Целитель #10

Глава 16

Понедельник, 25 августа. Ближе к вечеру

Ленинград, набережная канала Грибоедова

Капитан Родин свернул с Невского, и зашагал вдоль канала, удаляясь от пышнотелых соборных колонн и шумливого проспекта.

Центр города заставляет ускорять шаг, лавировать в толпе, спешить и нервничать, поглядывая на часы, а здесь, в старом, скученном Питере, время будто замерло. Машины тут — редкость, да и люди двигаются неспешно, всему зная свой срок.

Порой прищуришься, и во-он тот дедушка с палочкой, в шуршащей болоньевой ветровке, представляется действительным статским советником — в черной накидке с крылаткой. Седые пряди обжаты лоснящимся цилиндром, а тросточка в руке — просто так, для пущей важности.

«Фантазер…»

Завидев грифонов с тускло-золотыми крыльями, злобно вцепившихся в цепной мост, Родин припомнил сегодняшнее задание, и скривил губы. Вербовка всегда давалась ему с трудом. Было противно возиться с предающими — словно копаешься в вонючих потрохах без перчаток! Однако, служба.

«Надо, Кир, надо! — глубокий вздох расправил легкие. — Вон, бери пример с дипломатов — и кланяются врагу, и ручкаются, и в глазки заглядывают…»

Капитан перешел канал Грибоедова, лениво несущий темную воду, и не сразу юркнул в нужный подъезд — подзабыл дорогу.

«Чекист, называется…» — шевельнулось недовольство.

Засопев, Кирилл миновал гулкое парадное и, сдерживая шаг, поднялся на третий. Дом будто вымер — ни звука. Вот и ладненько… Никого сейчас не хотелось видеть, даже мельком.

«Нехорошая» квартира встретила накатом домашней, стоялой прохлады, отсекавшей уличную духоту. Распаренный, Родин зябко поежился, и обошел жилплощадь, не разуваясь. Хозяин-американист дважды заверил, что у него не принято гостям тапки предлагать.

Штатовский манер-с.

В комнатах было темновато и не прибрано. Книги повсюду разбросаны или загромождают письменный стол шаткими стопками. Ну, хоть на кухне чисто — Кирилл питал стойкое отвращение к немытой посуде.

«Подождем… — глянул он на часы. — Скоро пожалует, изменничек…»

По инструкции, работа с агентом должна вестись только на квартирах, два-четыре раза в месяц. И работа эта — самая сложная, самая деликатная. Как говаривал еще жандармский полковник Зубатов, агента надлежит оберегать, как любимую женщину, с которой ты находишься в порочной связи.

А начинается всё с внимательного, пристального изучения будущего источника. Вот так же и с Виталием Назаровым вышло. Родин служил «контриком» в Технологическом институте, где Назаров преподавал, слывя неплохим специалистом. Уже и кандидатскую защитил, и десятка два статей тиснул, но некая гнильца в натуре не давала ему покоя.

Кирилл долго присматривался к этому человечку, тихому на вид и как будто бы довольному жизнью. Он увлеченно исследовал сильные стороны Виталия и понятные человечьи слабости, раздумывал над поступками «объекта», подсовывал в разговоре с ним разные ситуации, предлагая их оценить, а то и вовсе выступить экспертом. Ну, и помогал, конечно… До денег Назаров был жаден.

И вот, потихоньку-помаленьку, подошла очередь вербовки. А чего тянуть? Они с «Виталей» практически друзья! Всё по инструкции…

Вчера, считай, подал рапорт начальству, а уже с утра — получите разрешение на агентурную работу и присвоение псевдонима.

«Но сколько же это писанины! О-о…»

Надо будет завести сразу два агентурных дела — личное и рабочее, куда подшивать сообщения, подписку о сотрудничестве, псевдоним… А еще отдельно заполнить карточку агента…

Капитан пристыл к стулу, расслышав шаги украдкой.

«Явился, не запылился!» — подумал он, упруго вставая и цепляя медоточивую улыбку.

Клацнула дверь, впуская высокого, сухопарого мужчину, немного за тридцать, с тонкими чертами нервного лица.

«Ему бы, с такой-то наружностью, в амплуа травести выступать, — неприязненно подумал Родин. — Шикарная выйдет донна Роза!»

— Привет, Виталя! — молвил он вслух, включая обаяние на максимум. — Проходь. Не разувайся!

— Привет… — неуверенно вытолкнул Назаров, сторожко осматриваясь. — Первый раз на конспиративной квартире!

— Конспиративные — это, которые комитетские, а тут явочная, — деловито растолковал Кирилл. — Жилец разрешает попользоваться квадратными метрами, и денег не берет. Ну, что? — ухмыльнулся он. — Оформим, так сказать, наши отношения? Хе-хе…

Кандидат технических наук замялся.

— А, может, без расписок? А? — несмело предложил он. — Я, если что узнаю, на словах тебе всё передам…

— Виталя, — с чувством сказал Родин, — ты пойми, это не игра в одни ворота. Мы своих людей не бросаем! Даже если милиция на тебя наедет, выручим.

Синие глазки Назарова блеснули — то ли азартом, то ли хитрецой.

— И-эх! — он залихватски махнул рукой. — Ладно! Давай свои бумаги. Кровью подмахнуть?

— Можно и чернилами, — сдержанно улыбнулся Кирилл. — Вот тут… И еще тут, внизу… Ага… — с дружелюбной небрежностью он закинул бумаги в папку. — Кофе будешь? С коньячком?

— Это зависит от кофия и «звездочек»! — ухмыльнулся агент.

— «Нескафе» с «Мартелем» устроит?

— О, вполне!

Вскоре известный аромат потянулся из крохотной кухни, перебиваемый «крэпэньким» духом. Назаров, потирая руки, пошел на запах.

— Угощайся, — благодушно заворчал Родин. — Новости есть или так посидим?

— Да уж не знаю… — потянул Виталий, пригубив. — М-м-м… Здорово! Помнишь, ты про конгресс спрашивал? Ну, тот, в Минске, в МРТИ. Тогда еще, по слухам, Машерова пшеки похитили!

— Это не слухи, — выдал Кирилл тайну.

— Здорово! — выдохнул Назаров, и непонятно было, к чему относится его восклицание — то ли к разболтанному секрету, то ли к бодрящему напитку.

— Так что там, на конгрессе? — Родин церемонно пригубил «коктейль».

— Ну, я ж там был, — Виталий повел стаканом. — Не в первый день, когда парадные речи, а во второй. Как раз по делу много чего сказали… Выступал один кандидат наук… Гирин или Гарин… Гарин, Гарин! Он же первым высокотемпературные сверхпроводники открыл! За такое, вообще-то, Нобелевка положена… Ну, да ладно. Меня, помню, поразила одна странность… Я там встретил пару знакомых — Геру из московского Физтеха, и Полю из Новосибирска. Учился с ними в донецком универе. Ну, пересеклись, побалакали о том, о сем… А я потом задержался, денька на два — по семейным, так сказать, обстоятельствам, хе-хе… И вот, захожу я в институт на третий день. Все разъехались, а студенты в фойе стенгазету развесили — фотки наклеили, и подписали посмешнее, гонор потешить. Над Сахаровым поиздевались, помню, еще над кем-то… И вдруг вижу нашего Полю! Стоит, смотрит на эту дацзыбао, а сам аж трясется от злобы, как панночка в «Вие»! Лицо перекошенное, и шипит, почему-то по-польски: «А пес ци мордэ лизал! Курва его мач, быдлаку хамски!» Вот в таком роде. А потом, осторожненько так, оторвал фото Гарина — и в карман. Губы дергаются… — Виталий покачал головой. — Никогда не думал даже, что бывает такая ненависть!

— А этот Поля… он тебя видел? — во внимательном взгляде Кирилла мелькнул интерес.

— Нет, я за колонну отошел, позвонить хотел, а тут он.

— Заня-ятно… — медленно выговорил Родин. — Ладно, допивай — и пошли!

Наученный фильмами «про шпионов», агент покинул явку первым. А Кирилл задержался.

Вымыл руки с мылом, и лишь после водной процедуры отер лицо, будто разминая затекшие мышцы. Ткнулся лбом в нагретое стекло и зажмурил глаза.

Сквознячок ласково касался щеки, и Родин усмехнулся.

Генерал Бобков всегда советовал встретиться с агентом на следующий день после вербовки — оценить настроение, поддержать… Пусть ощутит заботу, и уповает.

«Ладно, — вяло подумал капитан, — приободрю. Подотру сопельки. Мне же с… этим работать».

Часы в кабинете американиста отзвенели куцый мотивчик — и шесть размеренных медных ударов поплыли по комнатам, гуляя тягучим эхо.

Вторник, 2 сентября. Утро

Щелково-40, проспект Козырева

В монтажно-испытательный комплекс спокойно бы поместился синхрофазотрон. Да и ворота открывались монументальные. А мы собирали скромный инвертор — ворогам грозить.

Сварили прочную раму-клетку, внутрь запихали более-менее шаровидную вакуумную камеру, облепленную магнитными катушками, и воткнули в нее шесть довольно компактных излучателей тахионов — сверху, снизу и с четырех сторон.

Материал образца для инверсии времени выбрали, не раздумывая — железо. Крупинку стали, один кубический миллиметр. Вроде, пустячок, но стоит этой металлической чешуйке аннигилировать… Семьдесят с лишним кило в тротиловом эквиваленте!

Конечно, не рванет, как бомба — вся масса перейдет в гамма-кванты, да еще в пустоте, но даже десятитысячные доли грамма излучения — это очень много. И для громких опытов мы отыскали «полигон» — пустырь на северной окраине города. Бульдозеры нагребли кольцевой бруствер высотой в два человеческих роста — вот за этим валом и поставим эксперимент.

Я-то был уверен, что предосторожности излишни — микромир живет-поживает по своим законам, и, если даже полыхнет один процент инвертируемой массы, то, значит, допущена ошибка в расчетах.

Нет, — я упрямо мотнул головой, — никаких изъянов в теории!

Зря мы, что ли, два месяца впахивали без выходных? Вон, на Олимпиаду, и то не съездили ни разу! Даже мишку с шариками не проводили — время дороже.

— Володя, Ипполит Григорьевич! — в моем голосе звучала непоколебимая уверенность. — Загоняем «КрАЗ»!

Киврин с Вихуревым с усилием распахнули гигантские створки, и бортовой грузовик с замасленным краном-манипулятором радостно взревел дизелем, подаваясь задом. Медленно заехав, наполняя МИК гулким ревом, «КрАЗ» притормозил.

— Цепляем!

Громыхнула кран-балка под потолком, опуская крюк с позвякивающими стропами. Корнеев с Бубликовым ловко зацепили установку.

— Вирай помалу!

Инвертор качнулся, отрываясь от бетонного пола, повис, чуть кружась, и медленно вознесся. Гремя под потолком, мостовой кран перенес «клетку» и плавно опустил в кузов.

— Майнай! Харэ!

— Володька! На тебе — подключение к сети.

— Так точно! — ухмыльнулся Киврин.

— Ипполит Григорьевич…

— Телеметрия! — кивнул Вихурев, сверкнув очками.

— Мы подъедем через полчасика.

«КрАЗ» покинул МИК, оставляя витать вонючий перегар, а я с Бубликом запахнул ворота.

— Готовим приборы. Проверь, чтобы все работало, как часы… Лучше часов!

Виктор по привычке бросил ладонь к непокрытой голове.

— Бу-сде!

— Давай…

Напряжение покидало меня, словно утекая. Даже нетерпение унялось. Я пересек огромный зал, подходя к прицепу-тралу, где возлежал танк «ИС-3», только без башни. На ее месте громоздился коробчатый каркас, обтянутый брезентом. Лишь спереди, сквозь прорезанную дыру, высовывалось толстое, ребристое рыло излучателя.

Инвертировать вовне, на расстоянии, получилось далеко не сразу. Все варианты перебрали, пока не додумались до тахионных пульсаций. От обычного пучка толку было мало, а вот череда импульсов давала стойкое обращение во времени. Правда, «бил» танк не дальше десяти метров, но для зачина, как говорил Андропов, годится.

— Етта… — послышался глуховатый голос Вайткуса. — Тягач подадут через час.

— Нормально! — оценил я. — Мы тогда отъедем…

— …А я его сам отправлю на полигон, — кивнул Ромуальдыч. — Сделаем!

Мне до того спокойно стало, что даже слезливую благодарность ощутил. Все ж таки, коллектив подобрался, что надо — дружный и понимающий. Мечта начальника.

Помаячив в дверях, неуверенно приблизилась Лиза.

— Ты такой красивенький стал, — улыбнулась она, подлащиваясь.

— Ну-у, здрасте! — преувеличенно расстроенно затянул я. — А был, значит, страшненьким?

— Нет-нет! — замотала девушка головой, смеясь. — Просто сделался таким, таким… Ну, вообще!

Я по-приятельски притиснул ее, ощущая упругую податливость. Было приятно вспоминать и гладкость ее кожи, и чарующие изгибы округлостей — ощущения жили в ладонях, в коре и подкорке. Да и, чего скрывать, сожаление об упущенной возможности саднило легонечко…

— Лизаветка, не буди мои дремучие инстинкты! — шутливо пригрозил я, но девушка угадала истинное отношение за бархатистыми обертонами, и победно просияла.

— Ты молодец, — тут же вздохнула она, — не поддаешься… И не поддался… Помнишь?

— Как такую красоту забудешь? — почти серьезно ответил я, и Лиза мило покраснела, опуская ресницы.

— А чего такой задумчивый? — изобразила она оживление. — Беспокоишься из-за Риты? Не волнуйся, она девушка здоровая, и спортом занимается! Где-то на старый Новый год родит. Мы уже посчитали.

— Посчитали они… — улыбнулся я. — Да нет, с Риткой все в порядке. Я, знаешь, о ком думаю? Об этом… Сергее Дыскине!

— Ну, нашел о ком думать! — фыркнула Пухова. — Об агенте ЦРУ! Мишечка, ты чего?

— Да, понимаешь… — рука сама потянулась в затылке почесать. — Мне не дает покоя одна деталь. Почему Дыскин хотел меня убить? Закатать в «Жигуль», как рыбу в консервную банку! Их с Иваном для чего «разбудили»? Чтоб надаивать с меня информацию! А мертвяки… они такие молчаливые… Вот и не сходится у меня! Не решается уравнение!

— Ну, да, непонятно, — согласилась Лиза. — Знаешь, я сначала даже решила, что тот, который Сергей, мстил тебе за Ивана. Но… Глупо как-то… — она нахмурила бровки. — Слушай… А, может, это ему третий приказал?

— Третий? — вызвенел Маринин голосок, и наш блистательный начохр явил себя. — Привет, Мишенька! Что, Лиза, никак?

— Никак! — деланно огорчилась Пухова. — Не соблазняется!

— Да, он такой, — промурлыкала «Росита», легонько прижимаясь, и мои руки обняли сразу две восхитительные талии.

— Девчонки! — сказал с чувством. — Если б я был султан… Эх!

Девчонки рассмеялись.

— А что за третий? — поинтересовалась Марина, улыбаясь почти по-прежнему.

— Да, знаешь… — на переносице у Лизы отложилась складочка. — Я эту парочку так боялась! А они постоянно толклись у института, особенно после работы — болтунов искали. А я иду и оглядываюсь! Два раза, помню, пряталась — за телефонной будкой и за колонной. И оба раза этот… Дыскин кому-то звонил. И так, знаете, почтительно… Как Лёлик с шефом в «Бриллиантовой руке»! Помню, выслушал — кивает так усердно — и говорит: «Понял, будет сделано!» Иван его спрашивает, с кем ты там болтаешь, а он… знаете, что сказал? «Информатор!» — говорит, и радик в карман. Ага, думаю, будешь ты так с информатором! Он тебе приказывает, а ты под козырек!

— Интересно… — затянул я, но тут ворота пошли открываться, и в МИК с рычаньем заехал тягач. — Лизочка, бегом за пульт! Вся телеметрия на тебе!

— А ты куда? — крикнула девушка, задержавшись в дверях.

— На полигон!

Стационарный инвертор напоминал инопланетную скульптуру посреди лунного кратера — вал из глины и гравия окружал нас, будто циркулем обведенный. И не видать более ничего — одна кольцевая насыпь, да бледное небо над головой.

Ипполит Григорьевич с Кивриным тягали мощные — с руку толщиной — кабели, а Корнеев с Почкиным и Бубликовым осторожно раскладывали вязанки проводов — от датчиков, счетчиков, камер и прочего исследовательского хозяйства.

— Хорошо крепи! — прикрикнул Володя на Бублика.

— Да нормально, не оторвешь!

— Регистраторы?

— Готово!

— Видео?

— Есть сигнал!

Лязг гусениц заглушил голоса — в узком проходе, разрубавшем бруствер у дороги, показался танк. Из люка мехвода гордо выглядывал Вайткус.

— Етта… На позицию?

— Стой там! — заорал я, складывая руки крестом. — Ромуальдыч! Сначала — стационар! Володя, всё! Готовность! Все — брысь!

Мы быстренько покинули «кратер», приникая к мониторам, выставленным на корявых столах, сколоченных из досок. Кабели с проводами вились, переброшенные через вал.

— Алло! Лиза?

— Да, да, Мишечка!

— Минутная готовность!

— Всё работает, Мишечка! Включаю запись!

— Давай! — выдохнул я. Оглядел своих, и энергично махнул рукой. — Володя… Пуск!

«И никакой пышной заготовки, — мелькнуло в голове. — Исторический момент, а сказать нечего…»

Киврин вдавил кнопку — глаза у всех, не мигая, смотрели на экраны. Вид изнутри: блестящие вогнутые стенки вакуумной камеры отражали свет лампочки, но маленькая крошка металла, зависшая в центре, почти не давалась зрению. И вдруг разгорелась искра — ослепительная точка — мгновенно затопившая дисплей ярчайшим сиянием.

Резкий звук донесся из-за вала — словно сработала экструзионная машина.

— Стоп! — я глянул на второй монитор, транслировавший вид сверху, с утоптанной тропинки по брустверу.

Установка чуть покосилась, но выглядела целой. Лишь вакуум-камера лопнула, разойдясь вдоль шва.

— Целая! — восторженно завопил Володя. — Не взорвалась!

— Аннигилировало полпроцента массы! — протараторил Корнеев. — Радиоактивный фон повышен… Да ерунда! Немножко совсем!

Прикрывшись защитными фартуками, мы приблизились к инвертору.

— Эмиттерам ни фига не сделалось… — пробормотал Киврин, то приседая, то приставая на цыпочки. — И катушки без повреждений… А, нет, на нижних трубки полопались, гелий — йок…

— Да ерунда! — разгорячился Витёк.

— Осторожно, камера горячая! Ничего себе… Стенки изнутри оплавились!

— А ты думал?

— Ромуальдыч! Танк на позицию! И крикни там Вихуреву, пускай «КрАЗ» загоняет — без манипулятора эту дуру не поднять…

— Етта… Щас мы!

Я отошел, снимая «доспехи» — и чувствуя, что живу! Сердце бодро отстукивало, легкие вбирали воздух, а в голове наигрывали марши. Всё получилось, как надо!

Там же, позже

Марина заглянула в операторскую. Пухова бегала вдоль длинного пульта и резко мотала головой, высматривая картинку на десятках экранов. За прозрачными щитками крутились бобины, перемигивались огоньки индикаторов, бесновались импульсы и синусоиды на целой сборке осциллографов.

— Всё нормально? — подала голос Ершова, с любопытством осматриваясь.

— Ага! — радостно отозвалась Лиза. — Мишечка был прав — обращенная материя аннигилирует не вся, а самую чуточку!

На дисплеях гнулась стрела манипулятора, затягивая в кузов угловатый костяк инвертора.

— Тяжелый… — пробормотала «Росита».

— Ну, да! Там одной меди — тонны полторы! В катушках…

На большом экране ворочался танк, приспосабливаясь к мишени — щиту, увешанному пластинами из разных металлов и сплавов.

— Лиза, можно тебя отвлечь? — осторожно начала Марина.

— Да конечно! Всё уже… А что ты хотела?

— Да я… о том третьем.

— А-а… — поскучнела Лиза.

— Понимаю, — мягко улыбнулась Марина.

— Да нет, — смутилась Пухова. — Просто… Да я даже не знаю, что еще сказать!

— А вот как ты думаешь, откуда Сергей… этот… как его… Дыскин, вообще знал, где и когда покажется «Жигуль»? — неторопливо, вкрадчиво даже, спросила Ершова. — Я в тех местах не была, только карту видела, но… Ну, хорошо, допустим, Дыскин поджидал Мишу. А почему именно там? С чего он взял, что «Жигули» проедут как раз по той дороге?

— Ну-у… Может, ему этот третий позвонил, и сказал? — неуверенно предположила Лиза.

— А третий откуда знал? Он что, следил за Мишей?

— А если… — начала Пухова и смолкла. Подумала, и выдала версию: — А если Мишу подслушивали? Дыскин или этот… третий? — она замерла, ширя глаза. — Ой… Марин… Да нет… А… А если — да? Я, кажется, знаю, кто был третьим…

— Кто? — выдохнула Ершова.

Лиза затрудненно помотала головой.

— Нет… Давай, проверим сначала? Он и «Жигули» помог купить Браиловым, и телик… В очереди стоял на «Рубин-нео», понимаешь? И она как раз подошла! А он: «Бери, говорит, Миша, я к своему „Рекорду“ привык!» Сама слышала! Лена радовалась так… Говорит, распаковали, включили, а на экране цвета чуть-чуть смещаются. — А этот… «Ничего, мол, сейчас наладим!» Заднюю крышку снимает, что-то там подкрутил, закрывает всё… Включают — красота! — девушка отерла ладонями щеки. — «Жигули» в Новосибирске остались, а телевизор — здесь, в доме Браиловых… Ключ у меня.

Там же, позже

Заворчав, танк подгреб гусеницей, и встал точно перед третьим стендом, шагах в пяти.

— Все за броню! — раздался глухой голос Вайткуса. — Включаю!

Взвыла сирена. Я напрягся, ожидая почему-то грохота, а дождался выдоха. Правда, мощного.

— Отбой… Всё чисто!

Скинуть жаркий костюм химзащиты — это было великое благо. Свежий воздух, хоть и припахивавший ионизацией, обвеял взмокшее лицо.

— Ну, что там? — заторопился Корнеев.

— Петрович!

Я пошел на голос Киврина. Володя стоял у второго стенда, и таинственно улыбался.

— Это вовсе не сбой был, — вымолвил он, — а вполне себе нормальная пульсация! Гляди!

Я внимательно осмотрел небольшие плитки металла, размером с пачку сигарет — медь, латунь, титан, алюминий, бериллий…

Их покрывали мелкие и редкие оспинки — места точечной аннигиляции. Если честно, восторги аналитика я не разделял, упиваясь самой возможностью инвертировать время вовне, пусть даже в пяти шагах.

— Может, и не сбой, — пожал я плечами. — Просто очень слабый импульс или сильное рассеивание — образцы вообще не тронуты.

— Ми-иша! — ласково завел Володя. — Ты не понял! Видишь, цирконий вскипел будто? И он посередке щита! Именно из-за него все остальные образцы и не тронуты! Тут не фокусировка виновата, а сама пластина! Она молекулярно перестроилась, и… Ну, не знаю, как тут объяснить… Похоже на турбуленцию! М-м… — аналитик пощелкал пальцами, ища слова. — Ну вот, когда, скажем, фотон запутывается, он же не сам испускает тахион, верно? Тот выпрыгивает из ниоткуда, как всякая виртуальная частица! Из сопредельного пространства! Так вот, этот образец как… как сопло! Виртуальные тахионы из него так и хлещут — и гасят пульсации!

— Щит! — расплылся я в улыбке. — Не меч, а щит!

— Да! — воскликнул Киврин. — Посмотрим, конечно, как именно у металла изменилась структура… Электронный микроскоп что-нибудь, да покажет!

— Да ладно тебе… — лучился я. — Не фонит?

— Не-е!

— Дай поносить!

Бережно ощупывая пузыристый верх циркониевой пластины, я опустил ее в нагрудный карман рубашки.

Там же, позже

Браиловы занимали половину двухэтажного коттеджа, с выходом на маленький участок, засеянный травой. Хочешь — стриги газон, хочешь — грядки копай. У забора шуршали кронами две кряжистых сосны, придавая дому изысканность.

Распахнув калитку, Лиза стремительно прошагала к крыльцу, и отперла двери. На гулкой веранде сгустилась духота, как в теплице, а частый переплет окон разрисовал пол решетчатой тенью.

И тишина… Она взводила нервы. Даже маятник часов с кукушкой повис недвижимо — чугунная гирька в образе шишки размотала цепочку до самого пола.

— Заходи, — вытолкнула Марина. — Ты первая.

В комнатах чувствовалась застарелая прохлада, и витал пыльный запашок брошенности.

— Вот он, — обронила Лиза.

Телевизор так и покоился в картонном ящике, запакованный с Новосибирска.

— Вытаскиваем? — боязливым шепотом спросила Пухова.

— Вытаскиваем!

На удивление, «Рубин-нео» оказался легким, и занимал всего половину столешницы.

— Отвертка… А, вон нож!

Пять минут — и задняя панель отправилась на диван. Марина заглянула в электронное нутро. Лишний придаток бросался в глаза — фанерный квадратик с микрофоном, примотанным синей изолентой. Он держался на одном саморезе, грубо вкрученном в пластмассовый корпус.

— Микрофон… — пробормотала «Росита». — Передатчик… И ни одной советской детальки… Лиза, кто этот третий?

— Он мне никогда не нравился, — бубнила Пухова, словно не слыша, — но не до такой же степени! Господи, да у меня даже мысли не было, что… Вот же ж мерзость!

Требовательно зазвонил радиофон, и Марина поспешно выудила плашку «ВЭФа».

— Да?

— Привет! — послышался вздрагивающий голос Риты Гариной. — Марина?

— Я, Риточка! Что случилось?

— Миша пропал!