Битва на Калке

Глава шестнадцатая «Кара-чулмус и Бури-Боко»

Утро пришло внезапно. Так неожиданно, что Григорий даже не успел испугаться. Первые лучи солнца окрасили степь в розовые тона, сделав ее бесконечным холстом божественного художника.

Как ни странно, возможно, в последнюю свою ночь, Григорий спал вполне сносно и никто ему не снился. Так натренировался перед сном, что еле дополз до своих ковров в юрте и упал, как подкошенная сосна. Быть сосной ему понравилось. Ничто из людских проблем тебя не беспокоит. Спишь себе, сил набираешься. Зеленеешь во сне. А когда на рассвете следующего дня его разбудили какие-то громкие звуки, доносившиеся снаружи, он нисколько не удивился. Встал, натянул легкие штаны, подтянул их бечевкой на поясе, ополоснул лицо холодной водой, стоявшей у входа, и так с голым торсом вышел в степь, как и хотел Субурхан. Пора было разобраться с этой неопределенностью.

Когда, откинув полог юрты, грозный механик вышел на свет божий, то обнаружил, что с неопределенностью как раз все в порядке. Она определена. Причем, без вариантов. Хотя удивлению Григория не было предела. Он ожидал увидеть, что вокруг юрты грандиозным полукольцом выстроилась конная толпа монгольских всадников, жаждущих зрелищ. Но увидел невдалеке только высокий помост, специально сооруженный по такому случаю, где удобно устроились на подушках три багатура-предводителя: сам Субурхан, Джэбек и Тобчи. За ними маячило человек двадцать верных нукеров и больше никого. Вся монгольская армия занималось ежедневными делами. Получалось, что бой будет закрытым. Зрелище только для избранных.

Люди всегда хотят зрелищ, в этом Григорий не сомневался. Причем, народ готов пойти даже на убийство ближнего, лишь бы состоялось зрелище. Недаром, пока не было кино, люди любили ходить на просмотр казни своих ближних через повешение, колесование, или отрубание головы. Позже, с появлением огнестрельного оружия, — через расстреляние. Чего не сделаешь от скуки. Но, это в Европе. Европейцы тщедушны и ленивы. Они любят комфорт. Монголам же не было скучно. Они все время воевали на свежем воздухе, так что кровавых развлечений хватало. Поэтому, когда выдавалась свободная минутка, боролись багатуры ради бескровной забавы, просто хотели померяться силой.

Но, — это в обычном случае. Сейчас же случай был из ряда вон. В качестве мальчика для битья выступал не кто иной, как грозный степной дух-убийца Кара-чулмус, а его противником крепкий багатур Бури-Боко. Обычная бескровная борьба, на сей раз, должна была окончиться смертью одного из них. Но, сам Бури-Боко мог об этом и не догадываться, — хитрый Субурхан наверняка не сказал ему всю правду для поддержания остроты момента. Просто приказал побороть вампира и все. А под конец поединка можно ведь и знак подать незаметный, — шею сломать, например. Монголы хитрованы известные.

Конечно, биться с духом бестелесным трудновато, но у багатура выхода нет. Сказали биться, — бейся. «Хотя, все эти затруднения для храброго багатура отпадут после первого же точного захвата, — грустно размышлял великий механик, выходя на всеобщее обозрение, — а как стресс от успеха пройдет, тут Бури поймет, что Кара-чулмус-то не бестелесный оказался и быстренько его сломает своими накаченными в походах ручищами».

А сам Бури-Боко уже стоял в центре примятого круга травы, на котором были расстелены несколько ковров, создавая подобие ринга без ограждений. Багатур поигрывал мышцами. Был он в кожаных штанах и жилетке, которую скинул с себя, лишь только Кара-чулмус появился из юрты, оставшись с голым торсом, как и полагалось по нехитрым условиям поединка. Был ли он предупрежден Субэдэем об отсутствии способностей вольного борца у Кара-чулмуса, для Забубенного оставалось тайной. Но вида пока не подавал. Был серьезен и даже слегка зажат.

«Значит, нервничает, — подумал Григорий, приближаясь, — это хорошо».

— Приветствую тебя, о великий Кара-чулмус! — вдруг громко крикнул багатур и поднял руки над головой, а затем повернулся к помосту, приветствуя монгольский генералитет.

Григорий молча кивнул в ответ и тоже бросил взгляд на монголов-предводителей. Из своей открытой ложи они пристально следили за происходящим, на их лицах читалась торжественность момента. И никто бы не догадался, что результат поединка заранее предрешен. «Везде эта грязная политика», — промелькнула мысль у обреченного на смерть механика. Но, обращаясь к сидящему на помосте Субурхану, вслух он выкрикнул другое:

— Идущие на смерть посылают тебя!

Крикнул по-русски, ибо в последние минуты жизни говорить на иностранном языке считал ниже собственного достоинства. Великие русские механики так никогда не поступают. А Забубенный в эти минуты чувствовал себя русским на сто процентов.

Субурхан подал знак. Окончив краткие приветствия, борцы сблизились. Сидевшие на конях монгольские воины затихли, целиком уйдя в созерцание великой схватки духа и человека из монгольского племени. Казалось, даже ветер перестал дуть, а лошади фырчать. Все смолкло.

Бури-Боко, преодолев природное смущение перед духами, вспомнил приказ Субурхана, шагнул вперед и попытался провести захват первым. К голове Забубенного метнулась короткая мускулистая рука. Но, Григорий был готов. Он отпрыгнул в сторону, и рука просвистела мимо, захватив лишь воздух. В глубине души механик не верил в смерть, чтобы там ни говорили, и решил считать происходящее с ним просто жестоким спаррингом, где победителю достается призовая игра в виде разрешения жить дальше.

Багатур сделал еще шаг вперед и взмахнул левой рукой, — Забубенный снова увернулся. Опять отпрыгнул в сторону, затем назад. Встал в защитную стойку, опустив руки вниз, и посмотрел на атакующего врага, ожидая его следующий выпад.

Бури-Боко заробел: дух никак не давал себя захватить. Может быть он все-таки бестелесный? Но, монголы, — упертые ребята. И багатур попер вперед, наклонив голову. В низкой стойке ринулся он на Забубенного, размахивая руками. Григорий резко шагнул одной ногой назад, одновременно оставаясь на месте и уводя тело от захвата, затем в сторону, чуть отклонился, совершив круг, и оказался за спиной атакующего монгола. Очутившись в этой позиции, механик нанес не очень сильный, но точный удар ногой в пятую точку багатура, придав ему ускорение. Получив удар в задницу, Бури-Боко вылетел с ринга на траву и упал. По рядам всадников, наблюдавших за поединком, пронесся неодобрительный ропот. Если бы на багатура ставили ставки, то сейчас его рейтинг начал бы ползти вниз.

Видно это он и сам понимал. Когда Бури-Боко поднялся и развернулся назад, по его лицу было ясно, что багатур начинал злиться. Еще никто ему не давал пинка под зад принародно. Точнее, все кто попытался это сделать, были мертвы. И Бури-Боко преисполнился желания придушить своего противника, во что бы то ни стало, будь это хоть трижды бестелесный дух. Кроме того, Кара-чулмус боролся не по правилам. Полагалось схватить друг друга и ломать до потери пульса, а дух прыгал из стороны в сторону и лягался. Это и раздражало Бури-Боко больше всего. Но приструнить духа он не мог. «Эх, — подумал багатур, — был бы я на коне и с копьем, я бы его живо прикрепил к земле». Но он был без копья, без коня и голый по пояс. Но и так он был грозен. Бури-Боко считался чемпионом по борьбе среди других багатуров из отряда Субурхана.

Багатур рванул вперед так быстро, что Забубенный, немного замешкавшись, упустил время для маневра. Слишком долго думал: бить врага или уходить от удара. Практики не хватало. Рефлексы начали всплывать из памяти, но слишком медленно. Решил увернуться, но было поздно, пришлось бить. Григорий нанес встречный удар ногой в голову противника, точнее в лицо, между мелькавшими руками. Эффект был странный. Забубенном показалось, что он пнул своей босой ногой холодный затвердевший студень. А Бури-Боко от неожиданности немного затормозил, но всего лишь на мгновение, и тут же рванулся дальше, размахивая руками. На этот раз он схватил Григория за шею одной рукой, толкая вперед, но не успел заключить его в железные объятия прочно.

От толчка механик стал падать, заваливаясь на спину, но в падении, вывернулся ужом, пнул противника коленом в ребра, и, освободившись от захвата под вой багатура, откатился в сторону на пару шагов. Этого оказалось мало, сначала одна железная рука Бури-Боко опять схватила его за лодыжку, а потом и вторая. Багатур стал тянуть механика к себе за ноги.

«Все, сейчас ногу заломают, — промелькнуло в голове у русского механика». Он захотел перекатиться на спину, но железные клешни Бури-Боко держали его крепко. Маневр не получился, но и сдаваться Забубенный не собирался. Русские не сдаются. Тем более монголам.

Тогда он в слепую, вспомнив про чутье каратистов, нанес свободной ногой удар назад. Не глядя. Пяткой в область головы. И смог таки достать багатура. Угодил опять в студень. Окрыленный своей меткостью, Забубенный ударил еще и еще раз. Пока хватка не ослабла. А когда это случилось, перевернулся таки на спину и вмазал багатуру сразу двумя ногами по голове. Из сломанного носа Бури-Боко ручьем полилась кровь, он выпустил ногу механика и осел назад, закрыв лицо руками.

Используя отпущенные секунды, а Григорий был уверен, что Бури-Боко еще не сломлен, он вскочил на ноги и отпрыгнул на пару метров, встав в прочную стойку. Приготовился к новой атаке упертого багатура. Но Бури-Боко медлил, сидел, размазывая кровь по лицу, видно Забубенный основательно его приложил. Но, потом все же тяжело поднялся. И тогда случилось непонятное. Механик вдруг вспомнил. Все рефлексы проснулись. Все, что учил в прошлой жизни, всплыло на поверхность. Промелькнуло за доли секунды, спрессовалось в опыт.

И он пошел в атаку. Разбежавшись, Забубенный подпрыгнул на полтора метра в воздух и с диким криком «Кии-йй-йй-я», от которого вздрогнули лошади, с лету нанес сокрушительный удар ногой в голову мускулистого багатура. С боку. Монгол тряхнул головой и покачнулся, но устоял. Теперь он выглядел, как боксер за пять секунд до нокаута. Стоял и покачивался, слегка согнув руки, в бесполезной попытке защитится.

Приземлившись, Забубенный вмазал ему левой ногой по ребрам, раздался хруст. Бури-Боко накренился влево. Следующий удар рукой в солнечное сплетение продолжил атакующую серию. Бури-Боко нагнулся вперед, словно гуттаперчевый, судорожно хватая ртом воздух. А Григорий вспоминал все, чему учили, и оттачивал удары. Локтем в подбородок снизу вверх, — багатур мотнул головой, словно конь, хрустнула челюсть. Прямой удар другим локтем вперед, — изо рта пошла кровь, видно раскрошил зубы. Затем простой, но мощный удар кулаком в грудь, снова в солнечное сплетение. Что может быть проще и надежнее удара кулаком? Только удар ногой под коленку, — очень больно — багатур повалился вперед, как мешок с песком. Упал на колени. И тут Забубенный, с непередаваемым удовольствием и диким криком нанес завершающий удар сверху вниз ребром ладони по ключице. Ключица хрустнула, но Бури-Боко все еще стоял на коленях перед механиком. Хотя должен был упасть.

Вместо этого, он вдруг поднялся и, рванувшись вперед, навалился всем телом на изумленного Григория, подмяв его под себя. Два тела рухнули на траву рядом с рингом. И нижним телом был механик, только что праздновавший победу. Но, монголы, видно хотели провести его второй раз подряд. Бури-Боко с искаженным от боли окровавленным лицом, крепко прижал к земле недвижимого Забубенного, протянул руки к его горлу и стал душить.

Когда его железные пальцы сомкнулись на шее механика, тот испытал не боль, а обиду. Ведь победа была уже в кармане. А эта измочаленная макевара вдруг ожила и теперь хочет лишить его жизни.

Воздух быстро кончался. Собрав последние силы и, не пытаясь оторвать руки противника от своей шеи, Григорий чуть приподнял гигантскую тушу Бури-Боко над собой, и с еще большим удовольствием, нанес удар коленом в пах. Багатур тихо вскрикнул и обмяк, отпустив шею механика. Больше, как показалось механику, его в этой жизни ничего не интересовало.

Григорий, поднатужившись, спихнул с себя липкую тушу багатура, и встал, вздохнув полной грудью. На всякий случай осмотрел лежавшее рядом тело. Бури-Боко и не пытался встать, чтобы продолжить бой. Он инстинктивно схватился за самое дорогое и лежал, согнувшись, поскуливая.

— Извини, братан, — подытожил схватку Забубенный, стараясь отдышаться, — Тебе теперь прямая дорога в евнухи.

Но тут вдруг Бури-Боко прекратил скулить и неожиданно встал. Забубенный глазам своим не поверил. После такого удара в такое место, так быстро не встают. Но багатур встал. И на его лице Григорий увидел такое зверское выражение, что понял сразу, — пора бежать. Шутки кончились.

И Кара-чулмус инстинктивно рванул в сторону своей юрты, но спрятаться там было невозможно, и механик побежал вокруг нее, стараясь оторваться от преследователя, чье яростное сопение он слышал за своей спиной. В панике механик и прихрамывающий багатур, которому боль и ярость придавали силы, три раза обежали вокруг юрты Кара-чулмуса на глазах изумленных монгольских предводителей. К счастью Забубенный бегал гораздо лучше, чем дрался, поэтому Бури-Боко, как ни старался, не мог его догнать. Да и бежать ему сейчас было не очень удобно. Мешало кое-что распухшее. Но он все равно бежал. А Григорий лихорадочно соображал, что же делать дальше и не свернуть ли в сторону монгольского лагеря, чтобы затеряться там, среди многочисленных юрт. Но на следующем круге Бури-Боко вдруг споткнулся и упал, издав дикий рык. Силы покинули его снова.

Забубенный от неожиданности остановился в двух шагах от упавшего тела и, переводя дух, посмотрел на помост, где восседали предводители монголов во главе с Субурханом. «Что-то теперь будет? — отстраненно подумал механик, рассматривая суровые лица изумленных монголов, — ведь бой прошел не по плану. Сразу велит заколоть, как сайгака, или позже?»

Сбоку послышалось покряхтывание, — это опять медленно встал несгибаемый Бури-Боко. Забубенный затравленно посмотрел на монгола, а затем в сторону помоста. В эту минуту его уже дважды решенная судьба решалась в третий раз. И решилась.

Субурхан думал не долго. Монголы не стерпели бы нерешительного хана. Он резко встал, поднял руку и произнес:

— Багатур Бури-Боко храбро сражался и выиграл эту схватку! Он загнал в угол Кара-чулмуса. Вы все видели это. Он доказал нам, что никто не может сравниться с ним в силе. Но степные духи бессмертны. Их нельзя победить. Поэтому бой закончен!

Сделав такое неожиданное для механика заявление, Субурхан замолчал, и, сойдя с помоста, приблизился к Забубенному и Бури-Боко. Похвалив багатура, которого на ногах держала только сила воли, он, подойдя на расстояние вытянутой руки к механику, проговорил, хитро ухмыльнувшись в усы:

— А ты молодец. Купец ты или дух, не знаю, но теперь мы связаны. Я оставляю тебе жизнь, а ты будешь служить мне еще лучше. Я решил, как ты мне пригодишься.

Ошарашенный поворотом событий, Григорий молча ждал, что будет дальше. А Субурхан, обернувшись к воинам, выкрикнул еще громче:

— Воины, только что Кара-чулмус поведал мне, что останется с нами до конца похода и поможет нам починить осадные башни!

Окрестности огласились дикими воплями радости. Монголы трясли копьями и вопили изо всех сил, так словно они были аргентинскими болельщиками, а Забубенный был не Забубенный, а Диего Марадонна, и он только что забил победный гол сборной Бразилии. От этих воплей у него разболелась голова. Она и так не успела, как следует зажить после удара палицей. А тут еще этот багатур поломал его шею, может, и сдвинул чего. В общем, Григорию стало плохо.

— Я в юрту пойду, — устало сообщил Забубенный стоявшему рядом Субурхану, — моя голова болеть.

Тот сделал разрешающий жест, мол, иди, а завтра я с тобой потолкую о новой жизни.

И бессмертный Кара-чулмус, под дикие радостные крики монголов, поплелся через поле к себе в юрту. Что станет с оставшимся без самого дорогого Бури-Боко, утомленный Григорий сейчас меньше всего хотел знать. Едва он вошел в палатку, как в изнеможении рухнул на ковры и скоро заснул. Жить дозволили. Остальное потом.

На следующее утро, а Забубенный проспал весь день и еще ночь, он почувствовал себя гораздо лучше. Настолько, что решил поддержать имидж Кара-чулмуса, отремонтировав ударными темпами осадную башню монголов, сработанною для них какими-то чжурчженьскими инженерами. Судя по всему, — китайцами. Почему он так решил и сам не знал. Наверное, где-то читал. Но вот где, как всегда не мог вспомнить. А после удара по голове и не очень старался. Вдруг от учащенных размышлений разовьется гематома. Да и слово «чжурчжени» было какое-то явно китайское. А ведь монголы на севере своей огромной страны-орды контачили с китайцами, которые тогда так еще не назывались. А древние китайцы были гораздо культурнее язычников монголов. У них уже тогда в войске существовал целый штат доносчиков. А в мирной жизни были инженеры, способные придумывать и строить всякие полезные вещи: мосты, осадные башни, орудия пыток и здания тюрем. Вот монголы после очередного набега и вывезли нескольких умельцев из мест населенных чжурчженьской династией Кинь или соседнего тангутского государства Си-Ся, где тоже были талантливые инженеры. Но происхождение инженеров, в конечном итоге, было уже не важно, поскольку половцы так неосторожно этих инженеров сожгли вместе с юртой и секретными чертежами.

Но, Кара-чулмус обещал народу починить башню. Точнее, обещал Субурхан, но это роли не играло. А раз Кара-чулмус дает слово, — то обязательно сделает. Это любой степняк знает. Хотя ведь он сам себе голова, хозяин своего слова. Кара-чулмус слово дал, он же и обратно взял. Но Григорию уже надоело валяться без дела. От боя с Бури-Боко он отошел. Видимая опасность миновала, захотелось чем-то себя развлечь. Тот факт, что осадная башня могла быть использована монголами для взятия одного из русских городов, его сильно не беспокоил. Монголы на Русь пока не собирались. Ну, а если что, Кара-чулмус что-нибудь придумает. Даст бог, — и не дойдут.

Через холопа Бурашку, что состоял теперь при особе Кара-чулмуса в качестве кучера и мальчика для битья, Забубенный кликнул своего верного пса Плоскиню. А когда тот прибыл, велел ему притащить на широкую утоптанную поляну перед юртой, все, что осталось от осадной башни. Что башня находится где-то далеко, Григорий не сомневался, ибо, сколько не осматривал окрестности, ничего выше юрты не видел, — кругом одна степь. Плоскиня, робея, подтвердил опасения Григория, — башня далеко, только к вечеру управятся, да и то, если возьмутся всем миром. Окромя своих сил, помощь самих монголов понадобиться.

Степной дух-убийца милостиво соизволил подождать. Ну, а пока башню волокут, он хорошенько позавтракал и совершил конную прогулку на телеге по становищу монгольской армии. Главная цель прогулки, — осмотреть окрестности на случай провала разведывательной миссии, за время которой он так удачно сменил имидж и легенду. Надо было прикинуть пути отступления. Печалило только одно, — скорее всего, миссия черниговского отряда уже может считаться невыполнимой или даже проваленной, поскольку информация до князя своевременно не дошла, а все подполье уничтожено. Кроме самого непонятного члена подполья, предназначение которого было непонятным даже ему самому. Особенно, после победы над Бури-Боко.

Но, несмотря на терзавшие Забубенного сомнения, он решил довести дело своей новой жизни до логического конца. Ведь не спроста же он объявился именно в этом времени, став из простого механика на испытательном сроке чародеем с широкими возможностями. Пусть и потенциальными. Главное, люди верят. Неспроста познакомился и втерся в доверие к черниговским вельможам. И уж точно не случайно попал к монголам, которые теперь держали его за своего степного духа.

Главное, чтобы монголы не потребовали от Кара-чулмуса каких либо дополнительных чудес в подтверждение своего могущества. Ну, например, — вызвать дождь в самое пекло, или заставить день превратится в ночь. Что именно должен делать по статусу Кара-чулмус Григорий Забубенный догадывался в общих чертах. Субурхан еще не объяснил. Но, раз он дух, значит, — мертвяк. Раз мертвяк и пьет кровь, значит вампир. А от вампира вряд ли потребуют вызвать дождь. В лучшем случае попросят, чтобы к лошадям не подходил, а то скотина покойников пугается. Может взбрыкнуть. Хорошо хоть не стали просить съесть окровавленное тело Бури-Боко.

Но монголы и сами не подходили к юрте, которую облюбовал на отшибе Кара-чулмус, и лошадей держали подальше. Лошадь для монгола, — это святое. Да и бродники, если бы не прямой приказ монстра-кровопийцы, давно сделали бы ноги в степь и умчались на свой Дон. Туда, где обитали по речным долинам, конкурируя с половцами, за рынки сбыта и место под солнцем. А поскольку они общались со степняками, да сами были наполовину перекати-поле, то и про существование великого и ужасного для всех степняков Кара-чулмуса по кличке Албаст были наслышаны. Только вот видеть его, до появления в ставке Субурхана гостя из далеких земель, приплывшего голышом по реке, а потом выпустившего огонь из пальцев и побившего лучшего багатура, не приходилось.

Начав объезд монгольского становища, Забубенный быстро понял, что зря он это сделал. Механик хотел было навести контакты с местным населением, пообщаться, поговорить о проблемах кочевой жизни и пенсиях для ветеранов великих походов, но натолкнулся на древние суеверия во всей красе. Где-то в глубине души он никак не мог поверить, что отлично вооруженное, мобильное и самое храброе войско для своего времени, боится прогневить какого-то непонятного Кара-чулмуса. Особенно, после его победоносного выступления на ринге. Скорее, великий механик и каратист Забубенный, ожидал сейчас увидеть восхищение или попытку взять автограф, но этого не было.

Забубенный просто не верил, что Субурхан со своим экспедиционным корпусом, преодолели безо всяких джипов, на обыкновенных лошадях небывалое расстояние в тысячи километров от района современного некогда Григорию Нерчинска до берегов Дона. Претерпели в пути голод и холод, — поскольку великий поход начинался зимой, чтобы возможно было пройти степь по снегу. Зной, ибо львиную долю пути нужно было проделать по безжизненной пустыне, где растет только карагач и кое-где, встречаются караван-сараи. И в конце этого беспримерного марш-броска на выносливость каким-то чудом неукротимые монгольские тумены вскарабкались на лошадях на высокие хребты Кавказа, разгромив по дороге грузинские войска местного царя Георгия Лашы, а спустившись вниз, без всякого отдыха, ударили половцам в тыл, снова растекшись по степи.

Нет, Забубенный не мог поверить, что эти стальные люди, считавшие трусость наследственным качеством и убивавшие весь род человека, запятнавшего себя трусостью, легко преклонялись теперь перед одним единственнымчулмусом, в которого свято верили. Но это оказалось именно так. Нет, после боя, они считали его своим Кара-чулмусом, чем-то вроде местного божества, но и боялись его по привычке к суевериям. Все, кроме Субурхана с товарищами, знавшими правду и желавшими использовать его в темную для своих политических целей.

Окинув отдохнувшим взором палаточный городок монгольского воинства, и, в очередной раз, подивившись его бесконечности, Забубенный въехал на телеге в чайна-таун состоявший из юрт в надежде пообщаться с их обитателями. Но, тщетно. Едва завидев повозку Кара-чулмуса, все храбрые монгольские воины попрятались в юрты, оставив с наружи только верных коней, и, наверняка, попрощавшись с ними. Огромный лагерь, скрывавший многотысячное войско, мгновенно вымер, — весть о приближении степного духа-убийцы распространялась быстрее, чем это расстояние пролетал луч света.

В полной тишине, нарушаемой только скрипом грубо сработанных колес, ведомая хлопом Бурашкой повозка, медленно катилась по обезлюдевшему лагерю, огибая юрты. Люди здесь были в огромном количестве, но их словно и не было вовсе. Забубенный ощущал их животный страх, который передавался ему даже сквозь непроницаемые стены юрт. Люди даже дышать побаивались, когда рядом проезжал Кара-чулмус. Странное ощущение пронзило Григория. Он сейчас чувствовал себя настоящим вампиром. Казалось, еще мгновение, и действительно вопьется кому-нибудь в шею. Так он катался целый час, пока не понял, что это бесполезно. Никто с ним не будет общаться, как с человеком, кроме Субурхана. Плюсы в положении Кара-чулмуса были на лицо, но и минусы имелись существенные. Особенно, для широкой русской натуры, которая требовала общения.

— Поворачивай к черту, назад, — приказал, наконец, Забубенный, доведенный этим массовым саботажем до депрессии. У него даже голова опять разболелась, — пока не заблудились. Там уже, наверняка, Плоскиня с товарищами башню притащил. Поехали, посмотрим.

Бурашка, как звали холопа, некогда упражнявшегося в избиении Забубенного, а теперь ставшего его рабом, быстро развернул повозку и направил ее в сторону юрты проживания. Доехали достаточно быстро. Но, как ни всматривался Григорий в окрестности, никакой башни не увидел. Кругом, как и раньше, колыхалась высокая трава, в которой стрекотали веселые кузнечики-жизнелюбы. Никаких признаков жизнедеятельности вождя бродников не наблюдалось. Тогда, решив, что дело оказалось не таким быстрым, Григорий даже обрадовался и пошел в юрту спать, велев себя не беспокоить. От путешествия по лагерю монголов и возникших в связи с этим депрессивных настроений, механик испытал настоящий стресс. Сейчас ему уже не хотелось чинить и строить башню вместо чжурчженей для этих диких людей. Он желал снова только одного, — поспать. Сотрясение мозгов опять дало о себе знать. Поэтому Кара-чулмус просто упал на ковер и заснул крепким сном, — другом детей и нервнобольных.

Всю ночь ему снился сосновый бор, по которому гулял ветер, а скрип сосен напоминал звуки, рождавшиеся во время шторма от раскачивания мачты корабля. Когда же, на следующее утро, великий механик раздвинул свои веки и вышел на свежий воздух проветрится, то решил, что снова перенесся в другое время или, как минимум, место. Его одинокая юрта со всех сторон была окружена частоколом каких-то огромных махин, заслонявших собою даже вечное голубое небо Тенгри. Механик из Петербурга Григорий Забубенный вдруг ощутил себя лилипутом в порту, куда одновременно зашли все корабли ударного флота Гулливера. Самой большой неожиданностью в увиденном было то, что во время переговоров с великими монголами у Забубенного сложилось впечатление, что башня была всего одна. И в подсознании почему-то поселилась приятная мысль, что она маленькая и легкая. Сейчас же, после контакта с увиденным, первым желанием великого Кара-чулмуса было спрятаться в юрту и взять свои слова обратно. Фронт работ его откровенно пугал.

Но, как говорится в старинной монгольской поговорке, назвался груздем, — полезай в кузов. Одна башня или сто, — какая разница. Главное понять принцип. А в принципе механик во всем мог разобраться. И Забубенный полез. Он нашел в себе силы не спрятаться в юрту, поборол страх первостроителя, увидевшего котлован и передумавшего строить дом, потому что тот не умещался в воображении. Вместо этого, великий механик свистнул своих верных нукеров: Плоскиню, Бурашку и еще троих, с которыми и отправился в первый путь. Следовало провести осмотр фронта работ.

Первое, что удалось выяснить, — башен было двенадцать. Все они были поломаны и находились «не на ходу», как это смог объяснить Плоскиня. Тем не менее, Плоскиня с помощью монгольских товарищей как-то умудрился притащить их за тридевять земель из потайного места, где их прятали посреди степи от постороннего глаза. Вот что Кара-чулмус с людьми делает. Дружба с вампиром мгновенно избавляет от лени. «Хотя, какая тут дружба, — думал Забубенный, вышагивая впереди, словно заправский прораб, и глядя в побелевшие от страха лица своей новоявленной команды помощников, — того и гляди, в обморок упадут». Хотя уже начал отдавать должное прозорливости Субурхана. Совести у бродников не было, поэтому работали они исключительно за страх. Но работали хорошо.

Начать Забубенный решил с подробного общего впечатления, а потом перейти к детальному осмотру. Ради чего пришлось вскарабкаться на ближайшую башню с целью окинуть взором окрестности и расположившийся на них фронт работ. Башня стояла на огромной платформе-основании, покоившемся на шести титанических деревянных колесах. Точнее должна была покоиться, — два соседних колеса были разрушены, а их обломанные оси сиротливо торчали наружу. Отчего вся махина сильно кренилась вбок, вызывая у Григория ассоциации с еще несуществующей Пизанской башней. Но общая масса сооружения была так велика, что Забубенный презрел опасность обрушения, — простояла же она всю ночь, — и полез внутрь. Задней стены у башни не было, а наверх вела уступчатая, но грубо сработанная лестница с неровными ступеньками и кривой линией односторонних перил. Поднимаясь, Забубенный все время боялся насажать заноз в свои нежные пальцы механика. «Топоры что ли у этих чжурчженей затупились, недовольно ворчал себе под нос Григорий, — я был о них лучшего мнения».

Но потом механик вспомнил, что башня-то была по сути китайского производства, чего уж было от нее требовать качественной внутренней отделки, как от стен Зимнего Дворца. Это было все равно, что сравнивать автомобили разной ценовой категории. Предназначалась то башня не для загородного отдыха на природе. Вот китайцы и сработали ее дешево и сердито, ведь внутри этой башни монголы не чаи собирались распивать неторопливо, а выдерживать ответную атаку воинов, защищавших стены городов, то и дело выраставших на пути экспедиционного корпуса. А когда в тебя летят роем стрелы каленые, камни тяжелые, да льется сверху горящая смола на голову, вряд ли захочется испить зеленого китайского чайку с конфетами «Мишка на Севере».

Когда шершавые ступеньки закончились, наконец, и Забубенный оказался на верхней площадке башни, то, сквозь оборонительные зубцы, ему открылся великолепный вид на рассветную половецкую степь, и возвышавшийся окрест действующий музей деревянного зодчества в виде дюжины осадных башен. Бесконечным ковром палаток упирался в горизонт монгольский лагерь. Солнце уже поднялось над землей и начало поджаривать ее своими беспощадными лучами. Еще не наступило самое пекло, но воздух быстро нагревался, предвещая очередной знойный день. Прикрыв сверху глаза ладонью от яркого света, Григорий окинул рассветную степь своим взором, пытаясь определить в какой стороне восток, а в какой запад. Где скрывается юг, а где лежит север. И где ему искать Русь гостеприимную, а откуда ничего кроме набегов не дождешься. Из школьной программы он знал, что солнце встает на востоке, но тогда получалось, что между ним и Русью как раз лежит весь монгольский лагерь. И все-таки классное было утро.

— Красота то какая, — проговорил Забубенный, глядя на стайку птиц летевших высоко в небе. Однако, пора было приниматься за работу.