Пятница, 22 августа. День
Нью-Йорк, Бродвей
Даунинг поймал себя на том, что спокоен, даже безмятежен. Он с легкой улыбкой смотрел за окно, провожая взглядом бетонные и стеклянные склоны Бродвея, что длинным каньоном рассекал Манхэттен. А чего тревожиться-то? О чем?
«Координатор» сдержал обещание, замолвил за него словечко перед кандидатом в президенты. Джимми Картер и сам проявил интерес к его персоне, особенно к той секретной информации, что хлынула потоком в избирательный штаб… Мутным потоком, честно говоря. Но что есть выборы, как не сражение за власть? А на войне, как на войне…
Если Картер въедет в Белый дом, то директор ЦРУ, как минимум, задержится на своей должности. Уже хорошо! Но нужно держать в уме и максимум… К примеру, пост вице-президента.
Джек блаженно зажмурился. Да-а… Блестящая карьера, как не крути. Американская мечта!
Правда, Ронни Рейган все еще на плаву, однако тылы теряют надежность — воротилы с Уолл-стрит все с меньшей охотой отстегивают миллионы на президентство неугомонного ковбоя.
«Пугливыми стали! — усмехнулся Даунинг. — Почуяли на своих жирных загривках дыхание зверя покрупней!»
Еще бы… Если даже Морганы сдались! Потеряли миллиарды, упорствуя, а их могучий, несокрушимый банк трясло, как в лихорадке! Заемщики сбегали толпами, люди с вечера занимали очередь, чтобы снять свои доллары… А «координатор» сжимал и сжимал тиски. Вот и заполоскал белый флаг…
Джек поморщился, вспоминая, что есть текущие дела и будние заботы. После мечтаний о высших сферах, возвращаться в цэрэушную юдоль было скучно, но, с другой-то стороны, именно в разведке он — ас, а опыт не падает в цене.
Вынув из папки докладную записку Боуэрса, директор ЦРУ в третий раз прошелся глазами по суховатым строчкам, обдумывая те из них, что сам же выделил.
М-да… Будь он занудой-пессимистом, то признал бы неудачу с «дипломированными шпионами». Ведь ничего конкретного адъюнкт-профессор не привез из Москвы. Зато Фейнберг переполнился идеями, выхватив их даже из обмолвок русских! А уж с каким энтузиазмом он вылетал в Советский Союз! Просто рвался — «в Россию с любовью»!
Вот только веры ему не было. Даунинг с самого начала разглядел в ученом интеллигента-чистоплюя, не желавшего снимать белых перчаток. И вот — итог.
Джек снова вчитался.
'Вынужден сообщить, что Фейнберг неоднократно и сознательно допускал ошибки в создании инверсионной установки и необоснованно тянул время. Начал регулярно выпивать, опаздывать и не являться на работу под разными предлогами.
По сути, это настоящий саботаж. Я бы мог и сам вести проект, однако Фейнберг отказывается раскрывать всю полученную им информацию…'
Даунинг усмехнулся. Боуэрс — всего лишь прикладник, способный, весьма амбициозный, но не творец. Однако…
«В последнюю нашу встречу Фейнберг нагло заявил, что не будет делиться своими догадками. Накричал на меня, и сообщил, что собирается принять советское гражданство и навсегда покинуть Штаты…»
А вот это уже серьезно.
— Роберт… — директор бросил взгляд на помощника.
Встрепенулись оба, и Боб, и Дик. До чего ж похожи… Хоть Роберт и блондин, белокурая бестия с холодными синими глазами, а Ричард — жгучий брюнет, смахивающий на мафиозо с Сицилии, но их обоих отличает опасная сила и бесстрашная готовность.
«Волки, — подумал Джек, — мои слегка одомашненные волки…»
— Роберт, — молвил он вслух, — этот Фейнберг… Наблюдение за ним вели?
— Да, сэр, — склонил голову Бобби.
— А он… м-м… не появлялся у посольства СССР?
— Фейнберг заходил туда три дня назад, сэр. Пробыл там полчаса, и вышел.
— Понятно… — затянул Даунинг, и встрепенулся. — Чемоданчик при тебе?
— Да, сэр.
Джек глянул в окно. А вот и «Колумбия»…
— Вы оба — со мною, — приказал он, и велел водителю тормозить у главного входа в университет.
До Пьюпин-Холла, где прятались физические лаборатории «Колумбии», топать далековато, но Даунинг только рад был прогулке — сидячая работа подтачивала тонус.
Не директорское это дело — допросы третьей степени — но особые случаи требуют особых правил.
Лита Боуэрса он обнаружил в тесном помещении, узком и длинном, где собрали ускоритель тахионов. Установка сдержанно гудела, а метрах в пятнадцати от входа «труба» тахионника смыкалась с цилиндрической камерой, похожей на гигантский стакан — по толстым стеклам гуляли разводы зеленого сияния.
— Прекратите меня обзывать! — донесся визгливый голос адъюнкт-профессора. — Со своими русскими собутыльниками будете так разговаривать!
— Ну, вот еще! — насмешливый тон Фейнберга отдавал приличным опьянением. — Русских я уважаю, понял? А тебя — нет! Потому что — тьфу! — не за что уважать нуль! Как говорят русские: «Нуль без палочки!»
— Ах, ты… — задохнулся Лит. — Слабак! Интеллигентишка задрипанный!
— Да пошел ты… — лениво послал Джеральд.
Даунинг обогнул камеру, и отпустил короткое:
— Брек!
Раскрасневшийся, потный от злости Боуэрс тут же разжал кулаки, а Фейнберг скользнул по вошедшим мутным взглядом, и демонстративно приложился к блестящей фляжке.
— Мистер Фейнберг, — вежливо начал директор ЦРУ, — вы действительно хотите перебраться в СССР?
— Да! — с вызовом ответил доктор наук. — Хочу! Сказать, почему?
— Не стоит, — усмехнулся Даунинг. — А информацией почему не делитесь? Скрываете для новых хозяев?
— В Советском Союзе, — назидательно воздел палец Фейнберг, — нету хозяев! И нету слуг! Там все — товарищи!
— Браво, — сухо сказал Джек. — Отдаю должное советской пропаганде… Роберт, Дик!
Помощники живо усадили Джеральда в деревянное кресло и зафиксировали наручниками. Ученый дернулся и обмяк.
— Пытать будете? — горько поинтересовался он.
— Нет, просто побеседуем, — присел Джек Напротив. — Так сказать, тет-а-тет.
— Мне уйти? — нервно спросил Боуэрс.
— Вот как раз вы останьтесь! — лязгнул голос Даунинга, и тут же сменил тон на мирный: — Начинайте, Роберт.
Бобби кивнул, открывая чемоданчик-дипломат. Деловито выбрал шприц, с четким хлопком отломил горлышко у ампулы…
Фейнберг безучастно наблюдал за тем, как игла накалывает его вену, лишь моргал, тараща глаза. По стенам шатались зловещие тени, а низкий потолок лишь добавлял средневековой жути к образу подвала Святой Инквизиции.
— Отпустите меня… заскулил ученый, кривя губы.
— Отпустим, конечно, — ласково зажурчал директор ЦРУ. — Вы сами виноваты — не хотели говорить по-хорошему. Что ж… Будем разговаривать по-плохому! — он кивнул Ричарду, тот сноровисто включил магнитофон, и удалился вместе с Робертом. — Итак, инвертор… Или инверсор? Вы же наверняка представляете себе схему этого… м-м… агрегата?
— Разумеется, — промямлил доктор наук. — Этакая сферическая камера, вроде тех, что клепают для термояда — с мощными, такими, магнитными катушками… Надо, чтобы поле удержало в камере образец — чешуйку железа. Кру-упинку! Один кубический миллиметр! Ага… А со всех сторон, сверху и снизу, надо прицепить по излучателю тахионов… Вот только испытывать… Слышишь, Лит? Ты ж сам не догадаешься, хи-хи-хи… — отвеселившись, он продолжил почти трезвым голосом: — Миллиметр кубический, вроде, пустяк, да только, если саннигилирует, рванет знатно! Ну, там, по формуле… Килограмм семьдесят с лишним, в тротиловом эквиваленте. Так что испытания… Лучше где-нибудь на природе. Понял, недоумок?
Жестом Даунинг успокоил Лита.
— Не обращайте внимания, мистер Боуэрс, а лучше запоминайте. Магнитофон — хорошо, а голова лучше. Вам же руководить проектом.
Лицо Лита осветилось неподдельным счастьем, а Джеральд передернулся в гримасе отвращения…
Там же, позже
— Роберт, нейтрализуешь, — велел Даунинг, брезгливо посматривая на Фейнберга, распустившего слюнявый рот.
— Да, сэр! Мистер Боуэрс, у него есть машина?
— Да, да! — с готовностью ответил руководитель проекта. — Серый «Форд-Рейнджер», пикап!
Боб перевел взгляд на шефа.
— С обрыва плюс небольшой пожар? Медэксперты покажут алкоголь в крови.
Директор подумал, и кивнул.
— Годится! Да, и вколи ему, на всякий случай, что-нибудь а ля сердечный приступ.
— Будет сделано, сэр.
Бледный Боуэрс стоял навытяжку, понимая, что его вяжут кровью.
— Дик! — закряхтел Роберт, подхватывая безвольную тушку Фейнберга.
— Держу! — подскочил Ричард. — О, кажись, ключи звякнули… Точняк! Вот они, в пиджаке…
— О`кей… Потащили!
Серый пикап стоял в удобном месте — из окон не увидишь — и доктора наук сгрузили на сиденье.
— Давай, Бобби! — на пороге Дик обернулся, и громко добавил: — Не забудь, завтра мы пьянствуем!
— А ты как будто сегодня удержишься! — фыркнул Боб, и Ричард жизнерадостно загоготал.
Минуту спустя серый «Форд» катил по Бродвею, направляясь к мосту Джорджа Вашингтона.
За грязноватой лентой Гудзона потянулись дороги Нью-Джерси, которые так и тянуло назвать улицами — «Штат садов», по сути, заделался штатом предместий. С севера давил гигантский Нью-Йорк, с юга — Филадельфия.
Роберт проехал Принстон и свернул к небольшому дому, хорошо сохранившемуся с далеких двадцатых. Завел пикап в гараж, запер ворота, и громко сказал:
— Выходите, мистер Фейнберг, хватит притворяться!
Ученый несмело вылез из машины.
— Вы меня тут будете… убивать? — проблеял он.
— Вообще-то, — хладнокровно ответил Боб, перекидывая пустые картонные ящики, — я должен был вам сделать укол… Такой, знаете, укольчик — хлоп! — и разрыв сердца! А в шприц я набрал снотворного… Спать хочется?
— Немного… — залепетал Фейнберг. — Так я что… жить буду?
Отряхивая руки, Роберт прямо спросил:
— Вы действительно хотели в СССР?
— Д-да… — выдавил Джеральд.
— Тогда сидите здесь. Не выходить! И не выглядывать в окно! Да, чуть не забыл… Дайте-ка мне ваш пиджак. Права у вас где?
— Во внутреннем кармане…
— Надо, чтобы труп в машине опознали, как ваш, — деловито объяснил Боб.
— А где вы возьмете труп? — с запинкой, но смелея, спросил ученый.
— Это уже моя забота… — прихватив канистру с бензином, Бобби приоткрыл створку. — Сидите и ждите! Вечером переправлю вас на советский сухогруз… По паспорту моряка. Моряк, хе-хе, останется здесь, а вы, с его «пэйпарс», подниметесь на борт… Всё, я скоро!
Нужное тулово Роберт обнаружил у придорожного кафе — потасканный забулдыга, но щетине на щеках всего дня два, и одет более-менее прилично. На оперу в таком не пустят, а для глубинки сойдет.
Рост, вес, цвет кожи… Подходит. Волосы, правда, курчавые, но им все равно гореть. Вместе с лицом. Иначе опознают не того.
Притормозив, Боб весело сказал:
— Эй, парень! Подбросить?
— Fuck you… — неуверенно промычало тулово.
— Да садись, садись…
Икнув, пьянчужка покачался в раздумье, да и плюхнулся на переднее сиденье. «Форд» мягко тронулся, подкидывая задком.
— А куда… — начал пассажир, но водитель не дал ему договорить.
Неуловимое движение рукой — и душа алкаша рассталась с телом. Удовольствия от умертвия Боб не получил, но и раскаяньем не мучался. Он тут во вражеском тылу, а с врагами у него разговор короткий. И пусть вокруг мирные граждане, что с того? Насмотрелся он на них во Вьетнаме…
Как амеры бомбили деревни в джунглях? Сперва сбрасывали фосфорные авиабомбы. Белые пары не отравляли, но душили — все, кто спрятался в подвалах, рвались на улицу, лишь бы сделать вдох. И вот тогда падали контейнеры с шариковыми бомбами — увесистые кругляши сметали всех, и старых, и малых…
А каково было Нгуену — фосфорные шарики вонзились ему в живот! Доктор торопливо орудовал скальпелем, медсестричка Лиен готовила щипцы, а пакостные шарики вспыхнули, едва в трепещущую плоть попал кислород. Лиен плакала, у хирурга руки тряслись, а Нгуен с воем дергался, сгорая заживо на операционном столе…
…Мрачно поглядывая на труп, Роберт добавил скорости, и миль через пять свернул на узкую дорогу, уводящую на запад.
«Это где-то здесь…»
Нужную кручу он нашел за поворотом. Откос сбегал к ручью, кровожадно скалясь серыми останцами.
Боб разогнался — и резко затормозил, выехав на самый край.
«Готов тормозной след…»
Больше всего времени занимает перетаскивание тела с пассажирского места на сиденье водителя. А ведь body надо еще переодеть…
«Ну, вроде, всё…»
Незаметно оглядевшись, Боб снял машину с тормоза, и навалился, толкая в задний борт кузова. Пикап неохотно покатился, перевалил за обрыв — и загремел вниз, крутясь и падая. Скрежещущий металл мялся и рвался, как бумага. Почти распавшись надвое, «Форд» рухнул на оба берега ручья. С глухим хлопком рванул бензобак.
Пламя не взвилось огненным облаком, как это любят снимать в Голливуде, но маленький протуберанчик охватил-таки истерзанную кабину.
— Везет мне… — пробормотал Роберт, спускаясь по склону. — И спички не надо тратить…
Подкинув улики, он щедро окропил бензином голову безвестного Джона Доу, и бросил канистру в перекрученный кузов. Волосы затрещали, вспыхивая, как на башке того буддистского божества, что Боб видел в заброшенном храме.
«Всё! — выдохнул он, взбираясь по крутизне. — Осталось вернуться…»
Суббота, 23 августа. Утро
Оманский залив, борт ТАВКР «Минск»
Аравийское море плескалось вокруг до самого горизонта, стелясь изменчивой зыбью, однако ветер не приносил облегчения — веял горячо и сухо. Иранского побережья уже не видать, но у самого небоската тянулась мутная полоса, словно отражая пыльные плоскогорья древней Персии. А жара валилась и валилась на палубу… Недаром все на вахте — там хоть кондиционер спасает!
Гирин вздохнул — и улыбнулся. До чего же капризна натура человечья! Как он мечтал в школе угодить вот в эти самые места, где кончается дремотная Азия и шумит бескрайний Индийский океан… А нынче ему, видите ли, жарко! Даже в «тропичке», в темных очках — их всему экипажу выдали…
Иван оглядел море. Почти дежа-вю… В сторонке от советской эскадры разворачивали волны корабли иранской оперативной группы, еще ночью вышедшие с базы Чехбехар — эсминец «Демавенд» и пара фрегатов — «Саханд» и «Сабалан».
А индийская флотилия покрутилась, покрутилась, да и ушла обратно в бананово-лимонный Бомбей. Так только, учения устроили, и всё…
— Здравия желаю, товарищ мичман! — послышался знакомый голос, одновременно ироничный и бодрый.
Гирин живо обернулся.
— Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга!
— Что, не решились индийцы дергать за хвост китайского дракона? — заулыбался Якушев. — М-м? Переживаете, небось?
— Да не то, чтобы переживал… — затянул Иван. — Просто ждал хоть какого-то… этого… экшена. А тут… Все тревоги — учебные!
— Ну, это как раз и славно, мичман, — серьезно сказал каптри. — Для того мы и ходим в походы, чтобы не звучало боевых тревог. Да-а… Выходит, ошибся я в своих гаданьях!
— Да нет, просто обстоятельства изменились, — солидно выговорил мичман. — Вьетнамцы наступают с юга, мы — с севера, так еще и индийцы с запада? Чересчур как-то. Полноценная война получается!
— Согласен, — кивнул замполит. — Ну, вьетнамцы раздухарились, конечно, не по делу — мстят за свою слабость, за оккупацию священных перевалов в Као Банге. Ну, мы их быстро угомоним… Да и наша войнушка за Иртыш и Керулен — это… так, — он неопределенно покрутил кистью. — Андропов просто стукнул кулаком по столу — и на Западе тут же сделали верные выводы. Русских лучше не трогать! И их союзников — тоже. Но заметьте самое интересное, Иван — китайцы не подтягивали войска во Внутреннюю Монголию! Они как-то уж очень благодушно отнеслись к нападению. И дело не в том, что вся Группа советских войск в Монголии заняла позиции…
— Но китайцы же воевали с нами! — заспорил Гирин. — Вон, сколько мы самолетов посбивали! Ой, простите, перебил…
— Да ладно! — благодушно отмахнулся Якушев. — Вы правы, китайцы начали весьма рьяно, но это же обычный рефлекс. Нарушитель? В ружье! Но заметьте — боевые действия быстро сошли на нет. Китайцы отвели войска за Керулен, за Иртыш — и тишина! А Хуа Гофэн вовсе не голосит по радио, проклиная агрессора, он довольно улыбается на камеру… Кто затеял «первую социалистическую войну» с Вьетнамом? Дэн Сяопин, опаснейший конкурент товарища Хуа. Кто хвастливо утверждал, будто «позавтракав в Пекине, пообедаю в Ханое»? Дэн Сяопин. И кого назначили командующим войсками НОАК на юге Китая? Все того же Дэна. Инициатива наказуема! А теперь, думаю, его накажут по-настоящему! И за разгром на юге, и за то, что мы вторглись на севере. Наши-то требовали прекратить войну во Вьетнаме! И вот вам финал — Хуа Гофэн набирает очки, смещает слишком резвых генералов и едет в Хабаровск на встречу с Андроповым. Могу спорить на что угодно, у Юрия Владимировича есть, чем приманить китайского дракона!
— Ну, вряд ли он станет ручным… — философски заметил Гирин.
— Это — да! — рассмеялся каптри. — Ну, лишь бы пакостей не делал… Кстати, — заметил он, как всегда, по мнению Ивана, некстати, — а вы в курсе, что иранцы сами предлагают нам военно-морскую базу на острове Кешм? Это рядом с Ормузским проливом…
— А-а, ну да! — закивал мичман, и поморщился. — Только там той базы… Развалины португальского форта!
— Это пустяки! — отмахнулся Якушев. — Главное, мы получаем от-тличный рычаг давления на Запад! Вся Европа кормится здешней нефтью, да и Япония. Вспомните, как воинственно подпрыгивали самураи, стоило нам стать на Керулене! А как только узнали про базу на Кешме, мигом заткнулись. Даже американцев слушать не стали. Вон, глядите! Сам, как остров…
Оставив за кормою бутылочное горлышко Ормузского пролива, на зюйд-ост пёр гигантский супертанкер.
— «Глобтик Токио»'! — прищелкнул пальцами каптри, глянув в бинокль. — Полмиллиона тонн сырой нефти за раз! А ведь, как вы правильно заметили, обстоятельства изменились. Нынче ближневосточная нефть — это Иранская Социалистическая Исламская Республика и Объединенная Республика Ирака и Аравии. А Кувейт, Эмираты или Бахрейн с Катаром — это так, с боку припека. Как скажут Багдад с Тегераном, так и будет. А Москва тут в роли регулировщика — кого надо пустим к нефти, кого не надо — прогоним. Ну, и табельный под рукою… На всякий случай. Как говорил Аль-Капоне, добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем одним добрым словом!
— «Энтерпрайз» где-то у Омана болтается… — задумался Гирин.
— Во-от! Американцы сейчас по-всякому обхаживают тамошнего султана, облизываются на порт в Тумрите… Вопрос: что будут делать штатовцы в ближайшие дни?
— Прорываться на базы в Бахрейне!
— Садитесь, «пять»! — ухмыльнулся Якушев. — А кому их держать и не пущать?
— Нам! — хмыкнул Иван.
Над палубой разнеслись сигналы тревоги, ее отзвуки вырывались с надстройки и с нижних отсеков. По палубе трусцой забегали пилоты и техники, готовя «Яки» и «вертушки».
Гирин пригляделся — персы на своих корабликах тоже засуетились, а громадный «Киров» удалившийся к северу, плавно разворачивался.
— Вон они! — крикнул мичман, маша рукою на зюйд.
Там, перебивая блеск моря, вызревали черные прыщики.
— А вы? — удивился Якушев, лапая себя по нагрудному карману.
— Не моя вахта! — мотнул головой Иван.
— А-а… — каптри выцепил «военный» радиофон в толстой рамке, и забубнил, помогая себе рукой. Покивал, и сунул радик обратно. — Авианосец гостит у оманцев, а к нам жалуют три крейсера — «Олбани», «Уорден» и «Бейнбридж». «Олбани» — самый старый, но и самый большой. Пушки… Да так себе пушки. А вот ракет у него — до фига. Зенитных, правда, но кто мешает нацелить их на наши корабли? А ракета «Талос»… Это дура в полторы тонны! Эсминец, вроде «Демавенда», потопит запросто.
Гирин, нетерпеливо топчась, глянул в бинокль. Штатовские крейсера шли полным ходом. До них еще не близко, но силуэт «Олбани» мичман узнал — туповатый нос, да высокая прямоугольная надстройка… Не спутаешь.
— И что будет? — вырвалось у него.
— Увидим, — нервно обронил Якушев.
Иранцы готовились к бою, а «Киров», описав циркуляцию, зашел крейсерам в корму, сигналя ратьером: «Ваш курс ведет к опасности. Имею приказ вытеснять вас, вплоть до навала и тарана».
Ну, наглости амерам не занимать — с «Олбани» ответили: «Мы ничего не нарушаем, следуем прежним курсом».
Иван до того разнервничался, что сглотнул всухую.
«Киров» добавил скорости, догоняя «Олбани». Американские моряки выбежали на палубу — в бинокль было видно, как они подпрыгивают, машут руками и орут. «Факают» со всей мочи.
«Ну, тут не ясно, на какой слог ставить ударение в последнем слове!» — бегло усмехнулся мичман.
И тут начался «экшен»!
«Киров» плавно догнал «Олбани» и повернул руль вправо. Крейсер был не мал, но ТАКР все равно подавлял величиной — приглушенный грохот навала раскатился по морю. Сыпанули брызги искр, задымила краска. Изящный нос «Кирова» смял ракетную установку «Тартар» у надстройки «Олбани» и порвал обшивку — американский крейсер будто вдавило в голубую воду. Качаясь, болтая расплющенными ракетами, он напоминал боксера, заработавшего нокдаун.
А «Киров», как медведь, опять навалился на «Олбани» Помял вертолетную палубу, порвал леера, задел восьмизарядный «ящик» ракето-торпед АСРОК… И ни одного морячка на палубе! Все попрятались!
С оглушительным ревом поднялись в воздух «Яки». Набрав высоту, они красиво завиражили над американскими крейсерами. Как шершни, выбирая будто, куда ужалить.
И незваные гости переложили руль — вспенивая волны, битый «Олбани» плюс небитые «Бейнбридж» с «Уорденом» повернули на зюйд-вест.
А «Киров» гордо проследовал по левому борту «Минска», сверкая полосами содранного шарового окраса, как ссадинами.
— Шрамы украшают мужчин! — подмигнул Якушев Гирину, и весело, крепко потер ладони. — И-эх! Отметелили!