Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье

Глава первая На пороге

Мария фон Белов делала утреннюю гимнастику.

Она вставала в половине шестого утра и сорок пять минут выполняла упражнения по сложной методике доктора Крегера, включавшей изощренные практики Индии и Китая. Мария изгибалась змеей, до хруста растягивала мышцы, принимала позы, напоминавшие рисунки на стенах древних храмов Востока. Еще пятнадцать минут посвящались силовой гимнастике: Мария работала с гантелями и небольшой штангой. Затем полчаса боксировала с белобрысым Михелем из второй роты, чемпионом Баварии в легком весе. Ровно в семь фон Белов, скрывшись от нескромных глаз за раскладной китайской ширмой, обливалась двумя ведрами ледяной воды, набранной в ближайшей горной речке. Дивизия генерала Ланца продвигалась к перевалам быстро, и чем ближе становились сверкающие вершины, тем холоднее была вода из горных рек.

Обливаясь, Мария напевала – то арию «Сон Эльзы» из вагнеровского «Лоэнгрина», то что-нибудь легкое, вроде модной «Эрики»[1]. При этом она никогда не сбивалась с ритма и не фальшивила – у нее был абсолютный музыкальный слух.

Иоганн Раттенхубер, в обязанности которого входило обеспечение безопасности фон Белов, поначалу беспокоился за здоровье своей подопечной, но быстро понял, что никакие ледяные ванны Марии не страшны. Фон Белов была настоящим идеалом арийской женщины, словно родившейся в снегах Гипербореи. После обливания, которое любого другого превратило бы в дрожащего от холода цыпленка, она выглядела свежо и бодро, как иная женщина – после ароматической ванны. Кожа Марии, обычно молочно-белая, слегка розовела от приливавшей к ней крови – вот и все.

Мария фон Белов вышла из-за ширмы, вытирая белокурые волосы жестким полотенцем. Глаза ее сверкали, на губах играла улыбка.

– Потрясающее удовольствие, – сообщила она Раттенхуберу. – Вам непременно стоит попробовать, Ганс.

– Обязательно попробую, – в который раз согласился Раттенхубер.

«Не хватало мне только слечь с воспалением легких», – подумал он про себя.

– Сегодня мы доберемся до Туманлы-Кёль[2], – сказала фон Белов. – Можно будет поужинать свежевыловленной форелью.

Как и фюрер, она была убежденной вегетарианкой.

– Я бы предпочел хорошую свиную отбивную, – буркнул Раттенхубер.

Он уже по горло был сыт бараниной, которой щедро потчевали немцев местные жители. Что поделать – туземцы были мусульманами и свинью считали нечистым животным.

– Когда доберемся до места, я обещаю вам целого поросенка, – засмеялась фон Белов. – Грузины делают превосходный свиной шашлык.

– Боюсь, это будет еще нескоро. Чтобы попасть в Грузию, нам предстоит пройти через эти горы.

– Великолепные, правда? Какая дикая мощь! Альпы – карлики по сравнению с этими исполинами!

Раттенхубер пожал плечами.

– Если верить справочникам, самая высокая точка Кавказских гор всего лишь на восемьсот метров выше Монблана.

– Вы неисправимый зануда, Ганс, – фон Белов слегка стукнула его полотенцем. – В вас нет никакой романтики. Мы на пороге древней горной страны, полной загадок и тайн, а вы высчитываете какие-то метры!

– От этих метров зависит успех вашей миссии, – сухо сказал Раттенхубер. – И, что, возможно, менее существенно, наши жизни.

– Бросьте! Бояться нечего, у русских нет войск на перевалах. А когда бравые егеря генерала Ланца укрепятся на Большом Кавказском хребте, Грузия сама упадет к нашим ногам, как спелое яблоко.

Генерал Хуберт Ланц командовал одним из лучших соединений вермахта – 1-й горнопехотной дивизией «Эдельвейс». На форменных бергмютце[3] егерей Ланца красовался благородный снежный цветок – серебристый, с тычинками, покрытыми золотистым лаком.

Горные егеря были элитными солдатами рейха. В дивизию набирали только уроженцев горных областей Баварии, Тироля, Судет не младше двадцати четырех лет, имевших альпинистскую либо горнолыжную подготовку. В самом начале войны «Эдельвейс» за несколько часов захватил перевал Дукла на границе Польши и Чехословакии, затем стремительно выбил югославскую пограничную стражу с казавшихся неприступными горных застав. Офицеры «Эдельвейса» были прекрасными спортсменами и многие из них хорошо знали эти горы – с середины 30-х годов «туристы» и «скалолазы» из Третьего Рейха появлялись на Кавказе с завидной регулярностью. А сам генерал Ланц не раз совершал восхождения со знаменитыми советскими альпинистами, хорошо говорил по-русски, умел объясняться и на туземных наречиях.

Егеря были отлично экипированы. Удобная крепкая горная обувь и верхняя одежда, палатки, спальные мешки, походные индивидуальные кухни, спиртовки с запасами сухого горючего, примусы, темные очки. Предусмотрено было все – никакие неожиданности вроде той, что подстерегла вермахт прошлой зимой под Москвой, «Эдельвейсу» не грозили.

Но самое главное – в распоряжении генерала Ланца были карты – подробнейшие, нарисованные с истинно немецкой тщательностью. Продвижение «Эдельвейса» к перевалам Большого Кавказского хребта было распланировано с точностью до часа.

– Мне бы ваш оптимизм, – проворчал Раттенхубер.

У него было плохое настроение. Строго говоря, плохое настроение не оставляло его с того момента, как они покинули ставку. Раттенхубер чувствовал себя не в своей тарелке – он занимался вовсе не тем, чем привык заниматься последние восемь лет. Да, капитан Бауэр сообразительный и расторопный офицер, он даже чем-то напоминал Раттенхуберу его самого в молодости, но можно ли на него положиться во всем, что касалось безопасности фюрера? Ладно бы еще в Берлине, но в двухстах километрах от линии фронта?

Иоганн Раттенхубер не мог дождаться момента, когда Мария фон Белов отыщет, наконец, тот предмет, ради которого он вынужден был оставить фюрера. Его не слишком интересовало, что это за предмет. Сила орла, продемонстрированная ему Гитлером, произвела на начальника охраны определенное впечатление, но не убедила в том, что на свете существует волшебство и магические артефакты. Еще служа в мюнхенской полиции, он навидался всякого. Слепой медвежатник Отто Хирш вскрывал сложнейшие кодовые замки за десять минут. Мошенник Гвидо Лаузе, известный под кличкой «Бульдожка», однажды получил в городском банке Бамберги двести тысяч рейхсмарок за листок бумаги, на котором были нарисованы какие-то закорючки. Кассир, выдавший ему деньги, клялся, что видел перед собой заверенный печатями вексель австрийского «Кредитанштальта». Бандит и убийца Дитмар Штрекер, которого этапировали в мюнхенскую тюрьму четверо бывалых конвойных, исчез прямо у них на глазах, словно растворившееся в воздухе привидение. Спустя два года Штрекера застрелили в Дрездене при попытке ограбить ювелирный магазин, так что теперь и спросить не у кого, каким образом он тогда сбежал. Но так ли это важно? Раттенхубер привык иметь дело с фактами, а не с теориями. У фюрера есть предмет, позволяющий внушать людям любые мысли? Прекрасно. Где-то существует другой предмет, владелец которого способен перемещаться в любую точку мира? Сомнительно, но допустим. Допустим, потому что, не веря в волшебство, Раттенхубер все же признавал существование неких сил, недоступных его простому уму. Если он будет верить в духов, материализующихся в спальне фюрера, его нужно будет уволить с поста за профессиональную непригодность. Но если он не примет в расчет вероятность появления рядом с Гитлером злоумышленника, придумавшего какую-то дьявольскую хитрость, грош ему цена как охраннику.

Поэтому Раттенхубер не считал, что Мария фон Белов занимается ненужным делом. Вот только участвовать в этой авантюре самому у него не было ни малейшего желания.

– Опять вы ворчите, Ганс, – укорила его Мария. – Хоть бы красотами окружающего пейзажа полюбовались, что ли! В Германии такой первобытной красоты не найдешь!

Места, по которым продвигалась дивизия «Эдельвейс», действительно были очень живописны.

Впереди высились снежные вершины Большого Кавказского хребта, подсвеченные лучами утреннего солнца. Узкая дорога, уводившая вверх, к перевалу Клухор, вилась среди сосен высоко над долиной реки с варварским именем Теберда. Где-то там, за скальными стенами, притаился горный проход, по которому Мария фон Белов намеревалась проникнуть в Грузию.

– Слишком много зелени, – пробурчал Раттенхубер. – На месте русских я бы спрятал стрелков вон там, наверху – оттуда вся дорога как на ладони.

– Да успокойтесь вы, Ганс! Нет здесь никаких русских. У генерала Ланца превосходно налажена разведка, если кто-то и решит устроить нам засаду, мы узнаем об этом заранее. Но устраивать засаду некому.

Фон Белов была права.

Русские стягивали силы к побережью, опасаясь прорыва немцев к Туапсе. Для обороны нефтяных промыслов Грозного с побережья Каспийского моря были переброшены войска 44-й армии, усиленные стрелковыми дивизиями и танковыми бригадами с советско-турецкой границы. Но между этими двумя мощными группировками образовался разрыв, в который и вклинился 49-й горнопехотный корпус генерала Конрада, куда входила дивизия «Эдельвейс». Путь к перевалам Большого Кавказского хребта от Санчаро до Эльбруса был открыт.

Но Иоганн Раттенхубер не склонен был недооценивать русских.

Они с Марией фон Белов прибыли на Кавказ с частями 3-й танковой дивизии генерала Брейта, наступавшими со стороны Невинномысска. Раттенхубер невольно оказался свидетелем штурма Пятигорска – города, где не было советских войск. Русские ушли к Минеральным Водам, оставив в Пятигорске только курсантов тракторного училища.

Это были даже не военные. Это были зеленые юнцы, учившиеся собирать сельскохозяйственные машины!

Но эти чертовы курсанты сумели обшить листовой сталью быстроходный гусеничный трактор и установить на нем пулемет! Почти два часа безумная машина с грохотом носилась по городу, а засевшие в ней курсанты поливали автоматными очередями танкистов Брейта и поджигали боевую технику «коктейлем Молотова». Их удалось остановить, только загнав в ловушку между двумя танками, расстрелявшими трактор в упор. Генерал Брейт, умевший уважать настоящее мужество, распорядился похоронить экипаж трактора с воинскими почестями.

Одним трактором дело не ограничилось. Курсанты, раздобывшие откуда-то оружие, устроили настоящую партизанскую войну в городе. За сутки мотопехота, прочесывавшая Пятигорск по квадратам, уничтожила десятки курсантов, но и потери Брейта оказались неожиданно высокими. А прорыв к подножию горы Машук стоил ему целой роты – притом, что русских, оборонявших высоту, было всего пятнадцать человек.

Поэтому Раттенхубер не разделял оптимизма своей подопечной. Его несколько утешало то обстоятельство, что работа разведки в дивизии «Эдельвейс» действительно была на высоком уровне. Перед втягивавшимися в ущелье Теберды немецкими колоннами скользили умевшие оставаться невидимыми даже на голом горном склоне егеря из 98-го полка, прошедшие суровую тренировку в Швейцарских Альпах. А в нескольких километрах впереди основных сил двигался отряд всадников из перешедших на сторону немцев черкесских джигитов. На них генерал Ланц возлагал особые надежды.

– Что ж, пора и в дорогу!

Наголо бритый шарфюрер Фрицци, выполнявший при Марии роль денщика, подвел к ней буланого кабардинского жеребца, подарок местного «князя». Мария вскочила в седло с легкостью, выдававшей годы занятий верховой ездой. Раттенхуберу на коне ездить не нравилось, он предпочитал бронетехнику, но «Эдельвейс» двигался к перевалам налегке.

– Шарфюрер, – строго сказала Мария своему денщику, – мы с оберфюрером поедем вперед. Ты остаешься при штабе дивизии для связи с Берлином.

Фрицци недовольно покосился на Раттенхубера, но ничего не сказал, ограничившись кивком бритой головы. Иногда Иоганну казалось, что денщик ревнует к нему свою хозяйку – совершенно абсурдное предположение, конечно. Во-первых, он не давал для этого ни малейшего повода, а во-вторых, слыханное ли дело, чтобы низший чин мог позволить себе подобные чувства?

Стараясь не смотреть на насупившегося шарфюрера, Иоганн взобрался на свою флегматичную кобылку и заерзал в седле, устраиваясь поудобнее.

Егеря уже построились для дневного перехода и обменивались шутками в ожидании приказа. Раттенхубер вслед за Марией фон Белов проскакал в голову колонны, кожей ощущая на себе насмешливые взгляды солдат. В его возрасте и с его комплекцией изображать из себя героя Карла Мая по меньшей мере глупо.

Сам генерал Ланц вместе со своим любимчиком гауптманном Гротом ехал в открытой машине, представляя собой, на взгляд Раттенхубера, отличную мишень для затаившегося где-нибудь в лесу снайпера. Увидев Марию, генерал приветливо помахал ей рукой.

– Приветствую нашу амазонку! Вы сегодня очаровательны, впрочем, как и всегда!

Хайнц Грот молча приложил ладонь к околышу своей горной шапки, на которой, кроме металлического цветка, красовалось орлиное перо – отличительный знак, символизировавший особую миссию его подразделения. Миссия официально держалась в секрете, но Раттенхубер знал, что альпинисты Грота должны взойти на Эльбрус и установить там черно-красное знамя Рейха.

– Если не возражаете, генерал, мы с оберфюрером поедем впереди. Мне необходимо провести рекогносцировку.

– Вам? – засмеялся Ланц. – Вы решили заняться стратегией, моя милая фрау? Оставьте это ремесло мужчинам.

– Под рекогносцировкой я имела в виду нечто, не относящееся к военным действиям. Не помню, говорила ли я вам, но мне приходилось бывать в этих местах.

– Какое совпадение, мне тоже! Я поднимался на Эльбрус в 1936 году. Но я не знал, что вы увлекаетесь альпинизмом.

– Вовсе нет. Я участвовала в археологической экспедиции, которая искала на Кавказе следы арийской культуры. В основном мы работали по ту сторону хребта, но мне по делам несколько раз приходилось ездить в Майкоп. Поэтому дорога на Сухуми мне хорошо знакома.

Шофер Ланца вел машину небыстро, объезжая рытвины и ухабы, и Марии, чтобы продолжать беседу, приходилось сдерживать своего норовистого жеребца.

– Удалось ли вам обнаружить что-либо интересное? – вежливо поинтересовался капитан Грот.

– В общем, да. Кстати, впереди нас ждет довольно любопытный памятник – древнее кладбище, вырубленное в скалах. Еще недавно там находили золотые украшения, выполненные в нордическом стиле.

– Не говорите об этом моим егерям, – усмехнулся Ланц. – Иначе кто-нибудь из них непременно захочет взобраться на скалы и порыться в старых костях.

Марии фон Белов надоело гарцевать возле ползущей с черепашьей скоростью машины.

– Итак, генерал, вы не возражаете?..

– Пожалуйста, – Ланц пожал плечами. – Дорога до самого озера совершенно безопасна.

Мария ослабила повод и жеребец тут же унес ее довольно далеко вперед. Раттенхубер пришпорил свою кобылу и последовал за доставлявшей ему столько хлопот амазонкой.

Некоторое время они скакали бок о бок по пустынной лесной дороге. Высокие сосны заслоняли небо, внизу билась о камни неистовая горная река. Внезапно Мария наклонилась к Раттенхуберу и тронула его за плечо.

– Смотрите, вон там!

Иоганн проследил за ее взглядом. На противоположном берегу ущелья, между двух огромных глыб, будто рассеченных взмахом великанского топора, застыла изящная серна. На миг Раттенхубер пожалел, что с ним нет его любимого «Зауэра» – с такого расстояния он наверняка уложил бы красивое животное. А из MP-40, который висел у него за спиной, стрелять было бессмысленно – только патроны тратить.

– Они здесь совсем не боятся людей, – крикнула Мария. – Три года назад в тех местах, куда мы направляемся, косули ели у меня из рук!

– Неужели горцы не любят охоту?

– Любят, конечно. Но стреляют в основном вепрей, иногда – медведей. Убить косулю считается грехом.

«Дикари», – подумал Раттенхубер.

Впереди послышался топот копыт. Кто-то скакал им навстречу, невидимый за поворотом дороги. Раттенхубер расстегнул кобуру и положил руку на рукоять пистолета.

Предосторожность оказалась излишней – это был один из разведчиков-добровольцев, кривой Абдул. Абдулу было хорошо за сорок, в молодости он успел некоторое время побыть разбойником – впрочем, как сообщила Мария Раттенхуберу, все черкесы в той или иной степени были разбойниками, даже само название их народа означало «головорезы». При Советах Абдул несколько лет отсидел в тюрьме и вышел обозленный на весь мир, а особенно на коммунистов и русских. Немцев, напротив, он очень уважал, а у генерала Ланца ходил в кунаках еще с довоенных времен, когда тот покорял кавказские вершины под личиной мирного альпиниста.

– Салям, генерал, – поздоровался Абдул с Раттенхубером. Генералами у него были все немецкие офицеры в чине выше майора. Затем перевел взгляд на Марию фон Белов и вежливо дотронулся правой рукой до своей шапки. – Фйэохъус апщий, госпожа!

– Что он сказал? – спросил Раттенхубер.

– Пожелал нам доброго пути, – ответила фон Белов и обратилась к черкесу по-русски – этот язык Раттенхубер немного понимал.

– Все ли спокойно впереди?

Абдул наклонил голову – на затылке у него была лысина, похожая на круглую поляну посреди спутанного черного кустарника.

– Все спокойно, – подтвердил он. – Русские засели на перевале Клухор, но их очень мало.

Из последовавшего затем разговора Раттенхубер почти ничего не понял. Мария спрашивала про какие-то пещеры, Абдул отвечал неохотно и все время порывался уехать, но фон Белов его не отпускала. В конце концов она смилостивилась и разрешила черкесу продолжить путь.

– О чем вы говорили? – поинтересовался Иоганн.

– О, пустяки, – махнула рукой Мария. – Ничего существенного. Я спросила, поднимался ли он на скалы над древним кладбищем. Он пытался отрицать, но в конце концов сознался. Слухи о золоте притягивают таких людей.

– Но вы же сами сказали Ланцу, что в пещерах находили золото.

– Не так много. Всего лишь несколько тонких пластин общим весом не более двухсот граммов. На самом деле на этом кладбище есть кое-что поценнее золота.

– Что же?

– Скоро увидите сами.

«Не хватало мне еще помогать ей рыться в древних могилах», – с отвращением подумал Раттенхубер.

– Надеетесь найти там этого вашего мангуста?

Мария фон Белов удивленно посмотрела на него и расхохоталась.

– Разумеется, нет! Такие вещи просто так на дороге не валяются. Чтобы их найти, нужно потрудиться... да и «найти» – еще не значит «взять». Но в склепах может обнаружиться кое-что важное, то, что поможет нам найти дорогу к мангусту.

– Хотите говорить загадками – дело ваше, – буркнул Раттенхубер.

За иссеченным трещинами скальным выступом, похожим на вытянутое морщинистое лицо, дорога раздваивалась. Одна тропа уходила вниз, в долину, другая вела к не внушавшему доверия мосту через бурную речку Уллу-Муруджу. Мария без колебаний направила своего жеребца по второй тропе.

– Хорошо, что у генерала Ланца нет тяжелой бронетехники, – пробормотал Раттенхубер. Мост выглядел старым и явно нуждался в ремонте. Река под ним ярилась, словно пытаясь прогрызть и без того ветхие опоры.

– Иоганн! – крикнула ускакавшая вперед Мария фон Белов. – Не бойтесь, он под вами не развалится. Он стоит здесь с восемнадцатого века!

Подивившись отсутствию логики в словах своей подопечной, Раттенхубер все же рискнул пересечь мост. На том берегу лес поредел, дорогу ограждали серо-желтые скалы, подножие которых густо поросло мхом.

– Отсюда до кладбища полчаса быстрой езды. Не волнуйтесь, вам не придется шарить в костях, этим я займусь сама!

– Надеюсь, – холодно ответил Раттенхубер.

Мария фон Белов обернулась к нему с лукавой улыбкой.

– Вы останетесь внизу, чтобы охранять меня от диких медведей. Вы же не боитесь медведей, Ганс?

– Я боюсь только идиотов, – честно ответил Раттенхубер. – Они непредсказуемы. А медведи, напротив, очень умные существа.

Он, не отрываясь, смотрел на покрытый изумрудным ковром мха противоположный склон ущелья. Что-то на том берегу тревожило Раттенхубера. Ничего определенного – разве что птица, с гортанным криком взлетевшая с крутолобого валуна – кто-то ее спугнул? Иоганн поднес к глазам бинокль – склон приблизился. Камни, скальные выступы, все в густой зелени. Вроде бы ничего подозрительного. Но откуда же тогда это неприятное ощущение, будто за ними наблюдают?

– Тогда – за мной! – крикнула Мария фон Белов, стегнув своего жеребца. Дорога, извиваясь змеей, уползала все выше в горы. Вскоре над головой вновь замелькали сосновые лапы – дорога нырнула в лес.

Заросший деревьями склон круто уходил вниз, где под скальным навесом грохотала река. По правую руку сосны, цепляясь могучими корнями за каменистый косогор, пронзали макушками ярко-голубое небо. «Здесь рота может остановить дивизию», – подумал Раттенхубер.

Под сводами леса они ехали недолго – вскоре деревья начали расступаться в стороны, открывая удивительной красоты поляны, за которыми поднимались отвесные стены иззубренного, как клинок старой сабли, хребта. Позади остались теснины Гоначхира, залитые яростным кавказским солнцем. Впереди лежало нагромождение скал, огромных глыб, будто вырванных из плоти гор и брошенных к их подножию, хаос каменных фигур, похожих на статуи безумного скульптора.

– А вот и кладбище, – Мария фон Белов протянула стек в направлении полуразрушенного массива, похожего на развалившуюся под тяжестью лет ступенчатую пирамиду. – Видите, вон там, за дольменом!

Что такое «дольмен», Раттенхубер не знал. Кладбище же показалось ему похожим на гнездо каких-то чудовищных термитов, источивших скалу, словно трухлявое дерево. Отверстия в скале начинались на уровне человеческого роста, так что до нижних можно было легко дотянуться рукой.

Мария соскользнула с седла и привязала своего жеребца к корявому стволу граба, росшего на берегу хрустально-чистого ручья. Раттенхубер тоже поспешил спешиться: верховая прогулка по горам здорово ему надоела.

– Прекрасное место для пикника, – Мария фон Белов извлекла из висевшей на боку кабардинца походной сумки моток веревки и крючья. – Я захватила с собой кое-какие продукты и была бы весьма признательна вам, Иоганн, если бы вы занялись приготовлением обеда. А я пока что навещу кое-кого там, наверху.

Раттенхубер скрипнул зубами, но промолчал. Он все чаще вспоминал историю о Геракле, который был вынужден три года служить капризной царице Омфале. Сейчас его заставляют кашеварить, а что будет дальше? Ах, если бы не приказ фюрера!..

– Обед я, разумеется, приготовлю, – сказал он, – но вас попрошу быть предельно осторожной. Мне трудновато будет защитить вас от падения с высоты на острые камни.

– О, Ганс, – засмеялась Мария фон Белов, – так у вас, оказывается, есть чувство юмора! Как это мило!

Видя, что Раттенхубер нахмурился, она вновь стала серьезной.

– За меня не беспокойтесь, на скалах я чувствую себя уверенно, как снежный барс. Хоть я и сказала Хуберту, что не увлекаюсь альпинизмом, кое-какие навыки у меня все же есть. В конце концов, я выросла в горах.

– Где же именно? – поинтересовался Иоганн. Мария почти никогда не рассказывала о своем прошлом.

– Очень далеко, мой дорогой Ганс, в Южной Америке. Но хватит болтать – время дорого. Через час, самое большее – полтора – здесь окажется авангард Ланца.

Забросив веревку за спину, фон Белов направилась к изъеденной дырами скале, легко перепрыгивая с валуна на валун.

Раттенхубер проводил ее взглядом, потом прошелся вдоль ручья, оценивая выбранное Марией место с точки зрения специалиста по безопасности. Впереди, в направлении Клухорского перевала, дорога просматривалась на пару километров – можно было различить даже тонкую струйку дыма, поднимавшуюся над крышей крошечной горной хижины.

Хуже обстояло дело с флангами – по левую руку тянулся все тот же поросший мхом склон с выдающимся вперед крутолобым уступом, справа, в скальном лабиринте, можно было при желании спрятать целый батальон. Раттенхуберу было не по себе в этих горах. Он снял с плеча автомат и положил его на камни, тут же почувствовав себя голым.

Ощущение неясной опасности томило его все то время, что он ломал сухой кустарник и разжигал маленький костерок на берегу ручья. Мария фон Белов к этому моменту уже забралась почти под самый козырек скалы, превратившись в маленькую, прилепившуюся к отвесной стене фигурку. Над ее головой чернели три почти вертикальные щели – то был самый верхний ярус пещер-усыпальниц.

Когда за спиной Раттенхубера грохнул выстрел, и вода, брызнувшая из пробитого пулей котелка, зашипела на раскаленных углях, он испытал что-то похожее на облегчение.