Глава 9 Истина не в вине, а в рассоле

Я смотрел в окно, ощущая своеобразный демонический восторг от открывавшейся взору панорамы.

Ну мы и творчество натворили, блин. И главное при всей простоте исполнения оставляет колоссальный простор для интерпретаций! Простое слово, намекающее на Ганимеда, при свете нового дня звучало как политическая сатира, упоминание о деревянной лошади выглядело таинственным иносказанием, да и сами портреты можно было расценить как дерзкий протест против своеволия богов! Бенкси нервно курит в сторонке от зависти.

Испуганные жрецы прикрывали лицо ладонью, чтобы не осквернить свой взгляд кощунственными изображениями. Бедняги до конца не могли определиться, как следует относиться к этим картинкам, и на всякий случай подглядывали сквозь пальцы и перепрыгивали с чистого островка на островок, чтобы не наступить нарисованным богам на сокровенное. Рабочие потешались над ними. Стражники, похоже, по большей части были христианами, как и королевская семья. Так что они храбро и сурово чеканили шаг по мостовой, но время от времени крестились на поднимающееся солнце.

Да-ааа, Даня. Ты опять отличился. Как начал в свое время с бедной ратуши — так все и тянется. Если в этом мире тебе и суждено войти в историю, то уж точно с каким-нибудь позорным прозвищем.

И тем не менее я улыбался.

Во-первых, психотерапия Деметры явно прошла успешно. Я не просто дожил до заката, а умудрился справиться со своей непростой миссией и заполучил подпись богини в договоре Аида! Для меня это означало появление официального покровителя, с которым придется считаться даже Зевсу и Совету.

А во-вторых, мне становилось неудержимо весело, стоило только представить реакцию олимпийских братьев. О, я бы дорого заплатил за возможность увидеть их лица! И пусть это был очень маленькой, но все-таки местью и от меня лично. За все хорошее, как говорится. И за Фортуну с Янусом, и за мои кости, переломанные той проклятой телегой. И за Буцефала вместо приличного коня.

Но, как бы то ни было, мы с Деметрой неслабо так влипли.

Что теперь будет? Как отреагируют боги на такое кощунство? И каким образом двум синим голым художникам неприметно унести отсюда ноги?

И кстати, про голых художников.

Я обернулся на богиню, умиротворенно почивавшую на куче старья.

Интересно, а мы того… Просто спали? Или как?..

Напрягая свою память, я пытался вспомнить хоть что-нибудь о том, как мы очутились в этом подвале. И что здесь делали.

Но единственное, что смог выудить из своей памяти — это ощущение горячего дыхания, обжигавшего мне шею.

И что же это было? Сладкий сон или вздох страсти?

Опустив глаза, я принялся искать Лёху — и с ужасом понял, что черепушки у меня на поясе нет.

Всю похмельную муторность мгновенно как рукой сняло.

Что за черт? Где Лёха? Неужели я потерял его?

Стиснув голову руками, я вдруг понял, что в облике Пана я уже не носил некроманта на поясе. И судя по всему, мой друг остался в той подворотне, где мы раздевались.

Выругавшись себе под нос, я подошел к Деметре. И первым делом на всякий случай свернул и убрал себе за пояс договор Аида с подписью.

И уже потом осторожно коснулся ее плеча.

Богиня только отмахнулась от моей руки, как от мухи, и перевернулась на другой бок.

Но я не отступал: погладил ее по щеке, по волосам.

Какая она все-таки красивая.

— Деметра, — вполголоса позвал я. — Просыпайся.

— Н-нне, — выдохнула богиня, не открывая глаз.

— Мы уснули, а на дворе уже рассвело.

Она вдруг вздрогнула всем телом, распахнула непонимающие глаза и резко села, одновременно отодвинувшись от меня.

От стремительного движения взгляд Деметры расфокусировался, а из груди вырвался полуплач-полустон.

— Оу-уууу…

Она со страдальческим видом схватилась обеими руками за голову. Богиню слегка повело, и я подхватил ее за плечи, не давая упасть.

— Тише-тише, на надо делать резких движений. Это просто похмелье, — проговорил я, стараясь сдержать улыбку.

— Какой ужас, — пробормотала Деметра, падая лбом мне на грудь. — Я будто в лодке Харона. Меня качает и тошнит.

— Это скоро пройдет, — приободрил я. — Но убираться отсюда нам нужно прямо сейчас.

Она выпрямилась. Открыла глаза. Несколько мгновений смотрела в одну точку — видимо, как и я, собирала в своей памяти воспоминания. А потом тихонько рассмеялась и закрыла лицо руками.

— Ой, какая прелесть…

— Ты о чем?..

— О сегодняшней ночи, — с улыбкой проговорила она, отнимая ладони от лица. — Это было… славно.

Я кашлянул.

Интересно, что именно она имеет в виду?

— А теперь нам нужно как-то незаметно испариться отсюда, — пробормотал я, приблизившись к окну. — Что-то там народу еще больше стало. Совсем беда…

Деметра легко поднялась с пола — грациозно, как балерина, без малейшего смущения демонстрируя свою наготу. Подошла ко мне, и, зацепившись рукой за мой локоть, приподнялась на цыпочки и тоже заглянула в окно.

И, прикрыв рот рукой, рассмеялась. Потом, не переставая смеяться, схватилась за голову.

— О боги, мне смеяться больно! В голове как будто что-то отрывается. Давно мне не было так весело…

— Это круто, но теперь нам нужно уносить ноги, — напомнил я о нашей проблеме. — Тем более, мне еще нужно умудриться успеть на турнир!..

— Да не нервничай ты на ровном месте, — махнула рукой Деметра, неуверенной походкой вернулась к куче барахла, на которой мы спали, и плюхнулась на нее, как в кресло. — Сейчас сюда призову быков и по домам разъедемся.

Я озадаченно окинул ее взглядом.

— Эмм… Прямо так? Хочешь, чтобы в твоем храме появилась новая картинка, где ты голая, синяя и эротично восседаешь на быке? Причем на фоне смертного мужика в трусах.

Она зашлась хохотом.

— О, это точно была бы одна из самых популярных сцен моей жизни! Но вообще-то можно обойтись и без этого…

Она взмахнула рукой, и прямо рядом со мной из ниоткуда возникла пара быков. Вернее, бычков — такими тощими и миниатюрными они были.

— Садись. Любой из них довезет тебя отсюда прямо туда, куда ты захочешь. Минуя улицу.

— Ого, — искренне удивился я. — Ты так можешь?..

— Я много чего могу, — проговорила она. — Все-таки одна из самых почитаемых богинь пантеона. Сомнительное, конечно, достижение. Но энергию я не экономлю. Да, и еще: все свои вещи, а заодно и мертвого приятеля, ты сможешь забрать в любом моем святилище.

— Так Лёха у тебя?

— Ну да. К слову, почему он у тебя в таком беспомощном состоянии?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты носишь его с собой, как вазочку с конфетами. Но ты же призыватель. Создай ему какие-нибудь ноги, или существо, которое могло бы носить беднягу по его собственному желанию. Или тебя устраивает, что некромант полностью зависит от тебя?..

Я отрицательно замотал головой.

— Нет конечно. И вообще-то однажды я уже создавал для него что-то наподобие няньки… — сказал я, вспоминая полукенгуру в платочке, которую я окрестил Ариной Родионовной. Интересно, где она сейчас?.. — Но получилось как-то не очень.

— Так попробуй заново, — пожала плечами Деметра. Она сладко потянулась — так, что я даже глаза отвел, чтобы слишком уж не обрадоваться. Потом хлопнула в ладоши — и тут же оказалась одетой в лаконичный черный костюм с белой рубашкой.

И поднялась с кучи тряпья.

Теперь передо мной была та самая богиня, с которой я уехал вчера на карете в Верхний мир. Строгое лицо, руки в карманах. Только глаза потеплели, а на щеке виднелся след синей краски.

А Деметра между тем продолжала:

— Мне кажется, ты так и не понял до конца, какая в тебе скрыта сила, и что пользоваться ею можно не только с целью напоить друзей или убить врага. Но и для упрощения всяких бытовых задач. Ты ведь и штаны себе можешь призвать. И коня, наделенного нужными качествами. Так в чем же дело стало?..

Я с трудом сдержал вздох.

Если бы все было так просто!

Но не мог же я ей рассказать, что призыв для меня — это всегда чудовищная лотерея, которая может закончиться чем угодно, от падения метеорита до нашествия пирожков-убийц.

— Ну, это оч-чень долгая история, — пробормотал я.

Она грустно улыбнулась.

— Жаль, что ты мне ее не успел рассказать. Чувствую, она того стоит.

— Так может, вечером увидимся? — легко и как бы между прочим спросил я. — И я расскажу что-нибудь?..

— Нет, — тихо, но твердо ответила она. — Я же сказала — заберешь все свое в любом святилище, когда угодно. Просто приди, подожди немного — и я передам через жрецов.

Мне будто плиту бетонную на плечи уронили.

— Другими словами, мы больше не увидимся? Я правильно понимаю?

Деметра кивнула.

— Правильно.

— Почему? — спросил я на полном серьезе, глядя на нее в упор. — Прости, я довольно сумбурно помню прошлую ночь, и если вдруг где-то позволил себе лишнее…

Она улыбнулась. Не ртом, как это делают обычные люди, а только глазами. Синие радужки заискрились, превращаясь в бездонную вечность. Подошла ко мне, положила руку на плечо и легонько коснулась губами щеки.

— Не задавайся ненужными вопросами, — вполголоса сказала она мне. — Мне было радостно с тобой. И беззаботно, как в детстве. Мы здорово почудили, и я насмеялась лет на триста вперед. Спасибо. И прощай.

Она отступила на шаг, и я понял, что это деликатный намек на то, что мне пора сваливать.

И все-таки меня изнутри прямо-таки сверлило от желания повторить свой вопрос. Я не выдержал и спросил:

— Но тогда почему?..

— Потому что Деметра — это богиня-мать, Даниил, — холодно ответила мне она. — А мать не может себе позволить быть ребенком. К сожалению.

Я вздохнул. Взгромоздился на бычка, который теперь походил скорее на моего осла размером.

Тот качнул рогами и медленно двинулся вперед, в то время как Деметра, отвернувшись, смотрела в окно.

А когда пространство передо мной наполнилось светом, и в мерцании я разглядел свою постель в гостевом доме, и стол, она вдруг обернулась и крикнула:

— А все-таки наши портреты получились слишком уж лестные!

Она широко улыбалась, взъерошенные волосы торчали в стороны, и даже строгий костюм никак не мог испортить этот озорной полумальчишеский облик.

— Думаешь? — отозвался я.

— Знаю! Ты их статуи видел? — она со смехом слегка развела большой и указательный пальцы. — Клянусь, та девица, к которой Зевс пристал в виде лебедя, по сравнению с остальными его подружками ничуть не обломалась!..

Я тихо рассмеялся — и в это мгновение бык внес меня в мерцающее свечение.

И тут же пропал из-под моей задницы.

Потеряв точку опоры, я грохнулся на пол аккурат между кроватью и столом.

Бабах!

Тихо выругавшись, потер ушибленное место.

Не мудрено, что олимпийские бородатые хрены запали на нее. Хороша бестия. Ох и хороша! Перед таким обаянием трудно устоять.

А если это обаяние еще и обнаженное, да на расстоянии протянутой руки…

Мысли роились в голове прямо как из анекдота.

«Хочу ли я», «могу ли я», «говно ли я»…

Короче, сплошная магнолия.

Так было у нас что-то или нет?

С одной стороны, вряд ли я остался бы с ремнем и оружием, случись у нас продолжение.

С другой — если бы ничего не было, что мешало Деметре так прямо и сказать? Но она ответила уклончиво. «Не задавайся ненужными вопросами».

Ничего себе «ненужными»!..

Тут я услышал за дверью тяжелые шаги Азры.

— Па-адъем! — еще недопроснувшимся, сиплым голосом крикнул он. — Десять минут на сборы, и жду всех внизу!..

Проходя вдоль дверей, он для верности хорошенько стукнул в каждую и потащился по лестнице вниз.

А я опустил на себя глаза…

Блин. Блин-блин-блин!

Я же весь в краске! И если мои языкатые друзья увидят меня в таком виде, я же до пенсии буду насмешки собирать!

А если Ника, то мне обеспечен ненавидящий взгляд, проеденная плешь и, небось, еще и куча невысказанных ревнивых упреков.

Потому что моя кошка готова закрыть глаза на все, кроме измены — даже гипотетической.

Так что я жадно выпил всю воду в графине и бросился оттираться собственными силами. Но Аполлон, похоже, делал свои краски с душой и на века! Потому что казалось проще содрать с себя кожу, чем сине-золотые разводы.

А народ между тем уже давно спустился завтракать — я слышал это по сонным шагам за дверью.

Блин!

Я подошел к зеркалу над умывальником и критически осмотрел физиономию, волосы, шею.

К счастью, они оказались чистыми. Зато руки, грудь и живот напоминали холст импрессиониста. В таком же состоянии был и поясной ремень.

Ладно.

Если одеться прямо поверх всего этого безобразия и не снимать перчаток — нормально будет. Ну а меч, в конце концов, я и в руках донесу.

Я начал быстро одеваться. И когда Азра звучным голосом, почему-то опять похожим на Януса, приказал всем выдвигаться из харчевни, я буквально вывалился из своей комнаты, в спешке зацепился за недавно отремонтированные перила и под треск ломающегося дерева и грохот собственной туши выстелился на лестнице.

Немая сцена.

Все обернулись на меня.

Бобер громко икнул. Рыжий кашлянул. И только Ника бросилась обниматься.

— Ба-аа, какие люди! — проговорил Азра.

— Я это… Я с вами! — выпалил я и отодвинул от себя обломок сломанных перил.

— Опять чинить, — простонал Бобер.

— Нет бы порадовался, что чинить предстоит не меня, а лестницу! — обиделся я, поднимаясь.

— Тебя починить вышло бы дешевле, — мрачно проговорил Азра. — Но я правда рад, что ты живой. Когда вернулся-то? И что вообще богине было нужно от тебя?

— Да так, ничего серьезного, — с улыбкой отмахнулся я, в то время как Ника, отлипнув от меня и нахмурившись, принялась обнюхивать мой ворот. — У нее были вопросы…

Тут Ника нахмурилась еще сильней, и, наклонившись, начала тыкаться носом мне грудь.

— … были вопросы по поводу Аида… — я попытался отодвинуть от себя кошку, но та вдруг наклонилась и с сердитым лицом принялась нюхать там, где на мне осталось больше всего краски — пониже пояса.

— Эй, ты что творишь? — строго прикрикнул я на нее, резко отодвигая от себя.

Та’ки плюхнулся на пухлую попу. Парни опешили. Брови у них, как по команде, дружно полезли на лоб. Лилит двусмысленно облизнула красные губки.

— Это вообще не то, то вы думаете! — пробормотал я, чувствуя, как вспыхивают мои щеки.

— Давай сюда спускайся, орел ты наш, — с усмешкой сказал Азра. — А Нике лучше бы закусить — не знаю, что уж она там у тебя вынюхивала, но я и отсюда чую, что разит от тебя жесткой пьянкой.

— Побочный эффект успешных переговоров, — развел я руками.

Азраил подошел ко мне и окинул с головы до ног пристальным взглядом магистра.

— Да-ааа, — протянул он. — Вот это видок у тебя.

Сморщив нос, Майя отвернулась.

— Пожалуйста, не дыши в мою сторону! — жалобно попросила она.

— Значит так, звезда алкогольного искусства, — процедил сквозь зубы Азра, уставившись на меня с угрожающим выражением лица. — Слушай и запоминай: если ты выкинешь еще хоть один фокус за время нашего пребывания здесь, я с тебя шкуру спущу и вторым Бобром сделаю. Ясно⁈ Больше никаких столкновений с местными, никаких приятелей с Оракулами, отставаний от группы, драк, богинь и бухалова!..

Я аж глаза прикрыл, чтобы не видеть его лица. И не ощущать запаха сыра изо рта, от которого меня начало слегка мутить.

— Слушаюсь и повинуюсь, — пробормотал я.

— И сегодня постарайся как-нибудь поменьше отсвечивать своей опухшей физиономией пьяницы!

— Может, мне на него иллюзию сделать? — предложил Рыжий.

— Нельзя, судьи запалят — только хуже в итоге получится, — махнул рукой Азра. — Совсем опозоримся. Ладно, пошли!

И мы пошли.

А там, за оградой нашего гостевого дома, уже гудела и шумела толпа.

Рыжий сразу весь приосанился, ладонями прилизал разметавшиеся пряди волос. Азра тоже довольно усмехнулся — видимо, ожидал увидеть толпу новоиспеченных поклонников нашей школы с флагами и растяжками.

Однако толпа оказалась повернутой к нам своими тылами. И глазела совсем в другую сторону.

Я сфокусировал взгляд, пытаясь разобрать, что же это маячит там вдали…

О боги!..

Или, верней, о демоны?

Потому что чуть дальше, стоя на карачках на мостовой и орудуя тряпками прямо в своей рабочей одежде, стояли… суккубы. Десятки красоток в кожаном белье, отставив задницы и время от времени вправляя выскакивающую грудь обратно в лифчик, драили непристойные надписи на дороге, ведущей к главной площади!

Берн присвистнул. Азра несколько раз усиленно моргнул, словно сомневался в реальности происходящего.

Одни демоницы были бледными от гнева, другие — пунцовыми от ярости. Пена вздымалась под их руками, колени скользили по влажным булыжникам, а сквозь зубы нет-нет да и вырывалось звериное шипение. Просто мыльный стриптиз какой-то.

У всех наших пооткрывались рты от такого зрелища.

И только я, натягивая перчатки поплотней, нервно сглотнул и отступил на шаг назад.

Азра похлопал по плечу оказавшегося рядом горожанина в шляпе и спросил:

— Любезный, а что это тут происходит?..

— Суккубам открыли въезд в город, — тихо ответил тот, не отвлекаясь от колоритного зрелища. — При условии, что те обязуются принять участие в акции, посвященной укреплению статуса богов в столице. Ну они и подписали договор. И явились, готовые сражать наповал во имя Зевса. А оказалось, что во имя Зевса надо не глазки строить, а краску смывать. Такие дела.

Тут горожанин обернулся, и я узнал Гермеса.

— Ты?.. — удивился Азра.

— Тс-с-с, — прижал палец к губам вестник богов. — Я тут как бы инкогнито, потому что официально я чертовски занят. А чертовски занят я потому, что всех свободных младших богов точно так же выгнали на субботник, как и несчастных обманутых суккубов. Но такое зрелище я просто не мог пропустить!

— А что случилось-то? — изумленно поинтересовался наш магистр.

— Вы не в курсе? — Гермес блеснул лукавой улыбкой, и, наклонившись поближе к уху Азры, сообщил: — Кто-то центральную улицу и всю главную площадь разрисовал кощунственными картинками. И не абы чем, а красками самого Аполлона! А это означает, что смертные просто физически не смогут ее удалить…

У меня все внутри похолодело.

Как так — не сможет удалить? Я теперь что, до самой смерти синим буду?..

Ну или придется идти с повинной к Та’ки. Или к Лилит.

Ни тот, ни другой вариант во мне оптимизма не вызывал.

Ох и наворотили же мы дел с Деметрой!..

Правда, вспоминая о ней мне совсем не хотелось сожалеть о случившемся. На губах сразу непроизвольно играла улыбка.

Шальная ночь — крепкое похмелье. Но это того стоило!

— … Бедный Аполло, — злорадно хихикнув, продолжал Гермес. — Отец его чуть живьем сгоряча не зажарил! Бушевал так, что монстры в своей долине по норам забились. И кстати, время турнира перенесли на три часа позже.

— А нам никто не сообщил, — нахмурился Азра.

— Ну да, это же я должен был вас оповестить. Просто это… задержался немного в пути.

— Ясно, — понимающе хмыкнул Азра.

— Ну ты посмотри — это ж сколько порочной красоты по камням расплескалось! — прищелкнул языком Гермес.

— А что там такого нарисовали? — подал голос наш медведь. — Теперь даже любопытно стало.

Гермес опасливо осмотрелся и с ехидной ухмылкой проговорил:

— А вы чуть дальше пройдите — и все сами увидите! Например, что Зевс — пи…

Громкий треск оглушительным эхом пронесся по улице, и в голову Гермеса с неба ударила молния.

Бабах!

Шляпа вспыхнула, как факел. Оказавшиеся поблизости люди ахнули и рассыпались в стороны.

А я замер, втянув голову в плечи и чувствуя, как холодные капли скользят у меня промеж лопаток. Потому что в какой-то момент мне вдруг показалось, что шандарахнуть должно меня.

Гермес сбросил горящую шляпу наземь, затоптал ее ногами. И как ни в чем не бывало, поднял лицо к небу.

— Да понял я, понял! — громко сказал он. — Больше не буду! И вообще иду работать!

Его силуэт засветился золотым, потом стал нестерпимо ярким, теряя четкость очертаний — и под изумленный вздох зевак исчез на глазах.

— Ну ради такого однозначно стоит сходить на площадь! — заметил Та’ки.

— А может это… Ну его? — со слабой надеждой в голосе проговорил я. — Злобные боги, разъяренные суккубы…

— Ну и что? Не на тебя же они разъяренные! — резонно заметил Рыжий.

Кхе-кхе. Ну да. Разумно. В самом деле, не на меня же.

И мы двинулись сквозь стайки любопытных по направлению к площади.

На подступах к сердцу столицы толпы зевак стали плотней и многочисленней. Кто-то прятал улыбку, кто-то искренне ужасался, качая головой.

Протолкнувшись еще немного дальше, я понял, почему здесь скопилось столько людей — проход на саму площадь был перекрыт стражей. А возле храмов с недовольными лицами и ведрами в руках в поте лица трудились боги.

По большей части я никого здесь не знал. Но с южной стороны собора, брезгливо сжимая двумя пальчиками большую щетку в мыльном растворе и придерживая длинный рукав пестрого кимоно стояла Флора. Чуть дальше от нее, совсем не по-божески ругаясь, натирал стену Дионис.

А в центре площади, едва прикрытый белой простыней и живописно подняв одну руку, застыл смазливый золотокудрый бог в лавровом венке. Вокруг него прямо на земле расположились художники с холстами и палитрами. Высунув языки и пыхтя от стараний, они спешно делали зарисовки с натуры.

Прямо фотосессия премии Оскар на красной ковровой дорожке! Тяжелый труд папарацци в условиях средневекового быта.

— Аполлон, да ты задрал уже! — совсем непочтительно рявкнул Дионис. — Хорош уже ляжками отсвечивать, работать кто будет⁈

Бог в лавровом венке развернулся другим боком, поправил простыню, отставил одну ногу и замер с щеткой в руке, будто со скипетром.

— Я не могу отказать своим поклонникам запечатлеть мою духовную близость к смертному народу! — пафосно проговорил он мелодичным голосом певца.

— А можно, я на фоне вас потом еще и себя нарисую? — глядя влюбленными глазами на Аполлона, робко спросила одна художница, миловидная девчушка с россыпью соломенных кудрей.

— Можно, — милостиво кивнул бог.

— А я? — странным голосом проговорил жирный и потный парень с тонкими усиками. — Можно, я тоже потом себя дорисую?

— А вот это не стоит, — смерил его брезгливым взглядом Аполлон.

— Иди сюда, лентяй! — рявкнул на него Дионис и швырнул в звезду телеэкрана грязную тряпку в пене.

Аполлон ахнул, картинно развел руки — и покрывало, как белое облако, будто нечаянно упало к его ногам.

— А-ааааах! — в один голос вздохнули женщины, во все глаза уставившись на обнаженного красавца.

И тут Дионис увидел меня.

— Ба, да это же Даня! — ткнул он на меня пальцем, и толпа, проследив за его жестом, обернулась к нашей доблестной команде. — А ну-ка сыпь сюда, коллега!

— Коллега?.. — услышал я сдавленный шепот за спиной. — Это он про кого?

— А разве этот парень — не из школы «Парящего грифа»?.. — возразил другой голос.

Но Дионис уже топал ко мне, широко улыбаясь. Раздвинув стражников, он протолкнулся к нашей компашке и крепко стиснул меня в дружественных объятиях.

— Здорово! О, да ты, как я смотрю, даром время не терял? — ухмыльнулся он. — Давай-ка, пошли со мной!..

Он схватил меня за руку и протащил за оцепление, не слушая слабых возражений.

— Ты это, наваяй нам тут поляну, чтоб работалось веселей! А то на трезвую голову заниматься в буквальном смысле слова херней — так себе удовольствие, — заявил Дионис, в то время как Аполлон, неспешно оборачивая покрывало вокруг бедер, как-то странно косился на меня. Видимо, по аналогии с толстым художником, ему и меня хотелось бы убрать из кадра, только он еще не придумал, как это сделать.

А зрители все еще охали и вздыхали от восторга.

— Вот ведь несправедливость, — пробормотал Дионис. — Если Аполлон разделся, то это называется «обнаженная натура». А если я сейчас портки сниму — скажут, я народу жопу показывал! А ведь это из-за его краски бессмертных раком поставили!..

— О, Данечка! Привет! — оживилась Флора, игриво пошевелив пальчиками в воздухе.

— Здравствуй, — пробормотал я, не зная, куда спрятать опухшие глаза.

Да уж, Даня. Вот тебе и «не позорь» и «не отсвечивай».

Полстолицы сейчас пялится на тебя, и на фоне Аполлона ты выглядишь просто непередаваемо!

— Слушай, мне как-то неловко у всех на глазах бухалово призывать, — признался я Дионису. — Если бы я был хотя бы не в таком состоянии…

— Не гони, прекрасное у тебя состояние! — хлопнул тот меня по плечу. — Похмелье — это высшего рода катарсис, Даня! И сейчас ты — мученик пути и жрец очищения, а следы доброй попойки на твоем лице — это шрамы жизни, а не повод для стыда! — громогласно заявил Дионис, лишая всех наблюдателей и малейших сомнений касательно меня. — Так что давай, жги, Даня! Во славу богов! А то мы, похоже, здесь надолго.

Я обвел взглядом разукрашенную площадь и, кивая собственным мыслям, протянул:

— М-дааа…

— По-хорошему, тут вообще проще все сломать и собрать заново, — понизив голос, проговорил Дионис. — Но батяне припекло…

Тут раздался оглушительный треск и в шаге от нас прямо в булыжник долбанула молния.

Тыдыщ!

— Вот! — многозначительно выпучив глаза и ткнув пальцем в небо, проговорил Дионис. — Видишь, что творится? Давай, наклепай нам тут горку обезболивающего для душевных ран. Не стесняйся. Вон, с Аполло бери пример.

— Это тот самый смертный, о котором ты мне рассказывал? — с аристократической небрежностью поинтересовался златокудрый бог, приблизившись к нам.

— Он самый! — довольно улыбнулся Дионис.

Аполлон нахмурился, принюхался — и выдохнул в сторону, будто после стопки.

— Мне кажется, или от него как-то странно разит? Как будто краской…

У меня внутри все опустилось.

— Да тут везде твоей краской разит! — вступился за меня Дионис. — Шел бы лучше западное святилище оттирать!

— Лучше пойду еще растворяющей пены принесу, — заявил Аполлон и растворился в воздухе.

— Срань ленивая, — буркнул ему вслед Дионис.

Ну а я принялся за дело. Не отказывать же богу во второй раз!

И через полчаса на мостовой уже задорно поблескивала пирамида из бокалов, достойная хорошей свадьбы.

Боги трепали меня по плечу и благодарили за угощение, и каждый из них, опустошив бокал, предлагал свою оригинальную версию казни для того, кто подложил им красочную свинью.

«Отрубить руки, ноги и выдрать язык», «посадить на кол», «отправить на корм в долину монстров» и даже «отдать в жены Джасуре».

Я прятал глаза, поддакивал для вида и мечтал только об одном — убраться от них подальше.

Наконец, Дионис меня отпустил.

Стоило только мне пройти через оцепление обратно, как меня тесно обступили девушки. И очень громко, вызывая мучительную боль в моей нездоровой голове, они принялись сыпать вопросами: «Вы лично знакомы с Аполлоном?», «Вы что, полубог?» Ну и тому подобное.

Наконец, Та’ки выцепил меня из вражеского окружения, и мы потащились к арене.

Азра ругался себе под нос. Остальные посмеивались и разглядывали происходящий вокруг трудовой армагеддон. А я переставлял ногами, как лунатик, мечтая только об одном — остановиться бы. А еще лучше — сесть. И совсем хорошо — лечь, и чтобы никто не трогал.

Начиналась самая противная часть отходняка после пьянки.

А ведь турнирный день только начался, и нам предстояло выдержать целых две дуэли, с ветродуями и танцорами. И посмотреть, как ассасины проведут свой бой с подопечными магистра Леона.

Я представлял себе, как флаги нашей школы будут развеваться на трибунах. Размеренный гул повсюду. Яркое солнце, заливающее арену. Ветер вздымает легкие облачка пыли…

Добрый подзатыльник заставил меня очнуться, вздрогнуть, и я отчетливо услышал странно прервавшийся хрюк.

— Эй, хорош спать на ходу! Да еще и храпеть! — прикрикнула на меня Майя.

— М-ммм, так вот ты какая — моя сверхспособность… — пробормотал я, расплываясь в сонной улыбке. — Я всегда знал, что ты у меня есть…

Загрузка...