Боевые репетиции

Глава 18

Рославлеву некоторым образом удалось вздохнуть чуть посвободнее. На то было несколько причин.

Первой по счету было прибытие поезда с Дальнего Востока с женами и (в небольшом количестве) детьми. С некоторыми усилиями их разместили к мужьям. Долгая дорога измучила не только мелких, но и взрослых, а потому количество капризов на душу населения было явно больше средней величины.

Второй причиной было то, что удалось очень неспешно, но все же переложить часть инструкторских обязанностей на комэсков. И тут не обошлось без ворчливых комментариев:

— Чисто конвейер, прям завод Форда.

Справедливости ради стоит отметить, что высказавший это мнение капитан Скобарихин сроду на производстве у Форда не бывал.

— Да куда уж летчиков гонять, и так у них налет на тренажере за сто часов перевалил.

Насчет налета сказано было справедливо, но не точно. По подсчетам Рославлева, каждый из воробушков уже налетал по двести двадцать часов.

— Пора уж за настоящий штурвал садиться…

Разумеется, полностью коринженер освободиться от преподавательских обязанностей не мог, да и не хотел. Полностью на нем оставалась тактика. И здесь не обходилось без трений. Главным лицом в этом оказался комиссар полка Калачев, летчик отнюдь не из последних. Отдать ему должное: двигало им не столько стремление следовать уставу, сколько жажда знаний. При том же самые скользкие вопросы он стремился задавать общаяся с глазу на глаз. Обстановка при этом установилась почти что неофициальная.

Началось все с очевидного:

— Сергей Васильевич, как же так? По уставу ведь звено — тройка самолетов, а не пара.

— Владимир Николаевич, так ведь против троек геометрия играет. Глянь-ка, — тут в руках коринженера совершенно ниоткуда появились три игрушечных самолетика, — вот ведущий закладывает вираж. Заметь, на полном газу, и скорость он терять не желает. Вот этот ведомый — он ведь позицию не удержит, и в такой ситуации как есть лакомое кушанье для противника. И еще добавь дополнительный фактор. Этот ведомый цепляется взглядом за ведущего, стараясь догнать, по сторонам смотрит плохо. Что будет дальше, представляешь? Они, гады, по частям будут выбивать и технику, и личный состав, а этакое нам не надобно.

Рославлев не сказал, что именно так теряли людей авиаподразделения РККА в сорок первом.

— Так пусть ведущий озаботится…

— Делать ему больше нечего. И без того забот полон рот.

— А откуда ты знаешь, что рация будет действовать безотказно? Мы много раз пробовали: наказание с ними, а не связь.

— Вот это уже моя забота. Рации новые. Да и сам опробуешь — убедишься.

Не проходило и дня, как сыпались новые вопросы:

— И сколько часов на опознавание своих и чужих?

— В сумме — не меньше пяти.

— Да куда ж столько зубрить?

— Эх, Владимир Николаевич, знал бы ты, насколько велика вероятность сбить своего. Ты не забывай вот что: молодые у тебя ребята, горячие, в бою с непривычки сначала стрелять будут, а уж потом посмотрят — в кого. Опыт ведь у них — сам знаешь, какой.

Мысленно коринженер не мог не признать пользу от таких бесед с комиссаром. Тот внешне незаметно, но целенаправленно крутился среди летчиков и отвечал на вопросы, с которыми могли бы обратиться к инструктору. Очень скоро выявился непредвиденный результат. Курсанты начали вырезать из дерева самолетики и проводить на них "тактические игры".

Также Рославлев твердо решил, что комиссар полка не только выбивается из стереотипа тупого политначальника (а про таких он читал многократно), но, безусловно, заслуживает уважения и как летчик, и как человек с незаурядными задатками психолога. В результате коринженер относился к Калачеву с подчеркнутым уважением.

За штурвал курсантов пустили после некоторой накачки, которая почти всеми озжидалась.

— Имейте в виду, товарищи курсанты, тренажеры дают иллюзию полета, но реальное ощущение все же несколько другое. Начну хотя бы с перегрузок. Уж они дают ощущения из незабываемых. Вибрации тоже будут заметными. Высота, опять же; сами знаете, насколько воздух разрежен на высоте даже четыре тысячи. Для высотных полетов вам дадут кислородные приборы, а в тренажере эта имитация не предусмотрена. Также обращайте особое внимание на…

К некоторому удивлению курсантов, реальных полетов было поначалу не так много: по три часа в день, не более. На тренажере теперь отрабатывали то, что коринженер называл "огневой подготовкой". Поначалу и ее инструктор проводил лично. Разумеется, без подстав не обошлось:

— Курсант Бакаев полет закончил! Разрешите получить замечания!

Полет оказался не из простых: противник выскочил под огонь совершенно неожиданно, но натренированная реакция не подвела. Курсант обоснованно полагал, что уж несколько крупнокалиберных пуль он положил, куда надо.

— По точности вашей стрельбы, курсант Бакаев, замечаний не имею…

Произнося это, инструктор уловил изменившееся выражение лиц Рычагова и Глазыкина. Они первым раскололи иезуитскую хитрость коринженера.

— …давайте посмотрим в замедленном повторе.

На просмотр учебного боя не потребовалось и двух минут. Этого времени хватило, чтобы поняли все: условно сбитым оказался бомбардировщик СБ.

Из груди бедняги Бакаева вырвался вопль души:

— Товарищ инструктор, нельзя же так! Нас учили сбивать!

У инструктора была причина устроить подобное испытание. Рославлев накрепко запомнил печальный опыт великого летчика Александра Покрышкина. В другом времени у того первым сбитым как раз числился свой бомбардировщик. В результате будущий прославленный ас несколько дней с упорством обкуренного дятла зубрил силуэты своих и чужих.

Неожиданно для всех голос коварного инструктора утратил злую интонацию.

— Мы не должны терять наших товарищей-летчиков от огня своих же. Не должны. Думаю, вы и сами это понимаете. Поэтому только так и можно вас учить.

Уже по окончании занятий комполка не преминул влепить незадачливому лейтенанту уже от себя:

— Учить! Силуэты! Назубок! В личное время!

Эти слова были единственными цензурными в длинной и проникновенной речи Рычагова.

Тем же вечером между двумя старшими командирами состоялся разговор.

— Что дальше делать задумал, Сергей Василич?

Ответ явно готовился заранее:

— Будем проводить на тренажерах уже тактические занятия. Сначала восемь на ноль, как я и говорил. Но есть другое дело; оно прямо к полку не относится, но нужное. Ведь ты знаешь Серова лично, так?

— А то ж!

— Пилотажник отменный, чего уж говорить. Умница, может и видеть, и выводы делать, и боевой опыт имеет, так?

— Так, — отвечал Рычагов, весь опыт общения которого с товарищем инструктором прямо кричал, что Старый подготовил изощренную подставу. Неясно только было, кому и какую именно.

А собеседник продолжал:

— Тут ходят разговоры, что его назначат… если кратко сказать, это главный инспектор ВВС. Надо бы его сюда затащить. Показать оборудование. Дать попробовать.

— А ведь правильно говоришь, — загорелся мыслью комбриг.

— Ты еще не все наши возможности знаешь. Тренажер можно запустить как спарку. Аналог УТИ-4. И на слепой полет тоже.

— Спарка-то зачем?

— А вот зачем. За штурвалом истребителя-одиночки Серов чувствует себя королем. А спарка ведет себя по-другому. Ему ж предстоит как инспектору… понял?

— Чего тут не понять, позиция ясная. То есть ему кого-то из моих…

— А вот и нет. Хотел я Полину Осипенко туда, Толе в напарницы.

— Небось она лучше моих? Ну, это ты загнул, Сергей Василич. Я-то вижу. На тренажерах они навострились порядком. Да и в воздухе смотрятся тоже… того… недурно.

Коринженер демонстративно и очень шумно вздохнул.

— Эх, Пал Василич, тут политика, чтоб ей тринадцать раз перевернуться, да хвостом кверху, с вибрацией под сиденьем, с дымом в кабине… Осипенко женщина.

— А! — Лицо Рычагова озарилось догадкой. — Понял. Ну, положим, моя тоже… женска пола.

— Павел, сам знаешь, я против твоей Маши не имею ничего против. Ни на копейку. Но вспомни ее звание. И сравни звание Полины, да прибавь уровень ее известности. Короче, Осипенковское слово весит куда больше. Так что, берешься организовать?

— Берусь поговорить. Надеюсь, они согласятся.

Рычагов и в самом деле был почти уверен, что пригласить Серова и Осипенко труда не составит. Но мысль о подвохе не покидала комбрига. Рычагов достаточно знал Александрова, чтобы пребывать в уверенности насчет хитрой ловушки, но недостаточно, чтобы разгадать ее заранее.

Прошел месяц. Полк прошел через тренировки "четыре на четыре" — оказалось, что на тренажере можно имитировать истребители Ки-27.

Те, кому достались И-180, задирали носы. Они, как правило, справлялись всухую. Гордость победителей несколько увядала, когда безжалостный инструктор с ласковой миной доводил до их сведения, что они-то вот уж почти два месяца отрабатывают пилотаж на поликарповском истребителе, а условные супостаты — почти полные нули в понимании чужой машины.

— …и не забывайте, товарищи курсанты, что вас учили противодействовать как раз этой модели. Вашим товарищам просто не хватило времени порезвиться на самолетах предполагаемого противника.

А на следующий день победители и побежденные менялись самолетами, и "мальчики для битья" обретали другие фамилии.

Но куда хуже были тренировки "восемь на ноль". Курилка пребывала в твердейшем убеждении, что Старый каким-то хитрым образом подыгрывает противнику. Справедливость требует отметить: коварный инструктор и вправду делал все, чтобы курсантам полеты медом не казались. Он ухитрялся замечать такое, что не углядел бы никто — кроме нечистой силы, понятно.

— …вы, курсант Иванченко, сбили бомбардировщик противника. Но при этом подставились под огонь его турельного пулемета, в результате получили четыре пробоины в фюзеляже, столько же в плоскостях и две в хвосте. Между тем ваш ведомый курсант Паксютов находился в гораздо лучшей позиции, как видно на экране. Вы вполне могли дать ему команду атаковать, а сами прикрыли бы…

— …вы доворачивали до точного нацеливания на кабину истребителя противника. Похвально, не спорю, летчик вашим огнем был убит. Но сбить могли бы и быстрее, для чего следовало использовать крупнокалиберные пулеметы. Они бы размочалили хвост, а без него, как вы, наверное, знаете, самолеты не летают. В результате последующую атаку противника снизу вы увидели в самый последний момент…

Не обходилось и без "потерь". В таких случаях разносы бывали куда жестче:

— …теперь расскажите всем нам, как это вы подставились.

— Товарищ инструктор, он ведь пошел на таран!

— Да ну, в самом деле? В таком случае вы недооценили противника, товарищ курсант, в результате не были готовы. Они и будут идти на таран. Для них погибнуть за их верховного правителя — наивысшее счастье. Смысл воинского служения. А для вас всех, товарищи, этот смысл состоит в том, чтобы всемерно помогать противникам в их стремлении. И уж точно не препятствовать. Вы правильно решили, что у номера четырнадцатого кончились патроны. А о таране не вспомнили. Теперь будете помнить.

В один из не полностью забитых трудами дней в особом отделе полка раздался телефонный звонок.

— Иван Порфирьевич? Это Александров беспокоит. Можно зайти по делу? Когда? Ну, так через четверть часа буду.

Если начальник особого отдела лейтенант госбезопасности Моркин и был удивлен визитом, то никак этого не показал. Наоборот, он разыграл радушного хозяина и даже предложил чаю.

— Не до этого сейчас. Нужен твой совет… или даже помощь.

Лейтенант изобразил служебное рвение. Получилось вполне правдоподобно.

— Вот карта. Смотри, здесь взлетно-посадочная полоса. Моим воробушкам предстоит взлетать вот так, в этом направлении. Вот тут они перестраиваются в боевой порядок. Вот здесь, как видишь, улицы, и видеть строй может любой. А построение у нас не из простых. Не покажешь ли на карте, где лучше бы нам учебные бои разыгрывать?

— Боишься, что сфотографируют, Сергей Васильевич?

— Если этот любопытный человечек — авиатор хоть с малым опытом, то и фотографии не понадобятся. А если без него — то да, съемки нужны.

— Уж здесь-то снимать не будут, у нас народ бдительный, сам знаешь, этакого фотографа разом скрутят, — палец особиста ткнул на место, где на карте был изображен поселок.

— Вот тут ты и не прав, товарищ Моркин. Существуют маленькие фотоаппаратики, вот этакие, с мыльницу. Выхватил, с бедра щелкнул и назад в карман. Сам, правда, не видел, но описания читал.

— С таким да, оно имеется, — глубокомысленно заметил лейтенант ГБ. — Ну, а летчики, они могут над лесом свои кренделя заворачивать?

— Они-то могут, но нам желателен лес, где народу поменее.

Отдать должное Ивану Порфирьевичу: он думал недолго.

— Да хоть тут. Лесник там, правда, может появиться, а так-то дичи там, считай, нет. Грибам-ягодам не время. А вот тут не советую.

— Причины?

— А там официально рубка леса идет. И народ постоянно крутится вокруг, для себя пытается добыть. Пробовали запретить, так втихаря утаскивают.

Коринженер обратился вроде как к самому себе:

— Ну да… если взлетаем здесь, а перестраиваемся тут… тогда никто не видит…ну да… — и неожиданно продолжил громким, ясным голосом, — спасибо тебе, Иван Порфирьевич, помог ты нам.

— Да чего уж, — отвечал польщенный Моркин, — работаем, как можем. А этот фотоаппаратик — германский, поди?

— Будешь смеяться, Иван Порфирьевич: американцы для гражданских целей разработали. Но разведку противника дураками считать — это самому дураком надо быть. Наверняка могли догадаться до применения этой игрушечки, чтоб заглянуть, куда не надо.

С этого дня самолеты полка набирали высоту один за другим и лишь в отдалении от взлетной полосы перестраивались. Особист лишь один раз глянул на это и удовлетворенно хекнул. А Рославлев подумал, что вероятность неприятностей от особого отдела должна уменьшиться.

Комбрига Рычагова пригласили на прием к Сталину. Ну да, пригласили, не приказывать же.

И эта просьба для Павла Васильевича совершенно не оказалась неожиданной. Все тот же Александров уведомил о ней заранее.

— Товарищ Сталин — из тех руководителей, которые любят держать руку на пульсе событий, — говорил коринженер с непонятной усмешкой. — Так что вызов поступит к тебе задолго до окончания курса обучения. Что говорить, ты и сам должен знать. Но еще неплохо бы понимать дополнительные вопросы…

И теперь в кабинете у вождя Рычагов уверенно излагал:

— …главным достижением полка полагаю кардинальное снижение аварийности.

Хозяин кабинета внешне вежливо перебил:

— Уточните, товарищ Рычагов, что вы понимаете под словами "кардинальное снижение".

— Я хотел сказать, что за все время обучения у нас не потеряно ни одного самолета, а также не был травмирован ни один летчик. Также…

Дальнейший доклад Сталин слушал в полном молчании. Закончив, комбриг краем сознания подумал, что все им сказанное Сталину уже известно. Выходит, и в этом Старый прав.

— Вы проделали большую работу и выдали хороший результат, Павел Васильевич, — улыбнулся вождь.

— Нет, товарищ Сталин. Все обстоит не так, — улыбка вождя исчезла, как будто ее не было. — Не я проделал, а мы проделали.

— Кто такие "мы"?

— В первую очередь коринженер Александров. Он не только снабдил полк превосходной техникой для обучения, но и сам постоянно выказывал высочайшую требовательность. Знали бы вы, какими словами курсанты крыли товарища Александрова, когда думали, что начальство не слышит! И повторить-то совестно. Кроме того, важную роль сыграл полковой комиссар Калачев…

И снова Хозяин не перебил посетителя ни единым словом. Потом прозвучал вопрос, который также предвиделся:

— Что вы полагаете необходимым сделать сверх того, что уже сделано?

Комбриг был предельно серьезен:

— Не только я сам, товарищ Сталин, но и летчики в звании лейтенанта догадались, кто может быть нашим противником в ближайшее время. Мало того, нашлись среди них умные головы, просчитавшие, что боестолкновения могут начаться в мае. Следовательно, командир двадцать второго истребительного авиаполка уже не успевает думать о неких стратегических и далекоидущих планах. На это нет времени. Но, будучи в звании комбрига, я должен все же прикидывать задачи, не ограничиваясь пределами авиаполка, пусть даже хорошего. Думаю, что о методах, которые практикует товарищ Александров, должны узнать и другие авиакомандиры высшего звена. В первую очередь имею в виду товарищей Смушкевича, Серова… короче, я подготовил список.

— Многие авторитетные товарищи полагают, что комбриг Серов — прекрасный летчик.

Рычагов уже слышал эти слова. Знал он также, что в число авторитетных товарищей входил сам Сталин. Поэтому ответ находился на грани дерзости:

— Товарищ Сталин, я сам себя также полагал хорошим летчиком. Но коринженер Александров очень убедительно доказал мне, что это не так. Вот эти товарищи, — Рычагов хлопнул тыльной стороной кисти по листу бумаги, — должны не подтверждать свой высокий летный уровень (в нем сомнений быть не может), а подтягивать к нему других. Товарищ Александров выразил эту мысль вот как: "Великие летчики выигрывают сражения. Войны выигрывают середняки." Кстати, с товарищем Серовым я уже говорил, он дал согласие, ожидаем на днях. И вот еще что: сейчас летчиков-истребителей хвалят и награждают за сбитые самолеты противника. Но бывают боевые задачи, заключающиеся не только и не столько в сбивании. Самый простой пример: эскадрилья истребителей сопровождает бомбардировщики. В этом случае совершенно не важно, если вражеские истребители уйдут целыми. Главная задача: не дать им сбивать бомбардировщики. Но тогда надо награждать по количеству вылетов, когда все бомберы вернулись на свой аэродром. Уверяю, что связать боем группу вражеских истребителей задача не менее трудная и опасная, чем просто ввязаться в драку. В первом случае истребитель отвечает не только за себя, но и за товарищей в бомбардировщиках. Я выдвину эту инициативу, но полагаю, что ваша поддержка будет весьма ценной.

Ответа не было долго. Сталин без малейшей спешки прикурил папиросу, затянулся раза три, прохаживаясь по кабинету, после чего, по всей видимости, принял решение:

— Ваши идеи, товарищ Рычагов, заслуживают тщательного рассмотрения. Что до обучения, то товарищ Александров будет этим заниматься, но пока что нет ясности, где и с каким подразделением. Касательно товарищей, что вы перечислили здесь — предложите им всем ознакомиться с этими методами обучения. Если же говорить о системе награждений в истребительной авиации… думается, что в ваших рассуждениях есть рациональное зерно. Но мы не можем ввести это положение лишь для двадцать второго истребительного авиаполка. То есть ваши предложения должны быть одобрены Главкомом ВВС.

Рычагов добросовестно пересказал разговор с вождем Александрову. Коринженер слушал и хмурился.

— Что ж, Пал Василич, ты сделал все, как надо. Теперь на тебе переговоры с теми… из твоего списка. Убедишь к нам приехать на "посмотреть" — их счастье…

Последняя фраза показалась непонятной. Тон ее заставил предположить, что отказ высших командиров ВВС может повлечь для них последствия посерьезнее, чем просто пребывание во тьме невежества.

— …а мне надобно переговорить с Лаврентием Павловичем. За ним должок: Аксель Иванович Берг.

— Это кто?

— Моряк, капитан первого ранга. Инженер. Ученый. Создатель радаров.

— А, знаю, — оживился Рычагов. — отражение радиоволн от металлических объектов и улавливание отражений специальным устройством. Нам говорили.

— В самую точку, и эти-то станции будут до крайней степени нужны там… сам знаешь, где.

— Так ведь отражение что от нашего, что от ихнего одинаковые, Сергей Василич. Как отличать?

— На моих мозолях решил попрыгать, Паша? Почти правильно говоришь, однако отражающая способность сто восьмидесятого и предполагаемого противника хоть немного, но разная. Ну, это я упрощенно излагаю. А еще бывают особенные ситуации. Вот представь: за сотню километров радарная станция дает тебе тревогу. Скажем, десяток неопознанных и прямо на тебя. Противник это, ошибиться нельзя: своих в воздухе нет. Вот тебе предупреждение и притом сильно заранее. Что на это скажешь?

— Ничего не скажу, вещь полезная.

— Вот для этого профессор Берг и нужен.

Но план коринженера подвергся непредвиденной корректировке. Вечером в его квартире раздался звонок.

— Добрый вечер, Сергей Васильевич. Это говорит Судаев…

Оружейник не подвел: пробная партия (сто двадцать штук) была подготовлена.

— …Из тех образцов, что вы предоставили, вариант три — самый лучший. Теперь надо утверждать в Артиллерийском управлении.

Рославлев знал, что об утверждении даже говорить не станут без испытаний, но рассчитывал, что бои на Халхин-Голе как раз можно будет представить одним из этапов испытаний.

— Алексей Иванович, как насчет запасных магазинов?

— По шести на ствол уже есть. Считаете, надо побольше?

— Верно поняли. Десять — самый минимум.

Конечно же, Судаев не мог знать, что в случае дефицита магазинов, патронов или самих автоматов его собеседник готов восполнить нехватку из собственных резервов.

— Я подготовлю письмо с распоряжением отправить эти изделия… туда, где они будут испытываться, Алексей Иванович. В любом случае вы проделали прекрасную работу.