Глава 4

Ночь провёл в тепле, лёжа на шикарной лавке, подложив под голову своё, почти не ношенное пальтишко. Обошлось мне это удовольствие всего то в десять копеек. Отдал их дворнику, работающему за одно и сторожем, в одном очень красивом доме, стоящем рядом с широкой улицей, на которой всю ночь горят фонари. Правда разбудил меня хозяин подвала ни свет, ни заря, но зато на дорожку напоил кипятком с черняжкой, а за такое я готов был ещё и раньше встать, да и доплатить, если бы попросили.

Кстати, попивая горячую воду, я обнаружил, что привидевшиеся мне поздним вечером картинки, с усатыми мужиками, никуда не делись. Даже наоборот к ним добавилось описание, на непонятном языке, который я, почему то, очень даже хорошо понимаю. С одной стороны, при помощи этого фокуса, я разжился кое какими средствами и легко отбился от целой пачки злобных мужиков, а с другой. С другой мне это совсем не нравится, ну не слышал я про такое, чтобы у кого нибудь из моих знакомых были такие видения. Может они конечно их в тайне держат, а используют только в крайних случаях, но кажется мне, что всё равно кто нибудь бы проговорился про свои способности. А если никто, кроме меня, этого больше не видит, значит получается, что я. Нет, про диагноз, который ставят пациентам психбольниц, я даже думать не хочу. Ну вот, опять началось. Какие психбольницы, что за пациенты? Забыть надо всё это и жить дальше спокойно, хотя, как забудешь, когда в голове вертятся джентльмены, бокс, борьба на руках и ещё куча непонятных слов. Спасибо владельцу подвала, отвлёк от кошмара, превращавшего голову в бурлящий котёл.

— Ты приходи сегодня. Только стучись, когда увидишь, что во дворе уже никто не ходит — сказал сердобольный старикашка, срубивший с меня деньжат по лёгкому.

Вот тоже, слова какие то интересные, у меня в башке стали появляться. Срубил деньжат! Знать бы где оно, это дерево, на котором деньги растут, словно листья. Ох и нарубил бы я себе этих самых деньжат!


Пока было темно, по улицам бродить не имело смысла. Сел на лавку, стоящую возле одного из домов, под высоким деревом, с обычными, начинающими потихоньку падать, жёлтыми листьями и подремал на ней, что то около часа. Когда же маленькая стрелка подошла к семи, а большая к двенадцати, на моих великолепных часах, из подъезда стали выходить тётки и мужики, и мне пришлось покинуть насиженное место, чтобы не мозолить глаза местным жителям.

— В порт идти мне сегодня, пожалуй, противопоказано — выйдя на тротуар, сказал я в слух, а затем продолжил разговаривать про себя. — Не дай бог на смерть зашиб тех лохов, и менты с ними уже работают, так я у них буду первый подозреваемым. Узнать, кто жил в шалаше, как два пальца об асфальт. А то, что меня бригада портовых грузчиков сдаст, когда на неё выдут, а потом и нажмут, как следует, так это и к бабке можно не ходить, за советом. Кто я им такой? Никто. Пёс приблудный, не больше. Надо на какое то время на дно залечь и лучше подальше от центра, где ментов меньше шляется. Сегодня же займусь этим вопросом, вот только осмотрюсь малость, поем как следует и займусь.

Странно, ещё вчера вечером у меня таких чётких умозаключений и в помине не было. А сегодня? Нет, пожалуй, не сегодня, помешательство со мной ещё вчера произошло и началось оно в тот самый момент, когда этот хмырь, что деньги у меня отобрал, с кулаками кинулся в мою сторону. Это выходит так, что с перепугу я их там отрихтовал ночью и с головой непонятки возникли тоже со страха? А что, вполне может быть, со страха и не такое с людьми бывает. Ладно, что вчера было, быльём поросло, сейчас надо разобраться, где я нахожусь и что здесь есть интересного.

Первая же попавшаяся мне на глаза булочная, открылась в восемь утра, но сразу зайти в неё у меня не получилось. У дверей стояла длиннющая очередь за хлебом, булочками, пирожками и какими то тортами, о таком обширном ассортименте, в этом не примечательном магазине, удалось узнать стоя в очереди, вместе с остальными людьми желающими купить чего то вкусного и свежего. Ещё в очереди говорили про войну, идущую не первый месяц, где то очень далеко, про полицию, обнаглевшую до крайности и хватающую всех мужиков, без разбора, прямо на улице. Но больше всего народ волновали цены на продукты, которые растут с неимоверной скоростью, чуть ли не ежедневно. Для меня всё это было таким откровением, от которого я, на какое то время, даже смог забыть о голоде, не покидавшем меня практически никогда. Оказывается, вокруг так много интересного происходит, а я волнуюсь по поводу ночной драки с пятью упырями. Да кому они на фиг нужны, чтобы кто то разбирался с тем, от кого они пострадали? Получается так, что нечего мне волноваться и можно смело идти на работу. Только кажется мне, что опоздал я на неё сегодня, а в бригаде такого проступка точно не простят. Да и наплевать на эту работу, она, как известно, не волк, в лес не убежит. Деньги у меня пока имеются, а потом пристроюсь, куда нибудь, а нет, так ещё кому морду набью, думаю желающие всегда найдутся.

Поддавшись общему настроению, вместо обычного хлеба, за десять копеек, купил десять пирожков с ливером, величиной с ладонь, за сорок и не успев даже выйти из булочной, зажевал один из них, и тут же принялся за второй.

Покинув помещение магазина, в которое так и продолжали выстраиваться в очередь люди, перешёл на другую сторону улицы, оттуда свернул в не высокую арку, в поисках скамейки или чего то похожего на неё, где можно было бы присесть и спокойно съесть лежащие в бумажном кульке пирожки. Лавки во дворе, оказавшимся тупиковым, не оказалось, зато из него спокойно можно было зайти в любой из пяти подъездов и там, примостившись в уголке, не торопясь позавтракать.

Дом, в который попал, был четырёхэтажным, с облупленной штукатуркой, как снаружи, так и внутри здания. Но несмотря на это в подъезде было, на удивление, тепло и чисто. Я не поленился и добрался почти до самого верха, остановившись у узкого, но достаточно высокого окна, между третьим и четвёртым этажами. Подоконник у него широкий, но слишком короткий, чтобы уместить на себе одновременно пирожки и решившего немного передохнуть путника. Пришлось есть стоя, уступив место обалденно пахнувшим изделиям из теста. Пока челюсти исправно и монотонно жевали ливер с хлебом, мозг тоже не бездействовал, он перемалывал поступившую в него информацию, за последние двенадцать часов. А была она очень противоречивой, местами не полной, но способной заставить задуматься, над ней. Что это вообще было? Как это получилось у меня, парня, с совсем не выдающимися физическими способностями, вырубить пятерых здоровых мужиков и при этом почти не пострадать самому? Всего то несколько дней тому назад я решил, что всю жизнь, до этого, был грузчиком или кем то вроде того. А теперь что же, снова думать про то, кто же я такой на самом деле? Нет, грузчики люди не слабые, об этом все знают, но не на столько же, чтобы пятерых сразу завалить. Хотя, если быть до конца объективным, то дрался, можно сказать и не я, а руки мои, сами по себе, с помощью нарисованных картинок и приписок к ним. Да ещё вот тоже проблема, приписки эти, написанные непонятными буквами, которые я смог совсем не напрягаясь прочесть. Конечно, вопрос с тем, действительно ли я их прочёл или просто чего то напридумывал себе, остаётся пока открытым, но тем не менее. А эти странные слова, о существовании которых, до вчерашнего дня, я даже и не подозревал, они откуда взялись? Может я начинаю потихоньку с ума сходить? В порту слышал, мужики как то обмолвились, что психи, в бешенстве, очень сильные и остановить их в одиночку никто не сможет. А вдруг и со мной что то похожее творится?

Восемь пирожков проглотил, незаметно. Это тоже совсем не хорошо. Те же люди говорили, что сумасшедшие жрут до тех пор, пока всё, чего перед ними лежит не слопают. Вот тебе и ещё один симптом помешательства, и слово опять какое то мудрёное выскочило. Точно, шишка на башке рассосалась и мозги вместе с ней испарились.

От этой мысли меня так в жар кинуло и пить захотелось настолько сильно, словно я не в подъезде стою, а в пустыне Сахара, под жарким солнцем, околачиваюсь.

Продолжая думать о напасти, свалившейся на мою бедную голову, не спеша добрёл до последнего этажа, постучал в крайнюю, от лестницы, дверь и стал ждать, когда её откроют.

— Кто там? — спросили с той стороны.

— Это я, Максим! Водички попить не дадите? — всё ещё продолжая копаться в себе, ответил я, говорившему за дверью.

— Попить? — переспросили меня.

— Ну да, попить! Чего не понятно то! Обычной воды, из-под крана, прошу! Жалко, что ли!? — рассердившись на не знакомого человека, громко сказал я ему.

— Не жалко. Подождите минутку, сейчас принесу — ответили мне из квартиры номер десять, писклявым голосом.

Что за народ, человеку может быть совсем худо, а им простой воды жалко. Я же не тысячу до зарплаты прошу, а всего лишь глоток живительной влаги. Скупердяи!

Открывшаяся дверь показала, что разговаривал я с невысокой девушкой, лет шестнадцати или что то вроде того.

— Вот. Возьмите — протянув мне стеклянный стакан, сказала она, выйдя за порог квартиры.

Я тут же схватил его и опустошил в один заход. Полегчало не сразу, но нервное напряжение спало и дурные мысли исчезли, хотя так же хорошо, как это было ранним утром, всё равно не стало.

— Спасибо — вяло поблагодарил я ребёнка, а подумав, добавил: — А ещё стаканчик не дадите?

— Может вам лучше киселя принести? — спросила меня девочка, приветливо улыбнувшись при этом.

— Можно. А есть?

— Осталось не много. Правда он не свежий. Вчерашний пить будите?

— Буду! Несите вчерашний, если лучше ничего нет! — не стал я отказываться, от предложения.

Приветливые люди оказывается живут в этом доме, а я ещё боялся к ним заходить со своими пирожками. Надо было сразу постучаться в одну из дверей и попросить воды или даже чая, а не давиться в сухомятку, стоя у подоконника.

Девчушка снова появилась довольно быстро, буквально через минуту. Она держала в руках большую металлическую кружку, до краёв наполненную бледно красной жидкостью и кусок чего то съестного.

— Вот возьмите, кисель — сказала она, протягивая жёлтую посудину, больше похожую на маленькую кастрюлю, — и кусочек пирога с рыбой. Ничего, что он тоже вчерашний?

— Сойдёт — забрав у неё угощение, ответил я.

Сделав пару глотков вязкой и очень сладкой жидкости, попробовал пирог. Оказался он немного жестковат, но ничего, я и не такое ел.

— Вкусно? — спросила сердобольная хозяйка.

— Угу — стараясь сильно не чавкать, ответил я ей, а прожевав, тоже спросил: — А тебя зовут как?

— Лиза. А что?

— Да ничего. Просто так спросил, для интереса — меланхолично заявил я и отпив из чашки, продолжил беседу. — А ты Лиза не боишься двери чужим дядям открывать? Вдруг бы на моём месте бандит оказался или того хуже, террорист какой нибудь?

— Кто? — спросила девушка.

А действительно, кто? Про кого это я тут, только что сказал? Вот же чёрт, так и не проходят проблемы с головой, говорю сам не зная, чего.

— Ну, человек такой, не хороший — не ведая о том, кто такой на самом деле, этот террорист и стараясь снова не сказать, чего нибудь такого, ответил я.

— Ну вы же не такой? — сделав шаг в сторону двери, задала мне вопрос Елизавета.

— Понятное дело, что не такой. Иначе разговаривал бы я тут с тобой. Чиркнул бы бритвой по горлу и в колодец — тщательно пережёвывая рыбу, заверил я девчонку, в своей благонадёжности.

Девушка тут же вцепилась в кружку и начала выдёргивать её у меня из рук.

— Ты чего? Я же не допил ещё! — попытался я, ей сопротивляться.

— Отдай! А то соседей позову! — заорала она.

Я разжал ладонь, отпуская кружку на волю, хотя сладкого киселя в ней ещё прилично оставалось и отдавать его, в чужие руки, было очень жалко.

Дверь за девушкой захлопнулась с такой силой, что стёкла в подъездных рамах зазвенели, а я чуть было не выронил остатки пирога из рук, с перепугу.

— Дура бешеная! — крикнул я с опозданием, в закрытые двери и стал спускаться вниз, от греха подальше.

Оказывается, не я один больной на голову, тут таких полным-полно. Стало быть, можно ходить по улицам и не о чём не думать, дурак с дураком всегда общий язык найдёт.

Из подъезда вышел в отличном настроении. Ещё бы, наелся от пуза, напился вволю и главное понял, всё у меня хорошо, надо только быть по настойчивее, к окружающим по требовательнее и жизнь наладится.

Снова оказавшись, на той же самой улице, смог узнать название и по достоинству оценить всю её красоту. «Невский проспект», так оказывается называется это место. Мог конечно и раньше поднять голову, стоя ещё возле булочной и прочитать, чего написано на табличке, но тогда мне, скорее всего, не до этого было, кушать сильно хотелось, да и народ в очереди очень уж завлекательно говорил. А сейчас чего же, сытый и счастливый, могу и по сторонам поглазеть, вон сколько девок симпатичных шатается туда-сюда.

Улица и в самом деле была очень красивой. Высокие каменные дома, с большими балконами и чистыми окнами, в которых отражается солнце, делая их ещё более привлекательными. Мощённая камнем дорога, по которой разъезжают разнообразные экипажи и одинокие всадники. Тротуары из таких же, как дорога, тёсанных булыжников, которые дворники подметают до сих пор. И самое главное люди, большинство из которых одеты в очень богатые одежды, и которых стало так много, что приходится иногда притормаживать, чтобы не врезаться с разбегу кому нибудь из них в спину.

Вот почему я сюда раньше не заходил? Не так и далеко отсюда до порта, где занимался разгрузкой лодок, мог же после работы, вместо того чтобы лясы с мужиками точить, сюда прогуляться и на народ посмотреть? Так нет, сидел, как бабка старая, у костра и грел свои косточки, непонятно о чём думая.

По началу не обращал внимания на то, как на меня поглядывали прохожие. Но примерно через час, безмятежной прогулки по проспекту, стал замечать заинтересованные взгляды, идущих на встречу людей и естественно задумываться над тем, почему это они меня так разглядывают. С одной стороны, вроде бы, нет в этом ничего особенного. Ну подумаешь смотрит на меня, не спеша прогуливающаяся девушка и чего в этом плохого? Может нравлюсь я ей? Парень то я хоть куда. Но когда повнимательнее присмотрелся к выражению лиц, глазеющих на меня девчонок, понял, смотрят они на меня не влюблёнными глазами, а такими, в которых открытым текстом читается нескрываемое презрение. И вот это меня, даже несмотря на мой спокойный характер, очень задело. Разозлился я так, что будь на их месте мужик, то тут же заехал бы ему в морду не задумываясь о последствиях, но на их счастье, проходящие мимо мужики, на меня совсем не смотрели.

Ещё какое то время мне понадобилось для того, чтобы сравнить свою одежду с той, которая одета на большинстве прохожих. Что сказать, сравнение это было не в мою пользу, я даже больше скажу, таких как я, на этой улице, за время моего хождения по ней, единицы проходили. Вывод сделал правильный, по моему разумению. А пошли они все к такой то маме, пускай гуляют здесь сами по себе, без меня и сами себя разглядывают, если я им не нравлюсь. Уйду на другую улицу, ту, которая попроще и где на меня будут смотреть, как на равного, а не сверху вниз.

Как решил, так и сделал. Дошёл до большой площади, где в ряд выстроились только высотные дома, все, как на подбор, в пять этажей, обошёл её, по часовой стрелке и свернул на более узкую улочку, туда, где народа поменьше. И надо сказать не пожалел о совершённом поступке. Что я видел на этом Невском? Да ничего хорошего. Рестораны с огромными окнами, магазины с красочными витринами, в которых толпились разодетые дамы и их кавалеры, экипажи, больше похожие на царские кареты и всё. Кстати откуда знаю, как выглядит царская карета, я так и не понял, но точно знаю, выглядит она именно так. Пожалуй, только несколько булочных, в которые я бы мог зайти, не боясь того, что меня выгонят оттуда, повстречались мне на пути, да пару каких то маленьких магазинчиков, с одинаковой вывеской на фасаде «Ломбард», в них бы меня тоже пустили, туда народ разный заходил, и всё. А здесь! Сразу же, за поворотом, пирожковая, немного дальше, с другой сторон улицы, трактир, в подвале. Прошёл ещё метров сто и снова толпа народа, одетая точно в такое же, как и я, толкается у входа в магазин, с надписью «Пиво». Благодать, да и только. Пирожковую и трактир оставил на потом, а вот туда, где мужики толпились, зашёл, уж больно запах оттуда доносится ароматный.

Должен сразу заметить, понравилось мне в этом «Пиво». На самом деле оказалось, что это и не магазин вовсе никакой, а место, где народ кормят и чем то поят. А насчёт пожрать я никогда дураком не был, да и попить тоже. Тем более кажется мне, что кормят здесь совсем за дёшево, ну не может быть огромных денег у этих, не очень шикарно одетых людей, которые просто облепили длинные столы, в плохо освещённом помещении.

Прежде чем пробиваться к длиннющей стойке, где толкалось человек десять, желающих подкрепиться и где орудовали три толстых мужика, в брезентовых передниках, решил найти место, куда потом можно было бы с едой пристроиться. В самом дальнем углу, там, где совсем было мрачно, вроде разглядел свободное местечко и тут же направился туда, разузнать, действительно ли оно свободно.

— Слышь, брателло! Место не занято? — спросил я мужика, возле которого на лавке имелся просвет, по ходу дела отметив новое слово, самостоятельно слетевшее с языка.

— Ты мне, что ли? — спросил он, в свою очередь, меня.

— Нет, Папе Римскому — снова понесло меня. — Тебе конечно, а кому же ещё?

Мужик, непонимающе смотрел, куда то в район моей переносицы и мне показалось, что придётся ещё раз задавать ему, вроде бы очень простой, вопрос.

— Если влезешь, то падай — всё же ответил он, взвесив все за и против.

— Лады. Ты его тогда попридержи малость, я сейчас похавать чего нибудь возьму и тут же обратно. Договорились?

Парень, с задумчивыми глазами, снова уставился на меня, как баран на новые ворота и не торопился отвечать.

— Так мы чего, консенсуса достигли или как? — выплюнула гортань, что то странное.

Человека за столом непонятное слово видно так проняло, что он в попытке чего то ответить, рот всё таки открыл, но издать какие нибудь звуки, по причине недопонимания сказанного мной, так и не сумел.

— Вот же конь педальный! Нет, ну вы посмотрите на него? Чего вылупился, как баран? Место говорю держи и не отдавай его никому. Ферштейн? — снова попросил я его об одолжении, толком не поняв, чего сказал, а потом, так и не дождавшись ответа, пошёл занимать очередь.

Народа у стойки меньше не стало. Наоборот, пока я разговаривал с мужчиной, его только прибавилось.

— Мужики кто последний? — спросил я, пристроившись за парочкой сильно поддатых парней, толкавшихся у раздаточной.

— Стой тут, был ещё кто то за нами, но потом ушёл. Вернётся или нет не говорил. Если вернётся мы ему скажем, что надо было… — заговорил один из них, с трудом ворочая языком.

— Я всё понял. Спасибо за разъяснение. Если вернётся, сам с ним разберусь — оборвал я его, приняв эстафету словоблудия. Заразно, что ли это? Еле остановился.

Оказалось, что зашёл я немного не туда, а если говорить откровенно, то совсем не туда. Из еды здесь была только селёдка, картошка в мундире и чёрный хлеб. Зато наливали всё, что душа только пожелает. Пиво, как таковое, пиво с водкой, пиво с самогоном, пиво с другим пивом и думаю если бы я попросил смешать всё это вместе, то препятствий в том, чтобы испытать на себе и такой коктейль, у меня бы не возникло. Что такое пиво и всё остальное я знаю, но вот какое оно на вкус, не помню. Поэтому из того, что пьётся, взял только две кружки обычного пенного напитка. Подумал, раз остальные это берут, значит и мне оно понравится. Одну кружку купил себе, а вторую тому парню, который сейчас караулит моё место, надо же будет, отблагодарить его за работу. Из съестного прихватил всё, что предлагали. Взял по две порции, селёдки, картошки и почти буханку чёрного хлеба, хотя, кажется мне, что я и этим не наемся.

Когда добрался до нужного места, еле дотащив купленное, чтобы не расплескать его и не опрокинуть, то понял, что со второй кружкой пива я явно поторопился. Место моё было занято, очень тощим и лохматым мужиком, вливающим в себя мутную жидкость из стеклянной кружки, очень большого размера.

— Слышь ты! Я тебе чего говорил? Почему место отдал?! — кое как поставив на стол продукты, спросил я непонятливого посетителя, которому отдавал поручение совсем недавно, толкнув его легонько в плечо.

— Чего? — повернувшись, спросил он меня.

— Ни чаво! Место моё, почему отдал другому?

— Кому это другому!? — вскочив на ноги, проревел его сосед, пытаясь тут же затеять со мной драку.

— Я не с тобой разговариваю. Сиди спокойно — предложил я ему и снова заговорил с тем, кто похоже так и не понял, чего я от него хотел. — Тебя, как человека просили, посторожи место, а ты?

— Тебе чего, сесть что ли надо? Так садись, я подвинусь, места хватит — неожиданно спокойно, предложил он.

— Двигайся. Попробую втиснуться — обескураженный таким здравым заявлением, сказал я и попробовал присесть на грязную скамейку.


После этого маленького недоразумения всё пошло, как по маслу. Выпив по кружке пива, с новым знакомым, я приволок ещё по одной, потом он ходил к стойке и принёс ещё по паре. Селёдка, с хлебом и картошкой, у нас также не кончались, поэтому, когда я снова появился на улице, идти на обед мне совсем не хотелось, хотя часы показывали, что он уже давно начался.

— Тебя звать то как? — спросил я нового знакомого, так и не удосужившись этим поинтересоваться во время распития хмельного напитка.

— Павлом кличут. А тебя?

— Зови меня… — начал было я представляться и задумался. А как меня на самом деле зовут? Вроде Максимом, хотя кроме этого, ещё какие то имена, в не совсем трезвую голову, лезут.

— Нет, зови меня всё таки Максимом — после минутного раздумья, предложил я знакомому.

Павел тут же протянул мне свою широкую ладонь, мы обменялись рукопожатием и снова заговорили.

— А вот скажи мне Павлик, отчего так в жизни бывает. Вот живёшь ты на свете, живёшь, вроде даже, как все, а потом вдруг бац и вторая смена — глядя прямо в глаза, покачивающегося из стороны в сторону, мужика, спросил я, с трудом понимая о чём говорю.

— Со мной тоже так раз было — ни на секунду не задумавшись ответил он. — Шёл вроде домой, никуда не сворачивал, а утром проснулся в канаве, без сапог и без денег.

— Вот и я говорю, подбрасывает иногда нам судьба головоломки — еле выговорив последнее слово, согласился я с ним.


Расстались с Павлом уже в темноте, когда фонарщики начали включать свет на улице. Правда перед этим мы ещё сколько то посидели в подвальчике, подкрепились там и заправились, перед тем, как окончательно его покинуть. Знакомый пошёл в одну сторону, а я в другую. Дорогу домой хорошо помню и точно знаю, нам с Павлом не по пути. Ему куда то на окраину топать, а мне, мне бы главное на проспект выйти, а оттуда я с закрытыми глазами до дворницкой доберусь.

Помня о том, что перед нужной мне улицей должна быть просторная площадь пошёл её искать, то и дело спотыкаясь, о громадные булыжники, появляющиеся неизвестно откуда под ногами. Пройдя довольно приличное расстояние и не обнаружив ничего похожего на нужный мне объект, свернул в узкий переулок, чтобы перебраться на соседнюю улицу, может хотя бы там повстречаю какого нибудь прохожего и у него узнаю, как выйти на Невский проспект. Осторожно шагая между домами и поглядывая по сторонам, чтобы не столкнуться с очередным углом, забрёл в тёмный, бесконечный лабиринт, отобравший у меня последние силы. Остановившись передохнуть, возле одного из препятствий, ощутил сильное головокружение и желание избавиться от сидевшей в желудке алкогольной смеси. Бороться с головокружением бесполезно, так же собственного говоря, как и с желанием, на первое перестал обращать внимание, а второе тут же исполнил, упёршись руками в дом и склонив голову к его фундаменту.

— Ну и гадость, эта ваша заливная рыба — утираясь рукавом проговорил я. Хотя точно знаю, никакой заливной рыбы сегодня я не ел и даже не слышал про неё никогда, до этого.

Покинув место исполнения желаний, продолжил выбираться из каменного мешка, ориентируясь на слабый свет, не желающий никак приближаться. Вырываясь из одного тёмного колодца и тут же попадая в точно такой же, ещё очень долго петлял между домами, пока впереди не показался лучик надежды, пробивающийся откуда то из далека. Узкая и не высокая арка, за которой, по всем приметам, начинается дорога новой улицы, показалась за углом одного из домов, туда я и отправился, уже более ровным, и уверенным шагом. Но сложилось так, что сразу к ней идти, а тем более входить в неё, мне не захотелось. Какое то странное сопение и всхлипывание, заставило остановиться и более внимательнее всмотреться в просвет, прежде чем самому в него забираться. Просвет в арке конечно имеется, а вот что там внутри неё твориться мне не видно. Темень такая, что в упор ничего не разглядишь, но в том, что кто то там копошиться, сомневаться не приходится, характерные звуки слышу даже не напрягаясь. Может обратно вернуться и поискать другой выход? А толку, нет там другого выхода, кроме входа?

— И чего, так и будешь стоять, до утра? — прошептал я себе, пытаясь на что то решиться.

Ну кто там может быть? Собаки? Не похоже, они бы рычали и гавкали. Стало быть, люди чем то занимаются, а их мне боятся не стоит. Я же не собираюсь выяснять, чего они там делают, пройду мимо и даже, не посмотрю в их сторону. В голове, моментально, прояснилось, хмель выветрился, а уверенность в том, что пора заканчивать подпирать угол дома и идти дальше, мгновенно возросла. Я сделал глубокий вдох, затем точно такой же выдох и пошёл на встречу неизвестности.


— Вы чего это тут вытворяете? — забыв об обещании, данном самому себе, не вмешиваться в чужие дела, спросил я двух мужиков, чего то делающих с третьим, лежащим у стены.

— Вали отсюда, пока цел! — зло цыкнул один из них, тот, который был ближе ко мне.

— Что это значит, вали? Вы тут гадостями занимаетесь — подумав совсем уж о плохом, сказал я ему, — а я должен делать вид, что ничего не происходит? А ну ка, разбежались отсюда, пока не пообрывал ваши причиндалы, под самый корешок.

— Значит не хочешь по хорошему? Ну что же, тогда сейчас и тебя рядом с ним положу — достав из сапога нож, бросил резкую реплику, в мою сторону, один из хулиганов, сделав два шага ко мне на встречу.

Я словно по команде стартанул к выходу из арки, туда, где было светло, забыв обо всём на свете. Нож, в умелых руках, сильный аргумент и его кулаками перебить сложно будет, поэтому, кажется мне, что в данном случае, временно покинуть поле боя не является чем то зазорным.

Такой мой манёвр, на человека с металлическим предметом, подействовал словно красная тряпка на быка. Он без раздумья, тут же, побежал следом за мной, оставив своего напарника самостоятельно разбираться с предыдущей жертвой. Но об этом я узнал немного позже, после того, когда остановился и обернулся. Бежать далеко я не собирался, мне и надо то было вырваться на свет, чтобы уже отсюда более отчётливее разглядеть, чего делается в арке. Поэтому, оказавшись на дороге, освещённой керосиновыми фонарями, я, ничего не подозревая остановился и сразу же повернулся лицом туда, откуда только что убежал. И вот тут-то, почти прямо пред собой, увидел человека с ножом. Он был более готов к нашей встрече и сразу же нанёс мне скользящий удар, в район живота, который лично мне вреда не нанёс, а вот пальто, судя по всему, подпортил основательно.

— Ты чего делаешь, сволочь?! — услышав, как затрещала ткань, выкрикнул я.

Противник, наверное, хотел что то сказать мне, но именно в это самое время, где то совсем недалеко, громко засвистел свисток, характерной только для этого инструмента, трелью. На мужика, стоявшего рядом, его звук произвёл сильнейшее впечатление. Первоначально я подумал, что он просто не очень уважает громкий свист, но когда он выкрикнул:

— Лёха, легавые! — и тут же рванул в противоположную сторону, от свистевшего, я понял в чём дело.

Мне уже известно, что в этом городе полицейских именно так многие называют, поэтому я не удивился странному слову, а лишь обрадовался ему. Сейчас вам устроят Кузькину мать, с полицией бодаться это вам не на одинокого прохожего с ножом кидаться.

Загрузка...