Бесшумная буря

Глава 20

Обратно к белокаменному дому Тирион шёл с тяжёлым сердцем. Медленно кипевшая ненависть к Ши'Хар вернулась, окрашивая всё, что он видел, и наполняя его горечью. Бриджид, Джек и Сара возвращались с противоположной стороны, неся с собой пару оленей, левитируя их тела перед собой. Их лица были радостными, почти яркими — гораздо счастливее, чем он видел с тех пор, как забрал их из их домов.

Они начинали видеть, что, быть может, жизнь здесь будет не такой ужасной, как они боялись. Хорошая еда и некое подобие самоопределения играли большую роль в том, чтобы заставить их поверить в это, пусть их и держали в качестве рабов.

Тириону хотелось добиться большего. Он надеялся, что Роща Иллэниэл не заставит их сражаться.

Его вчерашние действия с Ианом были жестокими и чрезмерными. Он чувствовал вину, но теперь знал, что был тогда прав. Он не мог позволить себе доброты, сейчас — нет, пока — нет. Быть может, однажды, но к тому времени их пропитает ненависть к нему, она будет вырезана на их сердцах подобно шраму, который никогда не заживёт до конца.

И он будет ножом, который вырежет этот шрам.

«Какую бы доброту они ни искали, она не должна исходить от меня», — сказал он себе. Кэйт показалась из дома, когда он ещё только заканчивал эту мысль, и когда его взгляд упал на неё, он понял, какую роль она будет вынуждена играть. «Ты будешь им матерью, Кэйт. Ты будешь любить их там, где я не смогу. Я их сломаю, а ты не дашь им сойти с ума».

Она целеустремлённо пошла к нему, будто собираясь переговорить с ним. Сыгранная им предыдущим вечером музыка поведала ей больше, чем следовало. Кэйт вновь мельком увидела его страдание.

«Она хочет меня простить, если я всего лишь дам ей хоть немного знать, что я не сумасшедший. Даже сейчас, после всего случившегося, ей хочется верить».

— Даниэл, я тут думала… — начала она.

— Стой, — приказал он.

Кэйт нахмурилась:

— Но я…

— Мне плевать, — резко сказал он ей. Он повторно проверил их окружение магическим взором, убеждаясь, что в пределах слышимости никого не было. — Мне нужно сделать обращение ко всем. Я объясню, как всё будет устроено.

Она закрыла рот, буравя его взглядом.

— Тебе это не понравится. Ты захочешь начать спорить со мной об этом, и, наверное, будешь права, но тебе нужно будет держать язык за зубами, — предостерёг он.

— Что происходит? — спросила она.

Он проигнорировал её вопрос:

— Потом ты будешь злиться. Они тоже будут, — сказал он, взмахом руки обозначая всех остальных, хотя рядом их не было. — Они захотят поговорить, и им понадобится кто-то, кто будет их слушать. Мне всё равно, что ты скажешь, покуда это не дойдёт до моих ушей.

Она озадаченно посмотрела на него:

— Ты действительно спятил. Ты что, сам с собой разговариваешь? Потому что звучит так, будто ты говоришь с кем-то, кто знает, о чём ты вообще толкуешь, чёрт возьми.

Он кивнул:

— Наверное, я действительно спятил, и для вас это — хороший способ восприятия сложившейся ситуации. Вам нужно помнить лишь два правила. Никогда не говорить о безумце там, где он может вас слышать, и никогда не спорить с ним прилюдно.

— Иначе что?

Он подался ближе:

— Иначе вас постигнет судьба Иана.

Глаза Кэйт сузились. Она не особо хорошо воспринимала угрозы. Выпрямившись она приняла твёрдую позу:

— Хорошо, если ты хочешь так себя вести — то ладно, но не жди, что я буду тебе подыгрывать. Меня уже тошнит от твоей травли, и мне плевать, что ты со мной сделаешь.

— Иди, собери остальных вместе, мне нужно с ними поговорить. У тебя есть пятнадцать минут. — Он протолкнулся мимо неё, игнорируя её напускную храбрость.

От вчерашнего костра осталась сгоревшая зола. Обойдя её, он сел на то же бревно, где сидел вчера. Ждать пятнадцать минут ему не потребовалось, все собрались во дворе за пять. Некоторые начали садиться на другие брёвна, но он встал, и жестом отогнал их от брёвен-скамеек.

— Это не та дискуссия, где можно садиться и болтать, — серьёзно сказал он им.

— Это что, совещание? — спросила Абигейл.

Тирион зыркнул на неё:

— Отныне, когда я созываю вас вместе, вы не будете со мной говорить. На таких собраниях со мной могут говорить лишь два человека — надзирательница Лэйла и Гэйбриэл Эванс. Остальные будут говорить со мной только тогда, когда я сам к вам обращусь.

Девушка сглотнула, и кивнула, боясь отвечать.

Он оглядел остальных собравшихся:

— На следующей неделе те из вас, чьи силы пробудились, начнут сражаться на арене.

Все замерли, исчезли даже издаваемые ими фоновые звуки.

— Арена — это место, где милосердие не существует, и потому вы не будете его оказывать. И от меня вы милосердия тоже не дождётесь. Прежде чем я вас сюда привёл, у вас было то, чего никогда не было у выросших в загонах рабов… у вас была семья. Были родители. Ваши матери и ваши отцы, или кто там, чёрт побери, растил вас — эти люди вас любили. Эти люди вас лелеяли. Они вас кормили добротой и любовью, и помогли вам стать сильными, здоровыми, умными юношами и девушками, которых я сегодня вижу перед собой.

Но любовь не сохранит вам жизнь. Доброта не отвратит от вас насильственную смерть. Вот, почему я здесь. Я научу вас тому, чему никогда не хотели учить вас родители. Я научу вас искусству насилия. Я научу вас убивать, и я дам вам жестокость, чтобы вам нравилось это делать. Я научу вас ненавидеть своего врага с пылкой страстью — страстью, которую можно потушить лишь кровью.

Вы будете последователями моей ненависти. Я научу вас ненавидеть меня, а когда вы выйдете на арену, вы будете видеть перед собой именно моё лицо, уничтожая вашего врага. Вы будете засыпать со слезами на глазах, и более всего будете желать моей смерти от ваших рук, а когда выйдете на арену, то обрушите этот гнев на своих врагов.

Любовь ваших родителей сделала вас сильными — теперь же моя ненависть возьмёт эту силу, и сделает вас могущественными. Ваши сердца станут оружием, которое уничтожит всех, кто встанет у вас на пути.

«И однажды вы обернёте это оружие против тех, кто сотворил с нами всё это…»

— Ты хотел меня видеть, — сказала Лэйла, спокойно глядя ему в глаза. Она была высокой женщиной, широкой в кости, и её глаза были почти на одном уровне с его собственными. Легко было увидеть, почему Гарлин был так одержим ею. Она олицетворяла собой силу, хотя та и была закалена врождённой жестокостью её воспитания.

— Тиллмэйриас продал тебя Роще Иллэниэл, — ответил он. — С сегодняшнего дня ты — моя рабыня, моя надзирательница. Понимаешь?

Она нахмурилась:

— Но ты — надзиратель… — сказала она, опустив окончание «… как и я». Однако Тирион был уверен, что думала она именно так.

— Нет, уже — нет. Ши'Хар приняли решение повысить меня. Теперь я — один из их детей, а ты, вместе со всеми остальными, принадлежишь мне.

— Как это вообще могло быть возможным? — с отвисшей челюстью сказала она.

— То, «как» это произошло — не твоя забота, Лэйла. Твоя забота — слушаться моих приказов.

Высокая женщина покорно склонила голову, и он увидел, как она облизнула губы. Сердцебиение её также участилось.

— Какие у тебя для меня приказы, Тирион?

— Это касается Кэйт, — начал он.

В её глазах зажглось понимание:

— Она тоже твоя. Ты хочешь, чтобы я держалась подальше…

— Нет, Лэйла, — с некоторой фрустрацией сказал он. — Я не пытаюсь удерживать тебя подальше от неё. Я хочу, чтобы ты защищала её от остальных. Она здесь единственная, у кого никогда не будет способности манипулировать эйсаром. В конце концов юнцы осознают, насколько она бессильна, особенно после того, как я начну их учить.

— Она будет только твоей, если ты этого пожелаешь, мой лорд, — почтительно ответила надзирательница.

— Я не это имел ввиду, — раздражённо ответил он. — Я просто хочу, чтобы ты её защищала. Что вы вдвоём будете делать помимо этого, меня не касается.

Надзирательница была сбита с толку, но удержалась от вопросов. Она чувствовала его фрустрацию, и многолетний опыт научил её, что опасно задавать вопросы, которые никто не хочет слышать:

— Будет так, как ты скажешь, Тирион.

— И ещё одно, — продолжил он.

Тут Лэйла улыбнулась — этого она ожидала. Шагнув вперёд, она прижалась к нему:

— Я видела, как ты на меня смотрел. Я сделаю всё, что ты прикажешь.

Тирион грубо оттолкнул её:

— Нет, чёрт тебя дери! Мне не это нужно.

Лэйла покраснела от стыда, что для надзирателей было необычным делом.

— Я хочу, чтобы ты помогла мне их тренировать, — сказал Тирион. — Как у надзирательницы, у тебя большой опыт боёв на арене. Будет полезно иметь помощницу для их обучения.

Она шмыгнула носом:

— Ты достаточно им показал. Я не поняла, о чём ты недавно толковал им. Зачем впустую тратить на это время?

— Я не думаю, что это — пустая трата времени. Чем более готовыми они будут, тем лучше у них получится выжить во время матчей.

— Тебе не следует их баловать, — настаивала надзирательница. — Позволь слабым умереть. Останутся те, кто заслуживает жить.

Он покачал головой — Лэйла вновь напомнила ему о разнице в их мировоззрении. Обучение — даже жестокое и брутальное обучение — было тратой времени и энергии на людей, которые в её глазах могли этого и не заслуживать. Для неё это было балованием.

— Вот увидишь, Лэйла. Даже самый кроткий из этих детей станет ужасом на арене, когда я с ними закончу.

Сила Эммы Филлипс пробудилась тем вечером, поэтому на следующее утро для первого урока выстроились восемь юных лиц. Конечно, она недужила и её тошнило от навалившейся на неё новой сенсорной информации, но Тирион игнорировал её дискомфорт.

Сперва он работал с ними над щитами, заставляя их упражняться в близкой личной защите. Гэйбриэл и Бриджид, имея больше времени и практического опыта, справились лучше всех, но остальные быстро их нагоняли. Эмма работала из рук вон плохо, но это было ожидаемо, учитывая её состояние.

Два часа спустя он их остановил:

— Ладно, пока что хватит. Некоторые из вас справились едва удовлетворительно, но остальные были просто жалкими, особенно ты, Абигейл, — сосредоточил он своё внимание на девушке. — И это приводит нас к следующему уроку.

Разведя ладони, он создал между ними ярко-красную плеть. Большинство из них уже видели её в Эллентрэа, хотя благодаря Тиллмэйриасу никто из них не испытывал её на себе лично.

— Н… но у Эммы получилось хуже, чем у меня! — крикнула Абигейл, осознавая, что сейчас будет.

— У Эммы это был первый день, — сказал Тирион. — Я ожидал, что она плохо справится. — Красная плеть рванулась вперёд, и оплела щиколотку девушки, заставив её упасть, когда её тело затряслось в конвульсиях. Она кричала десять секунд, прежде чем он убрал плеть.

— Вставай, Абби, — холодно сказал он ей. — Пора обедать.

Она подняла на него взгляд покрасневших, полных страха глаз. Когда она встала, её ноги тряслись, но она быстро взяла себя в руки.

— После обеда мы начнём снова. А пока можете делать что хотите. — Быстро развернувшись, он пошёл прочь, направляясь к дому, к своей комнате. Это было единственным местом, где он мог быть один, где его никто не мог увидеть.

Захлопнув дверь у себя за спиной, он содрогнулся, борясь с тошнотой. «Я ничего не чувствую».

Он не ожидал, что будет настолько трудно. Конечно, Тирион уже использовал плеть прежде, но лишь когда был воистину зол, и лишь на тех, кто, по его мнению, заслуживал этого. Крики Абби снова и снова звучали у него в голове.

— Им это нужно, — сказал он себе, но не мог заставить себя поверить этому до конца. — Им нужно научиться страху. Из страха происходит ненависть, а из ненависти — желание убивать. Без этого они промедлят, а если промедлят — умрут.

«Лжец. Ты просто хочешь их помучить», — бросил обвинение его внутренний наблюдатель, используя голос Кэйт.

— Заткнись, — крикнул он в пространство. Чуть погодя он сел, пытаясь заставить себя расслабиться. «Может, я действительно схожу с ума», — подумал он. На этот раз его внутренний голос звучал как его собственный.

Двадцать минут спустя он вышел из комнаты. Тирион знал, что ему нужно было поесть, прежде чем вернуться к тренировкам. На кухне между Пайпер и Блэйком стояла Кэйт, и её взгляд нашёл его сразу же, как только он вышел:

— Ты! — прорычала она.

«Не сейчас, пожалуйста, не сейчас», — подумал он.

— Теперь тебе лучше? Весело было мучить эту бедную девочку?! — рявкнула Кэйт. Она выглядела готовой обрушить на него целую тираду, угрожающе наступая на него.

Тирион её предупреждал, но последнее, что ему сейчас было нужно — это ещё одна конфронтация.

«Только не Кэйт, я не могу». Как только она подошла достаточно близко, его рука метнулась вперёд, мимо её головы, и схватила её за волосы. Болезненно повернув её голову, он потащил её к спальне.

— Мне станет лучше, когда я преподам тебе урок, — сказал он, пытаясь вложить в свой голос больше уверенности, чем он ощущал.

— Отпусти! — крикнула она, изгибаясь, пытаясь высвободиться.

— Только когда ты усвоишь, где твоё место, рабыня, — ответил он, пинком раскрывая дверь, и вталкивая её внутрь, одновременно выпустив её волосы. Закрыв дверь у себя за спиной, он привалился к ней, сделав глубокий вдох, и закрыв глаза.

Кэйт напала, едва не сломав руку, когда отвешенная изо всех сил её стройного тела пощёчина влетела в его щит.

— Ай! — громко взвизгнула она.

Тирион возвёл внутри комнаты щит, который должен был не позволить звукам проникнуть наружу, а затем снял свою личную защиту.

— Попробуй снова, — сказал он, подставляя щёку.

Кэйт подозрительно поглядела на него:

— Бить по щиту больно.

— Я его снял…

Прежде чем он успел закончить, её вторая рука махнула, ужалив его правую щёку хлёсткой пощёчиной. Тирион рефлекторно повёл голову влево, лишив удар части его инерции, но всё равно было больно. Кэйт себя не сдерживала.

Он поймал её второе запястье, когда она изогнула своё тело, чтобы врезать ему основной, правой рукой. Эту руку она сжала в кулак, уверившись в том, что он снял щит. Затем Тирион перенёс вес на другую ногу, частично отбив её колено, когда она попыталась сделать ему ещё больнее.

Кэйт гневно зыркнула на Тириона, не дававшего ей себя бить:

— Я думала, ты дашь мне хорошенько врезать тебе пару раз.

— Нет, — ответил он. — Я привёл тебя сюда для того, чтобы они подумали обратное.

— Но ты же на самом деле не собираешься делать мне больно? — с сарказмом ответила она. — Это потому, что ты втайне не такой плохой, как я думаю, или как они думают? На самом деле под этой кровожадной, садистской оболочкой таится нежная душа, взывающая к пониманию… ты это мне хочешь сказать?

В его собственной голове это звучало не так смехотворно. Да он и не стал бы говорить о себе как о нежном человеке, однако суть его посыла действительно была примерно такой.

— Каким бы жестоким я ни был, даже мне не нравится причинить боль своим детям, — сказал он ей. — И тебе причинять боль мне тоже не нравится, но если ты ещё раз прилюдно встанешь против меня, то я без промедления сделаю всё необходимое, чтобы поддерживать эту иллюзию.

Он ослабил свою хватку на её запястьях, и она воспользовалась этой возможностью, чтобы отдёрнуть руки, прежде чем плюнула на пол у его ног:

— Какую иллюзию?! Когда ты сломал Иану рёбра — это была не иллюзия. Когда ты чуть не убил Лэйлу — это была не иллюзия, и когда ты пытал бедную Абби, это уж точно иллюзией не было!

Он шагнул к ней:

— Слушай, я…

Она отступила, поддерживая расстояние между ними:

— Нет, это ты послушай! Я оставила своего сына… я помогла тебе привести сюда этих бедных детей. Я не дала им сбежать или убить тебя, когда ты пал. Я верила в тебя — по крайней мере, я думала, что ты совершал неизбежное зло, но это… это что-то больное! Ты — больной!

— Тебе не обязательно со мной соглашаться, — сказал он ей. — Вообще, будет лучше, если ты будешь несогласной, но если…

— Почему будет лучше? — перебила она, шаря взглядом по его лицу. На неё снизошло внезапное понимание: — О. Ты хочешь, чтобы я была доброй, так ведь? Чтобы была им как мать, чтобы лечила их раненую гордость и раненые тела… так ведь? Ты хочешь, чтобы я давала им какую-то ложную надежду, которая не даст им впасть в уныние, чтобы ты мог выжать из них больше, чтобы ты мог причинять им больше боли!

— То, что я делаю — необходимо.

— Иди нахуй. Нет в этом совершенно ничего необходимого. Ты можешь учить их без пыток. Ты можешь учить их сражаться. Если бы ты дал им хоть немного доброты, то получил бы от них гораздо больше. Ты ошибаешься! Тебе не нужно играть из себя злыдня, чтобы получить желаемое. Ты справишься гораздо лучше, если будешь им наставником. Разве ты этого не понимаешь?

Тирион закрыл рот, размышляя. Глубоко внутри ему хотелось с ней согласиться. Он верил в силу человеческого духа, силу совместной работы, силу любви, силу семьи. Он годами размышлял над тем, почему он выжил на арене, и в конце концов решил, что его величайшим преимуществом над рабами Ши'Хар было его воспитание. Но он также знал, как трудно убивать.

Его первое убийство было плодом отчаяния и удачи. Лишь потом, когда он научился по-настоящему ненавидеть Ши'Хар и их надзирателей, он нашёл в себе волю уничтожать своих противников без колебаний, без угрызений совести или сострадания.

И он знал, что подростки, которых он привёл из Колна, были далеки от понимания такой брутальной реальности. Их не пытали так, как пытали его. Они не пережили то, что пережил он, и хотя некоторые из них могли пережить свой первый бой на арене, большинство из них определённо не выжили бы.

Но он никак не мог убедить в этом Кэйт.

— Когда ты выйдешь из этой комнаты, то будешь смотреть в пол, и всем своим видом покажешь, что я сделал с тобой что-то ужасное…

— Нет. Я не буду участвовать в твоём больном плане. Если хочешь, чтобы я выглядела побитой, или изнасилованной, или как-то ещё… то тебе придётся сделать это со мной. — Кэйт с вызовом подняла голову.

На миг он испытал искушение, но был слишком удручён, чтобы поддаться ему. Вместо этого ему в голову пришла иная мысль:

— Значит, у тебя есть два варианта, — сказал он ей. — Можешь выйти отсюда, и раскрыть моё притворство, и тогда я удвою число болезненных уроков, которые я им преподам. Или ты можешь опустить голову, и притвориться побитой, и тогда я ограничусь одним предметным уроком в день.

— Трус, — был её ответ. Развернувшись, она подошла к двери, но остановилась, когда обнаружила, что не может её открыть. — Выпусти меня.

Произнеся слово, он снял чары, запечатывавшие комнату.

Кэйт распахнула дверь, и выбежала наружу, опустив голову и всхлипывая. Она казалась очень убедительной. Если бы он сам не знал правды, то обязательно бы купился на её игру. Даже её аура была в беспорядке. Она была актрисой до глубины души.

— Что случилось, Кэйт? — послышался взволнованный голос. — Что он с тобой сделал? — Тириону потребовалось немного времени, чтобы опознать говорившего. «Дэвид».

Молодой человек поспешил за ней, пытаясь её успокоить, пока она быстро покидала дом.

«У него не будет никаких проблем с поиском причин меня ненавидеть», — подумал Тирион, но эта мысль не принесла ему удовлетворения.