Благословенный

Глава 19

Рэй глазам своим не поверил, увидев на пороге комнаты Патрика. Рядом с ним радостно топталась Дороти, сдерживая порыв стиснуть мальчика в объятиях. Он уже позволил себя обнять, и даже поцеловать, когда она открыла ему дверь, и это уже было много и говорило о его расположении и привязанности к старушке. Этот холодный и сдержанный в проявлении чувств, как истинный Рэндэл, мальчик с презрением относился к так называемым «телячьим нежностям».

Рэй был шокирован тем, как вырос мальчик. Высокий для своего возраста, крепко сложенный, он вполне мог сойти уже за двенадцатилетнего. Красивый.

Рэй полулежал на полу, на тостом ковре, подперев спиной диван, смотрел телевизор в то время, как малыши ползали вокруг него. Увидев Патрика, он отложил пульт от телевизора и поднялся.

— Рик! — он не сдержал радостной улыбки. — Привет!

— Привет, — сухо отозвался мальчик, и Рэй сразу понял, что, в отличии от Дороти, ему потискать мальчика не удастся. Патрик смотрел на него сердитым взглядом, демонстрируя всем своим видом обиду и негодование. Но он все-таки пришел, и это так обрадовало Рэя, что он не обратил внимание на надутый вид мальчика.

— Я пришел к лисятам, — холодно сказал Патрик так, что Рэй ясно услышал «Не к тебе».

— Хорошо, проходи, — кивнул Рэй, делая вид, что не замечает произошедшие изменения в отношении к нему мальчика.

— Я приготовлю что-нибудь вкусненькое, — Дороти вопросительно заглянула мальчику в лицо.

— Я не голодный, — буркнул тот.

— Может быть, пирог с клубникой? Как раз уже подходит, — не сдавалась Дороти.

— Ну, ладно, твой пирог буду, — не выдержал мальчик.

— Я подам прямо сюда, — Дороти поспешно вышла, бросив на Рэя заговорщицкий взгляд. Тот подмигнул ей и опустился снова на ковер.

Патрик тоже уселся на ковер и не сдержал улыбки, когда малыши, узнав его, радостно поспешили к нему.

— Эй, привет, банда! — ласково проговорил Патрик, наклоняясь в Джеймсу, который первый до него дополз. Держась за него, малыш поднялся на ножки и с улыбкой потянулся к его лицу. Крис уже карабкался по нему с другой стороны. Обхватив обоих руками, Патрик поочередно их поцеловал в пухлые щечки.

— Как вы тут без меня и мамы? Не обижает вас этот чужой дядька?

Рэй не отреагировал, не вмешиваясь и молча наблюдая. Заняв свое место у дивана, он грустно уставился в телевизор. Патрик покосился на него.

— Как они? Плачут?

Рэй пожал плечами.

— Плакали, когда мама ушла. Потом перестали. Только Кэрол не говори, она расстроится.

— Знаю, — буркнул Патрик. — Ничего страшного, мы их скоро заберем.

— Как мама?

— Не твое дело. Она не твоя жена.

Рэй не стал настаивать, промолчал и снова отвернулся к экрану. Патрик продолжал косо смотреть на него.

— Ты мне соврал. Поклялся и соврал.

— Да, — спокойно ответил Рэй. — Соврал.

— А я тебе верил! Считал своим другом!

— Прости, Рик.

— Нет, я не прощу! Почему вы, взрослые, такие лживые? Почему притворяетесь моими друзьями, а сами оказываетесь предателями? Я ведь вам верил!

— Кому это «вам»?

— Тебе! Нолу!

— Я люблю твою маму, Рик. Я полюбил ее еще до того, как она вышла за твоего отца.

— Значит, ты все время притворялся! Это так подло!

— Я никогда не притворялся и не скрывал свои чувства, поэтому твой папа меня так и ненавидит. Мне было плевать кто и что об этом думает. Плевать на всех. Кроме тебя. Что думаешь обо мне ты для меня было важно. И сейчас важно. Я люблю Кэрол. И я люблю тебя. Вы моя семья, самые близкие и дорогие, единственные во всем мире. Я не мог тебе сказать о своих чувствах… тогда, ты еще был слишком мал, чтобы понять. Ты бы осудил и возненавидел меня. А я этого не хотел.

— А по-твоему, став старше, я бы отнесся спокойно к тому, что ты соблазнил маму, что хочешь разрушить нашу семью, увести от папы? Плевал я на твою любовь, понял? И на любовь всех остальных — тоже! Моя мама выбрала не тебя, она вышла замуж за папу, и никто не имеет право лезть к ней со своей любовью, даже ты, понял? Раз она вышла замуж, ты должен был ее забыть, оставить в покое, и найти себе другую. Ради нас, если ты действительно нас так любишь, как говоришь.

— Я бы так и сделал, если бы твоя мама и дальше была с ним счастлива. Но он сделал ее несчастной. Она не хотела больше быть с ним, хотела уйти, но он ее не отпустил, стал принуждать, а так поступать нельзя. Любой человек вправе сам решать, как ему жить и с кем.

— Моя мама любит его, а он просто хотел, как лучше. И не хотел отпускать, потому что тоже ее любит, хотел сохранить семью. Он думал, что мама сердится на него из-за тети Даяны, что поэтому хотела от него уйти. Но это не так. Дело не в тете Даяне. Мама могла бы его простить.

— Видимо, все-таки не могла. Так бывает, Рик. Иногда мы не можем чего-то простить, даже если сами этого хотим.

— Ты ничего не знаешь!

— Ну так расскажи, — мягко сказал Рэй, не желая спорить.

— Ты не поверишь, подумаешь, что мы чокнутые.

— Нет, Рик, я так никогда не подумаю. Это что-то, связанное с твоим даром? Ты же сам собирался мне все рассказать, помнишь?

— Собирался. Только ситуация изменилась. Теперь не хочу. Ты потерял мое доверие. Ты мне больше не друг. Ты враг. Тот, кто мне врет, кто хочет разбить мою семью.

— Вот как? А как же Нол?

— Здесь совсем другое дело. Нол мне не друг, он тоже враг. Но он — папина смерть, которую удалось приручить с маминой помощью, потому что он в нее влюбился. Если бы мама не охмурила его, папа был бы уже мертв.

— А сам папа что думает по этому поводу?

— Он не верит мне. Думает, что мама его разлюбила. Вернее, поначалу думал. Теперь уже нет. Они с мамой вроде как помирились.

Рэй недоверчиво приподнял бровь.

— Что ты так смотришь? — разозлился Патрик. — Помирились, еще как, я сам слышал!

По тому, как покраснел мальчик, Рэй понял, о чем он, и с трудом сохранил невозмутимый вид.

— Папа даже переселил ее в их спальню, как раньше, до ссоры. А ведь до этого держал ее в комнате для гостей!

— А что мама? Она сама сказала, что они помирились? Что хочет остаться с ним?

— Что она хочет не имеет значения. Конечно, она этого хочет. Но пока это невозможно. Мы не можем пока быть с папой. Но это ненадолго. Есть одни человек… который научит меня кое-чему, и тогда мы сможем вернуться к папе и жить с ним.

— А они? — Рэй кивнул на малышей.

Патрик озадаченно нахмурился и почесал затылок.

— Пока не знаю. Разберемся, не все сразу. По очереди все разгребем с мамой.

Рэй печально помолчал.

— Как мама? Папа ее не обижает?

— Нет.

— А почему она не пришла? Он не пускает?

— Она приболела. Но она попросила меня с тобой поговорить.

— Ну, говори.

— Это о Дженни. До конца этой недели ее нужно забрать из пансионата. А папа отказался ее принять. Он не хочет. Как я не просил…

— Кэрол хочет, чтобы я ее забрал оттуда? Хорошо. Мне не трудно. Только нужно, чтобы она договорилась о том, чтобы мне ее отдали. А куда я должен ее отвезти?

— Сюда.

— В смысле… сюда? Но ведь ты сам сказал, что отец не разрешил.

— Мама просила, чтобы пока она побыла у тебя, — мальчик устремил на Рэя умоляющий взгляд, на мгновение забыв про все свои обиды.

— Как у меня? — поразился тот. — Но это невозможно! Ведь я совершенно посторонний для нее человек. Мне никто не позволит… Я мужчина, одинокий, а она девочка, уже девушка…

— Но ведь ты же забрал маму, а она была еще младше Дженни тогда!

— Да, но, во-первых, мы думали, что она моя дочь, а во-вторых, я был женат, у меня была Куртни!

— Рэй, ну, пожалуйста! Мама обо все договорится, ты только согласись! Тетя Дженни не будет против, ей лишь бы избавиться от нее, лишь бы Дженни снова ей не приправили! Она не примет ее, у нее с головой не в порядке, она считает, что Дженни больше не Дженни, потому что в ней теперь сердце кого-то другого. Ее отправят в приют. А ей нельзя в приют, она погибнет! Она очень хорошая, она будет помогать тебе с лисятами! Мы потом ее заберем, сразу, как только сможем! Это только на время, Рэй! Мы ей обещали, мы не можем ее бросить!

Рэй в полной растерянности смотрел на него.

— Рик, но это не так просто. Это такая ответственность… Тем более, с такими проблемами со здоровьем, как у нее… Это же не обычный ребенок. Она после серьезной операции. Ей же нужно лечение, забота… Я ничего не знаю и не умею. К тому же, мне нужно заботиться о мальчиках… Я просто не смогу.

— Нет, ты сможешь! Дженни уже взрослая. Она сама будет знать, какие ей нужны лекарства, что с ними делать, тебе нужно будет лишь их покупать. А с лисятами она тебе даже поможет, она умеет управляться с детьми, у нее есть младшие братик и сестренка. Она не доставит тебе никаких хлопот, наоборот, поможет. Она не разбалованная, тихая, неприхотливая. Тебе даже не придется тратить на нее свои деньги, ты можешь брать мои, мою долю в компании.

— Да причем тут деньги, не в них дело. Зачем ты так говоришь?

— Ну, прости. Я знаю. Ты ведь уже дал нам деньги для нее, я знаю, что тебе не жалко. Рэй, умоляю! Ты единственный, кто может нам помочь! Мама очень тебя просит! Мы вместе просим! Я прошу!

Рэй потер пальцами подбородок, потом с тяжелым вздохом провел ладонями по лицу.

— А что сама Дженни? Она согласилась?

— Я с ней об этом еще не говорил. Сначала же у тебя надо было спросить.

— Уверен, ей это не понравится.

— Не понравится. Но другого выхода нет. Мы все объясним. К тому же, это временно.

— Временно? Ты же сам сказал, что вы потом вернетесь к отцу и будете с ним жить. А он не согласился взять Дженни. Куда же тогда вы ее денете?

— Согласится. Иначе мы к нему не вернемся. У него выбора не будет. Или мы вернемся все, или никто. Ему придется ее принять.

— А если все-таки не примет? Ты же знаешь, какой он.

— Тогда мы к нему не вернемся.

Рэй обескураженно покачал головой.

— Мне нужно поговорить об этом с Кэрол. Почему она сама мне об этом не сказала, зачем прислала тебя? Это серьезные вещи, серьезный разговор.

— Я же говорю, она болеет. Но она тебе позвонит, ты только согласись.

— Что с ней?

— Ну… у нее воспалились раны.

— Воспалились? Но почему? Когда я ее видел, она выглядела уже вполне здоровой.

— Ну, я откуда знаю? Воспалились и воспалились!

Рэй внимательно всмотрелся в его лицо, подозрительно прищурив глаза.

— А твой отец этому воспалению не поспособствовал, случайно? Он ее бьет?

— Нет! Я бы не позволил! Говорю, они помирились. У них любовь… каждую ночь…

На этот раз Рэй не выдержал, побагровев.

— Любовь? Но ведь ты говоришь, она болеет, раны воспаленные… какая может быть тогда любовь?

— Ну, не знаю… Значит, одно другому не мешает.

— Выходит, со мной поговорить она не может, потому что болеет, а… все остальное может, так получается?

— Нет, Рэй, ей правда плохо, она даже не встает.

— Значит, твой отец ее заставляет!

— Нет, что ты, он бы не стал…

Рэй фыркнул.

— Я должен ее увидеть. Ты сообщишь мне, когда Джек уедет из дома, и я приеду.

— Папа рассердится, — Патрик насупился. — А скрыть не получится, ему скажет Шон, Хок или Нора.

— Мне плевать. Пусть сердится. Я Кэрол не чужой, я имею право. Я беспокоюсь о ней. Я уверен, что твой отец ее обижает. Не тот он человек, чтобы вот так взять и про все забыть. Я его знаю. Они не могли помириться после всего, это невозможно. По крайней мере, не вот так сразу. Особенно, если он узнал о том, что у нее другой парень. Убить он ее не убьет, в этом я уверен, как и в том, что и не простит. Ты должен приглядывать за мамой, защитить ее. Кроме тебя некому. Меня на порог не пускают, ее не выпускают.

— Так ты согласишься забрать Дженни?

— Возможно. Но только после того, как увижу Кэрол и сам с ней об этом поговорю.

— Хорошо. Я все устрою. Тогда возьми с собой и лисят. Я притворюсь дурачком и скажу, что сам тебя пригласил в гости. Ведь по сути, причин, почему ты не можешь прийти нет. О вашей с папой неприязни мне ничего не известно, он раньше никогда не запрещал мне с тобой общаться. Думаю, на этот раз прокатит. А папе придется постараться, чтобы объяснить мне, почему тебе закрыт вход в наш дом. И почему он не пускает к тебе маму. Хотя я теперь лучше него самого знаю причину!

Рэй улыбнулся и ласково потрепал мальчика по волосам.

— Ах, ты хитрый маленький проныра!

В комнату вошла Дороти с большим подносом в руках, на котором несла чашки с чаем и горячий ароматный пирог.

Но Кэрол категорично воспротивилась тому, чтобы увидеться с Рэем, когда Патрик ей все рассказал.

— Не сейчас. Он увидит, что я побита. Нельзя ему это видеть. Он вспыльчивый. Они опять сцепятся с Джеком. Нет, Рик. Ни в коем случае.

— Но что тогда делать?

— Я поговорю с ним по телефону. Принеси мне трубку. Заодно позвоню сразу тете Дженни и самой Дженни.

Джек больше не запирал ее в комнате, но сам дом теперь был с такой охраной и окружен такой оградой, что сбежать отсюда было не так просто, как раньше. Выпускать Кэрол за ворота без разрешения Джека или Шона было запрещено. Патрика Джек тоже пытался не выпускать, опасаясь Иссы, но мальчишку удержать было непросто. Он каждый день ездил к дедушке и проводил с ним большую часть дня. Дома ему было скучно. Джек работал, Кэрол болела и не выходила из спальни. Джек приставил к мальчику телохранителя, который не отходил от него за пределами дома и отвечал за него головой. Патрика тянуло к Рэю, он хотел бы съездить с ним на пляж или поиграть с теннис, и вообще, чтобы все было как раньше. Он очень соскучился по дяде, но обида и упрямство брали верх.

Когда Кэрол после разговора с Рэем сообщила, что он согласен, Патрик так обрадовался, что почти был готов простить его. Тетя Дженни ничего не имела против, а вот сама Дженни так расстроилась, что даже расплакалась. Узнав об этом, Патрик огорчился и поспешил сам позвонить в пансионат, чтобы с ней поговорить.

— Дженни, это на время, клянусь! Мы тебя заберем, как только сможем! Рэй очень хороший, ты не бойся. Он маму вырастил, забрал ее, когда она еще младше тебя была. У него сейчас и лисята. Прости, Дженни. Так обстоятельства сложились. Я все тебе расскажу. Я приеду за тобой с Рэем. Ты сама увидишь, какой он хороший. Он тебя никогда не обидит. Я сам, знаешь, как его люблю, как второго папу! Вот увидишь, ты тоже его полюбишь! К тому же мы с мамой будем рядом. Я буду каждый день приходить. И мама, как выздоровеет. Все будет хорошо, вот увидишь. А потом мы тебя заберем, и лисят, как только сможем. И мы будем жить все вместе, как и собирались.

Дженни не спорила, соглашалась, но после разговора отчаянно рыдала в подушку.

Она не понимала и не знала, что произошло, почему Кэрол не может ее забрать, как обещала. Девочка звонила тете и просила ее снова взять к себе. Но та наотрез отказалась, объяснив тем, что такой возможности у нее теперь нет. Что у Дженни есть еще одна тетя, и та тоже обязана о ней позаботиться. И Дженни плакала, жалея, что ей не позволили умереть. Она ощущала себя обузой, никому не нужной. От нее все пытались избавиться. Мысль о новой семье, о том, что будет жить с Кэрол, Патриком и малышами уже почти не пугала ее, наоборот, даже радовала. Она видела, что и тетя, и братик любят ее, ждут, когда она к ним приедет, готовятся к этому. И Дженни тоже стала этого ждать. И вдруг что-то случилось. Кэрол кто-то похитил, почему-то она с Патриком теперь оказалась на другом конце страны, в Калифорнии. Дженни не понимала, что происходит. Не понимала, почему лисята, как они называли малышей, теперь у дяди Патрика, почему она сама теперь будет у этого дяди. Почему Кэрол не может ее забрать, как обещала? Может, она передумала? Но тогда она просто могла отказаться, а не спихивать ее какому-то совершенно чужому для Дженни человеку. Тем более, мужчине. Как она, молодая девушка, будет жить в одном доме с чужим мужчиной? Дженни это не просто не нравилось, ее это безумно напугало, несмотря на то, что и Кэрол, и Патрик заверяли ее, что он хороший, не обидит, что именно он дал денег ей на операцию. Дженни готова была отправится в приют, это казалось ей безопасней, чем быть отданной во власть постороннему мужчине. Она сказала об этом Кэрол, но та и слушать о приюте не захотела.

С тревогой и отчаянием ждала Дженни выписки из пансионата, смирившись и покорившись своей нелегкой судьбе. Кэрол пообещала, что не бросит ее, никогда, пока жива, что никому не даст в обиду. Сказала, что Дженни теперь член ее семьи, и ничто этого теперь не изменит. Что, как и лисята, ее пребывание с дядей Рэем временное.

В день выписки Дженни собрала свои немногочисленные вещи, и к приезду Рэя и Патрика уже была готова. Патрик ворвался в ее палату, забыв постучать, с охапкой роскошный чайных роз, которые с гордостью вручил удивленной девочке. Потом обнял ее со всех сил, как родную, даже в щеку поцеловал, не в силах сдержать своей радости. А Дженни боязливо посмотрела на остановившегося на пороге высокого мужчину, который ей слегка улыбнулся, приветливо кивнув.

— Дженни, это Рэй! Познакомься, — схватив Рэя за руку, Патрик втащил его в палату.

— Здравствуйте, — Дженни робко протянула ему руку, улыбнувшись.

— Привет!

— А вы знали моего папу?

— Да, конечно.

Этот факт, казалось, немного успокоил девочку, и она смущенно отвернулась.

— У нас для тебя подарок! — Патрик вытащил из кармана куртки маленькую бархатную коробочку. — Вот. В честь твоего нового здорового сердца, с которым ты теперь проживешь до самой старости.

Пораженная, Дженни взяла коробочку и взволнованно открыла. Там оказался кулон в виде сердечка на золотой цепочке.

— Тебе нравится? — Патрик нетерпеливо мялся на месте, переглядываясь с Рэем. Тот ему ободряюще подмигнул.

— Да… Но это же дорого… зачем? — пролепетала девочка растерянно.

— Совсем и недорого, правда, Рэй? Так, безделушка. Наденем?

Дженни кивнула, не сдержав радостной улыбки. Присев на кровать, она откинула вперед роскошные черные волосы, придерживая кулон дрожащими пальцами, пока мальчик застегивал цепочку на ее шее. Потом встала и повернулась, чтобы продемонстрировать подарок. До того потухшие глаза ее блестели.

— Красиво, — Патрик удовлетворенно кивнул, бросив взгляд на Рэя. Тот тоже кивнул, соглашаясь.

— Спасибо, — прошептала девочка. — Мне никогда никто не делал таких дорогих подарков.

— Привыкай. Это начало. Ты теперь принцесса, поняла? Самая настоящая. Ты готова? Поехали. Такси нас ждет. Сначала заедем к нам домой, там вещи, которые мы с мамой для тебя купили, посмотришь, что понравится, все заберем. Еще мама просила кое-что привезти. Самолет завтра утром. Ты голодна? Заедем куда-нибудь поедим, да, Рэй?

Не умолкая, Патрик повел Дженни за собой, взяв за руку. Рэй, захватив ее вещи, шел следом, украдкой изучая девочку взглядом. Он был поражен тем, как она была похожа на Мэтта. Но сама девочка действительно вроде была неплохая, застенчивая, скромная, не разбалованная. Чем-то напомнила ему Кэрол много лет назад, когда он только забрал ее от матери. И с таким же затаенным страхом в глазах, с таким же печальным взглядом. Рэй тяжело вздохнул. Это плохо и неправильно, когда у ребенка такой вот взгляд, когда жизнь только начиналась, а детская душа была уже покалечена страданиями, страхами, болью. В Кэрол это осталось навсегда, время ничего не исправило. С Дженни будет так же?

Задаваясь этими вопросами, Рэй молча следовал за детьми, не вмешиваясь в их разговор. Он думал о своих мальчиках, о том, что будет дальше. Он хотел их защитить от всего, чтобы никогда у них в глазах ни на миг не появилось ничего даже напоминающего то, что он видел в глазах Кэрол и Дженни. Чтобы у его детей было обычное, нормальное детство, беззаботное и веселое, какое и должно быть, а если и были какие горести и огорчения, то только детские и безобидные, не способные оставить даже малейшего следа в их детской душе. Чтобы они смотрели на мир уверенно и с радостью, а не как Кэрол и Дженни, затравленно, забито, со страхом и неуверенностью, взрослым, пропитанным страданиями взглядом, где не было даже намека на детскую непосредственность, наивность и жизнерадостность. Увидев Дженни, Рэй понял почему Кэрол решила взять на себя заботу об этой девочке. Дело было не только в том, что она была дочерью Мэтта, что убила ее мать. Дженни напомнила Кэрол саму себя. Несчастную, никому не нужную девочку, обреченную на погибель, какой когда-то была и она. Рэй понимал, что если бы не забрал Кэрол, она бы погибла. И радовался тому, что Пегги тогда набралась решимости и позвонила ему, что Куртни не воспротивилась, что он сам принял правильное решение, поверив Пегги и немедленно забрав девочку. И теперь Кэрол пыталась то же самое сделать для Дженни. Рэй сильно сомневался, когда ехал сюда, но теперь его неуверенность исчезла. Теперь он понял до конца, зачем Кэрол это делала и почему, и готов был ей помочь. Помочь спасти эту девочку, как когда-то спас ее, Кэрол. Как всегда помогал.

Дженни боялась его, но это понятно. Он чужой ей, она его не знает. Это пройдет, и этому Рэй значения не придавал. Он помнил, что Кэрол тоже поначалу испугалась, но очень быстро прониклась к нему доверием, перестала опасаться, еще до того, как они приехали в Сан-Франциско. Они легко подружились. С Дженни будет также, он был уверен. Даже малыши его сразу приняли, как родного, словно знали, что он им не чужой. А теперь называли его папой. И Рэй успокоился, перестал тревожиться из-за того, что теперь ему придется заботиться еще и о чужом ребенке. Дженни ему понравилась, с ней проблем не будет, он сразу это понял. К тому же она оказалась почти уже взрослой девушкой, а не ребенком. Уж возиться с ней точно не придется. Рэй выбрал для нее комнату и поручил Дороти ее приготовить. Старушка, конечно, немного опешила, что у них появится еще один жилец, но, узнав, что эта девочка протеже Кэрол, с готовностью и даже радостью принялась за работу, счастливая от того, как ожил их дом, до того такой пустой, тихий, словно безжизненный. Детский смех и крики вмиг разогнали всю тоску и безрадостность их дома. И Дороти только порадовалась тому, что здесь появится еще один ребенок. Ничто не могло так оживить и наполнить этот огромный пустой дом, как дети. А вместе с домом — и их с Рэем сердца.

По дороге заехав в первый попавшийся ресторанчик, они плотно поужинали и, захватив с собой торт, поехали домой. Пока Рэй доставал спрятанный ключ и отпирал дверь, Патрик подбежал к соседнему дому, потарабанил в дверь, в окна.

— Нол! Исса! Вы здесь? Это я! Рик!

Ему никто не открыл. Огорченный и поникший, мальчик вернулся и вошел в дом, где его ждали Рэй и Дженни.

— А где Нол? — спросила последняя. — Разве он не с вами? Не с Кэрол?

— Нет, — буркнул Патрик. — Он… тоже заболел.

— Ты его знаешь? — полюбопытствовал Рэй, взглянув на девочку. Та кивнула.

— Он приезжал ко мне в пансионат. Два раза. Сначала с Кэрол и Патриком, потом только с Патриком, когда Кэрол пропала. Что с ним случилось, Рик? — Дженни пытливо смотрела на мальчика. — Расскажи. Он не похож на парня, который может заболеть.

— Заболел… его ранили. Когда мы освобождали маму.

— И где же он сейчас?

— Я не знаю.

— Как это? Почему?

— Он пропал. Его забрал Исса, его друг. Я надеялся, что они здесь. Но их нет.

— А где же они могут быть?

— Я не знаю. Они прячутся.

— От кого?

— От моего папы.

— Но… я думала, что у тебя нет папы.

— Он есть, всегда был, только мы с ним не жили… последние два года. Так получилось.

Дженни замолчала, смотря на него растерянным, ничего не понимающим взглядом.

— Так, давайте, раздевайтесь, будем пить чай с тортом. У вас будет целый вечер, чтобы все обсудить, — Рэй снял куртку, обувь и отправился на кухню поставить чайник. — Бр-р, ну и холодина тут! Как здесь люди живут?

— Пойдем, я покажу тебе твою комнату и вещи, — Патрик взял Дженни за руку и повел за собой. — Мы с мамой так старались, готовили для тебя эту комнату… и все псу под хвост. Все с ног на голову перевернулось, и все из-за этой чертовой Кейт Блейз. Разнесла все к чертовой матери почище атомного взрыва. Теперь не знаем с мамой, как назад собрать всю нашу разлетевшуюся жизнь. Но ничего, не переживай, мы справимся, мама справится, ей не впервой.

Дженни понравилось все, что для нее купила Кэрол, и она не захотела ничего здесь оставлять. Патрик собрал все свои фигурки в большую коробку. Рэй по поручению Кэрол упаковал все фотографии, журналы с Мэттом, кое-что из ее вещей, забрал наличные деньги из сейфа и новые фальшивые документы, которые могли еще пригодится, как была уверена Кэрол.

Патрик все-таки еще раз наведался в соседний дом, на этот раз войдя внутрь. Ключ от дверей он не нашел на том месте, где его всегда оставляли Нол и Исса, но сумел вскрыть замок, как научил его Исса. Комнаты были в беспорядке. Патрик понял, что Исса в спешке собирал вещи. Вокруг дивана в гостиной валялись окровавленные простыни и полотенца. Значит, он все-таки привез Нола сюда, вытащил пули, а потом увез его, не потрудившись за собой прибраться. Видно было, что он очень торопился. Сюда они больше не вернутся. Никогда.

Несколько минут Патрик стоял посреди этого хаоса, разглядывая все сквозь застилавшие глаза слезы, вспоминая этих двоих и все то время, что они провели вместе. Никогда этого больше не будет. Не вернуться они сюда, в эти дома, ни он с мамой, ни они, не будут снова все вместе, как одна семья.

Тяжело вздохнув, Патрик отвернулся и ушел, тщательно прикрыв входную дверь. Сердце его щемило такой тоской, что только теперь он осознал, как привязался к этим двоим, как привык к тому, что они рядом. Он задавался вопросом, почему у взрослых все так сложно? Зачем мужчины влюбляются в чужих жен, как Рэй и Нол? Как было бы хорошо, если бы Рэй оставался просто Рэем, как раньше, а не влюбленным в мать отцом лисят, а Нол был бы дальше ей простодругом. Тогда не было бы крови, вражды, лжи и тайн. Мама могла бы быть с папой (когда Луи научит, как защитить его от проклятия), дружить с Нолом и Иссой, а папа бы не враждовал с Рэем, не ревновал бы к нему. И все было бы просто и хорошо. Но нет, этим взрослым надо все испортить, усложнить, перессориться, запутать так, что потом не распутать. Мама тоже молодец, натворила дел, папа, Рэй, Нол… сама теперь запуталась среди них и что делать не знает. Понятно, что с Нолом она связалась ради того, чтобы папу спасти. Понятно, что захотелось отомстить папе — но зачем с Рэем? Тем более, если знала, что он ее любит! Не могла отомстить с кем-нибудь посторонним, что ли! И как-нибудь поосторожнее, не забеременев при этом!

В общем, Патрик был крайне зол, на всех. И на каждого. Даже на отца. За то, что сделал из мамы пленницу, за то, что так побил и, естественно, из-за того, что отказался взять Дженни. Что не верил тому, что говорил ему Патрик, что считал маму сумасшедшей.

Патрик пытался увидеть Нола и Иссу, узнать, где они. Но у него не получалось. Он не видел ничего! И даже не мог связаться с Луи. Хотя до того, как вернулся в Сан-Франциско, он мог без труда с ним связаться в любой момент. Он не видел ничего, только какой-то странный свет. Все его видения происходили в окружении тьмы, но сейчас словно кто-то включил яркий прожектор, который ослепил его, разогнав всю тьму, ослепив и оглушив его. Мальчик понял, что это то, о чем говорил Луи. Но он говорил о лисятах, что это от них исходит этот странный свет. А лисята сейчас были далеко. Патрик надеялся, что приехав в Нью-Йорк, он избавится от этого света и сможет связаться с Луи, узнать что-то о Ноле и Иссе. Он теперь не был уверен в том, что Нол жив. Он был уверен в том, что он жив, потому что не почувствовал его смерть, не увидел его среди мертвых, не мог призвать его. Но теперь Патрик понял, что это могло происходить не потому, что Нол не умер, а потому что он теперь не видел и не чувствовал с тех пор, как оказался в Сан-Франциско. До того Нол был жив, в этом Патрик был уверен, но с тех пор, как появился этот свет — уже нет. Нет, лисята его так не блокировали. Он мог видеть, когда они были рядом. Нет так хорошо, когда рядом их не было, он почувствовал разницу, но все же он мог. Их свет не был таким сильным, как теперь тот, что слепил его сейчас. Когда Рэй увез лисят, Патрик вдруг почувствовал себя сильнее, тьма сгустилась, видения и ощущения стали ярче, четче. Лисята делали его слабее, теперь он это понял. Но окончательно силы его не лишали, как происходило теперь. Мама тоже жаловалась, что с тех пор, как оказалась в Сан-Франциско, не может призывать мертвых. Ей могли только сниться какие-то смутные сны, как было раньше, в которых она почти не могла разобраться. И Патрик напрягался, пытаясь понять, где источник, увидеть.

И увидел.

Они сидели за столом и ужинали заказанной пиццей. Пока Рэй и Дженни и чем-то тихо разговаривали, Патрик прикрыл глаза, сосредоточившись. Зажмурившись от яркого света, словно сквозь веки ему святило солнце, он пытался его отогнать. Свет не жег его, как Луи, но больно слепил, и чем больше он напрягался, пытаясь пробиться сквозь него, тем ослепительнее он становился, словно с усилиями мальчика прибавлял мощности, чтобы подавить его силу.

— Рик, что с тобой? Что ты делаешь? — услышал он удивленный голос Рэя.

— Этот свет… я не могу его прогнать… — процедил Патрик со злостью сквозь стиснутые зубы. — Он слепит меня…

— О чем ты? Да открой же ты глаза, наконец, ты меня пугаешь! — Рэй больно сжал пальцами его запястье.

Патрик открыл глаза, повернувшись к нему. И вдруг вскрикнул, закрыв лицо руками, с такой силой отпрянув назад, что стул под ним опрокинулся, и мальчик упал на пол. Рэй подскочил, бросившись к нему. Дженни изумленно застыла на месте, не понимая, что происходит, не отрывая глаз от мальчика.

— Ты! Это ты! — завопил он, продолжая прятать лицо под ладонями. — Зачем ты это делаешь? Прекрати!

Рэй, опустившись на колени, приподнял его с пола.

— Рик, что происходит? — испуганно спросил он. — Посмотри на меня! Что с тобой!

— Я не могу! Убери это! Убери этот свет!

— Какой свет?

— Ты не знаешь? — прошептал Патрик, продолжая прятать лицо.

— Вообще не пойму, о чем ты!

— Ты не знаешь, — прошептал мальчик как будто сам себе. — Но что же это такое? Откуда это в тебе?

Рэй недоуменно смотрел на него, пытаясь понять, о чем он говорит, потом привлек его к себе и обнял.

— Иди ко мне, дружок, все хорошо, — прижимая мальчика к груди, он встал с колен. — Уже поздно, пойдем в твою комнату.

Кивнув встревоженной девочке, он вынес Патрика из комнаты. Мальчик прижимался к нему, уткнувшись ему в плечо.

— О, Рэй, я так тебя люблю… я так скучал… — совсем по-детски всхлипнул мальчик. — Нам с мамой было так плохо… так одиноко…

— Мне тоже было плохо без вас, очень плохо, — Рэй вздохнул и поцеловал его в висок.

— Ты такой теплый. Как я раньше не замечал? Почему не замечал? Мне внутри все время как будто холодно… и темно-темно. А ты теплый. Горячий. Я ничего не вижу, но мне хорошо… внутри хорошо… так спокойно, тепло… Мне всегда было рядом с тобой хорошо… Наверное, ты ангел? Настоящий ангел?

Рэй рассмеялся.

— Ну это вряд ли, малыш! Таких, как я, в ангелы не берут.

— Тогда откуда все это?

— Что — это?

— Этот свет, это тепло? Нет, ты точно ангел. Только без крыльев.

Рэй занес его в комнату и хотел включить свет, но Патрик схватил его за руку.

— Не надо, не включай!

Тогда Рэй опустил его на кровать и увидел, что тот все еще с закрытыми глазами.

— Открой глаза, посмотри на меня, — сказал Рэй, заглядывая ему в лицо.

— Я боюсь. Вдруг меня опять ударит… этот свет…

— Не ударит, Рик. Нет никакого света. Тебе привиделось. Открывай глаза, не бойся.

Патрик отвернулся от него и осторожно приоткрыл глаза. Потом, не поворачивая головы, с опаской скосил глаза в сторону Рэя, боязливо щурясь. И расслабился, медленно поворачиваясь к нему.

— Ну, все нормально? — спросил Рэй, заглядывая ему в лицо.

— Да… теперь да. Когда просто смотрю — нормально. Мне нельзя смотреть на тебя… через свой дар, как я попытался… поэтому это и произошло, наверное. Рэй… — глаза мальчика в восторге раскрылись еще шире. — Ты светишься в темноте! Ух ты, как здорово! Вокруг тебя свет! А почему я раньше этого не видел?

— Свечусь в темноте? — у Рэя на лице появилось такое выражение, что Патрик расхохотался.

— Думаешь, что я чокнутый? Нет, Рэй. Я же говорил, у меня дар. Как у мамы, только сильнее. Интересно, а она видит твой свет? Она никогда мне об этом не говорила. Рэй, ты всю жизнь прожил и не знал, что в тебе это есть?

— Что — это?

— Ну… я не знаю. Свет. Тепло. А вдруг ты и вправду ангел? Вот было бы круто! Может, потому ты и не стареешь? Может, ты бессмертный?

— Наверное, — Рэй усмехнулся. — А ангельские крылышки почему-то отвалились. Еще в детстве, наверное. Надо будет их поискать.

— Смеешься. Зря. Ну, может, ты и не ангел, конечно, возможно, я слегка загнул, но все равно что-то такое в тебе есть. Теперь надо понять, что это и как оно работает.

— Как разберешься, расскажешь.

— Я сам должен разбираться? Один? А ты? Неужели тебе самому не интересно?

— Интересно, Рик. Только, если честно, я вообще не пойму, о чем ты говоришь.

— Рэй, в тебе какой-то свет. И в твоих лисятах — тоже. И это даже сильнее нашего проклятия, сильнее нашего дара… Этот свет все подавляет. Даже Луи не знает, что это такое.

— Кто такой Луи?

— Это наш родственник. Мамин и мой.

— Какой еще родственник? Откуда он взялся?

— Он сам нас нашел. У нас есть еще родственники, помимо него. Только он как бы самый главный. Он очень старый. Он разыскивает всех из нашего рода.

— Но Элен была детдомовской. Она ничего не знала о своей родне. Мы вместе росли, я знаю.

— Она, может, и не знала, но Луи о ней знал. Он нашел ее, правда, не сразу. Он говорил, что ее кто-то блокировал, тот же свет… Теперь ясно, кто. Это был ты. Он смог с ней связаться только после того, как ты ее бросил… уехал… Но она не захотела с ним общаться, испугалась. Луи говорит, она не смогла справиться с проклятием, с этой тьмой, что вокруг нас… Она была слабой, а слабых оно сжирает… Луи рассказывал, что многие из нашего рода сходят с ума или кончают жизнь самоубийством. Многие попадают в психбольницы и тюрьмы. И все становятся убийцами… это проклятие заставляет… делает нас такими. Оно убивает вокруг нас и делает так, чтобы убивали и мы… Оно притягивает других убийц, чтобы они тоже его питали через нас… Поэтому нельзя, чтобы рядом с нами долго находились другие люди… они погибают. И попадают в этот черный туман. Там же находятся и все из нашего рода, кто уже умер. Поэтому мы с мамой уехали. Чтобы спасти папу, тебя… Но, получается, что на тебя наше проклятие не действует? Если ты находился столько лет рядом с моей бабкой, Элен, потом — с мамой, и до сих пор живой и невредимый, значит, проклятие не может к тебе подобраться? И ведь рядом с мамой тоже почти никто не умирал. Сколько лет Куртни тоже прожила с ней. Выходит, ты отгоняешь это проклятие, не даешь ему убивать?

— Тогда почему Куртни все-таки умерла? — с горечью бросил Рэй.

— Я видел ее смерть… Я общался с ней после. Да, Рэй, я так умею. И мама теперь так может. Она и раньше могла, только ее дар слабее моего, и его все время еще больше ослаблял ты, а потом лисята. А когда ты их забрал, она сразу смогла. В лисятах этот свет еще слаб, он не может подавить мой дар и проклятие, ослабляет, но и только. В маме меньше дара и сил, ей их света достаточно. А вот ты… Ты намного сильнее лисят. Твой свет подавляет все, без остатка. Так вот, Куртни… Ее убило не наше проклятие. Она сама лишила себя жизни. Она не хотела так жить.

— Это бред! — Рэй подскочил. — Она и пальцем пошевелить не могла, как бы она лишила себя жизни?

— Она попросила папу.

— Что? — голос у Рэя вдруг пропал.

— Он не хотел это делать. Он любил ее. Но она так просила… Он не мог ей отказать. Он был перед ней виноват.

— Виноват? В чем?

Патрик отвел глаза, промолчав.

— Я теперь понял… все понял. Я думал раньше, что Куртни убило наше проклятие. И мама так всегда думала. Но это не так. Это твой дар… твой свет. Он тебя защищает. Он отвел удар от тебя, и он попал в Куртни. Она мне говорила, что умерла вместо тебя. Отдала свою жизнь, чтобы ты жил. Тогда я не мог понять, что она имела ввиду. А теперь понял.

— А я не понял. Что это значит?

— Я расскажу тебе. Но пообещай, что не будешь сердиться. Куртни простила папу, она не сердится на него.

— Что ты хочешь сказать? Что это он подстроил аварию? Я помню… Кэрол вела себя странно, что-то говорила про мою машину, чтобы я не садился в нее, чтобы проверил ее… Так это он? Он вывел машину из строя, чтобы я разбился?

— Да. Но ты не должен на него сердиться. Он боялся, что ты отобьешь у него маму. После этого Куртни взяла с него слово, что он не тронет тебя. И он держит свое слово, несмотря на то, что ненавидит тебя. Он раскаивается, он очень страдал… Он любил ее.

Рэй с недоверием смотрел на него.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я же говорю, у меня дар. Я могу видеть смерть. Которая была или будет. Могу призывать мертвых, говорить с ними. И мама может, когда ей не мешает свет, твой или лисят. Значит, мы можем находится с тобой, ты защищаешь нас и тех, кто рядом от проклятия. Но при этом и ослабляешь наш дар. Единственная опасность, которая может грозить — это опасность, грозящая тебе. Она отрекошетит от тебя и попадет в кого-то, кто рядом. Раньше случалось, чтобы кто-то еще умирал в твоей жизни, кроме Куртни?

— Нет. Разве что моя мама. Но она умерла от рака, мне так говорили.

— Значит, это случилось первый раз. Выходит, случайные опасности твой дар сам от тебя отводит, а прямую угрозу, как попытку тебя убить, которую отвести невозможно, просто отбивает, как мяч… Как невозможно остановить уже выпущенную пулю, остается только поставить щит… Да, наверное, это что-то вроде щита, как думаешь? И тогда уже выпущенная пуля отскакивает и может попасть в того, кто рядом, — размышлял Патрик, сосредоточенно морщась. — Как ты думаешь, я прав?

Рэй передернул плечами.

— Ты мне не веришь, — с досадой проговорил Патрик.

— Прости, Рик. Но ты говоришь такие вещи, что создается впечатление, что ты просто прикалываешься.

— Если бы ты не блокировал меня своим светом, я бы доказал тебе прямо сейчас! Позвал бы Куртни, и ты бы смог с ней поговорить через меня. Как мама разговаривала с Мэттом, пока сама не смогла его увидеть. Тогда бы ты поверил. Ты можешь этот свой свет… выключить, что ли? Тогда я бы тебе сразу показал, что я могу! Я могу призывать всех мертвых, не только тех, кто в тумане. Я мог бы позвать твою маму. Мы могли бы у нее узнать о твоем отце. Наверное, твой свет перешел к тебе от него, как лисятам от тебя. Тогда мы могли бы разыскать его и все расспросить. Может, он что-то об этом знает. А если нет, я мог бы поспрашивать мертвых. Мог бы поискать тех, кто знает, призвать того, кто знает. Мертвые знают намного больше, чем живые.

— Как ты это делаешь?

Патрик пожал плечом

— Они слышат меня. И видят, когда приходят. И я их вижу.

— Это как-то… страшно, что ли.

— Ничего не страшно. Мертвые безобидны. Среди них бывают злые, но они ничего не могут мне сделать. Поэтому я их не боюсь. Мне стоит только приказать, и они уйдут. Они не могут мне воспротивиться, это мой дар. Какая-то власть над ними.

— А что еще ты можешь?

— Ну… на самом деле, я пока мало могу. Помимо общения с мертвыми, у могу видеть смерть, бывшую или будущую… где, когда, как…

— Получается, твой дар связан только со смертью? Все, что с ней не связано, ты не видишь?

— Ну… в общем, да. Но я могу, мой дар только развивается, он растет. Так сказал Луи. Он видит не только смерть. Он может видеть нас… живых из своего рода, общаться с нами. Может видеть не только то, что связано со смертью. Это он мне подсказал, где мама. А я сам не смог ее увидеть… все, что я мог — это знать, что она еще не умерла. Я не увидел грозящую ей опасность, потому что она не влекла за собой смерть… Когда она пошла к Нолу и Иссе… ну, еще когда они за мной охотились, я тоже ничего не видел. Да, я вижу опасность только смертельную. Другую пока не вижу. Но я научусь. Луи сказал, что во мне большая сила. Что я стану его приемником. Самым главным среди таких, как мы. Только из-за тебя я опять не могу с ним связаться, и он не может ко мне пробиться! Рэй, в тебе охренительная сила, я хочу тебе сказать! Даже Луи не может ее одолеть! А когда он пытается это сделать, она его жжет, делает больно. Странно, почему ему больно, а мне — нет? Хотя я вот, совсем рядом с тобой.

— Может, потому что в нем больше всего этого непонятного темного дерьма, чем в тебе пока? Или ты типа привык, ведь ты с рождения рядом со мной был, — предположил Рэй.

— Может, я не знаю, — мальчик пожал плечами. — Ты не причиняешь мне боль. Наоборот, мне хорошо, когда ты рядом. Всегда было хорошо. Я не могу это объяснить. А что чувствуешь ты?

— Я не знаю. Ничего необычного.

— Но, я думаю, ты должен чувствовать что-нибудь необычное рядом со мной и мамой. Неужели ты не ощущаешь наше проклятие, нашу тьму?

Рэй пожал широкими плечами.

— Я ощущаю тьму без вас. И пустоту, и тоску. Одиночество. Мне без вас плохо. Очень. Вы — смысл моей жизни. Ну, и лисята, естественно.

— Мама передал им дар. Но проклятие их не коснулось. Они чистые. Так сказал Луи. Это впервые в нашем роду, чтобы проклятие не передалось. Твой свет их защитил. Получается, в них теперь два дара — и твой, и мамин. Интересно, как они уживутся в них вместе, к чему это приведет? Если твой свет блокирует дар, может, и в них он его подавит?

— Ты меня спрашиваешь? Рик, я ничего об этом не знаю. И вообще… ты говоришь мне невероятные вещи.

— Ты мне не веришь. Как папа не верит. И я не могу доказать ни тебе, ни ему, потому что ты меня блокируешь. Но мне поверили Исса и Нол. Им я смог доказать.

— Как?

— Я им рассказал обо всех, кого они когда-то убили. Как это было и когда. Но они поверили еще до этого, потому что я узнавал об их планах убить папу и мешал. Они поверили, потому что понимали, что я никак не мог это узнать заранее. Никаким естественным способом. И тебе бы я доказал. Я бы позвал Куртни, и попросил ее рассказать о таких вещах, которые бы знали только ты и она, и никто другой. О которых бы я не мог узнать. Тогда бы ты поверил. Поверил бы?

— Ну… да. Конечно.

Пока разговаривали, они не заметили, что у приоткрытой двери стояла Дженни и слушала. Когда Рэй, поцеловав мальчика в лоб, собрался уходить, она потихоньку ушла в свою комнату.

— Рэй! — окликнул Парик, когда тот уже был у двери. Рэй обернулся.

— Спасибо тебе. За то, что спас Дженни и что не отказал сейчас, согласился ее забрать. Спасибо.

Рэй улыбнулся и кивнул.

— Мы с мамой любим тебя. Очень любим. Пусть ты не ее муж и не мой папа, но ты все равно член нашей семьи. Не меньше, чем папа. Мне жаль, что ты не можешь любить ее как сестру. Так было бы проще, намного проще. Тогда бы папа не возражал, чтобы ты был в нашей семье, как дядя Шон. Может, ты все-таки сможешь? Ты же можешь найти себе какую захочешь девушку, самую красивую. Ты такой красивый, богатый, нравишься женщинам. Тебе раз плюнуть. Ну на что тебе мама? Найди себе красивее ее, и тогда забудешь ее. Женишься на другой, и тогда папа перестанет ревновать.

На губах Рэя мелькнула печальная улыбка.

— Но ты хотя бы попробуй!

— Думаешь, я не пробовал?

— И что? Не помогло, совсем? Даже ни капельки?

Опустив глаза, Рэй слегка качнул головой. В этот момент он показался Патрику таким грустным, каким никогда он его еще не видел, и мальчику вдруг стало его жалко. Он растерялся, открыл рот, желая что-нибудь сказать, но так и не придумал, что, а Рэй, так и не подняв глаз, отвернулся и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Приподнявшись на локте, Патрик уставился на закрытую дверь. Потом с тяжелым громкий вздохом откинулся на подушку. Похоже, у мамы был еще один дар — если уж пролезла в мужское сердце, то осесть там замертво, так, что ничем и никем не вытолкаешь. Это плохо. И любовь такая — тоже плохо. От плохой и ненужной любви нужно избавляться, как бы тяжело не было это сделать. Повернувшись на бок. Патрик решил для себя, что никогда так не привяжется ни к одной девушке. Никогда не будет вот так сохнуть по той, которой не нужен, любить безответно. Никогда.

А Рэю нужно как-то помочь. Бедный Рэй! Надо его излечить, сделать так, чтобы он перестал страдать. А он страдал, был несчастен, Патрик это сейчас понял, увидел, почувствовал. Надо же, в нем столько света, который способен защищать его и всех, кто рядом, это свет сохранял его здоровье и молодость, согревал всех вокруг него, но не его самого. Не мог наполнить его своим теплом, которое так отчетливо ощущал Патрик, не мог сделать его счастливым, изгнать тоску и боль из его сердца, ненужную любовь, которая отравляла его изнутри, превратившись в болезнь. Этот свет мог оберегать только его тело. И был не властен над его душой, чувствами, сердцем. Они оставались беззащитны и уязвимы. И мама, словно вампирша, впилась замертво в его уязвимое сердце, душу, и пьет из них его силу… Как до этого делала ее мать. Как хочется делать это и ему, Патрику. Впитывать в себя его тепло, его согревающий свет, наполняться его силой, отгоняя от себя тьму, обретая защиту…

Патрик резко сел. А может, так и есть? Может, они на самом деле что-то типа вампиров, паразитов, и потому их так тянет к Рэю, к его свету? И он не может этому противиться, тому, что они каким-то образом его притягивают, впиваются и никогда уже не отпускают? И они сосут из него этот свет, его силу, его тело остается неуязвимым, а душа иссыхает, истощается… Отсюда и его боль, страдания, тоска и чувство постоянного одиночества и безысходности? Это они делают с ним. Убивают его изнутри, там, где он беззащитен. Если их не будет рядом, ему будет легче? Нет, он сам сказал, что ему без них очень плохо. Без них ему хуже, чем когда они рядом. Что это значит? Ведь наоборот, ему должно было стать легче, он должен был излечиться, когда они уехали. Но он не излечился. Он не забыл маму. Так может, они тогда никакие не вампиры? Может, они наоборот должны быть рядом, чтобы он перестал болеть и страдать? Может, он нуждался в их тьме не меньше, чем они в его свете?

Вскочив, Патрик выбежал из комнаты и помчался искать Рэя. Тот лежал на кушетке в гостиной, смотря телевизор.

— Рэй! Скажи мне, что ты чувствуешь? Когда мы с тобой и когда — нет?

Рэй сел, изумленно смотря на него расширившимися глазами. Потом положил локоть на согнутую коленку и озадачено потрепал густые золотистые волосы, пытаясь не показать своего недоумения и непонимания происходящего.

— Все просто. Вы со мной — мне хорошо. Вас нет — мне плохо. Вот и все. А почему ты задаешь мне такие вопросы?

— Так надо. Я хочу понять. Мы связаны, я чувствую это, но я не понимаю, что это связь означает, что она собой несет — вред или пользу.

— Ну уж никак не вред. Вред несет только то, что вы не хотите быть со мной. Твоя мама, ты — вы мои, и только мои. Твоя мама должна быть со мной, только со мной. Я всегда это знал. И ей говорил. Только она никогда не слушала, не верила. Она будет несчастна, пока не придет ко мне. И я — тоже. Мы должны уехать, все вместе. И только тогда станет все хорошо. Я ей предложил, но она не хочет. Опять упирается. Она никогда меня не слушала. Никогда.

— Но она любит папу… И она не может вот так все бросить и уехать. Тогда Нол убьет папу. Чтобы он его не убил, она должна его остановить, как уже остановила однажды.

— Так вот в чем дело? Она с ним спит, чтобы он не прикончил Джека?

— Она с ним не спит! Но в остальном ты прав. Она с ним из-за этого.

«Так пусть прикончит, только лучше станет», — подумал Рэй, но вслух не сказал.

— Так может Нол уже мертв?

— Может. Я не чувствую. Ты мне не даешь, — буркнул Патрик.

— А если он мертв? Тогда мы сможем уехать? Я, мама, ты, лисята и Дженни? Я буду защищать вас своим светом, вы избавитесь от своего проклятия, забудете обо все плохом… Мы сможем быть, наконец-то, счастливы!

— Ты — может быть. Но не мама. Потому что она любит папу. И я его люблю. Мы хотим быть с ним. И мы сможем. Мне только нужно научиться его защищать от нашего проклятия.

— Это ты хочешь быть с ним, а она давно уже не хочет! — резче, чем хотел бы, сказал Рэй, не справившись с эмоциями. — Она любила его, не спорю, но он уничтожил ее любовь. Как уничтожает все, что попадается ему под ноги. Все топчет. И ее растоптал. И продолжает топтать. Ты сам разве не видишь? Не видишь, что происходит между ними? Какая любовь — да они давно уже ненавидят друг друга! Он не простит твоей маме то, как она с ним поступила. Мы должны забрать ее и увезти от него подальше, пока не поздно. Иначе он ее погубит. Я всегда это знал! Знал и ей говорил, что ей нужно держаться от него подальше, что он ее погубит, а она не слушала. И ты не слушаешь! А может быть стоит послушать, хоть раз в жизни? Сколько раз еще она готова расшибить лоб, сколько еще раз ей нужно убедиться, что я оказался прав, прежде чем она прислушается ко мне?

— Папа любит ее… он никогда ей не навредит, не сделает ничего плохого. Да, сейчас он сердится. И мама сердится… но это не значит, что они больше не любят друг друга. Любят. Еще как любят. Они успокоятся, все это пройдет. Они помирятся.

— Нет, Рик. Послушай меня, хотя бы ты послушай. Если любишь маму, ты должен ее спасти. Должен помочь мне ее спасти.

— И как это? Увезти от папы, чтобы она была с тобой? Ты что, за дурака меня держишь? Думаешь, я вот так запросто на это поведусь? С моей мамой будет все в порядке. Ее не нужно спасать от папы.

— Нужно. Ты должен мне поверить. Сейчас. Потому что потом будет поздно. Ни ты, ни я никогда не простим себе, если не убережем ее…

— Хватит, Рэй! Прекрати! Ты меня начинаешь злить. Опять. А я только начал переставать на тебя злиться. Не заводи меня снова. Мама не твоя. И не будет. Она принадлежит папе, и так будет всегда. И не лезь между ними снова, никогда. Иначе я сам…

— Что — сам? — тихо спросил Рэй, когда мальчик осекся и замолчал.

— Я не хочу тебя ненавидеть, Рэй. Не вынуждай меня. Не становись моим врагом. Я разберусь во всем. Я найду способ, как тебе помочь, вылечить тебя от твоей любви к маме. Разберусь, почему тебя так к ней тянет, почему не можешь ее забыть… и помогу тебе. Вот увидишь.

— В чем тут разбираться, малыш? Это просто любовь. Самая обыкновенная любовь к женщине. И никто еще не придумал, как вылечиться от любви… Она либо сама проходит, либо нет. Других вариантов нет. Придет время, ты сам поймешь.

— Значит, сделаем так, чтобы она прошла, — упрямо отозвался Патрик. — И ты сможешь полюбить другую, женишься, а мама станет тебе как сестра. И все будут счастливы.

Некоторое время Рэй молчал, смотря на него задумчивым грустным взглядом.

— Ладно, Рик, давай спать, — примирительным тоном проговорил он. — Я устал. Все будет хорошо.

Мальчик кивнул и вернулся в свою комнату. Они чуть снова не поссорились с Рэем, а он этого не хотел. Несмотря ни на что, он любил его всем своим мальчишеским сердцем. Он хотел понять его, оправдать перед собой, чтобы не потерять. В его жизни и так было слишком мало тех, кого он мог любить. Как и мама, он обречен всех терять. Отказаться от тех, кого любил. Дедушки, папы… Да, он научится, как уберечь их от проклятия, но это будет потом, а сейчас, пока он этого не умеет, им с мамой придется снова их оставить. Рэй и лисята были единственные, кому они не могли навредить. И Рэй занимал в его сердце, в его жизни слишком много места, чтобы можно было его оттуда вырвать без труда и боли. Нет, так не получится. И Рик этого не хотел. Рэй всегда был в его жизни. И жизни, в которой бы его не было, Патрик себе даже не представлял.

Дженни, приоткрыв дверь своей комнаты, прислушивалась к их разговору в гостиной. Она понимала, что подслушивать нехорошо, но с этими людьми теперь была связана ее жизнь, с людьми, о которых она ничего не знала. Она теперь в их власти, и она должна была знать. Патрик нравился ей, и раньше он никогда не казался ей странным, каким показался сейчас. Их разговор о каком-то даре и проклятии привел ее в полное замешательство. И напугал. Что бы это все значило? Патрик совсем не походил на мальчика, у которого с головой не все в порядке. Да и Кэрол тоже. Неужели то, о чем он говорил — правда? Дженни затруднялась понять, верит ли она в такие вещи или нет. Никогда раньше она не сталкивалась ни с чем мистическим и сверхъестественным. Ее тетя была глубоко верующей, верила в Бога и дьявола, в рай, ад, грехи, наказания и во все, тому подобное. Суеверия тоже занимали далеко не последнее место в жизни ее тети. Услышав о том, как отнеслась тетя к тому, что ей пересадили чужое сердце, девочка не удивилась. Тетя уже давно сама высказала ей свое отношение и мнение о пересадке сердца еще задолго до операции. Дженни знала, что тетя поверила бы и в проклятие, и в дар. Она верила в такие вещи, не сомневаясь, что все это существует. Как духи, загробный мир, тьма и зло, как в самих людях, так и вокруг. Дженни стало ужасно любопытно. Она решила подробно расспросить обо всем Патрика и саму Кэрол. Хотя она вполне допускала, что все это может оказаться всего лишь фантазией мальчика. И это совсем не означает, что он при этом больной на голову. Многие дети любят фантазировать. Ее младшие братик и сестренка чего только не выдумывали в своих играх!

Их подслушанных разговоров Дженни узнала много чего интересного. Например то, что Рэй, оказывается, любит Кэрол. Это тоже удивило девочку, она почему-то думала, что он ее брат. Ей, конечно, никто об этом не говорил, но раз он был дядей Патрика, как он его называл, Дженни посчитала, что он брат его матери. Это логично. Но оказалось, что нет. Тогда кто же он? Патрик сказал, он воспитал Кэрол. В этом Дженни тоже хотела разобраться. Она спросит обо всем у Патрика.

Сам Рэй ей понравился. Даже очень. Он был необыкновенно приятным человеком. А как мужчина — очень обаятельным и красивым. Дженни таких никогда раньше не видела. Она так и не поняла, сколько ему лет. На вид ему было около тридцати пяти, но по его взгляду Дженни показалось, что он старше. Он должен быть старше, если забрал Кэрол и воспитал ее. Патрик сказал, что он не стареет из-за какого-то света. Дженни ничего не поняла, но собиралась расспросить и об этом. Хотя, судя по услышанному, Патрик сам еще не очень понимал, что это такое.

Все эти непонятные разговоры встревожили ее, но зато страх перед мужчиной, с которым ей предстояло пока жить, почти исчез. Она робела и стеснялась, но уже не боялась его. В его взгляде, когда он смотрел на нее, не было ничего, что могло бы вызвать тревогу. Они еще мало пообщались, он расспрашивал ее о самочувствии, о здоровье, о том, что теперь нужно делать, как заботиться о ее здоровье, какие лекарства купить. Похоже, этот вопрос его беспокоил больше всего. Дженни поняла, что он боялся возложенной на него ответственности за ее здоровье, за ее жизнь. С одной стороны, ей было приятно беспокойство этого совершенно чужого ей человека, который с такой готовностью собрался о ней заботиться, но с другой стороны… С другой стороны ей хотелось быть просто девушкой, нормальной, полноценной, чтобы ее не воспринимали, как больного ребенка, с которым нужно носиться, как с писанной торбой, пылинки сдувать и трястись от страха за ее сердце. Да, так было всегда, она к этому привыкла, и так от этого устала. Ей хотелось, чтобы все забыли о том, что с ней что-то не так. Она хотела быть, как все. И чтобы мужчина, смотря на нее, думал не о том, какие лекарства ей нужны, видел бы молодую и красивую девушку, а не неполноценную и больную. Дженни решила, что в своей новой жизни никому не будет рассказывать о своем сердце, об операции, о том, что болела. А тех, кто знает, попросит никому не говорить.

Она знала, что это Рэй дал денег ей на операцию, и поблагодарила его за это. Она подумала о том, что человек, бескорыстно выложивший такую сумму для абсолютно чужого ребенка, которого даже в глаза не видел, не может быть плохим. Но тут же коварная мысль заползла ей в голову… а вдруг не бескорыстно? Может, потому она сейчас едет жить к нему, чтобы «расплатиться» за его помощь? Дженни отогнала от себя эту нелепую догадку. Нет, только не этот мужчина. Такому это без надобности. Он богат и красив, он может и так без труда найти себе кого захочет, даже малолетку, если таковых предпочитает. И для этого совсем без надобности выкладывать такие огромные деньги, чтобы вытащить с того света больную и немощную, которая в любой момент может туда отправиться. Зачем? Вокруг столько молодых, здоровых и красивых, которые сами за ним побегут, стоит ему только захотеть.

Успокоив себя таким образом, Дженни закрыла глаза, представляя, как завтра они полетят в Сан-Франциско. Она никогда не летала на самолете. Не была в Калифорнии. Там тепло. У Рэя большой красивый дом, с бассейном и теннисным кортом. Для нее там уже готовят комнату. Там живет добрейшая старушка Дороти, которая готовит лучше всех в мире. Там малыши и их няня. Так рассказывал ей Патрик, живописуя ей красочные картины сказочной жизни, которая ее ждет. И Дженни с трепещущим сердцем все это пыталась представить и поверить в эту сказку. Почему бы и нет? Чудеса случаются. С ней уже случилось чудо. В последний момент из ниоткуда появилась Кэрол и спасла ее. Почему же не может произойти еще одно чудо, и ее новая жизнь станет прекрасной и счастливой?

Дженни постепенно погрузилась в сон, чувствуя, что в ее новом сердце вновь загорелась надежда.

***

Кэрол спала, когда раздался робкий стук в дверь.

— Да? — отозвалась она, приподнимаясь на локте.

На пороге появилась Нора, что удивило Кэрол. Домработница предпочитала не показываться ей на глаза. Кэрол чувствовала в ней страх, и это ее забавляло.

— К вам пришли, — объявила Нора, развеселив Кэрол своим подчеркнуто почтительным тоном.

— Кто?

— Она представилась, как Дебора Свон.

Кэрол нахмурилась. Поднявшись с постели, она поправила длинный шелковый пеньюар. Что нужно Свон? Пришла предложить свою помощь или предъявить претензии к тому, что нарушила слово и вернулась в город? Кэрол чувствовала, что ничего хорошего от этого визита ждать не стоит.

— Джек дома? — спросила она у Норы.

— Нет, еще не приезжал.

— Тогда проводи ее в его кабинет, я там с ней поговорю.

Кивнув, Нора удалилась.

Вздохнув, Кэрол подошла к зеркалу и, взяв расческу, причесалась. Под пеньюаром не были видны следы ее побоев, поэтому она не стала переодеваться, изменив своей привычке не выходить из спальни в таким виде. Она плохо себя чувствовала, все тело болело, в синяках, ссадинах и открывшихся после побоев ремнем ранах, и все это отбивало в ней всякое желание переодеваться.

Обувшись, она вышла из спальни и спустилась вниз.

— В кабинет что-нибудь подать? Может, кофе? — услышала она голос Норы, и с удивлением отыскала ее взглядом. Та стояла под лестницей, смиренно сложив руки на животе, как идеальная прислуга. Кэрол усмехнулась про себя, поражаясь такой перемене в ней. Надо же, почтения от этой женщины можно было, оказывается, добиться только, внушив ей страх.

Молча кивнув ей, Кэрол направилась в кабинет. Поведение Норы не вводило ее в заблуждение. Она знала, чувствовала и видела, что та по прежнему ее ненавидит, считает психопаткой, а потому просто боится спровоцировать на агрессию, оттого и весь этот цирк. И Кэрол на самом деле не собиралась ей больше ничего спускать, даже неуважительного отношения. Пусть держит при себе свои эмоции, они никого не интересуют, и знает свое место. Иначе она своими руками ткнет ее мордой в это место. Ткнет так, что размажет по этому месту ее кровь, чтобы раз и навсегда его запомнила.

— Если будешь подслушивать под дверью, я тебе уши отрежу, поняла? — обернувшись, окликнула ее Кэрол. Сжав плечи, та кивнула, поспешно удаляясь. Кэрол проводила ее злым взглядом. Ей вовсе не хотелось, чтобы эта стерва передала Джеку ее разговор с Деборой, о чем бы он ни был. Ничего из того, что она могла обсуждать с Деборой, не должно было дойти до Джека. Особенно то, что Рэй или Касевес были в курсе того, что она не погибла в аварии. С Касевесом Кэрол еще не виделась, он находился в санатории на лечении, но вскоре должен был уже вернуться. Кэрол с нетерпением ждала этого. Ей так хотелось увидеться со старым другом.

Войдя в кабинет Джека, Кэрол плотно прикрыла за собой дверь. И встретилась с холодным враждебным взглядом Деборы Свон, расположившейся в кресле напротив стола.

— Прийти сюда — очень плохая идея, — проговорила Кэрол, подходя к ней, и опустилась в кресло рядом. Закинув ногу на ногу, она поправила соскользнувшие полы пеньюара и подняла на Дебору твердый прямой взгляд. Было время, когда она не могла выдерживать такие прямые взгляды, глаза в глаза, но то было раньше, когда она думала, что ей есть, что скрывать и чего стыдиться перед людьми. Теперь она так не считала. Теперь ей было наплевать.

— Плохая идея — это вернуться, Кэрол, — парировала Свон резко.

— Я не возвращалась. Меня вернули, силой и против моей воли.

— Джек нашел тебя? Но как? Как ты могла попасться? Мы все сделали, чтобы помочь тебе, а ты все равно все провалила! Неужели так тяжело было сидеть тихо и не высовываться? — Свон вцепилась пальцами в подлокотники, розовея от гнева и не в силах справиться с эмоциями.

— Я так и делала! Я не поняла, ты в чем меня упрекаешь? К чему этот наезд? Я не попадалась, меня ему выдали, поняла? Думаешь, меня это радует? Посмотри, как я радуюсь, оказавшись в руках Джека! — подскочив, Кэрол торопливо развязала пояс и распахнула пеньюар, без всякого смущения продемонстрировав обнаженное тело, на котором под халатом были только трусики.

Дебора пораженно уставилась на ее тело.

— Боже… чем это он тебя так?

— Ремнем, — Кэрол фыркнула, запахивая халат и нервными движениями завязывая пояс.

— Вот зверь!

Казалось, Дебора растерялась после увиденного. Замолчав, она некоторое время задумчиво сидела в кресле. Кэрол тоже молчала.

— Что собираешься делать? — наконец, прервала молчание Дебора, снова посмотрев на нее.

— Я пока не знаю. Что я могу сделать? Ты видела, какая теперь охрана?

Дебора кивнула.

— А Джек? Что собирается делать он?

— Думаю, он планирует от меня избавиться так, чтобы перед Патриком не запачкаться. И чтобы он остался с ним.

— Это как же?

— Отправит меня в дурдом. Навсегда. Так что можешь расслабиться. Оттуда я уже не вернусь.

— Почему ты так решила?

— Он сам мне это сказал. Но я и так это знаю. Он ненавидит меня. Он не убил меня только из-за Патрика. Он никогда не простит меня.

— Откуда ты знаешь? Может, простит. Он же забрал тебя, привез сюда, объявил, что ты жива. Даже историю сочинил, где ты была все это время. Побушует, да успокоится. Он же, как вроде, любит тебя.

— Не любит. И вряд ли любил. Я просто была подходящей женой, удобной для него. Раньше. Теперь нет. Такая, как сейчас, я его не устраиваю. Ему нужна была та Кэрол, послушная и любящая, но той Кэрол больше нет и никогда не будет. Поэтому он от меня избавится. Психушка — идеальный вариант. Разводиться не надо, и у сына не будет возможности уйти со мной. Так что подожди немного, и ты от меня избавишься раз и навсегда.

Дебора нервно постукивала пальцами по деревянному подлокотнику.

— А что же не избавляется? Чего ждет?

Кэрол опустила взгляд.

— Не наигрался еще. Как надоем, сразу избавится, — тихо ответила она.

Дебора молча изучала ее взглядом.

— Нет, что-то мне в это не верится. Он любит тебя, я не дура, я видела, наблюдала за ним все время, как ты уехала. Он может тебя попугать, может на самом деле отправить в психушку, как грозится, но только чтобы приструнить, не навсегда. Нет. Он простит тебя. И заставит жить с ним дальше.

— Дебора, есть кое что, чего он мне не простит никогда. Другой мужчина. Да, Дебора, там, в той моей жизни, у меня был мужчина, и Джек об этом знает.

— Кто? — выдохнула Дебора удивленно.

— Какая разница? Ты его все равно не знаешь.

— И ты его любишь?

— Ну… скажем так — он мне очень нравится. И наши отношения меня вполне устраивали.

— А Рэй… он об этом знает?

Кэрол кивнула.

— Так что, Деб, не переживай, возобновлять отношения с Рэем я не собираюсь. Я с ним и не вижусь. Один раз только навестила, и то, только чтобы взглянуть на его детей. Интересно стало.

— Его детей? — Дебора прищурилась и недобро ухмыльнулась. — Ваших детей. Кэрол, я все знаю. И даже не пытайся отрицать. И вот что я тебе скажу по этому поводу. Это мне не нравится. Очень не нравится. А еще мне все надоело. Он и так не мог тебя забыть, теперь еще эти дети. С меня хватит.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Кэрол.

— То, что мне надоело быть такой доброй. Моей добротой и ты, и он жопу подтираете. Он меня просто использует, делая вид, что не замечает моей любви. Ты обещала никогда не возвращаться в его жизнь, а сама родила от него детей! Зачем? Если ты не собиралась быть с ним, зачем рожала? Мне противно видеть, как он радуется, как возится с ними, как горят снова его глаза! Я больше не могу! Не могу больше плакать и выть по ночам! Я пыталась справиться со своими чувствами, но я не могу! Не могу! И выносить это все больше тоже не могу! Я люблю его! И я хочу, чтобы он, наконец-то стал моим! И он станет! Я хочу, чтобы он на мне женился. А если он этого не сделает, я расскажу Рэндэлу о вас и о том, что это ваши дети.

Кэрол застыла в кресле, ни жива, ни мертва.

— Если ты расскажешь об этом Джеку, он убьет Рэя.

— Пусть убьет! Я буду плакать и страдать, ну и что, я и сейчас это делаю! Я не отдам его другой, ни тебе, ни кому-то еще! Или он будет моим, или ничьим! Лучше я буду его оплакивать и ходить на его могилу, чем видеть его с другой женщиной… видеть, как он любит другую, как радуется ее детям!

— Но, заставив его на себе жениться, ты не заставишь его себя полюбить. Наоборот, он может возненавидеть тебя.

— Его равнодушие или ненависть — какая разница? Я знаю, что он не полюбит меня. Это я уже поняла. Я не в его вкусе. Ему надо молодую, красивую… с большими красивыми сиськами и классной фигурой… которая не портиться даже после беременности и родов, — Дебора с ненавистью окинула Кэрол с головы до ног горящим взглядом. Та с досадой подумала о том, что зря распахнула перед ней халат, Дебора, у ее удивлению, обратила внимание не только на ее синяки. Впервые Кэрол видела Дебору такой, потерявшей над собой контроль. Она не могла больше скрывать свои чувства, даже прущую из нее жгучую злобную зависть.

— Все мужчины просто самцы! Им ничего не нужно, все липнут, высунув языки и истекая слюной, к таким же самкам, красивое личико, красивое тело — и ничего больше не нужно! Больше ничего они видеть не хотят! Потому что у них нет мозгов, ими управляют их яйца! — чуть ли не брызжа слюной рычала Дебора, вцепившись побелевшими пальцами в кресло. — Ненавижу их… всегда ненавидела! И таких сучек, как ты, ненавижу!

Кэрол спокойно смотрела на нее. Взгляд ее стал ледяным.

— Хочет — не хочет, он будет моим! И пусть только посмеет повернуть свой нос в сторону какой-нибудь сучки — и я его уничтожу! Чтобы твоих мелких ублюдков и рядом с ним не было, поняла? Иначе я своими руками их придушу, клянусь! Сгинь, тварь, сгинь уже наконец, вместе со своими ублюдками!

Наклонившись, она схватила Кэрол за руку.

— Ты сделаешь то, что я тебе скажу, поняла? Ты сама с ним поговоришь! И ты сделаешь так, чтобы он не мне женился! Мне не интересно, как ты это сделаешь! Можешь сказать про мои угрозы, мне теперь все равно!

— Я не буду с ним об этом говорить. И тебе не советую. Приди в себя, Дебора! Ты несешь полную чушь!

— Тогда я сама ему все скажу! И он женится на мне, у него нет выбора! Если не ради себя самого, то ради тебя и ваших ублюдков, чтобы Джек ничего не узнал. А он узнает, если Рэй откажется, клянусь! И тогда сдохните, все сдохните, а я посмеюсь и плюну на ваши могилы! А если у Рэндэла кишка будет тонка раздавить ваших ублюдков, я сама это сделаю! Так что лучше тебе все-таки его уговорить, ради своих детей!

Кэрол резко подскочила, бросившись на нее с такой быстротой, что Дебора и понять ничего не успела, как та схватила ее за волосы и с силой рванула, срывая ее с кресла. Дебора с криком упала на колени. Кэрол, вцепившись в нее мертвой хваткой, потащила ее за волосы к двери. Дебора, спотыкаясь, сумела встать с колен и, согнувшись, пыталась вырваться. Кэрол, чтобы подавить ее сопротивления, дотащив ее до двери, ударила об нее ее головой. Потом еще раз.

Дебора снова закричала.

— Отпусти меня! Что ты делаешь?

— Вон! — завопила Кэрол, вытаскивая ее из кабинета и таща за волосы к выходу. — Пошла отсюда, гнида паршивая! И только попробуй открыть свой рот, хоть что-то попробуй сделать — я убью тебя, тварь! Убью!

— Помогите! Помогите! — закричала Дебора, расслышав чьи-то торопливые шаги. Она не могла видеть, кто это был, Кэрол не позволяла ей выпрямиться.

Но Кэрол увидела Нору и прорычала ей.

— Не лезь!

Но в холл уже вбежали Хок и Шон и ошеломленно застыли, пораженные увиденным.

Кэрол тем временем дотащила упирающуюся и вопящую женщину до входной двери и с силой толкнула ее на пол. Не устояв на ногах, Дебора растянулась на полу. Кэрол обернулась к Хоку.

— Вышвырни ее отсюда. И больше не пускать!

Пнув Дебору напоследок ногой, Кэрол плюнула в нее и развернувшись, быстро поднялась по лестнице, на ходу поправляя пеньюар, и скрылась в спальне.