Битва

СИЯЮЩИЙ

Когда Менискус очнулся, вырвавшись из плена лихорадочных снов о Бонус и Молле, где только что взорвалась и разукрасила мир в розовый цвет витрина с лаком для ногтей, первым, что он увидел, была настежь распахнутая дверь в стене его аквариума.

Последний раз Менискусу довелось увидеть ее открытой в тот день, когда его переводили из клиники доктора Тактарова в развлекательный парк. В герметичном костюме его провели через эту дверь. Она напоминала Менискусу люк в подводной лодке, с этим своим колесом, поворот которого задвигал металлические засовы в стены, обеспечивая герметичность каждого отсека. В стену был встроен электронный замок, который вот уже целых девять лет денно и нощно подмигивал Менискусу красным глазом. Но сейчас от коробки исходил ровный зеленый свет, дверь отверзлась, и через образовавшуюся щель он увидел кровать, мало чем отличающуюся от его собственной. В ней лежал мужчина. Еще один игрок.

Менискус выпрямился, мгновенно вспотев и порядком растерявшись. Вчера боль была сильнее, сейчас утихомирилась, но все равно он чувствовал себя как мокрая тряпка, которую сначала выжали, а потом хорошенько встряхнули. Он осмотрел свое тело и увидел, что Лазурные вторглись на новые территории. Менискус взглянул на мужчину, одетого в поношенные серые трико и желтую футболку с поблекшими буквами, бегущими по спине:

С. КАРРЕРА 4465 АТЛ ТИС

Этот человек с таким самозабвением предавался сну, что его огромная, рыхлая туша полностью накрывала кровать, тогда как сам Менискус всегда старался забиться в уголок, словно курчавый анемон.

Он порадовался, что сегодня не погрузился всецело в игру. Пусть он и ощущает присутствие Молла каждой клеточкой своего тела, но все же тот не завладел его чувствами. Менискус с жадностью впитывает каждую подробность внешности незнакомца. У того длинные черные волосы, как у какого-нибудь индейца. Здоровенные голые ножищи. Лицо вдавлено в подушку, покрытую пятнами засохшей слюны. В пустом аквариуме храп эхом отлетает от стен. Воздух пропитан несвежим запахом чеснока.

Менискус оглядывает собственный дом-аквариум. Кто-то успел здесь прибраться, причем наспех, потому что слоненок Олли сидит на голове тигра, а это неправильно. Также кто-то свалил в бесформенную кучу его наградные камни. И следа не осталось от прежней Солнечной системы, всего лишь жалкая кучка камней. Менискус подтаскивает их к себе и крепко прижимает к животу. Отсутствие былого порядка вызывает у него позыв к рвоте.

Незнакомец издал странный звук, напоминающий утробное урчание резко прочищенной трубы, и, шатаясь, встал с кровати, потянув за собой простыни. Внезапно рванул в открывшуюся дверь и пронесся мимо Менискуса, оставив за собой мускусный запашок. Он со всего маху врезался в перегородку из оргстекла, отделявшую подопытных от наблюдателей. Менискус с унынием смотрел на него. Когда это стекло сияло чистотой, то неизменно создавалось обманчивое впечатление, будто ничего не стоит пройти в лабораторию по другую сторону невидимого барьера.

Когда человек осознал, что выйти ему не удастся, он отправился в уборную Менискуса и помочился. Моча выливалась черной струей.

Человек повернулся и сказал:

— На что ты, мать твою, вылупился?

Не успел Менискус и рта раскрыть, как незнакомец кинулся на него и схватил Менискуса за горло.

— Кончай, блин, пялиться на меня! — велел он, уставившись на Менискуса, который попытался было отвернуться, но не тут-то было — чужак сдавил его трахею между пылающей мозолистой ладонью и подушечками пальцев.

Тупой ноготь впился в горло Менискуса. Менискус даже не вздрагивает, потому что к боли ему не привыкать. Его глаза закрываются, и он обмякает, словно кролик. Мужчина трясет его.

— Ты, хренов калека! Чем они тебя заразили, ты, жалкий сукин сын?

Голос у него грубый и неистовый, слышится легкий акцент: парень откуда-то с юго-востока, думает Менискус. Его тело скорее не жирное, а мощное, как у коня. От него веет опасностью. Он отодвигает Менискуса на расстояние руки, по-прежнему придавливая к кровати, и внимательно изучает его.

На Менискусе светло-серые хлопчатобумажные брюки, поэтому большая часть лазурного пятна скрыта от глаз. Он прикинул, что даже если незнакомец что-то и заметит, то примет это за синяк. Идентификационный браслет на лодыжке был самым обыкновенным — требовалось сканирующее устройство, чтобы суметь его прочитать. Каждый день доктор Бальдино загружает свои лабораторные заметки, но прочитать их можно только с помощью МУЗЫ. Новичок быстро сообразил, что зрительным путем никакой информации ему не получить.

— Кто ты такой? Почему ты здесь? Что это за место? Менискус по-прежнему словно воды в рот набрал. Глаза в глаза, он и чужак безотрывно смотрели друг на друга. Через минуту мужчина с неприкрытым отвращением выдавил: «А-а, к черту!» и оттолкнул Менискуса. Затем принялся хватать вещи Менискуса и расшвыривать их по аквариуму.

— Где мое барахло? — орал он. — Верните мое барахло. И сигареты тащите. Отдайте мое барахло, черт бы вас побрал.

Грета, ночная сиделка, оторвала глаза от пластикового контейнера «Тапперуэр» с низкокалорийной едой, которую она специально таскала из дома, потому что не было еще на ее веку такого дня, когда она не вела бы изнуряющую борьбу с лишними килограммами. Грета — полная противоположность Наоми: это толстая, приземистая, злобная старуха. У нее плоское крокодилье лицо, с которого никогда не сходит хмурое выражение. Она посмотрела на чужака и хмыкнула, после чего переключила свое внимание на еду, так и не снизойдя до ответа.

Мужчина словно взбесился, пока Грета деловито поглощала тофу. Сначала он сорвал кран в раковине Менискуса. Пока выворачивал, кожа его пошла красными пятнами, а вены на шее набухли, словно остервенелые змеи. Правая рука, сжимающая кран, размахнулась, готовясь к грандиозному броску. А затем плавным, исполненным животной грации движением он запустил вырванную железяку прямиком в стеклянную перегородку.

Менискус укрылся заранее. Он знал, что перегородка из пуленепробиваемого стекла, и был уверен, что кран отскочит назад, но случилось непредвиденное.

Кран попросту взорвался.

Хотя, если уж говорить начистоту, произошло следующее: железяка устремилась к стеклу как монолитный предмет, а вернулась дождем из мельчайших осколков. Менискус был слишком ошеломлен, чтобы сосчитать их. Он смотрел, как огромная туша чужака осуществляла бросок, как колыхалась его масса, слышал его тяжелое дыхание и видел игру мускулов во время броска и после него. Глаза Менискуса впитывали чистую мощь физического освобождения. Затем образовалась кратковременная лакуна — рука после броска возвращалась в исходное положение, повсюду летали крошечные кусочки металла, Грета по другую сторону стекла медленно ныряла под терминал.

После этого незнакомец принялся громить помещение по-настоящему. Стоило ему прикоснуться к чему-нибудь, как вещи тотчас же теряли свой исконный вид и становились неузнаваемыми. Повезло сохраниться в первозданной форме лишь одному Менискусу, который благоразумно юркнул к дальней стене, где находилась отдушина кондиционера. К несчастью, отдушина оказалась слишком маленькой для его тела, иначе бы он попытался ради спасения собственной жизни протиснуться туда.

— Где мое барахло? — снова произнес мужчина, на сей раз крайне спокойно.

Грета что-то замычала в переговорное устройство. Затем она нашла в себе силы высунуться из-за терминала с искаженным от ужаса лицом.

— Доктор Бальдино сейчас придет, — промямлила она. — Она просто допьет свой к-к-к-офе, хорошо? Они делают все возможное, чтобы найти ваши… ваше барахло.

Исполнив свой долг, она пустилась наутек из лаборатории — дверь мигнула красным цветом, когда она улизнула. Камеры поворачивались за чужаком, настороженно следя, как он нарезает круги по комнате Менискуса, перемещаясь с большей стремительностью, чем можно было ожидать при его-то размерах. Искры вспыхнули в темной глубине его глаз, и он снова взялся за Менискуса.

— Что это, мать твою, за штука?

Менискус как раз пытался убежать в игру. Но не успел. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как покорно протянуть захватчику МУЗУ. Он ничуть не удивился тому, что чужак захотел ее себе. Единственная ценная вещь, которой владел Менискус.

— На хрена она сдалась?

Мужчина вертел устройство с неприкрытым отвращением, словно созерцал использованный клочок туалетной бумаги Менискуса. Когда Менискус не ответил на вопрос, чужак повторил его. Менискус ухватил малахит и стал нервно потирать пальцами гладкую поверхность камня. Последний раз, когда Менискус решился открыть рот, он оказался в полном дерьме, точнее, вирусном дерьме. Так что с этим парнем заговорить он никак не мог, а потому придал своему лицу бессмысленное выражение.

Следующая сцена произошла столь стремительно, что Менискус так никогда и не сумел восстановить истинную последовательность событий, как бы сильно он ни старался потом их воссоздать. Мгновение назад он еще сидел на кровати, а над ним нависала туша этого здоровяка, и вот он оказался уже где-то посреди помещения, ноги волочатся по полу, а затем железный локоть намертво пригвоздил его живот к стеклу. Рука странного соседа заняла прежнюю позицию у горла Менискуса, лишив его малейшей возможности шевельнуться, как бы настойчиво он ни пытался вывернуться из-под локтя.

— НА ХРЕНА ОНА СДАЛАСЬ?

Мрачные серые глаза так и норовили пробуравить его насквозь. Эти глаза подобны камням со сверкающими крапинками слюды: темные и вместе с тем лучистые. От их блеска засияла вся комната. У Менискуса перехватило дыхание. Сияющий недовольно хмыкнул, и в следующее мгновение Менискус стал сползать по стеклу и тяжело рухнул на пол. На секунду воцарилось молчание, пока он судорожно хватал ртом воздух.

— На хрена она сдалась? — Произнесенный шепотом вопрос пробился сквозь рокот его собственной крови, волнами приливающей к мозгу. Ухо опалило горячее дыхание.

Менискус откашлялся.

— Устройство для доступа в систему. Мультисенсорное. На небритом лице появилось заинтересованное выражение. Менискус поспешно добавил:

— Только образовательные модули. И развлечения. Игры. Бровь изумленно приподнялась.

— Игры? Хоть ничего?

Тон чужака изменился столь стремительно, что Менискус чуть не рассмеялся, но вовремя спохватился. Итак, Сияющему по нраву игры. Менискус в ответ лишь пожал плечами.

— Доктор Бальдино, он снова пошел на контакт. Шепот Наоми прошелестел по интеркому, и Менискус задрал голову, чтобы посмотреть на помощницу доктора Бальдино, которая склонилась над панелью «И-МИДЖа». Дверь в лабораторию снова открылась, в глубине стояла Грета, комично заламывая руки. Наоми заметила, что Менискус смотрит на нее, вскрикнула: «Тьфу ты!», прикрыла ладошкой рот и вырубила звук.

Сияющий всецело отдался изучению МУЗЫ.

— Эту штуковину надо цеплять к голове? Менискус кивнул.

Мужик некоторое время пялился на устройство, после чего швырнул его Менискусу.

— Херня. — Он повернулся к Наоми. — Где, мать вашу, мое барахлишко? А еще мне надо связаться с «Велосипедным фаном», я должен одну работенку сделать.

Менискус, затаив дыхание, стал вертеть МУЗУ. Вроде не поломана. Он велел себе расслабиться и снизить кровяное давление. Выделяемые при стрессе гормоны способствовали размножению вирусов — он чувствовал их как крошечные уколы в образовавшихся после разговора с Бонус незараженных участках своего тела: один в правой подмышечной ямке, один в основании позвоночника, один между солнечным сплетением и пупком на левом боку.

Менискусу стало интересно, как объяснят сей факт лабораторные записи доктора Бальдино.

— Кажется, ваш новый план работает, Мэдди. — Наоми, вызванная, когда доктор Бальдино поняла, что Менискус пришел в сознание, в эту минуту пыталась с помощью лабораторной МУЗЫ вывести отчеты «И-МИДЖа» о текущем статусе Менискуса, в то время как Грета, потупив взор, задействовала роботов-уборщиков, чтобы убрать обломки из двух объединенных аквариумов. — В его крови нет лекарств, он пришел в сознание, Молл действует на подсознательном уровне, и, видимо, Менискус научился управлять болью.

Мэдди, сгорбившись над чашкой кофе, хмыкнула. Битва выдалась долгая, а победа, она ничуть не сомневалась, была призрачной — всего лишь кратковременная отсрочка, которая даст ей нужное время. Время, необходимое чтобы выяснить, что происходило до того момента, как подопытный решил отправиться на тот свет. У Мэдди гудела голова, глаза нещадно зудели в глазницах, а тупая боль внизу спины, которая порой навещала ее, как перелетная птица, с тех пор как появилась на свет Бонус — теперь, по всей видимости, решила надолго свить гнездо в преддверии зимы.

— Как ведут себя вирусы?

Наоми, нахмурившись, деактивировала МУЗУ.

— Ну, чтобы все шло как по маслу — это только в сказках. По крайней мере жар стал спадать.

— Значит, его иммунная система приняла их. Даже не попытавшись дать отпор. — Мэдди почувствовала себя глубоко несчастной. — Я должна перезвонить парочке знакомых в Стэнфорде. Я знаю там не меньше пяти личностей, которые не остановились бы даже перед убийством, лишь бы оказаться на моем месте. Они бы сочли весь этот эксперимент весьма заманчивым. А я уже по горло им сыта.

Наоми сняла наушники и повернулась к Мэдди.

— Все случилось так внезапно, — мягко проворковала она со слащавым южным выговором. — Вы, поди, совсем измотались. Поезжайте домой.

— Нет-нет, я в порядке.

— Ваше упрямство просто глупо. Вы же не можете вечно торчать в МУЗЕ — система не позволит вам действовать во вред здоровью. Отправляйтесь домой. Я присмотрю за ними.

— Лучше мне остаться и…

— Подумайте о Бонус. Неужели вы не хотите узнать, как у нее дела?

— Она сейчас с бабушкой. — Но Мэдди уже поднималась.

— Я дам вам знать, если что-нибудь изменится.

— Непременно изменится. Скоро они примутся за его органы. Кстати, крысолов еще не приходил?

— Я отменила вызов. — Мэдди сузившимися глазами взглянула на Наоми. — Ну нам же не надо, чтобы тут ошивались посторонние, особенно когда Менискус в таком состоянии — пришлось бы отчитываться перед властями.

— Ты назначила другое время?

— Вы ведь и сами знаете, я не могу. — Наоми принялась теребить гвоздик в проколотой губе.

— Черт побери, Наоми, мало мне было Бонус, так теперь и ты! Как ты не понимаешь! Проклятущая мышь свила гнездо в проводах, соединяющих лабораторию с «И-МИДЖем». Если их закоротит, мы окажемся в полном дерьме, потому что на данный момент это единственная наша возможность выяснить, что происходит с 10Е.

Наоми переминалась с ноги на ногу, сложив руки и напрягши бицепсы, отчего лиственные джунгли, вытатуированные на ее теле, подернулись мелкой дрожью, словно потревоженные легким ветерком. Она сдержанно проговорила:

— Я предупредила руководство «Хайбриджа», когда они нанимали меня, что никогда в жизни не нарушу свой обет бодхисаттвы.

— Твой что?

— Ну, это такое обещание, когда ты помимо всего прочего клянешься также не причинять вред живым существам.

Мэдди закатила глаза.

— Ой, да что ты говоришь!

— Я не стану убивать паука. Стараюсь не лишать жизни даже комаров. Если вам так понадобился этот ваш крысолов, то сами и вызывайте его. Ноги моей здесь не будет, когда они нагрянут. Не собираюсь участвовать в подобном злодеянии.

— Как вообще, скажи на милость, можно работать в лаборатории и придерживаться обета не причинять вреда живым существам? А что твой Бодхисаттва думает об организмах внутри Менискуса? Как вообще можно четко разграничить живых и неживых? А что ты скажешь о камнях?

— Мне камни нравятся, — ответила Наоми. — Менискусу тоже.

— Ага. А когда ты подхватываешь простуду, то что, даже тогда отказываешься уничтожать захватчиков? Вымаливаешь прощение у обезьяньего бога за то, что твои собственные Т-лимфоциты убивают вирус?

— Когда я заболеваю, то голодаю и хожу в сауну, пока мне не станет лучше, — заявила Наоми, начисто утратив нить разговора.

Она переместила свое махонькое тело по другую сторону корпуса «И-МИДЖа» и теперь ее голос доносился откуда-то от лабораторной раковины, где Наоми стала колдовать над центрифугой стоимостью в 40 000 долларов. Она крикнула:

— Хотите коктейль из морских водорослей?

Мэдди подключилась к сайту Службы борьбы с вредителями и оставила заказ на следующее утро. Наоми вновь появилась в поле зрения, удерживая мензурку и слизывая с губ остатки водорослей. Она стала что-то говорить, когда какой-то тяжелый предмет с грохотом врезался в стеклянный барьер, отделявший лабораторию от аквариума. Мэдди содрогнулась. СЕ снова долбил перегородку сжатыми кулаками, требуя свое «барахлишко» и с шумом выпуская воздух из трепещущих ноздрей, точно взбесившаяся лошадь.

Доктор Бальдино тихо выругалась, помянув недобрым словом Дженнифер с ее кознями. То, что задумывалось как «поломка воздушного шлюза», на практике вылилось в совместное обитание двух самцов на одной территории. Уж чего Мэдди на дух не выносила, так это невозможность предсказать, как все обернется. Пока новый самец не обнаруживал симптомов заболевания. Да еще эта Дженнифер названивает каждые десять минут и деловито спрашивает: «Помер он наконец?». У Мэдди подобная бесцеремонность вызывала лишь омерзение. Она вконец измучилась. Осталось только одно желание: чтобы он быстрее умер. Тогда она может сделать вид, будто ничего подобного с ней и не случалось. Мэдди подавила в себе всякую жалость, потому что иначе эта жалость своей тяжестью погребла бы ее под собой.

— Просканируй-ка лучше нашего нового постояльца «И-МИДЖем» и возьми образцы всех тканей.

Наоми с любопытством покосилась на Мэдди.

— Он чист как стеклышко, — сказал она. — До того как попасть сюда, его уже раз десять проверяли. Менискуса он не заразит.

— Да, я знаю. Но нам потом могут пригодиться сведения о том, как вирусы ведут себя в незараженных тканях. Пока он жив, может выступать в роли второго подопытного.

— Ладно, как скажете. Но вы ведь понимаете, мы никогда не сможем опубликовать полученную информацию.

Мэдди нередко жалела, что у нее слишком мягкий характер. Не помешало бы проявлять большую властность. Наоми постоянно ставила под сомнение все ее решения, так и норовила взять в руки бразды правления. Мэдди убеждала себя, что терпит выходки этой девчонки только потому, что та весьма сексуальная штучка. Когда поблизости околачивалась Дженнифер, Наоми неизменно называла Мэдди «доктор Бальдино» и вела себя как мышка. Такое ее поведение Мэдди воспринимала как признак того, что все остальное время Наоми флиртовала с ней, когда вела себя столь по-свойски. Однако всякому терпению есть пределы.

— Наоми, я не нуждаюсь в твоих напоминаниях о том, что проект секретный.

— Ладно-ладно, простите. — Наоми прислонилась к «И-МИДЖу» и с наслаждением потянулась, выгодно подчеркнув накачанные трицепсы.

Мэдди добавила:

— Я имела в виду только то, что смогу почерпнуть у нашего СЕ много полезной информации. Пожалуй, появится возможность разработать новый метод, когда я в следующий раз займусь Лазурными вирусами.

Воцарилось неловкое молчание. Видимо Наоми считает, что со смертью Менискуса работа Мэдди заглохнет сама собой. Наверное, она не столь уж сильно и ошибается. Но Мэдди не так-то просто взять и поставить крест на всем. Она отдала этому проекту столько лет своей жизни и не отступится, пока существует малейшая надежда спасти хотя бы часть этого пользующегося спросом на рынке вирусного проекта.

— Я проведу полное обследование, — наконец произнесла Наоми.

— И не стоит упоминать об этом при Дженнифер. Это только между тобой и мной, совсем как твои… татуировки.

Наоми заулыбалась, когда Мэдди столь мудрено намекнула на ее пристрастие к кожным наркотикам.

— В любое время могу достать и вам, коль пожелаете, — предложила она, заговорщицки подмигнув.

Но Мэдди в эту минуту смотрела на двух самцов. Ей вдруг показалось, что Менискус только что пошевелил губами, издал какой-то звук, словно пытался что-то сказать.

СЕ тоже заметил.

— Что ты там лепечешь, приятель? — поинтересовался он, наклонив голову, чтобы расслышать невразумительное бормотание Менискуса. — Хочешь печенья? Вот, держи, дружище.

Желтая коробка «Мэлломарс» полетела из одного угла аквариума в другой. Вместо того чтобы поймать ее, Менискус в страхе отпрянул. Кругляши рассыпались по полу. Менискус беспомощно смотрел на них, посылая яростные сигналы вызова на пульт Наоми, но стоило Наоми сделать шаг в сторону аквариума, как Мэдди осуждающе покачала головой. Зуммер вызова прозвучал еще раз семь, но Менискус напрасно ждал помощи.

— Не ходи к нему. Хочу посмотреть, станет ли он разговаривать, — велела Мэдди, разглядывая показания «И-МИДЖа», — ее интересовало, как ведут себя вирусы. С первого взгляда она вроде бы не заметила никаких явных изменений, только отмечался четко выраженный всплеск на кривой вычислительной мощности Молла. У Мэдди словно кошки заскребли на сердце — возможно, Лаз79 готовились к очередному всплеску активности.

СЕ возобновил свое монотонное нытье.

— Где мое чертово барахло? Немедленно тащите его сюда. Это против закона, вы не имеете права так со мной обращаться. Вам, девоньки, лучше отдать мне его, а не то этот задохлик окочурится раньше срока!

Он угрожающе стал придвигаться к Менискусу, но Наоми подошла к входному люку и заговорила в переговорное устройство.

— Видишь эту панель? Она отвечает за воздух в аквариуме. Я могу усыпить тебя в любую минуту, слышишь, болванище, так что немедленно отвали от Менискуса и будь паинькой.

СЕ вытаращил свои черные глазища. Ноздри его затрепетали от ярости, и он стал на глазах буквально увеличиваться в размерах, точно кот с вставшей на дыбы шерстью. Наоми подбоченилась и выпятила губки а-ля Мэрилин Монро.

— Ну же, милок, давай, — призвала она, поманив его пальчиком, — попробуй добраться до меня.

Мэдди судорожно сжала кулаки. Наоми блефовала: она никак не могла пустить газ в аквариум, потому что это оказалось бы грубым вмешательством в ход эксперимента. Оставалось только надеяться, что СЕ об этом не догадается. Мэдди так увлеклась собственными размышлениями об этической стороне убийства СЕ с помощью триатомовых вирусов, что совсем забыла о том, чем грозило Менискусу соседство с безумным мужиком — особенно с таким первобытным индивидуумом. Она не имела ни малейшего представления, как поступить, если СЕ набросится на Менискуса.

Менискусу, должно быть, пришли в голову точно такие же мысли, потому что он принялся проворно собирать рассыпавшееся печенье и смахивать с него крошки. Он отключил зуммер и сложил губы в блаженную улыбку. Сияющий вперил свой безумный взгляд в Менискуса, который затолкал две печенины в рот и пытался разом жевать и улыбаться.

— П-п-пасибо, — выдавил он.

Мужик довольно хрюкнул и подобрал несколько рулонов туалетной бумаги. И стал жонглировать ими, будто бы вовсе ничего не происходило.

Мэдди и Наоми переглянулись.

— Вы это слышали? Он и впрямь сказал «спасибо»? — спросила Наоми, мотнув головой в сторону Менискуса. Но подопытный уже скрылся в спасительное спокойствие МУЗЫ, уйдя в себя, как всегда поступают страдающие Y-аутизмом больные в опасной для жизни ситуации.

— Думаю, да. Не забудь занести это в отчет, ладно? — сказала Мэдди. — И постарайся без надобности не волновать СЕ. Давай ему все, что его душеньке захочется. В пределах разумного, конечно. Его пребывание здесь надолго не затянется. Надо лишь переждать, пока он не заразится.

— Или пока Менискус… э-э-э…

— Не умрет, ты хочешь сказать. Не важно, пока хотя бы один из них не отдаст концы. В любом случае, оба они уже не жильцы на этом свете. — Мэдди, захватив куртку, направилась к двери, сокрушенно цокнув языком.

— Не волнуйтесь, Мэд, я буду с ними мила.

— Да уж, постарайся. И для начала выясни у Гулд, куда подевалось его проклятое барахло.

Менискус наблюдал за Сияющим, которому, наконец-таки, вернули его пожитки. Хранились они в желто-коричневом вещевом мешке. Сияющий вывалил все его содержимое на свою кровать. Менискус заметил велосипедную цепь, отражатель, три упаковки допотопных презервативов «Троян» (супербольших), флакон дезодоранта «Райт гард», поношенные здоровенные кроссовки и груду — пятьдесят, а то и больше — иллюстрированных журналов. Именно на журналы Сияющий набросился с ликованием заядлого наркомана, долго не получавшего дозу. Он уселся в складное парусиновое кресло Менискуса и принялся жизнерадостно перелистывать страницы. По потрепанному и лоснящемуся виду журналов можно было догадаться, что листали их неоднократно. Слышалось лишь шуршание страниц, переворачиваемых необъятными ручищами Сияющего. Все это были издания типа «Гоночные велосипеды» или «Велосипедный фан». Сияющего, по всей видимости, интересовали преимущественно картинки.

На беду, в первое же утро выхода Менискуса из комы Наоми позабыла предназначенный для куратора Гулд факс, который валялся сейчас в лаборатории на видном месте, причем видном даже сквозь плексигласовую перегородку, откуда Сияющему не составило бы большого труда его прочитать. Что он и сделал. Сияющий зачитал его во весь голос, то ли нарочно, чтобы слышал Менискус, то ли просто потому, что на дух не выносил тишины — Менискус не совсем понял. То был факс не о ком ином, как о Сияющем, отправленный Анри Хеншоу. Тот интересовался, как поживает СЕ. Пребывает ли он в добром здравии?

— Этот ублюдочный Арни Хеншоу, белокурая цыпочка Барби! — заорал Сияющий. — Я ему ложкой затолкаю в пасть его же собственное дерьмо. Ему со мной ни в жисть не справиться! Да у него кишка тонка! А яйца размером с пуговицу! Называет себя боровом-кандидатом. Да где это видано, чтоб мужик хотел слыть свиньей? Вы все, на хрен, спятили, что ли? Неужели он воплощает в себе все ваши представления о том, каким должен быть настоящий мужик? Что вы там себе вообразили, девоньки?

Всякий раз, как что-нибудь выводило из себя Сияющего, он вымещал свой гнев на Менискусе, который к этому времени уже так свыкся с терзающей его внутренности болью, что его больше не трогали нападки странного соседа. Сияющий принялся в очередной раз тормошить Менискуса, который повис в его ручищах как тряпичная кукла. Здоровяку наскучило это занятие, и он наконец отстал.

Поначалу подобные происшествия случались нередко. Сотрудники лаборатории пребывали в ужасе. Угрозы Наоми усыпить Сияющего не возымели никакого эффекта. Тогда она решила подержать его на голодном пайке, подумав, что такая крайняя мера сделает его более покладистым. Он же, напротив, ярился еще больше, но только теперь его злость приобретала оттенок людоедства.

— Я сломаю каждую косточку в его чертовом теле, — заявлял он, слюна брызгала изо рта во все стороны, а белки глаз вспыхивали безумным блеском, когда он, войдя во вкус, швырял Менискуса из одного угла аквариума в другой. — Тащите-ка мне немедленно два чизбургера, шоколадный коктейль и упаковку пива «Миллер», а то я того и гляди оттяпаю ему язык обувной ложкой.

Менискус, уже давно скорчившийся в позе эмбриона, воспользовался моментом, чтобы выяснить, как это представление пришлось по вкусу зрителям в лаборатории. В ту минуту там находилась доктор Бальдино. Когда Наоми стала умолять ее накормить СЕ таблетками, чтобы тот наконец унялся, доктор Бальдино торжественно качнула головой: «Нет». Менискус закрыл глаза. Ответ всегда один. Нет, тебя никто не спасет.

В конце концов Сияющий получил еду. Съев все, он уселся в складное кресло, которое натужно заскрипело под его весом, и на лице застыло тупое, пресыщенное выражение. Менискус заметил, как едва различимые лучи «И-МИДЖа» шарят по телу Сияющего, когда Наоми его сканировала. Сияющий ни о чем не догадывался. Он листал свои журналы, открывая их где придется, да иной раз оставляя пометки черным несмываемым фломастером. Менискус мало-помалу стал расслабляться, но передышка оказалась недолгой. Прошло минут десять. Сияющий встал и направился к двери. Он вырвал страницу из журнала — то был бланк заказа с нацарапанными на нем каракулями — и засунул ее в лоток. Лабораторная камера автоматически увеличила масштаб, чтобы показать его лицо крупным планом.

— Доставьте это барахло, — сказал он в глазок камеры. — Чем быстрее я его получу, тем спокойнее вам будет.

Никто не ответил.

— Эй! — завопил он, заколотив по стеклу. — Я же не чертова свинья, так что будьте уж так любезны уделить мне чуточку вашего внимания.

Открылась дверь и вошла Наоми.

— Смотрите-ка — сейчас, когда она смекнула, что уморить голодом меня не удастся, она собирается подкупить меня жратвой. Старая, как мир, история.

На подносе Наоми громоздилось несколько видов закусок и напитков.

— Я стараюсь сделать все возможное в столь непростой с точки зрения морали ситуации, — сказала она. — Так что таким путем я просто выражаю сочувствие. Пусть это малость, но от всего сердца.

Сияющий хмыкнул и сказал Менискусу:

— Она полагает, что у нас тут зоопарк для сопляков. Таким способом она оправдывает собственное неуважение к нам. Знаешь, приятель, чем сильнее одомашнено животное, тем меньше у него развиты навыки выживания, и оно превращается в слабую и глупую тварь. А чем глупее оно становится, тем меньше его уважают люди. Люди, не задумываясь, порешат овцу или корову, потому что воображают, будто овцы и коровы подписали с ним некий негласный контракт, цена которому — мясо на столе. Но стоит грохнуть дикого зверя, как все тотчас же распускают нюни. Дикие животные внушают уважение.

— А собаки? — спросила Наоми. — Люди любят собак, но питают отвращение к огромному злому волку.

— Любят-то они, конечно, собак, но вот уважают волков, — ответил Сияющий, уставившись в потолок, словно вопрос ему задали оттуда. — А вот взять, к примеру, нас, мужиков. Бабы воображают, будто они нас одомашнили. Они научились делать все то же, что и мы. Благодаря вирусам они даже получили возможность защищать себя от мужчин. Мы нуждаемся в них больше, чем они в нас. Вот почему мы размножаемся через свиней, и столь бурно растет спрос на вибраторы. Мы трахаем сами себя, Пискля. Все эти новые технологии поставили на нас крест. Теперь мы слабы, и нами командуют телки.

Наоми затрясла кулачком.

— Да! Власть телок! Мы, женщины, соображаем что к чему, и вам это хорошо известно, Каррера. Почему бы вам не расслабиться и не получить удовольствие?!

— Получите-ка вы лучше сами удовольствие! — Он вытащил из штанов свое хозяйство и потряс им перед девчонкой.

Менискус ожидал, что Наоми поведет себя как любая приличная девушка в такой ситуации, то есть завизжит или захихикает, но она просто скосила глаза, наклонила головку и произнесла:

— Вам не кажется, что он и впрямь самый забавный из всех человеческих органов?

Надувшись, Сияющий поспешил его засунуть обратно.

— Уважение, — сказал он Наоми. — Хотелось бы получить немного уважения.

Она состроила ему рожицу.

— Я получу детали по этому заказу или нет? Если нет, придется импровизировать.

— Можешь начинать прямо сейчас. Я тебе не служанка. Гордо расправив плечи, она ушла.

Сияющий полдня разносил новую мебель Менискуса, которую установили всего лишь пару дней назад, заменив обломки прежней. Мягкие игрушки Менискуса сосед зашвырнул на кровать, а огромные кулачищи разметали планеты и свалили бесформенной кучей на полу.

Менискус попробовал было возмутиться, но сразу же заглушил вопль протеста, зарывшись лицом в мягкий искусственный мех львенка по имени Джанко, стоило только Сияющему разок на него посмотреть. Он сел на кровати, трясясь как в лихорадке, пока Сияющий, используя руки и зубы, уничтожал стеллажи. Доски он отшвырнул в сторону, выказывая интерес только к алюминиевым стойкам, служившим доскам в качестве опоры.

Когда Сияющий повернулся к Менискусу спиной, он ринулся спасать разбросанные по полу планеты. Он осторожно брал их в руки и нашептывал ласковые слова. Нельзя просто взять и отклонить планету с орбиты, не думая о последствиях. Менискус ощущал ужасное бремя ответственности за то, что позволил так обращаться с планетами. Он разложил их на покрывале в исконном порядке и обложил по кругу мягкими игрушками, чтобы те охраняли покой планет.

Он нашел лазурит, малахит, слюду, кремень, песчаник и поставил их на место. Каждый минерал был дан Менискусу в знак благодарности за очередную успешную фазу проекта «Лазурный». Большая их часть досталась ему еще от первого доктора, но когда тот доктор уехал, Наоми продолжила традицию и награждала Менискуса всякий раз, как новый вирус вводился в его ткани. Лазурит, восьми лет от роду, был самым юным из камней и напоминал о первом вторжении Лазурных вирусов доктора Бальдино.

Но теперь у него был еще один, особенный камень. Точнее даже не камень. Бонус подарила ему зуб волка, так она сказала. Но выглядел он как камень и на ощупь ничем не отличался от его минералов. Он что-то такое сделал с вирусами, что-то гораздо худшее, чем все предыдущие микроорганизмы доктора Бальдино, которые она изобрела с помощью своей МУЗЫ. Этот зуб вызвал внутри него странные изменения. Что-то внутри Менискуса отозвалось на скрытый призыв зуба, и вирусы тоже отозвались, и теперь его мир зашатался. Скоро они убьют его.

Но ведь Бонус сказала, что пытается помочь ему, а не убить.

Менискус медлил, пытаясь разобраться с этим парадоксом и не зная, какое место отвести зубу. Он мог бы передвинуть планеты, даже, пожалуй, и Солнце побеспокоил бы, чтобы разместить новичка. Но не имел ни малейшего представления, как осуществить такую сложную операцию. Обычно Менискус играл с планетами и странствовал по Моллу в одно и то же время, и немудреная игра в камни служила чем-то вроде зеркального отражения замысловатой виртуальной игры — камни представляли собой физические метки-заполнители в математических вычислениях, понятных только ему. Сейчас у Менискуса не получалось достаточно глубоко погрузиться в игру, чтобы постигнуть предназначение зуба. Подобно его Солнечной системе, Молл бесповоротно изменился с тех пор, как он поговорил с Бонус.

Менискус почти не сомневался, что планета-лазурит сейчас превратилась в доминирующий элемент всей системы, кто знает, может она даже метит на место Солнца. Лаз79, безусловно, знают, как вести себя с ним. Менискуса била лихорадка и иссушала жажда, а порой захлестывала невыносимая боль, словно в него шарахнула молния. Он никак не мог себе помочь, потому что ему не удавалось уйти полностью в Молл. Теперь игра пошла на самотек, используя его как источник энергии, а самому Менискусу ничего больше не оставалось, как готовиться к смерти.

Менискус огляделся по сторонам, проникнувшись к себе жалостью. Теперь Сияющий совсем не замечал Менискуса. Он деловито возился с трубками и винтами, извлеченными из мебели. Пока Менискус смотрел, Сияющий принялся мастерить из этих деталей хитроумное приспособление, назначение которого оставалось для Менискуса полной загадкой.

Все знания, которые когда-либо Менискус получал, даже в детстве, он приобрел с помощью программ компьютерного моделирования, проще говоря, учился он на симуляторах. В реальной жизни ему еще ни разу не доводилось видеть, как кто-то работает. Вид Сияющего, зубами превращавшего прямоугольный кусок сосны в головку молотка, странным образом зачаровал его. Он прекрасно понимал, что молоток Сияющего и в подметки не годился любому молотку, сделанному на заводе, но, надо отдать должное, Сияющий смастерил его из подлокотника кресла, и это казалось Менискусу необыкновенно творческим подходом.

Менискус издал несколько осторожных скрипучих звуков в запоздалой попытке наладить общение, однако Сияющий словно и не слышал его. Волчий зуб лежал в его ладони, прямо-таки умоляя найти ему место в мировом порядке. Менискус еще раз окинул взглядом планеты. Солнцем раньше был золотой самородок из второго эксперимента, но вспыхнула борьба за власть между золотым и малахитовым народами, обитающими на пятой планете, так что теперь малахит стал Солнцем, а золото было разжаловано до статуса второй луны, прикрепленной к ныне покинутой планете № 5. Он знал, что некоторые из планет хотели бы помочь лазуриту стать новым народом планеты № 5, то есть обсидиана, но у лазурита не было ничего общего с людьми, ему больше подошла бы роль изгнанника, так что пока он в этом статусе и пребывал.

— Ты планета с темным сердцем, — прошептал лазуриту Менискус. — Ты охотник холодных далей, ты многое познал на своем веку, огонь твой зачах, но ты продолжаешь странствие.

Он переместил его в дальний конец. Затем дрожащими пальцами расположил волчий зуб в центре и отправил малахитовый народец обратно на одинокую пятую планету.

После чего встал, прошел к установке для утилизации отходов и вывернул туда содержимое желудка.

Вены взвыли от боли. Когда Менискус вернулся к кровати, в кончиках пальцев возникло покалывание.

Он ощущал, как растут его ногти. Они жаждали расти быстрее. Полумесяцы на них стали синими.

Менискусу открылась истина: оказывается, он обладает способностью, о которой даже не подозревал. Словно у него появилась новая мышца, да вот только то не мышца вовсе. Нынешнее удивление немного напоминает ту радость, которая охватила его, когда он понял, что может шевелить своим пенисом. В детстве он никогда не замечал этой способности. Только когда созрел, и его стали изводить постоянные эрекции, Менискус научился поднимать и опускать свой член с помощью мышцы, которая была там и прежде, но он ее почему-то не замечал. Теперь, когда вызванная Моллом боль исчезла, он задумался. Большой розовый взрыв, отдающий духами, зародил в нем подозрение. Он вдруг подумал, что может влиять на то, что делают вирусы. Он открыл доселе скрытую мышцу, о существовании которой и не догадывался.

Если бы только знать, как использовать ее. Если бы только ему удалось увидеть, как она действует.

Сияющий зубами вытаскивает винты из огнеупорного пластика, покрывающего мебель, то и дело делая перерыв, чтобы прокричать: «Когда я получу свои сигареты?». Он замечает, что Менискус смотрит на него.

— Хочешь мне помочь? Найди какую-нибудь штуковину, которой можно заменить зубило.

Менискус молчит, смотрит.

— Ну давай же, Пискля, шевелись. Ты что, собираешься просто сидеть тут и размышлять о болезни? Ты и впрямь хочешь потратить жизнь на то, чтобы передвигать с места на место идиотские камешки и воображать, будто это планеты?

— Откуда ты узнал, что это планеты?

— Знаешь, я ведь был здесь, когда ты с ними болтал.

— Я с ними не болтаю. — Затем он начал было говорить: «Я ни с кем не разговариваю…», но вовремя спохватился — сейчас эта фраза утратила свою актуальность.

— Да брось, конечно, разговариваешь. Даже во сне.

— Это подарки. Награды. За эксперименты.

— Тоже мне награда. А как тебе понравился бы кондоминиум в Ки-Уэст?

— Вот этот самый старый. Он дал мне его, прежде чем отправить сюда. Он сказал, мы с ним одинаковые, поэтому я должен быть храбрым.

— Кто сказал? — фыркнул Сияющий, но по его виду было ясно, что ответ его мало интересует.

Менискус промолчал.

У доктора были темные глаза и руки, похожие на руки Менискуса, мужской голос и женские духи.

— Я буду всегда любить тебя, что бы ни случилось, и я буду рядом за тобой, даже если ты меня не сможешь увидеть.

Лицо у доктора странное, его половые признаки смешались в памяти Менискуса, хотя в то время иных лиц он не знал. Узкий подбородок и небольшое адамово яблоко, как у женщины, и щетина, как у мужчины. Лицо доктора улыбалось ему с тех пор, как он был малышом. Оно говорило с ним мягким тенором.

— Не важно, что они сделают с тобой, — сказал доктор. — Планеты они не тронут. После каждой фазы ты будешь получать планету, и никто не сможет забрать их, и никто не сумеет повлиять на планеты, кроме тебя. Смотри на планеты, и ты увидишь, как там разворачиваются целые истории.

Менискус спросил:

— Почему ты бросаешь меня?

— Потому что должен. Так лучше и для тебя. Так я смогу тебя защитить. Ты останешься мужчиной, не превратишься в недочеловека, не то мальчика — не то девочку.

Неужели это так плохо? Менискус хотел спросить, но не стал, потому что он был мальчиком, а ни один мальчик не захочет стать девочкой — или недочеловеком.

— Другого пути нет, — добавил доктор. — Ты проведешь свою жизнь в институте. Иначе рано или поздно ты умрешь от Y-чумы. В Цитадель тебя не примут, потому что ты клон, а здесь ты будешь в безопасности. Вирусы, которыми они засеют тебя, не будут угрожать твоей жизни. Пусть они и выведены некогда из Y-вирусов, но они эволюционировали уже несколько поколений и не разрушат тебя. Никогда, если я помогу тебе.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал.

— Они говорят, что я должен.

— Они? Кто такие эти они?

— Ты не поймешь, Менискус, ты еще слишком маленький.

— Тогда не слушай их!

— Я должен. Они наше будущее, наша судьба.

Наконец Менискус ответил Сияющему.

— Мой отец — клон. Он единственный мужчина, которого я знал. Пока не появился ты. «Не доверяй доктору Бальдино, — сказал он. — Не доверяй никому из них. Ничего им не рассказывай. Эти женшины считают, что они используют тебя, но на самом деле это мы их используем». — Менискус помолчал. — Ты знаешь, что в тот день, когда ты пришел, я почти умер? Если доктор собирался спасти меня, разве он уже не появился бы здесь? Думаю, он просто предатель. Тогда почему я не должен говорить?

— Ты хочешь сказать, что не разговаривал целых девять лет только потому, что этот парень тебе так сказал? Что ж мать твою, прелестная история. Однако это еще не повод распускать нюни. Давай же, найди мне наконец зубило.

Но Менискус помогать не торопится. Он забился в самый дальний уголок кровати, подальше от внимательных глаз Сияющего. С помощью своей новоприобретенной ментальной мышцы, пока еще робко, он заставлял расти ногти на руках.