Блуждающий

Глава 11

Доехать до города оказалось не сложно, кораблей с грузом приходило много, а обратно они уходили почти пустыми, так как армия пока не вела активных боевых действий. Поэтому я сел на первый, из отходящих и уже к вечеру был рядом с входом в одну из гостиниц. Не хочу селиться в казарме, там конечно дешевле, потому что бесплатно, зато в гостинице никто на ухо не давит и ресторан под боком, а по хорошей еде я давно скучаю.

Первый день отмывался, отсыпался и отъедался, во второй гулял, снова отъедался, а вечером сходил в оперу, о чём потом сильно пожалел. Ну а на третий решил разыскать поручика Краснова, который должен отлёживаться в одном из Ростовских госпиталей, если конечно его уже не перевели, куда нибудь подальше. Не удалось, как следует попрощаться, так хотя бы навещу раненого графа, из-за которого сидел на губе.

В комендатуре, адрес госпиталя, где лежит Краснов давать не хотели. Унтер ведающий списками сначала вообще отрицал, что такой раненый имеется. Но после того, как я побывал у заместителя коменданта и спросил его о том, почему мне не разрешают повидаться с другом, которого я, между прочим, из вражеского тыла на себе вынес, поручик, и госпиталь, где его лечат, нашлись сразу.

До посещения лечебного заведения побывал на небольшом рынке, где купил килограмм пять яблок, вместе с котомкой, в которой они находились, на момент продажи. Затем нанял извозчика, одного из немногих, работающих в этом городе и вместе с ним отправился в северную часть города, по дороге рассматривая жилые постройки, местных жителей и многочисленные учреждение, вывески которых красовались то тут, то там. Через минут сорок добрался до места, имея уже сформировавшееся мнение, о только что увиденном. Ростов мне не понравился, причём причин, по которым это произошло, было так много, что я даже успел к концу поездки некоторые из них позабыть, а вот здание госпиталя приглянулось сразу, но побывать в нём, в качестве пациента, всё же не хочется.

К поручику долго не пускали, прямо заколдованный он какой то. Сначала сестричка сказала, что у него в палате обход, потом вдруг начались процедуры, а когда она заявила, что скоро обед и я опоздал с посещением больных, пришлось применить тактику запугивания.

— Дорогая девушка — сказал я ей, громким, командирским голосом. — Если вы меня сейчас не пропустите, то завтра к вам придут с проверкой из интендантского управления и ваш главный врач будет знать, по чьей милости это произошло.

Тут же нашлись белоснежный халат и сопровождающий, который довёл меня прямо до палаты Краснова. Попав в неё, я долго пытался сообразить, кто же, из пяти лежащих в ней людей, мой знакомый?

— Унтер офицер, вы к кому? — спросил один из больных, чья кровать располагалось ближе к входу.

— К поручику Краснову — ответил я, продолжая изучать пострадавших.

— Так вот же он, у окна лежит — сказал мужчина в черной пижаме, указав рукой на одного из пациентов.

Я посмотрел на худенького парня, взгляд которого скользнул по мне и снова не узнав его, спросил:

— Вы поручик Краснов?

— Да — ответил он и задал мне свой вопрос: — А вы кто?

— Младший унтер офицер Тихомиров. Максим — представился я, снимая головной убор.

— Максим! — приподнявшись на кровати, вскрикнул поручик. — Проходите! Господа, это тот самый человек, который меня из турецкого плена вытащил.

Долго говорить с Красновым, Сергеем Николаевичем, у меня не получилось, так как обед действительно скоро должен был начаться. Но поинтересоваться здоровьем, состоянием раненой ноги, из которой вражеский солдат всё же вынул пулю, я успел.

— Нормально всё. Доктор сказал, что я должен благодарить того человека, который достал эту пулю и прижёг рану. Не сделай вы тогда этого, ходить бы мне всю оставшуюся жизнь на костылях, а так самое худшее, что может быть, так это обычная трость, с которой по Невскому, почти каждый гуляет.

— Так вы стало быть тоже из Санкт Петербурга, если про Невский вспомнили? — спросил я поручика.

— Да, у нас имение в пригороде. А вы?

— Оттуда же, только бываю там наездами — не став скрывать места своего рождения, сказал я.

— Так это же просто здорово. Вам обязательно надо побывать у нас дома, в следующий же ваш приезд — обрадовался Краснов, такому обстоятельству.

— Когда он будет, следующий приезд? — со вздохом, спросил я.

— Скоро, не сомневайтесь. Я знаю, что говорю — понизив голос почти до шёпота, сказал поручик.

Поболтали с графом ещё о разной ерунде, касавшейся в основном города, откуда он родом, а минут через двадцать пришла медицинская сестра и попросила меня покинуть палату. У больных через десять минут начнётся обед и желательно чтобы во время приёма пищи, раненым никто не мешал. Обед дело святое, пожелав всем скорейшего выздоровления и оставив мешок с яблоками, вышел из госпиталя, проверив, перед уходом, не забыл ли положить в карман листок, с адресом семейства Красновых.

В Ростове пробыл ещё один день. Никуда не ходил, отсыпался в гостинице, не забывая при этом спускаться в местный ресторан. Можно было конечно ещё на денёк задержаться, но роскошная жизнь мне сейчас не по карману, зарплата унтера не позволяет, три раза на день питаться в таких заведениях, где меня обслуживали в последние четыре дня.

На фронте было без перемен, противники, изредка, постреливали друг в друга, иногда отправляли разведку в тылы, половину которой с той и другой стороны отлавливали и ждали, когда наступит Новый год. Это я так думаю, потому что чего ждут войска мне не понятно, давно можно было организовать мощный прорыв и продвинуться километров так на десять вперёд, хотя бы.

До расположения добрался поздно ночью, попутный транспорт высадил меня в трёх километрах от того места, где мы держим оборону, так что остаток пути пришлось месить грязь сапогами, постепенно превращая их в хлам.

Доложиться о прибытии соизволил только ближе к обеду, хотя можно было этого и не делать вовсе, ещё целые сутки я нахожусь в заслуженном отпуске. Но сослуживцы, так и не покидавшие землянку, оповестили, что мной уже интересовались из штаба и поэтому пришлось его посетить.

— Тихомиров? Прибыл уже? — не очень радостно, поприветствовал меня вопросами командир.

— Так точно, вчера ещё. А что, для нас работа имеется?

— Нет, пока всё тихо, а как там в Ростове? Не слышал ничего интересного?

— Не слышал. А от кого? Кто мне, чего расскажет?

— Ну да — согласился со мной капитан и взяв с самодельного стола бумажку, добавил: — Тут приказ на тебя пришёл, пока ты там отдыхал.

— Так быстро? Не ожидал. И чего, мне опять в Ростов ехать?

— Ехать никуда не надо. Ты почитай, чего тут написано, сначала, а потом вопросы задавай.

Я взял бумагу и быстро пробежал по ней глазами, потом ещё раз и ещё, пытаясь переварить увиденное.

— Да. Вот так, вот и помогай людям после этого — усмехнувшись, сказал я.

— При чём тут это?! В руках себя надо держать, когда со старшими по званию разговариваешь и всё хорошо будет. Ты чего думал, он простит тебе твою наглую выходку. Тоже моду взял, посылать представителя разведки армии.

— Я всё понял. Мне прямо сейчас за новой формой идти, на склад.

— Зачем? На сколько я знаю у тебя и старая не очень плохая, погоны с неё срежь, нашивки обратно приделай и ходи.

— Это значит мне вместо обещанного ордена? — спросил я капитана, перед самым выходом.

— А чего ты хотел? Опоздал, начальство послал. Чего заслужил то и дали — ответил он, правда отведя при этом глаза, куда то в сторону.

В приказе, с которым я только что ознакомился, говорилось о том, что младший унтер офицер Тихомиров, разжалован в капралы и очень подробно описывалось за что. Как на него реагировать я до сих пор не понимаю, но как то наверное надо.

Только зашёл в тёмную и вечно сырую землянку, как тут же посыпались вопросы.

— Зачем тебя из штаба искали? В разведку уходим? Приказ, готовиться к наступлению, пришёл? — спрашивали меня мужики, один за одним.

— Нет, никуда не уходим и наступать пока не собираемся. А искали меня для того, чтобы поздравить с новым званием — ответил я, снимая бушлат.

— Вот это новость! Значит не зря мы бутылку самогона приберегли? Что, сегодня отмечать будем? — спросили меня.

— А почему бы и нет, мы же пока в отпуске, так что нам тут, никто не указ — согласился я с тем, что напиться всё таки стоит.

Движение войск началось внезапно и по всей линии фронта, но мы к этому были уже готовы. Капитан вызвал меня накануне и предупредил, чтобы ни на что не отвлекались и находились в полной боевой готовности. Меня так и оставили командовать группой, возможно потому, что численность её за последнее время не изменилась.

Моё новое звание, сослуживцам, даже больше понравилось, чем старое, общаться проще, да и капрал быстрее выговоришь, чем младший унтер офицер.

Во время наступления нашу группу кидали то к одной сотне, то к другой. Получилось так, что за двенадцать дней наступления у нас не было ни дня отдыха, хотя сотни в которых мы воевали, как минимум сутки, за это время, смогли провести спокойно, закрепляясь на новых позициях. Продвижение вперёд шло не быстро, всё делалось основательно и по науке. Была и артиллерийская подготовка, и фланговый обхват, и окружение противника, в некоторых населённых пунктах. Мне казалось ещё немного, и мы дойдём до крепости, в которой довелось брать языка. Но наступление, как внезапно началось, так внезапно и кончилось. Застал нас приказ, о переходе к обороне, в четвёртой сотне, вместе с которой мы заняли совсем крохотную деревушку и в которой пытаемся теперь устроиться на ночлег.

Ровно пять дней мы сидели вместе со всеми в обороне, так же, как и остальные ходили в караул, занимались хозяйственными делами. Один раз мне пришлось ездить в штаб с донесением. У меня даже создалось такое впечатление, что нашу группу на совсем отдали этому подразделению. Но вот наступил новый день, шестой по счёту, который всё расставил по своим местам.

Утро этого дня было ничем не лучше любого другого. Так же прозвучал подъём, в тоже самое время начался завтрак, после него мы, как уже не раз бывало, отправились в лес за дровами, прихватив с собой одного из местных жителей, с телегой. Там пилили и рубили ровно столько, сколько было нужно, чтобы не опоздать на обед. Когда транспорт загрузили и выехали в сторону населённого пункта, часы показывали без пятнадцати час, а где то минут через десять после того, как я на них взглянул, со стороны деревни послышались беспорядочные выстрелы. Такой переполох кого хочешь приведёт в состояние повышенной боевой готовности, а что говорить о нашей группе, которая постоянно в ней находится. Оставив телегу загорать на пригорке, сами бросились к деревушке, на ходу перестраиваясь в цепь, чтобы охватить большее пространство. Бежали быстро стараясь успеть вовремя прийти на помощь добровольцам, но каково же было наше удивление, когда мы увидели их, радостно стреляющими в воздух и обнимавшихся друг с другом. Не добежав метров двести до окраины остановились, стараясь отдышаться и понять, что же происходит.

— Чего это с ними? — спросил меня, один из моих спутников.

— А кто его знает, пойдём да спросим — ответил я ему.

Вот так для меня закончилась чужая война. Кого то её окончание застало на передовой, кого то в штабе или того хуже в госпитале, а меня, за заготовкой дров, вполне мирным занятием.

Радость людей, стрелявших в воздух, описать было невозможно, она очень быстро передалась и нам. В общем хоре, гулких выстрелов, тут же прозвучало ещё шесть, а потом ещё столько же. Веселье продолжалось до вечера, и никто из командиров даже не пытался его остановить, все же понимают, командирами им быть совсем немного осталось, завтра или в крайнем случае после завтра, добровольцы поедут домой и вновь станут обыкновенными людьми, которым надо будет ходить на работу, воспитывать детей и стараться жить ещё лучше, чем это было до этого страшного события.

Так я думал, попивая самогон, в тёплой компании боевых друзей и поглядывая на них со стороны. А уже утром выяснилось, что не всё так просто и не все так думают, как я.

— Слышь капрал, поговорить надо — растолкав меня задолго до подъёма, тихо сказал Седой.

Седой, это прозвище и фамилия одновременно, так все называли его, Седого Кирилла Матвеевича. Иногда конечно могли обратиться и по имени, Кирюха, но было это очень редко. Вот и я, еле проснувшись спросил его:

— Седой, чего пристал? Днём времени что ли не будет?

— Пошли говорю. Всё равно уже не уснёшь — настоял он на своём.

— Ну пошли, пошли. Не отстанешь же.

Вышли на воздух и сразу стало на много лучше, перебрал я вчера, этого сивушного пойла.

— Ну чего хотел? — спросил я парня, когда мы отошли от палатки, где кроме нас квартировало ещё человек двадцать.

— А чего до самого так и не дошло?

— Слышь ты, Спиноза хренов?! Говори давай, чего надо и пошли ещё поваляемся. Нечего тут мне загадки загадывать.

— Чё обзываешься? Я к нему с делом, а он — обиженно проговорил Кирюха.

— Ну говори уже — не выдержал я, не обратив внимание на тон приятеля.

— Ты чего так и не понял, что сейчас тут происходить будет? — спросил он меня.

— Почему же не понял? Давно понял, гуливанить мужики будут, пока домой не разъедутся.

— Ну это понятно, но я не про то. Хотя и про это тоже. Ты сам посуди, как нас всех сразу по домам разгонят, когда реки все встали. На санях? Так где же их взять столько. Пешком? Так дураков нет столько топать. Вот и получается, застрянем мы в этом Ростове на долго. А жить на что будем там? На то, что тебе здесь дадут, так на это в городе и неделю не проживёшь.

— Да ладно, неделю. Месяц спокойно. Я же был в Ростове, чего там и по чём знаю. Так что ты мне тут не заливай.

— Это когда народа там столько не было, как ожидается. А когда толпа голодных солдат привалит, всё в пять раз дороже будет. Вот помянешь мои слова, но поздно будет.

Я задумался. А ведь верно говорит парень. Быстрее у него мозги на новые рельсы передвинулись, а вот я чего то торможу.

— И чего предлагаешь? — спросил я Седого, уразумев наконец, к чему он клонит.

— Турок надо потрясти, пока они тоже по домам не разошлись. Ты думаешь они от нас пустыми уедут? А вот хрен вам. Это мы своих грабить не станем, а они их до нитки разденут.

А что, прав мой товарищ, эти разденут и не поморщатся. И никто их не остановит. Насколько я понял из приказа, который до нас вчера донесли, воюющие стороны договорились о том, что захватчик покинет нашу территорию в течении месяца. Так что времени для подготовки к отъезду, у турецких солдат, будет достаточно, да и сейчас они его, наверняка, не тратят зря.

Врага потрясти конечно не зазорно, но отбирать мы у него собираемся то, что он отобрал у наших людей.

— Да как то не очень хорошо это. Они же наших грабили, а мы получается имущество этих людей себе присваивать станем. Тех, кто от войны пострадал — засомневался я, в правильности предлагаемого дела.

— Не, ну ты Макс даёшь? Если бы я не знал, откуда ты сюда попал, то ещё ладно, а так. Вроде тебя по башке ничем таким, в последнее время, не стукало, с чего это ты так запел?

— Ничего я не запел. Просто насмотрелся, чего они с нашими людьми вытворяют, вот и обидно за них стало.

— Ну это понятно. Мне думаешь не обидно? Но всем же не вернёшь отобранное. Вон я после дела, всегда на паперть хожу, дашь кому нибудь милостыню и легче станет. И ты так сделай, приди потом в церковь и поделись, если так приспичило.

Снова прав мой, более опытный в таких делах, товарищ. Тем более лозунг, «Грабь награбленное» я уже, где то слышал и его, в своё время, считали очень даже справедливым.

— Конкретно говори, чего предлагаешь? — спросил я Кирилла.

На дело пошли сразу же после ужина. Командиру сотни сказал, что отправляюсь в штаб полка, до которого топать десять километров. Своим же бойцам, которых уважающий себя грабитель, отказался привлекать для работы, дали немного другое объяснение, но и их оно устроило. Таким образом, как минимум, сутки полностью в нашем распоряжении, а за это время мы вполне сможем добраться до близлежащего населённого пункта, пока ещё находящегося на территории занятой врагом. Что то искать прямо на передовой нет смысла, чего тут можно найти? Да и накостылять могут. А вот там, где какие нибудь интенданты располагаются, реально будет поживиться.

Ходить по тылам дело знакомое, поэтому линию, которая до сих пор называлась линией фронта, прошли уверенно, дальше тоже двигались быстро, несмотря на тёмное время суток. Маршрут разработали по карте, стараясь прокладывать его по дорогам, а чего сейчас то сильно прятаться, даже если поймают нас, то расстрелять не имеют права, война то фактически закончена. Это когда обратно пойдём будет сложнее и то, только в том случае, если чего нибудь прихватим с собой.

Карта, доставшаяся мне от предыдущего командира нашего странного подразделения, показала, что примерно в восьми километрах от нас находится довольно приличный городишко, районного масштаба. В его сторону мы и потопали, тыкаться по разным мелким хуторам и деревням не стали. Времени затратим не меньше, а результата может вообще никакого не быть. Мы же не дураки, понимаем, почистить вражеские тылы сможем самое большее раза два, не больше, хотя лично мне хотелось бы ограничиться одним. Нечего, по чём зря, судьбу испытывать.

До города добрались в середине ночи и сразу, без предварительной подготовки, вошли в него. Седой в таких делах разбирается, поэтому ему найти нужного клиента не составит труда ни днём, не ночью. Нет, на пролом мы не лезли и старались продвигаться к центру огородами, и проулками. Патруль, надо отдать должное туркам, всё ещё шастал по улицам, а напороться на него совсем не хочется, зачем нам лишние жертвы. Возможно из-за того, что петляли много, нужное здание обнаружили лишь тогда, когда время начало поджимать.

— Сюда пойдём — сказал Кирюха, ткнув пальцем в кирпичный дом с высокой крышей.

Странно и почему он выбрал именно его, по мне так тот, что рядом стоит красивее будет. Но раз старший сказал, здесь будем грабить, то так тому и быть.

— За улицей приглядывай — бросил мне на ходу напарник и открыв скрипучую калитку прошёл во двор.

Как открылась входная дверь я услышал, а вот чего Седой делал в доме, мне так узнать и не довелось, меня туда не позвали. Может это и к лучшему, не знаю, как бы я себя повёл, если допустим пришлось бы кого нибудь того, излишне крепко приласкать, наверняка бы долго сомневался, прежде чем лишил жизни спящего человека. Не скажу, что мне очень понравилось стоять на стрёме, когда от каждого шороха дёргаешься и норовишь стрельнуть туда, откуда он доносится, но это всё равно лучше, чем ковыряться в чужих вещах и бить по голове, тяжёлыми предметами, людей.

Кирилл, почему то, провозился в доме очень долго, когда он оттуда вышел я его сразу же об этом и спросил:

— Чего застрял? Скоро светать начнёт.

— Как это застрял? Я там минут пятнадцать был. Ты чего капрал, никак заснул, пока я дом чистил?

Вот тебе и закон товарища Эйнштейна в действии, время у нас оказывается в разные стороны бежало. Мне показалось, что он вечность там пробыл, а ему поиски в доме были в радость и скорее всего поэтому, он даже не заметил, как оно пролетело.

— Чего там у тебя? Давай помогу — разглядев у приятеля тяжёлый мешок, за плечами, предложил я ему свою помощь, прекратив выяснять, сколько на самом деле заняло времени, ограбление.

— Не надо. Справлюсь — ответил он и подтолкнул меня к дороге.

Преодолеть два раза за одну ночь, линию противостояния, не удалось. Наше появление возле неё совпало с рассветом, который не дал возможности даже попробовать осуществить прорыв на свою сторону. Это в темноте мы могли спокойно разгуливать по нейтральной полосе, а сейчас такого удовольствия нам никто не предоставит, стрелять будут, как в спину, так и в лицо, несмотря на заключенное перемирие. Пришлось искать место для незапланированного отдыха. Далеко отходить от вражеской передовой не стали, устроились в том же самом перелеске, где встретили восход. Спрятались на дне неглубокого оврага, проходившего извилистой линией из одного его конца в другой, в той части природной траншеи, на дне которой толстое бревно собрало вокруг себя огромное количество сухих веток. Между ними нашлось место и нам, много ли надо двум уставшим за ночь путникам.

Седой, возможность дневной стоянки, предусмотрел, он захватил из дома не только все ценные вещи, но и кое какие продукты, хотя я думаю, что и их он там практически не оставил. В его безразмерном мешке нашлась и домашняя колбаса, и целая гора лепёшек, похожих на толстые, сухие блины, литровая бутылка, с ярко вишнёвой жидкостью и даже гора грецких орехов, которые мы, при всём желании, не успеем съесть до конца краткосрочного привала.

После плотного завтрака, узнав у товарища, не собирается ли он на боковую, решил подремать сам, предложив приятелю разбудить меня ближе к обеду или после того, как ему совсем надоест дежурить. Проспал, по всей видимости, долго, потому что, когда проснулся, солнце стояло высоко, а наш улов был по братски поделен и разложен равными кучками на небольшой белой тряпке, в которой до этого находилась колбаса.

— Выбирай любую — предложил подельник, предоставив таким образом мне самому решать, на сколько он честен.

— Да вот эту, крайнюю возьму — ответил я, показав на горку, лежащую с моей стороны и состоящую из ювелирных украшений, бумажных денег и судя по всему, золотых монет.

— Тогда я ту забираю — сгребая вторую часть награбленного, согласился со мной товарищ.

Грабить людей конечно не очень здорово, но в данном случае я не ощущаю себя конченым негодяем, наоборот, у меня такое чувство, как будто мы с напарником сделал что то очень хорошее. Возможно так оно и есть, как ни крути, а драгоценности в этой стране останутся и будут дальше служить на её благо, и процветание. Лажа конечно, но надо же как то оправдать свой неблаговидный поступок.

Утром нас даже никто ни о чём не спрашивал, может оттого, что мы пришли ночью и затем спали на топчанах, в палатке, вместе с остальными, а может потому, что до нашего отсутствия просто никому не было дела.

Второй раз идти нам не понадобилось, ещё на той стороне Седой сказал, что на первое время нам и этого хватит, а это означало, что взял он достаточно и в ближайшие несколько месяцев, от голодной смерти, мы точно не умрём. Так что, когда пришёл приказ сдать позиции регулярным войскам и выдвинуться в расположение штаба полка, искать нас никому не пришлось, и мы, вместе с остальными, выдвинулись по указанному адресу.

Никогда я не видел столько народа возле командирской палатки, люди входили и выходили из неё, стояли в очередь на приём, пытались зайти по второму разу, не услышав устраивающего их ответа. Пришлось применить военную хитрость, чтобы в обход многочисленных препятствий встретиться с капитаном или на худой конец с начальником штаба.

— Пропустите! У меня срочный пакет из штаба армии! — ещё на подходе, попросил я разойтись народ.

Подействовало, не забыли, что такое воинская дисциплина. Задние ряды даже сами начали кричать, чтобы меня пропустили, людям, стоящим почти у входа, которые к тому времени уже организовали круговою оборону и никого не допускали к командирскому телу.

— Пропустите черти, человека! Он же на службе!

У командира кого только не было, унтера и прапорщики, два капрал и три добровольца, и каждому чего то от него надо было. Поэтому подошёл я к одиноко сидевшему начальнику штаба и спросил его:

— Господин поручик, а нам чего дальше делать?

— Тихомиров? — спросил он меня, как будто не помнил, кто я такой.

— Он самый — подтвердил я, свою личность.

— На твоих, документы готовы. Иди в канцелярию, забирай их, получай деньги и по домам. Всё брат отвоевались — обрадовал меня военный.

— Так я чего, могу прямо сейчас уходить? — не веря своему счастью, спросил я поручика.

— Ну да. Ждать, когда капитан освободится не советую. В ближайшие дни он никогда не освободится.

Пожал протянутую руку и тут же выскочил наружу, стараясь поскорее добраться до своих.

— Ну вот, быстро же управился? И чего, стоило из-за этого орать? — спросил я, у стоящих на улице солдат.

Документы и деньги получили чуть ли не за пол часа. В организации, выдающей их, не было никого, все только собирались разъезжаться, а нам видно быстрый отъезд по блату устроили. Никакого сухого пайка нам не полагалось, всё обещали выдать в Ростове, поэтому мы дружной командой похватали свои не хитрые вещички и потопали на корабельную стоянку.

Ждать попутчиков пришлось до следующего утра, не повезёт же на себе, трёх мачтовый парусник, всего шестерых человек. За это время умудрились немного потратиться, совсем голодными ехать, в чужой город, не захотели. На хуторе, стоящем в трёх километрах от моря, купили сала, сырых яиц и хлеба с молоком. Хозяева предлагали самогон, но я своих предупредил, что это всё чревато. Сказал, что пьяных могут с корабля высадить и отправить обратно в полк, а домой уехать позволят не раньше, чем через месяц. Желающих ещё месяц здесь торчать не нашлось, так что самогон достанется другим покупателям. Хорошо посидели и под молоко, тут главное, чтобы настроение, соответствующее было, тогда и без всяких добавок жизнь праздником покажется.

Ростов встретил корабль, перевозивший добровольцев, настоящим снегопадом. Казалось бы, совсем рядом находились мы от него, а у нас намного теплее было. Такая погода заставила сразу же идти в комендатуру, за документами на дальнейший проезд, в которой нас не очень дружелюбно встретила огромная очередь.

— Началось. Ну что, теперь видишь? А я тебя предупреждал — похлопав меня по плечу, сказал Седой.

Да, очередь знатная, часа на три, не меньше. А что будет, когда основная масса сюда подъедет? Даже думать про это не хочу, слава богу, что это будет уже без меня происходить.

Отстоять пришлось чуть меньше трёх часов и случилось это только потому, что ближе к входу все списки делились согласно фамилий. Наши с Седым оказались там, где стояло меньше всего народа, поэтому нам и посчастливилось стоять, к столу младшего унтера, выдающего пропуск на проезд и наряд на сухой паёк, немного меньше того, на что рассчитывали.

Седого отпустили быстро, а вот со мной вышла не задача.

— Почему капрал Тихомиров? У меня в списках вы числитесь, как младший унтер офицер — спросил меня, озабоченный служащий комендатуры.

— А я по чём знаю? Меня давно уже разжаловали. Так что это не ко мне вопрос? — ответил я ему.

— Значит всё таки вы были младшим унтер офицером? — снова спросил меня, непонятливый парень.

— Конечно был, раз до капралов разжаловали.

— Тогда вам придётся ещё три дня находится в Ростове — сказал унтер, глядя прямо мне в глаза.

— Это ещё с какого перепуга!? — повысив голос, спросил я его.

— Вы в списке награждённых. А награждать всех, кто этого удостоился, будут только через три дня.

— А можно меня вычеркнуть из этого списка и вписать туда, кого нибудь другого? — тихонько спросил я паренька, надеясь, что он непременно согласится, на такой нехитрый манёвр.

— Вы что такое говорите, капрал?! Вас удостоили, а вы себя, как ведёте?! Вот вам наряд на питание и пропуск в казарму, и советую вам больше никому не говорить то, что вы только что мне сказали. Иначе рядовым отсюда уедете — дал мне совет, на прощание, унтер.

Напугал ежа. Мне лично по барабану, рядовым быть или капралом, ни в этом счастье. Меня больше расстроила разлука с приятелем, который для меня больше значит, чем все ваши звания и награды.

— Да плюнь ты на них и разотри. Так поехали — никак не мог успокоится Кирюха, от такой несправедливости.

Ему тоже не хотелось добираться до Питера в одиночку, тем более дорога до дома совсем не простая.

— До первого патруля? А потом снова в кутузку? Документы на дорогу мне же не выдали. Нет, лучше уж я здесь три дня пробуду, а потом тебя поеду догонять.

— Ну, сам решай. Где меня найти знаешь, как только вернёшься, сразу давай ко мне. Может тебе денег ещё оставить? — напомнив о месте, где его можно найти, спросил меня друг.

— Седой. Ты чего? Да если мне не хватит я пойду и банк подломлю — шутя, сказал я добровольцу в запасе.

— Во, тогда точно на долго загремишь. Кто же банк, в одиночку ломает? — укоризненно качая головой, спросил он меня.

Прежде чем топать в казарму, идти в которую совсем не хотелось, я смотался с Кириллом на продовольственный склад и там отстоял с ним ещё одну очередь. Потом провёл его до станции, где формируются санные поезда, идущие по разным направлениям и только после того, как убедился, что мой товарищ пристроился на ночь, поехал к себе. Время позднее успеть бы к ужину, без завтрака и обеда ходить уже надоело, да и погода ещё больше ухудшилась, снег так и валит, пора в тепло прятаться.

Беззаботно отвалявшись два дня в казарме, на третий решил прогуляться по городу. Хочу, до отъезда, в банк зайти и узнать, отправили они мой запрос или нет. Может проще будет его аннулировать и самому, в столице, отдать поручение, кому нибудь другому. Город засыпало снегом чуть ли не под самые крыши. Я не помню, чтобы у нас, в Питере, столько снега было, а здесь почти юг, откуда он тут то появился, в таком количестве.

Извозчика брать не стал, вижу, как они буксуют по нечищеным дорогам, с такой скоростью, как они едут, до банка и до завтрашнего дня не доберусь. Прогуляюсь пешком, снег перестал идти, а морозец совсем небольшой, градусов десять. Разве это холод? Но оказалось, что в десять градусов тоже прохладно бывает, если топаешь по улице три часа к ряду. Столько времени понадобилось мне, чтобы по занесённым снегом тротуарам, кое как доковылять до нужного объекта.

В банке было темно и холодно, мне даже показалось, что они вовсе не работают, но появившийся, невесть откуда, охранник, развеял мои сомнения.

— Тебе чего, служивый — спросил он меня.

— Мне к заместителю управляющего надо, по личному вопросу — ответил я ему, не став вдаваться в подробности.

— Нету его, браток. Уехал на какое то собрание, что ли. Завтра приходи. Завтра точно будет.

— А управляющий на месте? — спросил я.

— Так вместе они. Может кассир тебе поможет?

— Не, кассир не знает. Ладно нет, так нет, пойду. Хороших снов тебе.

— Топай, умник — улыбнувшись, ответил здоровенный мужик и закрыл за мной двери.

Придётся в Питере узнавать, ушла моя заявка или по новой надо писать заявление.

Построение, на плацу за комендатурой, не задержалось ни на минуту. Всем холодно, мороз за ночь только усилился и толкаться без дела, желающих не нашлось. Мне пришлось отстоять всё награждение, от самого его начала, до конца, так как мою фамилию назвали самой последней.

— Младший унтер офицер Тихомиров! — выкрикнул человек из толпы раздающих награды, давно уже осипшим голосом.

Я вроде капрал, но помню, что по документам у них всё ещё прохожу, как унтер. Не стал лезть в бутылку, тем более все страшно замёрзли, зачем людей ещё больше злить. Взял, да и вышел, и бегом припустил к кричащему.

За десять шагов перешёл на шаг, за пять на строевой, а приблизившись вплотную к группе людей, с красными носами и большими погонами, представился:

— Капрал Тихомиров, прибыл для награждения.

Генерал лейтенант, так я расшифровал знаки отличия у толстого и седого дядьки, взглянул на меня с недоверием, потом повернулся к своим помощникам и спросил их:

— Что это?

Ответа ему не последовало, но один из толпы, наверное, самый шустрый, вышел, приблизился ко мне и спросил:

— Ты кто, солдатик?

— Капрал Тихомиров, бывший унтер офицер — не скрывая правды, ответил я ему.

— Как это бывший? — снова спросил меня мужик, в чине полковника.

— Разжалован, господин полковник.

— За что? — тем же тоном, поинтересовался он.

— За пререкание со старшим по званию — выдал я свою версию, произошедшего со мной недоразумения.

Мы замолчали. Но продолжалось это не долго, слышавший всё генерал лейтенант, очень спокойно заявил, не понятно кому:

— Я вас, сукины дети, сам сейчас всех разжалую. Мне ещё долго разбираться почему этот раздолбай, капрал, а не унтер? Кому мне награду вручать, за подписью царя. Кто мне тут это скажет?

Снова тишина и опять её нарушил самый старший по званию:

— Даю вам два часа, чтобы со всем этим разобраться.

Как закончилось построение я не видел, меня быстренько убрали с глаз сердитого дядьки и поволокли в комендатуру. Там завели в один из кабинетов и через пол часа, без лишних разговоров, ознакомили с приказом, о присвоении унтер офицерского звания, задним числом, повторно. Через час принесли новую форму, из такого сукна, которое полагается только высшим офицерам и переодели в неё. Затем предложили переложить, в тёмный кожаный чемодан, личные вещи, из солдатского мешка и в таком виде, посадив в пролётку, куда то повезли.

Как выяснилось позже, везли меня в штаб армии, туда, где находится рабочее место сурового мужика. Если честно, то за всем происходящим я наблюдал, как бы со стороны, будто это всё ни со мной происходит, а с кем то другим, чужим и незнакомым. Поэтому, когда мы прибыли на место, был я спокоен, как сотня людей, с жёлтыми лицами и узкими глазами.

В прихожей, по хозяйски, разделся, поставил в угол чемоданчик, затем прошёл к стене, где висело большое зеркало, посмотрелся в него и решил, что чего то не хватает, для полноты образа. Вспомнил, чего, вернулся к чемодану, открыл его, достал оттуда медаль «За храбрость», выглядевшую почти, как новая и попросил сопровождавшего меня капитана, помочь прикрепить её к кителю. Мужик видно тоже решил, что так будет лучше и отказывать в помощи не стал.

К генералу вошёл, как и полагается, строевым, четко доложился и стал ждать, когда завершиться это представление.

— Значит снова, младший унтер офицер? — спросил меня, хозяин кабинета.

— Так точно, присвоили — без запинки, ответил я.

— А скажи мне сынок, вот чего ты такого сказал, своему начальству, что тебя в капралы разжаловали?

Стесняться не стал, потому что за слова свои ответил, да и не стыдно мне за них.

— Послал его на три буквы, господин генерал — доложил я, о прошлом проступке.

— Вот даже как? И чего, гордишься этим? — явно с раздражением, задал мне вопрос командарм.

— Горжусь господин генерал! Потому, как за справедливость и пострадать можно.

— Молодец! Ну доложи мне тогда, за что же это ты пострадал?

Уложился в пять минут, а вот генерал, в моём присутствии, матерился минут десять, не меньше, а после этого ещё долго пытался у меня, а потом и у своего адъютанта, узнать фамилию того капитана, после разговора с которым, стал я капралом. Но ни мне, ни тем более помощнику генерала, вспомнить её так и не удалось.

В конце разговора старик, трясущимися руками прицепил к моей груди очень красивый орден, вручил кожаную папку с подписью самого царя и сказал напоследок:

— Будет нужда Тихомиров, заходи. Думаю, надолго я тебя запомнил, так что не стесняйся, если надобность появится.

А говорят ещё, что справедливости нет на земле, снова придумывают, чёрте что. Надо самому поступать так, как считаешь нужным и всё будет нормально. Вот я послал капитана, куда подальше и что, ошибся? Как бы не так, генерал же одобрил мой поступок и даже на словах его поддержал.