— Простите, ваша светлость, мне так неловко, что вы вынуждены были провести ночь в таком месте! — снова стала извиняться Эвелин, когда герцогиня скрылась за дверьми ателье.
Но я решительно ее прервала:
— Вы тут совершенно ни при чем, Эви! Это я поступила ужасно глупо, решив зайти в вашу комнату, не думая о последствиях.
— Но это же ваши драгоценности! — ахнула девушка. — И вы имеет полное право взять их, когда бы они вам ни потребовались. И если бы не эта дура Беатрис, то ничего бы не случилось.
— Давайте не будем больше говорить об этом! — предложила я. — Что сделано, то сделано. Но я мне нужна ваша помощь в одном очень важном деле. Я пыталась взять брошь из вашей комнаты не из прихоти, а потому что мне срочно потребовались деньги. Моя подруга попала в больницу, и ей нечем заплатить за лечение. А у меня тоже нет денег.
— О! — заволновалась мадемуазель Клеман. — Если бы я знала об этом, я бы взяла павлина, когда мы поехали в Аньер. Но может быть, не обязательно продавать именно эту брошь? Может быть, подойдет и вот этот перстень?
Она сняла с пальца украшенное изумрудами кольцо. Но я покачала головой.
— Нет, это кольцо было подарено моей прабабушке послом какой-то восточной страны, и оно внесено в государственный реестр драгоценностей Деламар.
— Ох, если бы я знала об этом, то ни за что не надела бы его! — Эвелин заметно испугалась. — Простите меня, пожалуйста, за то, что я их ношу. Я не стала бы этого делать, но, боюсь, меня не поймут, если я не стану надевать украшений вообще. Но поверьте, я обращаюсь с ними аккуратно. И я стараюсь не носить те, в которых особенно крупные камни.
— Да всё в порядке, мадемуазель Клеман! — заверила я ее. — Вполне естественно, что княжна Деламар носит драгоценности, которые с собой привезла.
— Возможно, это подойдет? — Эви расстегнула верхнюю пуговку на вороте плаща и достала золотую цепочку с кулоном в виде золотой ракушки с большой розовой жемчужиной в центре.
Я едва не захлопала в ладоши. Это было именно то, что нужно! Этот кулон я когда-то купила сама после крупного выигрыша на скачках. Отец тогда впервые взял меня на ипподром, и я была очень горда тем, что поставила на верную лошадь.
— Замечательно! — заявила я и потянула Эвелин в сторону видневшегося на другом конце площади ломбарда.
Мы заложили цепочку вместе с кулоном. Это была не такая ценная вещь, чтобы от нас потребовали документы или другое подтверждение того, что она принадлежит именно нам. Денег мы получили несколько меньше, чем я надеялась, но этого должно было хватить на оплату лечения Нэнси и покупку билетов в Деламар для нее и детей. Там, по крайней мере, до них не доберется Этьен Дюран. А нанять адвоката и заняться разводом можно было и немного позже.
Мы доехали до больницы на извозчике, и я не только оплатила выставленный доктором счет, но и немного пообщалась с самой Нэнси. Она уже чувствовала себя заметно лучше и, когда я предложила ей поехать в Деламар со мной, возражала уже не столь категорично, как прежде. Правда, ее сильно беспокоил финансовый вопрос, и она не понимала, где ей взять деньги, чтобы снять квартиру в чужой стране. Я попросила ее не думать об этом, пообещав найти ей работу в одной чудесной кондитерской. Мой отец обожал шоколад, и я не сомневалась, что он не будет против, чтобы при дворе работала такая мастерица.
— Вы такая добрая, ваша светлость! — сказала Эвелин, когда мы возвращались на площадь, где оставили герцогиню Кавайон. Ее глаза уже снова блестели от слёз.
Я отмахнулась от комплимента. Легко быть добрым, когда ты богат.
В поместье мы вернулись только к вечеру. Герцогиня настаивала, чтобы я осталась у них еще на одну ночь, но я твердо решила ехать в Виллар-де-Лан сразу же, как только заберу свои вещи. Мне ужасно хотелось увидеть бабушку.
— Ну, хорошо, — сдалась ее светлость. — Но я не отпущу вас прежде, чем вы не выпьете с нами хотя бы чаю. Пребывание в нашем доме оказалось для вас не слишком приятным, и мне бы хотелось хоть немного его подсластить. Кроме того, кое-кто хочет перед вами извиниться.
Говоря о том, что кто-то хочет извиниться, она явно выдавала желаемое за действительное, потому что лицо мадемуазель Гранвиль свидетельствовало о том, что произносит вслух она совсем не то, что думает на самом деле.
— Прошу меня простить, мадемуазель Фонтане, — пролепетала Беатрис, и щеки ее порозовели. — Я была не права и очень сожалею об этом. Мне не следовало действовать сгоряча.
Каждое слово давалось ей с большим трудом, и когда она, наконец, произнесла всё это, то вздохнула с видимым облегчением.
Мы пили чай в чисто женской компании — ни герцога, ни его сына за столом не было, и я так и не смогла найти ответ на вопрос, как к случившемуся отнесся Арлан.
Герцогиня, как могла, старалась завязать беседу, но чувствовалось, что остальные поддерживают разговор только из уважения к ней. И даже Джоан в этот вечер была непривычно молчалива. Поэтому я почти обрадовалась, когда чаепитие закончилось.
Я прошла в свою комнату, где уже дожидался меня собранный еще день назад саквояж. Но не успела я его поднять, как услышала стук в дверь.
На пороге стоял Бертлен с таким виноватым видом, что я мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержать улыбку.
— Я пришел извиниться, мадемуазель Фонтане! Мне искренне жаль, что я поступил подобным образом и не поверил вашим словам. Я должен был во всём разобраться сам, а не привлекать к делу посторонних людей, бросая тень на вашу репутацию. Я понимаю, что это уже невозможно исправить, но, может быть, я всё-таки могу как-то загладить свою вину?
В отличие от мадемуазель Гранвиль, говорил он с куда большей искренностью. И потому я ответила, что не сержусь на него. Но он мне, кажется, не поверил.
— Позвольте я возьму ваш саквояж, мадемуазель! Я взял на себя смелость вызвать вам извозчика.
Я поблагодарила его за заботу. Мне ужасно хотелось спросить его, дома ли Арлан Кавайон, но я не решилась этого сделать. В конце концов, где бы он ни был, решение должен был принять именно он. И если он примет то решение, на которое я надеялась, то сейчас он знает, где меня искать.