду не мешало бы мозгов, — быстро отвечаю я, не поднимая головы. Сощурившись, Верона выходит, хлопая дверью. Лео смотрит на меня, рубашка на нем застегнута косо, мой бюст он наскоро пнул под кровать. На мне наскоро накинутая рубашка, длинная, почти до колен. Хорошо, что Верона надолго не задержалась. Смущает ли меня то, что произошло? Ничуть. Не в первый раз. Это ведь всего лишь удовлетворение физиологической потребности, так ведь? Лео одиноко. Одиноко и мне. Это наше одиночество. Мы разделяем его так, по-своему.

***

— Общий душ, какая прелесть, — сощуриваю я глаза, глядя на большую комнату, всю выложенную мраморными плитам. Это скорей всего не душ, а купальня. Большая, теплая и красивая. Ванная больше смахивает на бассейн. Я погружаюсь в воду с головой. Закрываю глаза. Выныриваю. Прямо перед моим носом обнаженное тело Вероны.

— Тебе места мало? — спрашиваю я скептично.

Сентябрьская краснеет и отплывает от меня. Ничего не говорит, я-то знаю, что после того случая, они все не рискуют оставлять меня в воде одну. Странные. Мы ведь уже не дети и из всех нас воду не переносит только Лео. Вода горячая, от нее исходит пар. Я запрокидываю голову и разглядываю мраморный потолок. Отполированные плиты похожи на огромные мутные зеркала. Я смотрю на свое отражение.

— Эй, Верона… — зову ее, и она подплывает ко мне, — у тебя никогда не возникало чувства, что ты… лишняя?

— О чем ты? — удивленно смотрит на меня Сентябрь, — мы фавориты, мы везде лишние.

— А, точно… — закрываю глаза, вода обволакивает меня как одеяло, я позволяю ей меня поднять.

Еще до того, как мы официально поступили на службу в фаворитскую ветвь, нас вместе с Вероной отправили на первое задание. Если быть точнее, оно было тестовым. Подготовительные курсы подходили к концу и этот экзамен мы должны были сдать любой ценой. К тому времени, я была уверена, что мы готовы. Вот только ни я, ни Верона не учли того, что помимо физической готовности, должна быть еще и моральная. Как раз тогда нам выдали коммуникаторы и позывные. И так, как мы как раз по возрасту походили на выпускников школ, нас отправили в одно из учебных заведений. По данным информаторов, в этой школе промышляла группировка наркоторговцев. Смешно и банально? Да вот только героин и кокаин уже никого в этом мире не волнует. Данный наркотик пробуждал в юном неокрепшем теле школьника лейдармал. Весьма нестабильный и недолговечный. Стоило юноше или девушке принять этот порошок, организм менялся в течение 12-ти часов. Формировался лейдармал, мощь которого могла сравниться с врожденным. Но, тело простых людей этой мощи не способно выдержать. Поэтому, у человека, принявшего наркотик, остается немного времени, от трех дней до трех месяцев. При этом организм стремительно разрушается. Ну и, разумеется, дилер не станет рассказывать о последствиях своему покупателю. Ну а кто не хочет стать героем? Произвести впечатление на девушку, покрасоваться перед подругами… У людей воспитали страх и ненависть к фаворитам. Но подростки очень впечатлительны и их тянет к неизведанному, к тому, что запретно.

Нас отправили туда только вдвоем. До сих пор не могу понять, почему так, но спорить с начальством никто не стал. И мы, смирившись, отправились в колледж округа Фаор. Нас распределили в разные группы, представили, как переведенных учениц из округа Ширан. Почти правда. Мы задержались в этой школе на полгода. Работа была не такой уже и сложной, но требовала тонкого подхода. Действовать нужно было осторожно. Нам дали ровно 6 месяцев на выполнение, и мы в них уложились. Можно было намного раньше. Но я просто хотела насладиться этим еще. Странно, да? Я хотела ходить в школу. Учится, отвечать на занятиях, обедать с одноклассниками, ходить домой с подругами. Мне так хотелось понравиться им, всем одноклассникам. Но, я не могла. Не могла и все. Меня сторонились, обходили стороной. Нет, никто и не догадывался, что я фаворит. Просто, я была самой собой. А вот с Вероной все было куда проще. Она всем нравилась. Притворялась она или нет, не важно. Она всегда была в компании.

И, если честно, черт его знает как, но у Вероны завязались романтические отношения с «одноклассником». Серьезно, мы проходили одно и то же обучение, нам вроде рассказывали одни и те же вещи, о том, как надо себя вести на заданиях и с людьми вообще. Но, Верона ну прям очень вжилась в роль ученицы по обмену. Ну и по иронии судьбы, именно этот ее возлюбленный полудурок купил эту фаворитскую наркоту. И, конечно же, явился похвастаться своими новыми «сверхспособностями» перед всей компанией одноклассников и Вероной прямо в день фестиваля. Его тело оказалось очень слабо. И уже при первой попытке продемонстрировать лейдармал, наркотик начал деформировать его тело.

Я убила его. Быстро и безжалостно, на глазах у всех. Одним щелчком. Верона же в тот день чуть не убила меня. Нас разнимали приехавшие на место чистильщики и группа фаворитов округа Фаор. Помню, она долго кричала и плакала. А потом успокоилась. Потому что она понимала, что моей вины в том не было и действовала я по протоколу, ничего лишнего. Мы уехали из округа, а нас сопровождали лишь полные ужаса взгляды. Взгляды наших одноклассников, с которыми еще недавно Верона так славно веселилась.

***

Смотрю на Верону. Она безмятежно проплывает мимо. Поднимаюсь, вода по пояс. Сентябрь смотрит мне в спину. Она видит тату на моей спине? О, нет. Она из тех немногих, кто под черной лозой видит мои старые шрамы. Те, которые больше никогда не сойду, те, от которых я сама отказалась избавиться. Вздрагиваю от неожиданного прикосновения ладони, оборачиваюсь. Пальцы Вероны скользят по моей спине, она поднимает голову, смотрит мне в глаза. Ее короткие волосы слиплись, пристали к ее лицу.

— Тебе больно, Акира? — спрашивает она меня, называет по имени. Она редко называет мое имя, очень редко.

— Иногда, — честно отвечаю я.

— Ты ведь могла залечить их, — говорит мне Сентябрь.

— Я не хочу забывать… — шепчу я в ответ, поворачиваюсь к ней, она протягивает ко мне руки. Я обнимаю ее. Не знаю, почему так. Порыв. Она прижимается ко мне обнаженным телом, я глажу ее по мокрым волосам. И надо же, как мило. Именно в этот момент открывается дверь. На пороге стоит весьма миловидная особь со светлыми кудрями, в белом халатике и с полотенцами.

— Прошу прощения, меня отправили принести Вам полотенца! — учтиво говорит она нам и тут же, осекаясь, пялится на нас. Но-но. Я чувствую, как легкие медсестрички наполняются воздухом, чтобы издать самый пронзительный визг, который только можно представить. Выбрасываю правую руку вперед, щелкаю пальцами. Девушка перестает дышать, лишь лихорадочно пытается вдохнуть воздух. Мгновенно подскакиваю к ней, зажимаю рот ладонью, прищуриваю глаза, девушка снова может дышать. Тяжело. Настолько привыкла активировать лейдармал щелчком, что просто так уже мне это сделать непросто. Но все в норме. Медсестра вновь дышит. Я припечатываю ее к стене.

— Слушай меня внимательно. Нас позвало сюда твое начальство, и вся верхушка клиники знает, кто мы и зачем мы здесь. Подняв шум, только себе хуже сделаешь, — быстро говорю я ей, — значит так. Я убираю руку и, если начнешь вопить — я позабочусь о том, чтоб ты заткнулась раз и на всегда. Поняла?

Паникующая медсестра кивает мне. Я отнимаю ладонь от ее рта. Она глубоко вдыхает, выдыхает. Потом выдает такую фразу, которая повергает в шок и меня и Верону, которая уже успела завернуться в полотенце.

— ДА ЗНАЮ Я КТО ВЫ ТАКИЕ!!! Просто вы в такой позе стояли!

Верона тут же заливаться краской. Я хлопаю себя ладонью по лбу.

— А орать чего собиралась?! — раздраженно спрашиваю ее.

— А как ты узнала? — спрашивает она тут же, — я-то от неожиданности. Не каждый день такое увидишь.

— Дура что ли? — Сентябрьская нервно мотается в полотенце и шипит мне, — прикройся Февраль.

Я вспоминаю, что из воды то я выскочила голая. Она кидает мне полотенце. Чистое, белое и пахнет ментолом. Я заворачиваюсь в него, поправляю мокрые волосы.

— Так как ты узнала, что я собираюсь кричать? — повторяет вопрос медсестра.

— Благодаря лейдармалу. Я чувствую любое изменение в организме человека, ты набирала воздух в легкие — я это почувствовала, — отвечаю я, — тебя вообще, как зовут?

— Мика! — выпаливает девушка и, тут же добавляет — Микаэла. Микаэла Харингард.

— Чего?! — я опять-таки роняю полотенце, — дочь Харингард?

— Нет! — тут же восклицает девушка, — я не дочь, я племянница. Племянница, понятно?

— А, ну тогда… кузина Лео? — спрашивает Верона.

— Лео? Это вы про сына тетушки Эльзы? — наивно хлопает ресницами Мика, — мы с Леонардом и не виделись-то никогда.

— О, да. Самое время воссоединения семьи, — язвлю я, но медсестра этого, видимо, не понимает. И тут мой слух пронизывает пронзительный вой сирены.

— Незаконное проникновение! Незаконное проникновение! — вопит противный компьютерный голос.

Я срываюсь с места и, ногой открывая дверь, выбегаю в коридор. Босыми ногами чувствую холодный пол, с меня капает вода. Я чувствую чужие лейдармалы! В спину мне ошарашено пялится Мика.

— Идиотка!!! — вопит мне вдогонку Верона, — ты же голая, дубина!!!

Поднимаю правую руку к губам.

— 1322, боевое облачение! — командую в коммуникатор.

Вокруг моего тела мерцают нити, волокна. Материализуется моя форма, я чувствую, как немного поднялась за счет небольших платформ. Не останавливаюсь, бегу дальше, на повороте еле торможу, чтоб свернуть. А в голове только одна мысль. Найти его. Почувствовать его лейдармал!

— Акира! — меня тормозит Лео. Смотрю на него почти что гневно. Как можно останавливать меня в такой момент, как?!

— Чего?!

— Чувствуешь их? — спрашивает он.

— Да, они на нижнем уровне. Полагаю, собираются пробиться в хранилища, — отвечаю я ему, а сама пытаюсь понять, зачем? Что понадобилось «Кровным узам» в хранилищах? Медикаменты? Провизия? Нет. Есть что-то еще, — Лео, Харингард ничего не говорила по поводу особых пациентов?

— Особых? Да вроде как нет, а что? — Майский чешет затылок, я кусаю губу.

— Найди ее, спроси, что может понадобиться «Кровным узам» на нижних уровнях, что может их заинтересовать. Не зная этого, мы не будем знать, как действовать, — быстро говорю я, — узнай и возвращайся ко мне. Я попробую сдержать их.

— Чего командуешь? — недовольно бормочет Лео, — я направлю к тебе Сентябрьскую и Июньского. Не геройствуй.

С этими словами он разворачивается и бежит прочь. Я сжимаю руки в кулаки и бросаюсь вниз по лестнице. Я чувствую пульс каждого, кто находится в этом здании, а еще чувствую мерцание лейдармалов. Один. Два. Три. Три на нижнем уровне. Четыре. Пять. Еще двое почти у хранилища. Нет, это не все. Я уверенна, что это не все. Спешу, тяжело дышу и это вовсе не отдышка от быстрого бега. Я чувствую, сегодня мы снова встретимся.