ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Теос летел над Эскалоном, дыша огнем, не переставая. Он оставил шрам вдоль Эскалона, который останется навсегда. Его ярость была бесконечной, он решил не останавливаться до тех пор, пока эта земля, похитившая его яйцо, не будет уничтожена.
Снова и снова поджигая землю, уничтожая целые ряды деревьев, он вдруг что-то услышал. Это был шум, который Теос услышал даже посреди своего разрушения, такой первобытный, такой близкий его душе, что это заставило его подняться в небеса, остановить поток пламени и прислушаться.
Звук раздался снова.
И снова.
Теос ощутил трепет, когда узнал этот крик. Ошибки быть не могло: этот крик принадлежал дракону, детенышу дракона. Он знал, что впервые слышит крик своего сына.
Теос развернулся и быстро полетел на этот безошибочный звук, наполняющий его сердце надеждой. Теос летел низко, всматриваясь вниз, преисполнившись решимости, все его тело было наэлектризовано. Его ребенок кричал о помощи, он звал его.
Теос увеличил скорость, полетев быстрее, чем когда-либо в своей жизни, преодолевая мили Эскалона одним взмахов крыльев. Он летел над холмами, реками, лесами. Теос чувствовал, что его ребенок близко. Очень близко.
Постепенно, далеко внизу, Теос начал что-то различать. Он увидел очертания растянувшегося каменного здания – форта с желто-голубым флагом. Внутри сновали тысячи пандезианских солдат, подобно муравьям, и там, в центре форта, он увидел то, что разбило его сердце на осколки.
Его ребенок.
Это был детеныш дракона, привязанный к столбу в центре каменного двора, перевязанный веревками. Он кричал, звал его. Вокруг него находились пандезианские солдаты с длинными пиками в руках, которыми они тыкали в него, пронзая его нежную плоть. С каждым ударом ребенок Теоса кричал в агонии и с каждым толчком ярость Теоса усиливалась. Внутри него словно возник вулкан, пока его ярость не достигла переломного момента. Он был готов уничтожить целый мир.
Теос никогда еще не ощущал такую ярость, она ослепляла его. Он нырнул вниз с молниеносной скоростью, почти не думая, открыв пасть и собираясь выпустить огонь, превратить этих людей в пепел. Но он понимал, что рискует выпустить огонь и на своего собственного ребенка.
Теос выпустил огонь в форме большого круга, поджигая периметр двора, сжигая заживо десятки солдат сразу. Он нырнул ниже, размахивая своими огромными крыльями, сбивая куски стены, которые падали и убивали еще больше людей. Теос пролетел мимо своего ребенка, почти коснувшись его, после чего снова сделал круг, желая убить всех мужчин вокруг детеныша, прежде чем спасти его.
Теос снова нырнул, выставив когти, нанося удары и убивая спасающихся бегством солдат, царапая их до смерти, когда они убегали от его ребенка. Теос выхватил пики из их рук и разломал их пополам, после чего нырнул еще ближе и вонзил свои огромные клыки в спины мужчин, когда они убегали. Он схватил одного солдата, взлетел вверх вместе с ним и начал качать головой до тех пор, пока тот не упал на землю кусками.
Теос снова сделал круг, в этот раз он летел еще ниже – достаточно низко, чтобы спасти своего сына. Он прорвался через еще большее количество кусков стены, разрушая форт, и ощущение было приятным. Дракон летел как можно ниже – ниже, чем привык – направляясь прямо к своему ребенку. Он освободит его от столба, а затем, с сыном на спине, сделает круг и убьет оставшихся солдат.
Когда Теос приблизился, уже предвкушая радость от ощущения сына на своей спине, он вдруг ощутил незнакомое чувство. Дракон почувствовал рывок на своих крыльях и вдруг понял, что они сдавлены. Сбитый с толку, Теос оглянулся и увидел толстую веревку из армированной стали, которая обернулась вокруг его крыльев, вдруг опустившись на него со всех сторон. Посмотрев вверх, Теос увидел еще больше веревок и слишком поздно осознал, что он летел в сеть. Сотни пандезианцев внезапно бросились вперед и накинули на него сеть, и он понял, что они ждали, пока он полетит ниже.
Это была ловушка.
Теос вдруг почувствовал, что его крылья стянуты, упав на его тело. Он ощутил, что его огромные когти спутались, будучи затянутыми, и он больше не может лететь и сохранять контроль. Не в силах больше оставаться в воздухе, Теос вдруг почувствовал, что он ныряет прямо вниз и мгновение спустя он врезался головой в камень и грязь, выбив стену, соскользнув вниз и падал, будучи все еще спутанным, пока, наконец, не остановился.
Пребывая в агонии, Теос пытался освободиться, но не мог. Он корчился, но чувствовал себя ограниченным со всех сторон стальной веревкой, которая цеплялась за его плоть, удерживаемая сотнями солдат, приближающихся к нему. Затем, мгновение спустя, Теос ощутил агонию. Они пронзали его кожу.
Теос закричал от боли, когда солдаты окружили его с длинными сверкающими пиками в руках и пронзали его плоть. Сначала один, потом другой.
Затем и третий.
Теос ощутил, что его пронзают сотни раз со всех сторон. Он истекал кровью и с каждым ударом он чувствовал, что все больше ослабевает. Его борьба была бесполезной.
Вскоре Теос ощутил, что большой свет - тот самый, что горел внутри него тысячи лет – начал таять. Он знал, что умирает. Из-за любви к своему ребенку он ослабил бдительность и это стало самой большой ошибкой в его жизни.
Последовал очередной удар. Затем еще один. От такой сильной боли было сложно думать и Теос почувствовал, что его большие глаза начали закрываться. И последние его мысли – как это ни странно – были обращены к Кире, о том, что почти произошло. Он думал о ее судьбе, о том, как они сблизились. Теперь она осталась совершенно одна.
А сейчас было слишком поздно.