Брак по расчету, или Истинных не выбирают

Глава 26

В этот раз мы столкнулись с ним, когда я уже направлялась в сторону дома. Может быть, он проспал, а может, у него нашлись куда более важные дела, чем встреча с какой-то вышивальщицей.

— Доброе утро, мадемуазель Фонтане! — он поклонился мне и протянул, должно быть, только что сорванную с куста розу.

Я улыбнулась в ответ, но покачала головой:

— Благодарю вас, месье Бертлен, но это слишком опасный подарок — на ее стебле много острых шипов.

— Шипов? — переспросил он и повертел цветок в руках. — Да, это так. Но неужели вы, мадемуазель, боитесь уколоться? Конечно, я помню про спящую красавицу и колдовство, но полагал, что современные девушки не верят в сказки.

Я рассмеялась:

— Еще как верят! Но в данном случае дело вовсе не в этом. Если я уколюсь, капелька крови может попасть на эту чудесную скатерть и, боюсь, ее светлость мне этого не простит.

— Ну, вот, — разочарованно вздохнул он, — а я так надеялся, что вы хотя бы в образе спящей красавицы позволите мне себя поцеловать.

Легкий флирт сразу перестал быть таковым. При воспоминании о том поцелуе, что между нами случился, я помрачнела. И пусть я сейчас была не княжной Деламар, а мадемуазель Фонтане, я не собиралась позволять ему считать себя доступной.

— Я полагаю, месье Бертлен, что вам следует понять…

Но договорить я не успела — нашему разговору снова кто-то помешал. На сей раз мне не пришлось просить Бертлена удалиться — он сделал это сам, скрывшись за кустами самшита.

Я надеялась, что среди шедших по аллее дам не окажется хотя бы той девицы, что вела себя столь неприлично во время нашей прошлой встречи, но, к моему разочарованию, вместе с Джоан Кавайон из-за поворота вышла именно она.

— Доброе утро! — я наклонила голову, приветствуя дочь хозяйки дома, и та широко улыбнулась мне в ответ.

— Рада вас видеть, мадемуазель! Кажется, с тех пор как мы виделись в прошлый раз, ваша работа сильно продвинулась вперед, — она смотрела на торчавший из корзинки край скатерти.

Да, и скатерть, и салфетки были уже готовы. И несколько полотенец, и носовые платки. Я только никак не могла заставить себя взяться за постельное белье — и дело было вовсе не в сложности узора.

— Вы удивительно упрямы, мадемуазель… забыла, как там ваша фамилия, — бросила блондинка.

— Фонтане! — подсказала Джоан.

— Ах, я всё равно не запомню! — раздраженно воскликнула ее подруга. — Может быть, у вас есть имя, мадемуазель? К слугам я привыкла обращаться по имени!

Она снова была груба, и я видела, как хозяйке стало неловко от ее слов. Но прежде, чем мадемуазель Кавайон что-то сказала, я ответила:

— Диана, сударыня! Меня зовут Диана.

Называться другим именем не было никакого смысла. Внучку мадам Фонтане в Виллар-де-Лан все звали именно так.

— Диана? — блондинка задохнулась от возмущения. — Ты слышала, Джо? Ее зовут Диана!

Я посмотрела на нее с удивлением, не понимая, что могло вызвать такую реакцию.

— Беатрис, перестань! — мадемуазель Кавайон потянула ее за рукав.

— Какая-то служанка носит имя, которое носили королевы Верландии, и полагает это нормальным! Нет, чтобы ты ни говорила, Джо, но я считаю, нужно законодательно простолюдинам запретить называть своих дочерей именами, которые используются знатными семействами. Ты только подумай, какая нелепая ситуация сейчас сложилась — если бы с нами вместе сейчас гуляла княжна Деламар, сколь оскорбительно ей было бы услышать, что вышивальщица — ее тезка!

— Уверена, ее светлости это вовсе не показалось бы оскорбительным, — сказала Джоан. — Идем же, Беа — мы хотели посмотреть лебедей. Простите нас, мадемуазель Фонтане, мы уже уходим.

Но ее подруга была не намерена отступать.

— Сначала они берут наши имена, потом добиваются права учиться в школах и даже университетах. Что дальше? Они сочтут себя ровней нам! Это недопустимо, Джо, и если ты этого не понимаешь, то мне тебя жаль! — тут она повернулась в мою сторону. — А вы, мадемуазель, больше не смейте показываться нам на глаза. Вас разместили в крыле для слуг, вот там и находитесь.

Я сжала кулаки. И дело было вовсе не в том, что она оскорбила меня. Я-то знала свой настоящий титул и не сомневалась, что если бы его узнала она, то ее поведение бы разительно переменилось. Нет, меня возмутило другое — что она считала себя выше всех тех, кто делал ее жизнь такой удобной и приятной. Горничных, которые застилали ее постель и гладили ей платья. Кучера, что каждый день возил ее по гостям. Дворецкого, что вынужден был ловить каждое ее слово. И трудно было сказать, чего в ее поведении было больше — снобизма или глупости.

Но едва я сделала шаг в сторону своей визави, как еще одна неприятная мысль заставила меня остановиться. Я вспомнила, как несколько дней назад в аэропорту я повела себя ничуть не лучше этой мадемуазель. Разве я не почувствовала себя оскорбленной, когда Эвелин Клеман приняли за меня? И чувство стыда — и за себя саму, и за всех, кто, будучи рожден во дворцах, имеет наглость смотреть на остальных свысока, — заставило меня покраснеть.

— Не кажется ли вам, мадемуазель Гранвиль, — услышала я знакомый голос, который сейчас приобрел совсем другие ноты, — что у вас нет права распоряжаться в этом доме?

За своими переживаниями я не заметила, как месье Бертлен появился на дорожке. Глаза его метали молнии, и Беатрис сразу смутилась и потеряла свой воинственный настрой.

Я была польщена тем, что он за меня вступился, хотя и опасалась, что этот поступок приведет к неприятным последствиям для него самого. Каким бы прочным ни было положение его отца или дяди в этом доме, их статус в любом случае был гораздо более низким, чем у этой девицы, и если она нажалуется на него хозяйке, то он пострадает из-за меня!

И я уже ждала, что она обрушит весь свой гнев на моего неожиданного защитника, как вдруг блондинка пролепетала:

— О, право же, я не хотела никого обидеть.

Я не могла понять, что с ней случилось. Чем была вызвана столь разительная перемена? Волчица вдруг стала овечкой.

— И я уверена, мадемуазель Фонтане, — ну, надо же, она всё-таки запомнила мою фамилию! — всё правильно поняла. Я всего лишь хотела сказать, ваша светлость…

Что она говорила дальше, я уже не слышала. Ваша светлость???

Деревья закружились у меня перед глазами. А когда я немного пришла в себя и нашла в себе силы посмотреть на того, кого считала месье Бертленом, то увидела в его ответном взгляде смесь вины и досады. И сразу всё поняла.