Целитель #10

Глава 13

Суббота, 28 июня. Позднее утро

Первомайск, улица Киевская

— Всё будет нормально, — ворковала Лена, утешая нещадно нервничавшего Мишку. — Вот увидишь!

— А ты что, — буркнул он, взглядывая исподлобья, — совсем не боишься?

— Не-а! — безмятежно улыбнулась Браилова, и погладила мужа по голове, как маленького. — Вот будет фокус! — рассмеялась она, будто хрустальный колокольчик просыпал нежный звон. — Ведь это мы здесь женаты, в «альфе»! А там… Придется еще раз свадьбу затевать!

— То-то будет шуму! — криво усмехнулся Миша, но потом его губы не выдержали, и расплылись в широкую ухмылку.

Я стоял рядом с парочкой, плечом приткнувшись к хронокамере, а руки запустив в карманы халата. Мне тоже было не по себе, страхи то и дело всплывали из нутряной мути, и вот засвербила та самая мыслишка, что не давала покоя второй месяц подряд.

«А если за все твои научные открытия надо сказать спасибо исключительно твоей „центровой“ сверхспособности? Целительству твоему дурацкому? Если та самая неизреченная Сила „подлечила“ мозг, и в анамнезе — изменение сознания? Ты стал быстрее думать, выхватывая из вороха версий единственно верную, увязывая туманные причины и отдаленные следствия. Химерой был, химерой ты остался!»

Я сморщился, и зло мотнул головой. Ерунда это всё! Ерунда на постном масле! Энергия мозга — всего лишь свойство, вроде температуры тела или потоотделения, и заменить разум не способна!

— Пора, — мне удалось нацепить дежурную улыбку. — Лен, когда выйдете… из той камеры, шевельнешь манипулятором. Ладно? Тогда мы точно будем знать, что локальный барьер пройден.

— Ладно, — ласково сказала Браилова. Обняв, она поцеловала меня в губы, и неловко пробормотала: — Все будет хорошо, вот увидишь!

— А-а! — скривившись, я махнул рукой. — Володька! Контрольная проверка!

— Всё в норме! — браво доложил Киврин.

— Ромуальдыч?

— Етта… Всё идет штатно.

Мишка взял Лену за руку, и они вошли в техотсек. Корнеев суетливо занес их чемоданы и сумку, помахал на прощанье, пятясь и стукаясь затылком о край залючины…

— Закрыл? — спокойно спросил я его.

— Ага… — обронил Витёк, растерянно оглаживая халат.

— Пуск!

Обвальный гул ускорителя подавил все шумы, и хронокамера заколебалась, будто отражаясь в кривом зеркале. Я понимал, что это шуточки пространства, но волосы на голове стянуло нервным шевеленьем.

В какой-то неощутимо малый промежуток времени две фигуры за стеклом дрогнули. Всё вокруг сотряслось, даже воздух колыхнулся, и мне стала видна чуть иная обшивка внутри хронокамеры — не сплошная серая пластмасса, а мягкая дырчатая. Браиловы помахали нам из «беты», и торопливо вышли, подхватывая ручную кладь и пропадая из поля зрения.

Шевельнулся манипулятор — и помахал механической рукой.

— Етта… — хрипло выдохнул Вайткус. — Они — там.

Я медленно, оттягивая момент, вытянул ладонь — и опустил на «грибок». За стеклянной панелью мгновенно проявилась привычная здешняя обивка.

— Они — там… — механически повторил женский голос.

Резко обернувшись, я увидал Марину. В строгом платье, нисколько, впрочем, не портившем великолепную фигуру, девушка задумчиво смотрела на хронокамеру. Склонив голову к плечу, она будто прислушивалась к таявшему басистому гудению.

Ершова поймала мой взгляд, и улыбнулась — светло и чуть печально.

— Миша заходил ко мне вчера вечером, — негромко заговорила она. — Такой торжественный… Объяснил всё, как есть, секреты выложил — и накатал целую стопку разных объяснительных, чтобы к тебе не цеплялись. А я смотрела на него… В то, что он двойник-экспат, я поверила сразу. Так… «дуплиться» нельзя — у него твои глаза, Миша. Хирург может изменить форму век, но взгляд, выражение глаз… А с утра зашла Лена и тоже подписалась везде…

— Тихушники, — насилу улыбнулся я. — Марин, мы сразу, после обеда, начнем разбирать установку, — мой подбородок указал на ускоритель. — Будем переезжать в Щелково-40. Марин, а ты надолго с нами?

— Полгода еще, — девичьи губы разошлись в улыбке, предваряющей понимание, — до конца декретного отпуска. А что?

— Поехали тоже с нами! Ну вот где я найду такого начальника охраны — умненького и красивенького?

— Ладно, подумаю! — рассмеялась начохр, мимолетно прижимаясь ко мне, и удалилась.

Я проводил ее глазами, следя за тем, как колышется подол платья, и решил, что и вправду всё хорошо. И на работе, и дома.

Рита обещала запечь картошечку с сыром…

— Перерыв! — решительно объявил я, и ухмыльнулся: — Ровно в два жду всех в рабочем. У нас субботник!

Тот же день, позже

Италия, Сан Микеле дель Альпа

Протяжный и густой звон оплывал на зеленые холмы долин, расчесанные виноградниками и согретые солнцем. Но перед тем, как растаять в лучезарном воздухе Пьемонта, набатная дрожь пронизывала колокол звонницы — она, как рукотворный пик, перерастала плоскую вершину горы, суровой скалистой громады, увенчанной многоугольником каменных стен.

Старинная обитель сливалась цветом с крутыми склонами, выделяясь в природной разнузданности четкими гранями башен.

Брайен Уортхолл, он же Стивен Вакар, он же Степан Вакарчук медленно вобрал в себя горный воздух. Самое важное, самое ценное, что роднит монастырь с вышним краем тверди — это торжественная, воистину храмовая тишина, удаленная от шумливых низин. Внимая ей, ты и сам будто возносишься над мелочной суетой бытия.

Степан шумно вздохнул, припомнив, как радовался удаче с ключиками: операция «Сафари» продолжается! Ура!

А вот ныне радость увяла. Это было странно и непонятно, ведь сбылась невероятная, нереальная мечта любого толстосума — он стал самым богатым человеком в мире!

Вакарчук кривовато усмехнулся. Чего ж тут странного… Буржую мало иметь, ему надо, чтобы об этом знали — и завидовали. Толпились у трона, как римская клиентела, в надежде на подачку.

Хотя те же Ротшильды даже в списке «Форбс» не числятся — публичность им ни к чему. Клан ворочает триллионами долларов, но не напрямую, а через третьи, десятые руки, по сложным — и слаженным — цепочкам. Сколько у династии деньжат заныкано по всяким фондам и холдингам, ни одному аудитору не ведомо.

Так и он. На счетах у мистера Уортхолла — шесть миллиардов с копейками, а распорядиться он может суммой, на три порядка большей. Это и пугает — нечеловеческое количество дензнаков. А в деньгах, как энергия в уране, скрыта чудовищная власть.

Затеять войну? Да легко. Накормить от пуза индонезийцев, а их там полтораста миллионов? Да запросто. Или голодом уморить? Еще проще…

Вакарчук насмешливо фыркнул.

Не-е, властелина мира из него не получится… Да и причем тут он? Ни Уиллет, ни даже Барух-старший не таскали на голове корону земшарного императора. Координатор лишь направляет усилия главных буржуинов. «Олигархи всех стран, соединяйтесь!» — вот его девиз. Он, как король — будет править, пока своенравные герцоги с маркизами подчиняются его воле. А почему Рокфеллеры, Морганы и прочие Виндзоры слушались прощелыгу Седрика? А выгодно было!

Степан прерывисто вздохнул. Он лишь сейчас по-настоящему ощутил всю тяжесть ответственности, что легла ему на плечи.

Москва радуется его удачам — и ждет. Дождется ли?

Нет, направлять инвестиции в советские ОЭЗ, переманивать в Новороссийск или Калининград разные «Интел» или «Фольксваген» — это всегда пожалуйста. И прибыль на высоте, и дивиденды. Но это всё так, программа-минимум. А вот максимум…

Партия и правительство хотят, чтобы Рейган проиграл на выборах. Пускай, дескать, Картер займет Белый дом — Джимми мягче Ронни, с ним и договориться можно. Вот только как это всё провернуть? На советскую Родину надежды мало, да и кто оттуда подскажет, что делать? ИМЭМО разогнали, и правильно сделали. А чьи советы еще слушать? Арбатова? Ну и что академик смыслит в чаяниях «глубинного народа»? Или включить телик, и послушать Зорина из «Ленинского университета миллионов»? А толку?

Как отвадить американских олигархов от «ковбоя Рональда»? С чувством расписать, что «рейганомика» провальна, поскольку основана на займах? Дескать, живите в долг, на наш век хватит! Ага, ты еще припугни «жирных котов»… Чем⁈

«Полвека спустя триллионные долги обрушат „народное хозяйство“ Штатов!» И что? Олигархам-то какое дело до будущего? Они-то живут сейчас! И политика Рейгана им выгодна! А после них хоть потоп…

Вакарчук пригляделся. Из окна странноприимного дома открывался весь монастырский двор. Бенедиктинцы ковырялись на грядках, возились у сыроварен — монотонная, неспешная работа складывалась в однообразную жизнь, заполненную трудами и молитвами. Вставали монахи затемно, но и почивать укладывались рано, когда в городах лишь предвкушали вечерний загул…

Щелкнула дверь и подуло сквозняком.

— Настоятель на месте, — донесся голос Чарли. — Ждет.

— Пошли тогда, — Степан оттолкнулся от подоконника. — По слухам, здешний аббат обожает старинные реликвии…

Он бережно подхватил увесистый подарок — богато иллюминированный манускрипт Вульгаты. Правда, лишь второй том, с Новым заветом и частью Ветхого, зато сохранности необыкновенной — двести сорок листов пергамента высшего качества в переплете из свиной кожи. В XIII веке трудолюбивые писцы из скриптория неведомого монастыря исписали страницы чудным почерком в две колонки, а художники изузорили поля затейливым орнаментом. Царский подарок!

«Аз есмь царь!», — криво усмехнулся Вакарчук, припоминая, как Иван Васильевич менял профессию.

— Слушай, Чак… — невнятно вымолвил он. — Как нам не пустить Рейгана в президенты? Вернее, как отвадить спонсоров? Им же выгодно усадить Рона в Овальный кабинет!

Выдержав паузу, индеец ответил с равнодушием вождя:

— Выгода — это пряник. А ведь у тебя и кнут есть. Предупреди Морганов, Дюпонов и прочих, чтобы поддержали кого-нибудь другого… Ну, кого там можно…

— Картера, — подсказал Степан.

— Во, его пусть и спонсируют! А не послушают, им же хуже. Накажешь! Обрушишь акции Дюпонов на бирже. Устроишь панику среди вкладчиков, и пусть те осадят отделения «Джей-Пи Морган чейз» по всей стране, снимая кэш. Понятно, что сверхбогатый банк они не разорят, но убытки-то всё равно выйдут офигенные. Хау!

— Слушай, а действительно! — воспрял Вакарчук. — Чего это я? «Жирных котов» можно и против шерсти гладить!

— Нужно! — сказал Призрак Медведя наставительно. — Чтоб похудели…

Его высокопреподобие занимал покои обширные, но почти пустые. Между двух окон с витыми колонками висело почерневшее от времени распятие, у беленой стены тяжко проседали шкаф и пара сундуков, крест-накрест окованных полосками позеленевшей бронзы.

Да и сам настоятель вполне подходил аскетичному дизайну — сухощавый, в черной сутане, с лицом изможденным и благостным, он живо напомнил Степану карикатуры на инквизиторов.

Не желая нарушать обет молчания, принятый у бенедиктинцев, и не понуждать к разговору аббата, Вакарчук молча поднес дар, отвесив сдержанный поклон.

Хищно улыбнувшись, настоятель выпростал из рукавов костлявые лапки, принимая инкунабулу. Благоговейно возложив ее на простенький крепенький столик, устланный драгоценной парчой, он осенил гостей крестным знамением. Мигом развернулся, мотнув сутаной, и поднял крышку сундука, доверху набитого толстенными книжищами да шкатулками.

Вероятно, его высокопреподобие с вечера отложил старинный сундучок-подголовник с истертым, будто подтаявшим узором. Перетащив ларец на стол, аббат выжидательно посмотрел на Степана.

«Мой выход», — верно понял тот, и снял с себя цепочку с ключиками.

Серебряный подошел, проворачиваясь с тихим звоном. Невидимые пружины отжали наклонную крышку, и Вакарчук облегченно кивнул, трогая шершавые листы, исписанные не слишком давно, но с почтением к давним канонам.

Счета, счета, счета… Швейцарские банки, Банк Англии, Банк Америки, Уэллс-Фарго… На жизнь хватит. На миллион жизней.

Степан переглянулся с Чаком. Идея наказать разбалованных олигархов пустила корни в сознании, множа варианты «кнута и пряника». Его так и подмывало устроить акцию устрашения, сунуть заносчивых магнатов мордой в дерьмо! А рычагов и рычажков воздействия у него нынче хватает…

Любовно огладив пергаменты, Вакарчук аккуратно сложил их в сундучок, запер его и откланялся.

Понедельник, 30 июня. День

Китай, Внутренняя Монголия

«Прерии Внутренней Монголии»… Зенков усмехнулся, оглядываясь на дальние сопки, синей волнистой линией урезавшие горизонт на севере. А до них — степь, да степь…

Обернешься к югу — тут иная гладь. До края неба расплескалось озеро Далай-Нор. Вода в нем теплая, но мутная, и ноги вязнут в иле. Захочешь окунуться — стометровку пройдешь, прежде чем волны до пояса поднимутся. А мелководье еще и тростником поросло…

С заливистым ржанием по берегу пронеслись четыре гривастых лошади, брызгая грязью. И впрямь, прерии…

— Товарищ прапорщик!

Грузной трусцой подбежал «Квадрат», на ходу бросая ладонь к лихо заломленному берету.

— Комбат передал — китаёзы зашевелились на том берегу, в районе Цагана! Надо, говорит, ждать налета!

— Да мы-то всегда готовы, — хмыкнул Жека. — Как пионеры… Зенитчики где?

— На позиции! Окапываются, как суслики у норок!

— Понял… Бдим. «Стрельцов» расставь! Если что, прикроем ПЗРК!

— Есть!

«Квадрат» ускакал, хлябая по топкому бережку, и Зенков подался следом, бросая прищуренный взгляд на юг.

Их батальон высадился буквально вчера, на аэродроме Маньчжурия. В первую волну, когда парнюги из Пскова десантировались с «Антеев» и «семьдесят шестых», они не попали, но легче от этого не стало. Создать плацдарм — та еще задачка, кто спорит, однако и удержать его — ой, как не просто!

Псковичи укрепились на юго-западном берегу озера, вдоль реки Керулен, а майору Марьину поручили оборону на северо-востоке, у Мутной протоки — это по ней изливается озерная вода, подпитывая исток Аргуни. Десантники на скорую руку сколотили «опорники» от Шанохо до горы До-Ула; укрепились на угольных копях Чжалайнор и в шахтерском поселке с тем же чужбинным названием.

Чумазые углекопы враждебно смотрели на «цветноглазых» пришельцев, но к вечеру подобрели — никаких тебе погромов с расстрелами, резни да мародерства. Ну, а коли нас не трогают, то и мы никого не тронем…

Монголы с даурами как пасли скот в «прерии», так и не покидали своих юрт. Одни китайцы ринулись на юг, за Керулен, на тот берег Далай-Нора, оставляя брошенные поселки.

«Нам же лучше!» — мелькнуло у Зенкова на ходу.

Открылась недавняя гарь вокруг сбитого «Харбина» — искореженные обломки бомбардировщика все еще дымились. «Харбин» Хун-5 — это «Ил-28», слизанный китайцами один к одному, вот только двигун им не удался.

Жека поискал глазами следующую сажную плешь — над нею уныло задирал оперение остаток хвоста «Сианя» Хун-6. «Стратег»!

Хитрозадые конструкторы Поднебесной содрали его с «Ту-16».

Самолет сбил над озером сержант Кузьмин — «спустил» его «Стрелой-3». «Сиань» качнул крыльями, за ним потянулся серый шлейф дыма, и пилот решил облегчить «стратега» — из люков посыпались бомбы. Тонны бомб. Они рвались в озере, вздыбливая гейзеры запачканной пены, пропалывая тростниковые заросли и глуша рыбу. Добрались до берега — и вымесили землю. Но развернуться до своих не вышло — «Сиань» лопнул в воздухе, теряя крыло, и закувыркался вниз…

Вдалеке взвыла сирена воздушной тревоги. Зенков тотчас же перешел на бег, сходу спрыгивая в свежую траншею.

— К бою!

— «Балалайки» летят! — браво прокомментировал «Кузя», узнавая треугольные силуэты «мигарей».

— Это «Чэнду», балда, — прогудел Кобрин, он же «Змей».

— Знаток! — фыркнул Кузьмин, подхватывая «трубу».

— Отставить! — крикнул прапор, опуская бинокль.

— А чего? — сержант недоуменно зашарил глазами по четверке истребителей, с ревущим свистом налетавших с юга.

— Не туда смотришь!

За спинами десантников, в паре километров к северу, ожили С-300. Невидимые за брустверами и масксетями, ЗРК выдавали себя клубистыми столбами дыма, вырывавшимися из сопел. В вышине плотные выхлопы пошли загибаться, чуть проседая, и ракеты вынеслись по-над землей, навстречу аналогам «МиГ-21».

Пилоты не сразу поняли, что их «встречают» — пара ведущих вспучились клубками огня и дыма, распадаясь на части. Левый ведомый чудом успел завиражить, уходя в крутое пике, а вот правый, как летел, так и вписался в пляшущие обрубки фюзеляжа.

Левый заскользил над самым озером, вздымая фонтаны брызжущей воды, но не ушел — стремительная ракета догнала «Чэнду» Цзянь-7, и будто вывернула истребитель наизнанку, веером швыряя обломки.

— Ура-а! — басисто заголосил «Квадрат».

— Товарищ прапорщик! — радист, подбегая по траншее, сгибал голову, придерживая берет. — Приказ майора! Цитировать?

— Цитировать!

— «Прыгайте на броню — и к Шанохо. Танки прут!»

— По машинам! — гаркнул Зенков.

Минуты, наверное, не прошло, как единственная «родимая» БМД и четыре трофейных БТР-152 рванули вдоль берега. Три АСУ-85 рысили следом, выжимая весь моторесурс из движков и покачивая орудиями. «Держать и не пущать!»

Жека примостился на БМД-1, оглядывая свое воинство и посматривая вперед. Тут всего-то километров шесть до истока Мутной, плавный такой заворот… Самоходки отстанут, но это не страшно. Китайские танки — старье, плохие копии «Т-54», их ПТУРСом снять — нечего делать. Или из РПГ зафигачить…

И вдруг ясно, словно наяву, перед глазами проявилось Машино лицо. Подруга смеялась, жмурясь из-за щекочущей челки, но не поправляла волосы — руки ее были заняты Юлечкой. Юлией Евгеньевной Зенковой. Малышка самозабвенно тискала плюшевого кота, и хихикала, словно радуясь, что у мамы такое хорошее настроение…

«Да вернусь я! — сердито подумал прапор. — Вы что? Вернусь обязательно! Куда я денусь…»

Четверг, 3 июля. День

Москва, Кремль

Заседание Политбюро началось, как всегда, в четыре часа — глухо донесся бой курантов. Правда, состав был далеко не полон — Долгих в командировке, Егорычев приболел, еще человек восемь или больше работали «на местах», по призыву Машерова.

«Нечего в Москве бумаги перекладывать, — заявил тот со всею своей партизанской прямотой, — айда в народ! Делом займемся!»

Но исполнители главных ролей на месте.

Андропов рассеянно пожимал руки, похлопывал по плечу, а сам в это время соображал, генерировал идеи, тут же разбирая их, и отбрасывая «в шлак». Или обдумывал дальше, прокручивая голую мысль, и та обрастала деталями.

Заняв свое место, он сказал официальным голосом:

— Здравствуйте, товарищи! Сразу хочу предупредить, что на следующее заседание мы пригласим журналистов с Центрального телевидения и Всеобщего вещания. Будут нас долго снимать, а потом склеят репортаж минут на пять эфирного времени. Так что… Прошу выглядеть опрятно, брито и причесано!

Машеров хохотнул, Громыко дипломатично улыбнулся, а остальные запереглядывались.

— Ну, а что вы хотели? — развел руками Юрий Владимирович. — Хватит нам быть «орденом меченосцев», и шептаться втихую! А насчет секретности — просьба не беспокоиться: Кузьмич исследует каждый квадратный миллиметр видеопленки. Кстати, где он?

— Я за него, — привстал Иванов. — Товарищ Цвигун сейчас во Владивостоке.

— Понятно. Ладно… — президент сдвинул «рогатые» часы, чтобы не отсвечивали. — Дмитрий Федорович, вам слово. Для зачина.

Устинов кивнул, поправляя очки, но зачитывать с листа не стал. Набычившись, навалившись на стол, он заговорил глуховатым, рокочущим баском:

— Всё идет по плану, товарищи. Весь правый берег верховий Иртыша занят нашими войсками. Местное население демонстрирует полную поддержку и лояльность. На левобережье Керулена обстановка сложнее. Продолжаются бои за города Алтан-Эмэл и Чжалайнор, однако обстановка меняется к лучшему. Мы наладили «воздушный мост», и подкрепления, оружие, боеприпасы доставляются бесперебойно. Группа советских войск в Монголии выдвинулась и к Иртышу, и к Далай-Нору…

— Простите, что перебиваю, — негромко вставил Брежнев, — но и здесь нужно больше открытости, товарищи. К чему нам замалчивать победы? Пусть народ знает своих героев! Конечно, на Западе брехать не перестанут, но хоть вранья станет меньше.

— Хорошо, — проворчал министр обороны, — мы обдумаем этот вопрос сегодня же… Товарищи! — голос его окреп, набираясь внутренней силы. — Специальная военная операция — это прежде всего сигнал Пекину, Вашингтону и всяким там Европам, что нас лучше не задевать. Да, мы ведем политику деконфликтации с капстранами, но это вовсе не тождественно непротивлению злу! Кстати, забыл упомянуть… Мы выполнили свое обещание — поставили Ханою танки и авиацию, и сейчас части НОАК или громятся, или уже отброшены, причем вьетнамцы воюют уже на китайской территории — в провинции Гуанси, и местное население… чжуаны, кажется… встречают их, как своих!

Андропов облокотился на стол и сплел пальцы.

— Андрей Андреевич? — мурлыкнул он.

Громыко эффектно шлепнул толстенной «Нью-Йорк таймс», и ткнул пальцем в аршинные буквы:

— Американцы, как всегда, крикливы и заполошны, но… Если вкратце, они огласили наши претензии к Китаю. Правда, назвали их ультиматумом. Дескать, Москва нашла единственный способ справедливого дележа гидроресурсов, а захваченные территории передадут Улан-Батору. И вот тут, на врезке: «Русские требуют прекратить войну с Вьетнамом, признав его границы, включая и островные». Но американцы так и не поняли истинных причин СВО! Конфликт с Вьетнамом инициировал Дэн Сяопин, он и сейчас руководит боевыми действиями, бездарно проигрывая, сдавая один населенный пункт за другим!

— А Хуа Гофэн довольно потирает руки! — усмехнулся Суслов.

— Именно! — с непривычным для него жаром воскликнул министр иностранных дел. Вернув лицу бесстрастие, он церемонно доложил: — Юрий Владимирович, ваше послание передано товарищу Хуа.

Суслов одобрительно кивнул, а прочие запереглядывались.

— Открою тайну переписки! — президент тонко улыбнулся. — «Во первых строках своего письма», как обычно начинал мой отец, я изложил вкратце предысторию конфликта, упомянул про недовольство уйгуров в Синцзяне вообще, и на правобережье Иртыша в частности, про монголов, что ропщут в Барге — это там, где как раз протекает Керулен — и сделал Хуа Гофэну предложения, от которых тот не сможет отказаться. О чем речь? Во-первых, я готов признать товарища Хуа вождем всех компартий мира, кроме тех, что находятся у власти…

Шепотки закружились по Ореховой комнате.

— Да, — усмехнулся Андропов, — этого даже Мао не добился! Заодно я готов передать все коммунистические партии капстран на окормление пекинской казны…

Шепотки сменились сконфуженным хихиканьем, даже Михаил Андреевич выдавил улыбку.

— Во-вторых, почему бы Москве с Пекином не разделить мир на сферы влияния? — невозмутимо продолжал Юрий Владимирович. — Отдадим китайцам пол-Африки, изрядный кусок Латинской Америки, часть арабских государств, хоть всю Западную Европу, плюс Австралию с Новой Зеландией. Берите, не жалко! А за это, за всё мы нормализуем отношения с КНР, начинаем торговлю, культурный обмен, то, сё… В общем, «русский с китайцем — братья навек!»

Как Андропов и предполагал, члены Политбюро с головой окунулись в споры, лишь бы унять сомнения или выгадать от грядущего передела, но сам он хранил олимпийское спокойствие.

Сферы влияния — иллюзия, ибо «мягкая сила» просочится даже сквозь «железный занавес». Но если Китай жаждет примерить платье голого короля, то пускай! Почему бы и не восхититься влиянием, которого нет? Чем бы дитя не тешилось…

Перевесившись к Иванову, президент шепнул:

— Борь, ты Мишу звал?

Борис Семенович наклонился и кивнул:

— Он здесь, Юр, во дворе скучает. Пригласить?

— Нет-нет, сам спущусь. И так с утра сиднем сижу! Прогуляюсь хоть…

Пульс Москвы участился за последние годы, на улицах уже смыкались первые «пробки», но стены Кремля по-прежнему хранили невозмутимость, сдерживая напор времени.

На аллеях изредка попадались военные, козырявшие Верховному, или служащие с пухлыми портфелями. Однажды прошелестела шинами «Чайка». И тишина…

— Всё хотел спросить… — улыбнулся Андропов, поблескивая очками. — Миша, как вам новое лицо?

— Нормально, — Гарин дернул уголком утончившихся губ. — Рита бурчит… в шутку, надеюсь, что теперь больше внимания достается не ей, а мне! Нормально. Нет, правда. Я теперь хожу, как невидимка! Миша Гарин будто исчез… или я словно в маске… Нет-нет! Маска, личина — совсем не то! Грим — это обман, его могут раскрыть, а тут — лицо! Мне сейчас гораздо спокойней. Кому надо, те знают, кто я. А кому не надо… Пусть ищут!

— Ну, что ж, тогда и я спокоен. М-м… Я вот о чем хотел с вами поговорить, Миша. Вы же у меня как бы советник! Денег на науку мне не жалко, но все же дайте мне хоть пару весомых аргументов. С Арзамасом-16 или Загорском-6 всё ясно и понятно. А Щелково-40?

Михаил подумал, размеренно шагая.

— Хронофизике едва год, — медленно проговорил он, — и похвастаться нам особо нечем. Ну, да, забросы в будущее, забросы в прошлое… На несколько минут! Это несерьезно. А что дальше… Пока что я не вижу возможности для путешествий во времени на сто лет тому назад или вперед. Даже на год, на месяц! Слишком много на это уйдет энергии. Уймища! Прорва! Может, и есть какие-то обходные пути, но мне они пока неизвестны. Впрочем, локальные перемещения лишь одно из направлений. Еще мы работаем над так называемым «двигателем времени». Как бы вам… Ну, если просто, то время, вернее, ход времени является физическим процессом, несущим определенную энергию. И существует принципиальная возможность создать хронодинамическую систему для получения этой энергии.

— О, это уже нечто материальное и понятное! — оживился Юрий Владимирович. — А еще что?

— Еще? — Миша задумчиво глянул на верхушки кремлевских елей. — Ну, например, инверсия времени… м-м… движение времени в обратную сторону.

— Контрамоция? — щегольнул президент.

— Она самая, — Мишины губы дрогнули улыбкой. — А ускорение времени? Или замедление? И потом, нельзя говорить исключительно о времени, его не получится отделить от пространства!

— Континуум, — глубокомысленно выдал Андропов.

— Именно! Мы уже потихонечку изучаем сопредельное бета-пространство, и даже понятия не имеем, к чему это вообще может привести. Такое впечатление, что вселенная расширилась вдвое! Или втрое, вдесятеро! Да кто ж его знает, сколько их всего, совмещенных, взаимопроникающих миров? А разберемся с гиперпространством — и можно будет всерьез говорить о межзвездных экспедициях, о нуль-транспортировке… — Гарин хмыкнул, качая головой. — Пока это даже не планы, Юрий Владимирович, а мечты, ученые хотелки. Можно, конечно, рядом с нашим НИИ Времени выстроить Институт физики пространства…

— Или ИНКМ, — подхватил президент, — Институт неклассических механик! А чего бы и нет?

— Юрий Владимирович… — вздохнул Михаил. — Боюсь даже гадать, в каком веке сбудется всё то, что я наговорил! Хорошо еще, если в двадцать втором!

— Ми-иша! — ласково затянул Андропов. — А это не важно! Главное — зачин! Мы были первые в космосе, а теперь и в… как их там… в пространственно-временных структурах. Этим гордиться надо, Миша!

— Да я горжусь…

Отсмеявшись, Ю Вэ развернулся на аллее Тайницкого сада и зашагал обратно, прихватывая своего спутника рукою за плечи.

— Миша, а Борис… э-э… Семеныч ничего не говорил вам о… гостях?

— Гостях? — брови Гарина недоуменно вздернулись. — Каких гостях?

— Хорошо образованных! И шибко ученых! В общем… нашего общего друга, мистера Даунинга, кто-то надоумил, и он решил заслать к нам шпионов-профессоров. Те, возможно, и сами не в курсе, что стали агентами, но…

— А кого именно? — не вытерпел Михаил.

— Какого-то Лита Боуэрса, адьюнкт-профессора из Колумбийского университета, и Джеральда Фейнберга.

— Ого! — брови у Гарина снова полезли на лоб, теперь уже пораженно. — Ничего себе… И?..

— И я склоняюсь к тому, чтобы принять их, — спокойно сказал Андропов. — Разумеется, никаких экскурсий по Щелково-40, но почему бы не обсудить научные проблемы? Причем так, чтобы скрыть свои карты — и вызнав, какие козыри на руках у вероятного противника… Понимаете, Миша? Морщись тут, не морщись, а ЦРУ с БНД много чего вынюхали! Как мы когда-то без спросу в «Манхэттенский проект» залезли, так и они.

— Хорошо, Юрий Владимирович, я понял, — серьезно кивнул Гарин. — Примем, как полагается. Накормим, напоим, обсудим, напустим туману поплотнее… Если что сверх нормы — «ноу комментс».

Ю Вэ молча пожал руку советнику.