Божественная шкатулка

ГЛАВА 18

Лицо Огхара Отважного светилось каждой частичкой света, излучаемого черепом, который украшал его корону.

— Кози сказал, что переговорил с вами, — заявил он. — Что же предлагает эта ваша чертова коробка? Что мне сейчас нужно?

— Орехи.

Исходившее от вождя сияние приобрело характер явственно ощутимой угрозы.

— Выражайся яснее, чужестранец!

— Ешьте орехи. — Я протянул ему листок бумаги, полученный от шкатулки. — Я спросил у нее, что вам нужно, и она ответила: «Орехи».

Я почувствовал, что мою правую руку что-то толкнуло. Когда я перевел взгляд на шкатулку, один из ящичков стал беспрестанно открываться и закрываться. Я поспешил поклониться вождю омергунтов:

— Прости меня, Огхар.

Взяв в руки подарок Олассара, я заглянул в открывшийся ящичек.

— Похоже, это вторая часть записки. Прежде чем изучить ее, шкатулка советует сначала съесть орехи и проветрить помещение.

Огхар встал и энергично ткнул пальцем в мою сторону:

— Что ж, неплохо, Корвас. Я знаю, что считаюсь добросердечным владыкой, однако вовсе не пойду против собственной натуры, если прикажу связать тебя и выставить на всеобщее обозрение на деревенской площади — без всяких там орехов!

Пока я мысленно представлял себе подобный мрачный поворот судьбы, вождь съел несколько орехов, а его слуги потушили все лампады с ладаном и открыли двери хижины. Когда дым немного рассеялся, я вежливо поклонился и сказал:

— Вот видишь, великий Огхар, божественная шкатулка на твоих глазах выступила в роли глотка свежего воздуха.

— Ну что ж, давай! Покажи мне, как ты изменишь мнение всего остального мира о моем народе.

— Насколько я понимаю содержание записки, великий Огхар, нужно изменить вовсе не мнение других народов. Окружающий мир с радостью исповедует свою религию. То же самое можно сказать и о твоем народе, сделав исключение для Кози и собирателей орехов. Последние находят счастье в собственном несчастье и неизбывной скорби, потому что такова их жизнь. Остаетесь только ты и Кози.

— Ты сказал, что я — тот, кому нужны перемены.

— Да. Тебе и Кози, великий Огхар.

— Я вижу позорный столб на деревенском рынке, Корвас, и на нем начертано твое имя. — Огхар сложил на груди руки. — Очень хорошо, как же ты собираешься изменить меня?

— Я не могу изменить тебя, Огхар. Только великий вождь может изменить великого вождя.

— Что стоит за твоими словами, Корвас? Выражайся яснее и не уподобляйся оракулу.

Пожалуй, вождь отчасти был прав.

— Я думаю, это просто означает, что только ты сам, Огхар, можешь изменить себя.

Я нервно облизал губы, поскольку был не слишком уверен в том, что предложение шкатулки принесет желаемый результат. Я снова посмотрел на Кози.

— Вождю необходимо кое-что написать.

— Бумаги и угля! — рявкнул тот, обращаясь к одному из слуг, который практически в мгновение ока принес требуемое, затем рухнул на колени перед троном и протянул своему владыке бумагу и карандаш.

Вождь взял их и, положив лист на широкий подлокотник кресла, вопрошающе поднял на меня брови.

— Изложи на бумаге весь свой собственный стыд и стыд за свой народ, Огхар!

— Что?

— Напиши все это на бумаге, великий вождь! Напиши все самое плохое, что есть у тебя на сердце.

Последовала довольно долгая пауза, нарушаемая лишь усердным скрежетанием угольного карандаша по бумаге. Наконец скрежет прекратился.

— Очень хорошо.

Прежде чем приступить ко второй части задуманного, я испытал легкое головокружение.

— А теперь напиши о своей уязвленной ложной гордости.

Возникла очередная пауза, вскоре нарушенная новым скрежетом карандаша. Закончив писать, вождь поднял голову и посмотрел на меня:

— Ты когда-нибудь видел, как поднимается под ногтем большого пальца ноги волдырь после прикосновения к нему раскаленного добела железа?

— Нет. Думаю, что никогда этого не видел.

— Это очень больно. Особенно больно становится после того, как то же самое проделывается со всеми остальными пальцами на руках и на ногах. Волдырь постепенно наливается жидкостью, но не может лопнуть, потому что на него слишком сильно давит ноготь.

— Это просто очаровательно!

Огхар поднял вверх карандаш.

— Что дальше?

Я посмотрел на Руутера, сглотнул и перевел взгляд на Огхара.

— Напиши… напиши о своем желании добиться одобрения и уважения других на… на…

— На бумаге?

— Да, — с трудом выдавил я.

Огхар откинулся на спинку трона.

— Корвас, я не знаю, каковы твои намерения, но в данную минуту, прямо сейчас, ты станешь песчинкой, крошкой хлеба на губах огромного дракона.

— Есть еще кое-что, великий Огхар.

— Что же именно?

Я повернулся к Кози и шепнул ему:

— Еще нужен какой-нибудь ящик.

— Ящик? Какой?

— Да любой! Ящик, коробка, какой-нибудь сосуд с крышкой.

Кози сделал знак слуге, державшему в руках прикрытую крышкой чашу. Он взял ее, высыпал прямо в руки слуге ее содержимое — каких-то засахаренных пауков, поставил на место крышку и протянул ее мне.

— Как зовут бога, покровителя этого жилища? — поинтересовался я.

— Юлус.

Я протянул Кози свой нож и крышку от чаши.

— Выцарапайте это имя вот здесь, на вашем языке.

Послушно выполнив сказанное, Кози вопрошающе посмотрел на меня:

— Что дальше?

Я забрал у Кози нож, передал ему чашу и указал на Огхара:

— Отдай ему это!

Кози подошел к трону, передал вождю чашу и вернулся на свое прежнее место.

Огхар Отважный держал чашу перед собой.

— Что же дальше, хлебная крошка?

— Подними крышку, попроси Юлуса принять то, что написано тобой на бумаге, положи бумаги в чашу и накрой ее крышкой.

Вождь послушно последовал совету, посмотрел на меня и требовательно произнес:

— Ну-у?

— Так, значит, вождь: стыд, ложная гордость и все прочее?

— И что будет со всем этим? — ответил Огхар вопросом на вопрос.

— Ты избавишься от всего этого!

— Должен признать, Корвас, что ты сейчас сказал величайшую глупость, какую я когда-либо слышал за мою долгую жизнь. — Вождь встал, указал на меня пальцем, и в тот же миг лицо его приняло довольно забавное выражение. Он опустил указательный перст и снова сел на трон. Наконец Огхар заговорил: — Похоже, Корвас, я действительно от всего этого избавился.

С губ собравшихся в хижине слуг слетел звук счастливого удивления. Вождь с потемневшим от гнева лицом посмотрел на Кози и закричал:

— Еще бумаги!

К трону тут же устремился слуга с новым запасом бумаги. Вождь взял ее, нацарапал на листке несколько слов, сложил его и бросил в чашу. Вернув на место крышку, он какое-то время безмолвно смотрел в потолок, затем перевел взгляд на Кози. Я улыбнулся.

— Я положил в чашу свой гнев, Кози, — произнес Огхар.

После этого он сошел вниз с трона и встал перед своим бывшим главным военачальником, который к этому времени лежал на полу, покорно уткнув лицо в устилавший его ковер. Он поднял Кози на ноги и дружески положил ему руки на плечо.

— Я больше не сержусь на тебя, мой старый друг, и все же ты по-прежнему несчастен.

— Я остаюсь все тем же генералом без армии, мой повелитель.

Огхар тут же повернулся ко мне:

— Корвас, что нужно сейчас моему первому советнику?

— То же самое, что нужно было тебе, великий вождь, собственная божественная шкатулка.

— Прекрасно. — Огхар повернулся к слуге. — Принеси божественную шкатулку для Кози.

Когда слуга убежал выполнять повеление своего владыки, Огхар снова занял место на троне и кивнул Синдии:

— Теперь я готов выслушать твою просьбу.

Жрица обняла Тайю за плечи.

— Великий Огхар, мы прибыли в твой край для того, чтобы выполнить древнее пророчество. Этот малыш — тот самый Второй, которому предстоит найти Героя-Воина. Этот Воин должен сразиться с Великим Разрушителем Манку.

Вождь поднял руку и указующе вытянул палец, как бы припоминая что-то.

— Пророчество о Герое и Разрушителе?

— Да. Верно.

— Сказка для детишек. — Он пожал плечами и вытянул вперед руки. — Однако нантская жрица не может лгать. — Огхар смерил Синдию долгим взглядом. — Что-то ты не похожа на рядовую жрицу. Значит, будете искать Героя в нашей долине?

— Тайю, Второй, привел нас сюда. Я уверена, что он найдет здесь Героя.

Огхар с выражением какого-то просветления на лице обвел глазами свой «тронный зал». Не увидев искомого, он обратился непосредственно к Тайю:

— У нас здесь уже давно нет собственной армии. Мы давно не готовимся к войне. Если хочешь отыскать нужного тебе человека среди омергунтов, то ты, видимо, неправильно понял слова своего пророчества. Слова любого оракула очень легко можно истолковать неправильно. Такая уж у них профессия. — Огхар посмотрел на Кози и вытянул вперед руку. — Эти чужестранцы отвели от тебя мой гнев, негодяй. Ты сможешь помочь им?

— Я не уверен, великий вождь. Если позволишь, то я подумаю об этом.

— Огхар! — вмешалась в разговор Синдия.

— Да? Что?

— Есть еще одно дело. За нами по пятам следует отряд гетеринской стражи. Через несколько часов они будут на перевале Эбелл.

Выражение лица вождя после услышанного нисколько не изменилось.

— Ну и что?

— Я думала, что вы, может быть, захотите приготовиться к встрече с ними.

— Приготовиться? Разве гетеринские стражники едят орехи бата?

— Нет, великий вождь!

Огхар жестом показал, что больше не желает обсуждать данную тему.

— Мы хорошо подготовимся. — Он посмотрел на своего советника. — Ты все хорошо обдумал, Кози?

Кози низко поклонился:

— Видимо, да, великий Огхар! Я вспомнил кое-кого, кто может оказаться полезным для этих чужестранцев. Мой старый полководец Шамас.

— Шамас пригодился бы им, будь он лет на двадцать пять моложе.

— Я подумал о его дочери Абрине.

Огхар задумался над словами своего советника и нахмурился. Посмотрев на Синдию, он отвел глаза в сторону и потер подбородок. Немного помолчав, кивнул.

— Хорошо, — произнес Огхар, обращаясь к Кози. Затем повернулся к Синдии. — Мой новый советник поможет вам. При этом он отвечает за все собственной головой.