Бесноватые

Зелёный человек

Джош Мачен говорил себе, что ревность в такой же степени является неотъемлемой частью любви, как и другие охотно демонстрируемые жесты, — протянутая через обеденный стол рука, поправляющая волосы на лбу любимой, многозначительные взгляды, которые кидаешь на нее через забитые пассажирами вагоны метро, — все это просто лишний раз доказывает, насколько тебе не наплевать. Кейт дразнила его этим. «Тебя послушать, так Отелло был нормальным парнем, который действовал с полным правом», — заявила она. Ревность означала, что ты постоянно о ком-то думаешь, чему каждый нормальный человек, конечно, должен радоваться, поэтому они постоянно шутили на эту тему.

Тема ревности перестала быть шуткой, после того как Джош пошел за ней на девичник и обвинил ее в том, что стриптизер дотронулся до ее бедра. Чем больше они спорили о том, в каком конкретно месте шаловливые руки юноши дотронулись до нее, тем менее веселой делалась улыбка Кейт. После этого случая он стал подвергать сомнению все ее перемещения, принялся проверять ее мобильный на предмет неопознанных номеров, а ее электронную почту — на предмет таинственных корреспондентов. Обычно после этого он извинялся, но лучше от этого не становилось.

— Такова жизнь в Лондоне, — сказал Джош во время примирительного ужина в его любимом ресторане в Кэмдене — в заведении, где хозяином был киприот. Джош всегда делал здесь какие-нибудь важные заявления. — Восемь миллионов человек, все чего-то хотят, куча мужчин смотрит на тебя так, как будто ты их последний шанс. Нет ничего удивительного в том, что отношения в этом городе долго не длятся.

— Ты хочешь сказать, что именно по этой причине мы никогда не едим в более модных местах? — спросила она, только наполовину поддразнивая. Одноглазый владелец проскользнул между клиентами, и им стало неловко.

— Разве наша жизнь была бы другой, если бы мы жили где-нибудь еще? Где-нибудь, где тепло и сухо, где улицы не покрыты мусором и где не каждый второй магазин продает на вынос жареную курицу? Лондон умирает, в нем больше нет жителей, в нем только жильцы. Здесь происходит больше преступлений, чем в Нью-Йорке, транспортная система — как в стране Третьего мира, здесь просто слишком много людей. Смотрю на старые фотографии полупустых улиц и думаю: «Я бы хотел, чтобы город снова стал таким».

— Мир невозможно остановить, Джош. Надо идти с ним в ногу.

— Вероятно. Но можно найти место, которое подойдет нам лучше.

— Ты действительно думаешь, что для нас что-то изменится, если мы будем жить где-то еще?

— Да, я так думаю.

— И ты уже что-то приглядел?

— Если я найду такое место, ты по крайней мере обещаешь подумать?

— Думаю, да, — согласилась она туманно. — Это ведь не будет означать, что ты запрешь меня на каком-нибудь острове, чтобы владеть мной единолично?

— Нет, конечно. Думаю, нам обоим пойдет на пользу, если мы немного посмотрим мир. У меня не было возможности посвятить этому целый год, как у тебя.

Она не знала, что подумать: от чего он хотел убежать — от Лондона или от сознания того, что не мог быть уверен в себе, в том, что может доверять ей в Лондоне?

Кейт долго не соглашалась выйти за него замуж. Она видела, как брак выдавил жизнь из ее родителей, и не хотела идти по их следам — в тапочках и по ковру. Почему бы еще брак называли «узами»? В конце концов, она уступила, потому что решила, что это раз и навсегда ответит на вопрос о доверии, который время от времени повисал в их разговорах. Джош полностью построил свой мир вокруг ее мира, и это было немного слишком. Он просто лег ей под ноги. Если те клятвы, которые они дали друг другу при вступлении в брак, подразумевали обоюдное доверие, то в браке он, наверное, мог бы стать достаточно свободным, чтобы найти самого себя.

После мрачной и маловразумительной гражданской церемонии, которую ее родители бойкотировали, она переехала к нему, втиснув дополнительную кровать в его маленькую квартирку рядом с Виктория-Парк. Брачный контракт включал в себя косвенно подразумевавшееся обещание, что Джош все-таки научится вести себя как муж. Ей было интересно, что за трагедия произошла в его прошлом, если он настолько боялся потерять ее.

Поначалу она опасалась, что совместная жизнь на Виктория-Парк будет клаустрофобной, но ввиду того, что они работали по гибкому графику в разных концах города, — она была исследователем в Колледже тропической медицины на Кингз-Кросс, а он работал дизайнером в какой-то чахлой компании звукозаписи в Кенсингтоне, — они виделись не так уж и часто. Они оба были лондонцами, у обоих было слишком много старых друзей, слишком много дней рождений, которые надо было отметить, слишком много договоренностей, которые предстояло впихивать в свободные часы. Времени никогда не хватало.

А потом Джош потерял работу, и в сутках оказалось слишком много часов.

После того как он просидел три месяца дома, дожидаясь, что ему позвонят представители работодателей, он стал замкнутым и растерянным. Сокращения, урезание расходов, низкие доходы в околомузыкальной среде, — снова и снова звучали одни и те же слова. Все искали дешевую рабочую силу, а это означало, что нанимали молодежь. Джошу был тридцать один год, он был дизайнером, работавшим над товарами, которые должны были привлечь покупателей-подростков, и работодатели боялись, что он миновал свой срок использования. У него оставались старые контакты, и ему иногда удавалось поработать на нерегулярной основе, но этого явно не хватало на то, чтобы оплачивать счета. Кейт часто ходила по вечерам встречаться с коллегами со своего факультета. У Джоша не было ничего общего с этими упертыми биологами, и он оставался дома, но всегда дожидался ее, чтобы ненароком допросить, когда она возвращалась.

Им потребовалось не так много времени, чтобы понять, что новая реальность их жизни и вызываемый ею стресс разрушает их отношения. Они знали: надо что-то делать. Они очень любили друг друга, но на пути у этой любви стояло слишком много препятствий.

Именно Кейт обратила внимание на предложение одной малазийки, которая недавно пришла к ним на факультет.

— Это означает довольно резкое изменение образа жизни, — сказал Джош, после того как она объяснила, что повлечет за собой их согласие поехать.

— Ты же говорил, что хочешь уехать из Лондона, — напомнила она ему, возбужденно раскрывая на столе карту.

— Из Лондона — да, но бросить Западное полушарие насовсем — это кажется мне слегка экстремальной идеей.

— Я же пишу диссертацию, и это все отлично сходится. Слушай, Малайзия разделена на два отдельных куска — на западный полуостров и на северо-западную часть Борнео.[15] Остров Тиоман, кажется, находится где-то дальше вглубь океана, если смотреть от западного побережья полуострова, — ее палец проследил береговую линию. — Вот она. Посмотри как следует.

— Она вроде говорила, что он маленький.

— Ты смотришь на остров Ланкави. Остров Тиоман находится чуть дальше к северу. Видишь?[16]

— Это просто точка. Какой здесь масштаб?

— Самолет летит до Куала-Лумпура, а затем надо добраться внутренним рейсом до Ланкави, и, наконец, там уже близко на пароме.

— Господь милостивый, судя по карте, путь туда неблизкий.

Они снова принялись разглядывать изумрудную каплю. Остров был таким маленьким, что на нем даже не было отмечено ни одного города. Кейт еще раз оглядела карту, ища на ней что-нибудь положительное.

— Похоже, наш остров находится ближе к берегу Малайзии, чем остров Ланкави. Он просто не так обжит туристами. Сейчас паром ходит всего два раза в неделю, но они обещают расширить сообщение, как только станет приезжать больше людей, — она сжала его руку. — Подумай об этом. Один из самых футуристических городов на планете будет всего в нескольких сотнях миль от нас. Если так взглянуть на ситуацию, то мы будем от цивилизации не дальше, чем, скажем, Лондон от острова Мэн.[17]

Он провел рукой по волосам, и морщины озабоченности вернулись на его лоб.

— Это точно, — сказал он мрачно.

После двух встреч с владельцами нового отеля на Тиомане Джош так и не дал убедить себя в том, что они должны принять это назначение. Им предстояло быть смотрителями отеля минимум четыре месяца — пока строители доводили до ума номера в основном здании гостиницы. Владельцы представляли собой супружескую пару швейцарских банкиров. Они хотели, чтобы кто-нибудь присматривал за строительством, пока отель не будет полностью готов к открытию в ближайший летний сезон. Деньги, которые они были готовы платить чете европейцев, согласной заступить на пост, были немалыми. В жилой части отеля уже обставили для них номер, и банкиры были готовы обеспечить их всем необходимым. Кейт получала возможность реализовать свою сокровенную мечту о токсикологическом исследовании, — она никак не могла выкроить на это время в Лондоне. А Джошу предстояло еще раз подумать о своих возможностях и, может быть, попытаться сделать карьеру фотографа, о чем он всегда мечтал. Однако срок окончательного принятия решения приближался, а он все никак не мог согласиться.

Затем Кейт встретилась со своим старым поклонником, который объявил, что снова одинок, и пожалел, что они некогда разошлись. Вечером в субботу он предложил отвести ее поужинать в ресторан Гордона Рэмсея в «Клариджез»[18] и попытаться снова навести разрушенные мосты. Пока она думала, соглашаться или нет, Джош объявил, что они едут в Малайзию.

Они подписали бумаги, заперли квартиру и полетели на место через Куала-Лумпур, имея всего один чемодан на двоих. Люди с рюкзаками, туристические группы и бизнесмены заполняли корабль, который отправлялся в Ланкави, но лишь горстка местных жителей поехала с ними дальше, до порта. Был конец октября — до начала сезона дождей на острове оставался всего месяц, и первых гостей на Тиомане ожидали только в конце марта. Стройный белый паром был современней, чем все те корабли, на которых Джош путешествовал в Британии. Они рассекали гладкое зеленое море, которое наполнялось тонким аквамариновым светом, когда солнечные лучи входили в него, и сразу же стало понятно, что они приняли правильное решение, оставив позади серый купол лондонского неба. А повсюду вокруг них из сверкающей яшмой воды вырастали невероятно крутые холмы, покрытые джунглями.

На тиоманской пристани их встретил прораб строительства — улыбающийся веснушчатый австралиец по имени Арон Танн, который с силой пожал им обоим руки и настоял на том, чтобы нести их чемодан, — он взвалил его себе на плечо так, как будто тот ничего не весил. Отель оказался на расстоянии неблизкой поездки в сильно вибрирующем джипе, который угрожал перевернуться, по мере того как все дальше забирался вверх, вгрызаясь колесами в скользкие красные канавы, вырытые шинами в грязи лишенных покрытия дорог.

— Все, что вы видите вокруг себя, — древний дождевой лес, — объяснил Арон, указывая на белоногих орлов, которые ныряли в гористые верхушки гор, видневшиеся за зеленью. Широкая, как мир, полоса оранжевого цвета протянулась над джунглями, знаменуя близкое завершение дня.

— Сколько ему лет, как вы думаете? — спросила очарованная Кейт.

— Около трехсот миллионов лет, хотя большую его часть недавно вырубили. Правительство не отличается особой любовью к окружающей среде, но теперь они пытаются сохранять баланс. Мы строим осушительные отводные каналы из старого камня и почти не трогаем покров леса — разве что для того, чтобы провести трубы. Прорубленные просеки опять полностью зарастут уже к концу сезона дождей. Со дня на день уже можно ожидать ливней, но множество жарких солнечных дней — тоже.

Джош передвинулся к двери джипа и сфокусировал взгляд на зеленых тенях леса. Пыльные лианы петляли между деревьями подобно аркам подвесного моста. Растения-паразиты росли так же густо и мощно, как и деревья, на которых они паразитировали. Что-то перепрыгивало среди кустистых ветвей, сотрясая стволы и отчаянно тряся верхушки деревьев.

— А как здесь обстоят дела с ядовитыми насекомыми? — прокричал он Арону. — Нам следует чего-нибудь опасаться?

— Есть один или два жучка, о которых обычно не говорят туристам, — ответил Арон через плечо, — и очень неприятный вид медуз, которые появляются в лагунах, когда идет сильный дождь, но, в общем и целом, фауна здесь более безопасная, чем у меня дома в Перте.[19] У нас на строительстве работает около шестидесяти человек — специалисты из дальневосточных стран и местные. Они особо с вами общаться не будут — просто приходят, работают и уходят по звонку. Я и еще трое парней находимся на стройке постоянно, но по выходным мы уезжаем на материк. Только на это время вы будете оставаться там одни, — Арон рассмеялся. — К тому времени вы, думаю, будете рады тишине и покою.

На какой-то момент Джош задумался, не едет ли он в ад, который соорудил для себя сам. Шестьдесят пропотевших мужчин, тайком наблюдающих за тем, как благоухающая белая женщина идет мимо них в свою спальню, улыбаясь худому лондонскому парню, который, конечно же, не может ее удовлетворить. «Ты насмотрелся старых фильмов», — сказал он себе.

Дорога стала опускаться по направлению к солнцу, и Джош понял, что они достигли крайней северной оконечности острова. Отель был так хорошо спрятан среди растительности, что сначала он его даже не заметил. По мере приближения между деревьев постепенно стали показываться углы каменных стен. Отель выглядел как город инков в миниатюре — центральный блок был построен низко, близко к земле и из натуральных материалов, что гармонично сочеталось с окружением интенсивного оливкового цвета. Отдельно от основного корпуса стояла серия вилл под деревянными крышами, выделявшимися среди перистых листьев растительности джунглей.

— Красавчик, правда? — спросил Арон с гордостью человека, который знает, что кое-чего достиг. Он остановил джип и выпрыгнул, отодвигая передние сиденья. — Мы сначала планировали поселить вас в номере основного здания, но его затопило, поэтому мы построили вам виллу. Закончили мы ее только нынче утром, так что может оказаться, что краска на деревянных перемычках еще не вполне просохла, но в остальном она совершенно готова для заселения. К открытию мы построим целую дюжину таких вилл.

Звонок к работе, наверное, только что прозвучал, потому что они увидели мужчин, возвращавшихся из комнаты для служащих отеля, — в белых майках с короткими рукавами и в джинсах; они несли ящики с инструментами. Проходя мимо, они вежливо кивали Арону, но, казалось, не обращали никакого внимания на вновь прибывших.

— Они не будут вам мешать, — объяснил Арон. — Они трудолюбивые и набожные, им интересно только получать деньги и возвращаться домой. По-английски они почти не говорят, только на малайском, но они хорошие люди и не будут вам досаждать. Вам здесь понравится. Все, что вам надо делать, — это охранять строительство.

— Охранять от чего? — спросил Джош, оглядывая окрестные заросли в поисках прыгающих теней. — Здесь бродят какие-то опасные местные люди?

— О, ничего подобного, — легко ответил Арон, — это просто одно из условий, предусмотренных страховым контрактом нашего строительства. Но небольшие проблемы все-таки есть: у нас были случаи воровства. Инструменты, одежда, — вещи, которые лежали без присмотра.

— Вы думаете, это рабочие?

— Нет, они слишком высоко ценят свою работу, чтобы дотронуться до чужого.

— Тогда кого же вы подозреваете?

— Нам отлично известно, кто ворует, — Арон опустил чемодан на ступеньку виллы. — Поговорим подробнее, когда вы распакуете багаж и немного освежитесь.

— Это будет так здорово, — сказала Кейт, кладя ногу на ногу под шелковым кимоно, которое лежало аккуратно сложенным на ее постели. — Ты только посмотри вокруг — это же невероятно!

Тиковые сваи, на которых стояла вилла, росли из изломанного глинистого лесного грунта. Номер в целом состоял из одной комнаты, отделанной твердой древесиной, и был разделен альковами, которые расходились в пару личных ванных комнат. Белые льняные драпировки висели полосами на закрытых ставнями окнах. Стекол на вилле не было вовсе — сезонные ветра могли бы их выбить.

— Я думал, здесь будет тихо, но ты только послушай, как шумно снаружи, — Джош с беспокойством посмотрел на раскачивающуюся зелень за верандой. Длинная желтая палка неожиданно выпустила ножки и задвигалась, побежала вдоль ограды и прыгнула в кусты. Им еще предстоит привыкать к дикости окружающего леса. Какие-то странные птицы кричали, издавая звуки электропилы, в верхушках деревьев, а сверчки и жабы выводили низкие перекатывающиеся трели, — это началось с того самого момента, как на листья упала тень. Ближе к берегу кто-то злобно ухал, и на его направленный вверх призыв ответил партнер — или враг. Крыша леса находилась так близко, что соприкасалась с крышей виллы.

— Я думал, будет тише, — повторил Джош, захлопывая ставни.

Помощники Арона уселись трапезничать в частично законченной столовой. Они сидели на толстых шелковых подушках, разбирая тарелки с курицей, с завернутым в банановые листья рисом и с кривой рыбешкой, полной сотен костей.

— Два муссона в год, девять мощных воздушных течений, двести сантиметров осадков, восемьдесят пять процентов влажности, — это фантастическая экосистема, в которой возникают уникальные виды растений, — сказал Арон, разгрызая рыбные кости сильными белыми зубами. — Еще птицы. Тут у нас есть птицы-носороги, попугаи, стрижи, орлы. Я могу наблюдать за ними часами напролет. Раньше остров продавал на материк пальмовое масло, но правительство занялось защитой деревьев. Местные были не очень счастливы по этому поводу, но потом пришел организованный туризм.

— А как насчет животных? — спросила Кейт, скусывая кусочек нежной курицы с зеленой бамбуковой щенки.

— На материке их масса — слоны, тигры, в восточной части даже осталось несколько носорогов. У нас тут водится канчиль — это такой вид маленького оленя, а еще обезьяны, которые живут в сумеречной части леса, кое-какие маленькие крокодилы, вараны, и надо, конечно, опасаться змей, в основном кобр. Хорошо, что мошкара здесь не малярийная, но на болотах вас все-таки закусают до смерти. Здесь у нас собрано все лучшее из обоих миров. У Тиомана собственные представления о том, что для него подходит, свой собственный микроклимат. Здесь по-другому развиваются и животные, и растения, все они иначе себя ведут, такого вы больше нигде не увидите. Сюда приезжают зоологические экспедиции со всего света. Кейт рассказала мне, что ты, Джош, увлекаешься фотографией. Если хочешь научиться снимать, то снимать надо именно здесь.

— Да, когда-то у меня получалось хорошо, — Джош с подозрением оглядел скелет костлявой жареной рыбы. — Правда, я не уверен, что привез с собой правильное оборудование.

— Никаких проблем, приятель. Паром привезет все, что ты закажешь через Интернет.

Джошу пришло на ум, что Кейт может счесть этого простого блондина-южанина привлекательным.

— А твоя жена по тебе не скучает? — спросил он небрежно; Кейт тут же бросила на него взгляд.

— Я не женат, Джош, — в официальном смысле. — Он открыл пару банок пива и придвинул их к ним по столу. — Боюсь, придется подождать с пополнением запасов вина — нам не удалось пока осушить подвал. Теперь, что касается твоего вопроса, Джош. На материке у меня есть подруга, но она владеет садоводческой фирмой и особо часто выезжать не может.

Следующий взгляд Кейт, брошенный на Джоша, был предупреждающим: «Доволен?»

— Ты собирался рассказать нам о том, кто этот ваш вор, — напомнил Джош, который уже стремился поскорее загладить свою неуклюжую демонстрацию неуверенности в себе.

— Скорее, воры. У нас здесь на острове есть банда макак, больших ублюдков с зеленой шерстью и рылами как у бабуинов. Не заметить их нельзя. Слышали воющие звуки? Это на закате они направляются к пляжу. Они выкапывают крабов и пожирают их. Малайцы обучают их доставать кокосы. Они воруют с веревок белье и не отдают до тех пор, пока их не покормишь. Они умные, но злобные говнюки. Они будут пытаться вовлечь вас в свои игры, но лучше всего не поддаваться. Поверьте, не надо в этом участвовать. Так что мы просто даем им возможность немного воровать — совсем чуть-чуть.

На следующее утро Джош увидел макак, десять или двенадцать особей скакали среди деревьев на длинных мускулистых лапах. Небрежно, словно вальсируя вокруг майского дерева, их вожак качнулся на лиане и приземлился рядом с виллой. Опираясь на передние лапы, он поднял собачью голову с бакенбардами и втянул воздух через широкие плоские ноздри. Через несколько минут он рванул в сторону веранды. Остальные держались сзади, как будто дожидаясь, чтобы их вожак прошел проверку. Джош увидел, что он намного больше остальных, почти как человек. Он наверняка весил больше двадцати килограммов. Его косматая шерсть была, как отметил Арон, странного коричневато-зеленоватого цвета, а голова обрамлена разделенной на пробор львиной гривой прямых, откинутых назад волос. Безжалостные шелковисто-коричневые глаза смотрели на Джоша. Нет, не на него — за него. Джош повернулся и проследил взгляд макаки. Кейт стояла в проеме двери, ведущей в спальню, через голову стягивая белую футболку с груди.

— Не двигайся, — предупредил ее Джош.

— В чем дело? — Она сняла футболку.

— Макака.

— Где? О! Боже, но он же огромен. Намного больше, чем я представляла.

— Стой, где стоишь.

— Все в порядке: он боится тебя больше, чем ты боишься его, — улыбнулась Кейт и отвернулась. — Ты не намажешь мне спину кремом от солнца?

— Не позволяй ему смотреть на тебя в таком виде.

— В каком виде?

— С обнаженной грудью.

— Он животное, Джош.

— Дело не в этом.

— Он особенно на меня и не смотрит.

— Откуда ты знаешь? — Джош шагнул вперед. Макака, разинув пасть, издала устрашающий вой и направилась прочь, сопровождаемая своей бандой.

— Ну, хорошо, ты ему показал, кто в доме мужчина, — сказала Кейт. — Давай, вожак стаи, намажь меня кремом, и пойдем, посмотрим, что здесь за пляж.

Место для отеля было выбрано великолепное — полумесяц кадмиево-желтого пляжа, окруженный густым кустарником; песок намывал на пляж ручей, который стекал с холмов. Низкие волны свидетельствовали о том, что дно залива уходило вниз плавно и отлого — что было идеально для безопасного плавания. Белые птицы падали с неба, делались обтекаемыми, достигая воды, и возникали из нее с бьющейся в клюве рыбой. Пока они шли, Джош держал Кейт за руку. Издали доносились звуки — люди Арона вбивали молотками сваи. Они начали работать в шесть утра, и продолжаться это будет до темноты.

Арон повел их осматривать границы владений. Большая часть отеля была закончена, предстояло только построить оставшиеся виллы. Бригада малайцев рыла котлованы под фундамент, но вода наполняла ямы с точно такой же скоростью, с какой они извлекали землю.

— Когда начнутся дожди, станет хуже, — бодро предупредил Арон. — Смотрите, это Синно, — он указал на крепкого вожака макак, того самого, что они видели раньше возле веранды. Он сидел на пустом месте у кромки воды, выламывая большого краба из панциря — аккуратно разделял на половинки его внешнюю оболочку. Отделенные от тела лапы все еще сокращались, когда он опускал их в вытянутый трубочкой рот. Остальные члены банды рыскали в поисках всякой мелочи по берегу ручья.

— Как он получил это имя? — спросила Кейт, когда они проходили мимо.

— От своего вида — Celebes «Cynomacaca» с острова Сулавеси.[20] Они являются болотными макаками, пожирателями крабов, хотя вообще-то они едят все, что плохо лежит. Это самые умные из всех макак, которых я когда-либо видел, но характер у них жуткий. У меня есть книга о них, если вам интересно.

— Да, я бы хотела ее посмотреть, — сказала Кейт. — Джош, ты можешь его сфотографировать.

— Не подходите слишком близко, — предупредил Арон. — Он может повыдергивать человеку руки из суставов, хотя кричит в основном на публику.

— Ты только послушай, — Кейт расправила страницу и отметила абзац. — Это существа древесные, дневные, и любят компанию. Они хорошо плавают, лазают и бегают. Некоторых особей использовали в исследованиях по разработке вакцины от полиомиелита. Это макаки вдохновили буддистов на создание афоризма «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю зла». Некоторые верят, что они «человечны» — в том, что касается воплощения худших повадок человека.

— Он сидит под дверью в этот самый момент, — сказал Джош, который брился в ванной.

— Кто?

— Синно. Вожак. Сидит на ветке дерева. Я вижу его из окна.

— Наверное, он привыкает к новым соседям.

— Он нюхает воздух, как утром.

— Уверена, что он чувствует запах моих духов. В конце концов, здесь больше никто ими не пользуется.

Джош сбривал щетину и пену из-под носа, но мог видеть в зеркале макаку. Проклятое существо сидело на корточках, наблюдая за его женой. Он вглядывался в морду обезьяны слишком пристально — лезвие соскочило, и острие царапнуло его прямо под носом.

После ужина вечером Джош продолжил наблюдение с веранды, но широкие области леса возле дома, полные стройных древесных стволов, были спокойны и молчаливы. Ночные обитатели молчаливо пробирались через подлесок, а где-то высоко над ними стая тиоманских обезьян спокойно спала в объятиях полной звезд ночи.

Следующие три недели прошли спокойно. Как только их жизнь замедлилась, наполнившись естественным изяществом расслабленных движений, скука стала неизбежной. Спешить означало потеть и уставать. По утрам Джош занимал себя — больше, чем это было действительно необходимо, — административными заботами в отеле: там полировали напольные плиты и протягивали электропроводку. Кейт помогала в основном здании, но большую часть дня проводила, работая за компьютером, набрасывая план диссертации о токсикологии приматов, которая оставалась непонятной всем, кроме нее. Поздние вечера проходили в переносных гамаках — звуки стройки, издаваемые людьми, тогда утихали, и вся работа прекращалась. Тени делались глубже, жгущие глаза желтые краски выцветали до прохладных зеленых, и можно было услышать шевеление маленьких животных, что-то вынюхивающих в лесу. Кейт принимала продолжительные ванны, а Джош лежал на животе в кровати и читал.

Когда приходил прилив, макаки под предводительством Синно возвращались с пляжа, где выкапывали крабов. Синно всегда закладывал крюк мимо виллы, где останавливался, чтобы проверить веранду. Джош знал, что он брал мелкие вещи, принадлежавшие Кейт, — щетки для волос, ручные зеркальца, расчески, — но никогда не видел, как он это делает. Однажды обезьяна оставила аккуратную пирамидку зеленых фруктов на шезлонге Кейт. Мясистые половники плодов были внутри алыми и желтыми, на тиковый пол веранды из них вытекал сладко пахнущий сок. Джош их выбросил.

— Он болтается здесь вокруг как влюбленный, — пожаловался Джош, когда они шли через стройку в столовую, — а ты ничего не делаешь для того, чтобы его отвадить. Внутри виллы ходишь почти голая. Он смотрит на тебя не так, как животное смотрит на человека.

— А как он на меня смотрит?

— Как мужчина смотрит на женщину. Кейт эта идея рассмешила:

— По вечерам слишком жарко. Ты хочешь, чтобы я одевалась, как будто мы находимся в Лондоне? Я просто для него новый человек, и пахну я иначе. И потом, мне полезно, что он подходит так близко. Большая часть моей писанины — сплошная теория, а он мне напоминает, что предметы исследования — из плоти и крови. Только они думают не так, как люди. В течение многих лет ученые пытались научить приматов пользоваться американской языковой системой знаков, но потом обнаружили, что их так называемые «обученные» обезьяны используют ровно те же самые знаки в дикой среде обитания. Существует такой расхожий сюжет о благородном дикаре. Все — от Свифта до Хаксли — полагали, что людям полезно поучиться чувствительности у больших обезьян, но эти виды просто не идут на контакт на социальном уровне, — она дотронулась до его руки. — Я думала, ты собираешься заняться фотографией. Ты уже очень давно ничего не снимал.

— У меня не было настроения. Кроме того, Арон занял меня инвентаризацией.

— Ты же знаешь, что в конце недели он уедет на материк. Подготовь список необходимого оборудования, и он привезет тебе все, когда поедет назад.

Арон знал, что с приближением дождей дренажные проблемы на стройке возрастут, и надеялся вернуться с запасными частями, которые были нужны для поддержания насосов в рабочем состоянии.

На следующий день Джош поднялся раньше, чем обычно, и сел на веранде листать каталог фотоматериалов, когда банда Синно, ухая и крича, неслась по ветвям с пляжа назад в лес. Он попытался сконцентрироваться на страницах с товарами, но вскоре понял, что его внимание привлечено к теням среди деревьев. За мощной фигурой главаря он сумел различить самок. Обычно они никогда не подходили так близко. Джош медленно потянулся за маленькой цифровой камерой, оставленной на столе. Он тихонько включил ее и настроил жидкокристаллический дисплей. Несколько самок качали на груди детенышей, но одна отвернулась, когда Джош сфокусировал на ней фотоаппарат. Остальные самки как будто закрывали ее. Один или два раза он поймал ее на дисплее, но к тому моменту, когда он нашел необходимый для его аппарата свет, она почувствовала его внимание и отвернулась совсем.

Когда стая шла мимо них вечером, он позвал Кейт на веранду. Она подошла к нему на цыпочках и принялась изучать самок.

— У нее умер детеныш, — сказала она. Приглядевшись внимательнее, Джош тоже увидел теперь, что мать нянчит сухой пушистый трупик. Иссушенное тельце свернулось возле темного соска. — Она не бросает его, потому что ей хочется быть такой же, как другие матери, но она знает: ты понял, что он умер, и ей стыдно, что ты это видишь.

— Ты действительно думаешь, что они умеют играть в такие игры? — удивленно спросил Джош.

— Это не игры, — сказала Кейт, — это человеческое свойство. Стыд — это естественный инстинкт.

— Бьюсь об заклад, что отец — он, — Джош взглянул на Синно, который устроился на своем обычном месте, откуда мог видеть спальню на вилле. — Он опять ждет, чтобы ты разделась.

Кейт раздраженно вздохнула и пошла внутрь.

К концу первого месяца Кейт и Джош изменились физически: они стали стройнее, светлее, а плечи их стали блестеть от работы на воздухе. Кейт, по крайней мере, сильно расслабилась. Арон предложил свозить их на материк, но они решили подождать, пока в них снова созреет достаточное желание окунуться в шум и хаос города.

Дожди обрушились на них с оглушительным проявлением свирепости. Люди Арона с плеском перемещались по стройке, перетаскивая переносные насосы, гоняясь за протечками и затоплениями, которые оказались первой настоящей проверкой здания на прочность. В сухих проходах появились ручейки дождевой воды. Кейт и Джош все чаще оставались заключенными на вилле, потому что добраться до основного здания, не перебираясь через предательски оползающие ручьи, было невозможно. В промежутках между дождями солнце сияло вовсю, наполняя лес паром. Воздух был наполнен запахом гниющей зелени. Кейт работала, Джош читал, и они действовали друг другу на нервы.

— Я наблюдала за макаками, — сказала Кейт как-то декабрьским утром. — Самки худеют. Они плохо выглядят. И мех у них меняется, уже не блестит. Я не очень много знаю о том, как им положено вести себя в стае, но похоже, что самки обычно не занимаются поиском еды: их обеспечивают самцы. Только последнее время самцы перестали это делать.

Джош знал почему. Синно забирал их запасы и те кипы фруктов, которые ежедневно падали с деревьев, и приносил их к вилле, как своего рода религиозное подношение. Синно залезал на свое место на ветке и дожидался, пока появится Кейт, однако, когда появлялся Джош, вожак убегал. Каждое утро Джош очищал веранду, выкидывая все назад в джунгли, — еще до того, как выходила Кейт.

На следующий день Джош открыл дверь и обнаружил огромного раненого краба, который лежал на спине и задыхался на воздухе. Синно сидел на дереве под дождем, не двигаясь, и с шерсти над его безжалостными глазами лилась вода.

— Я не буду играть в твои игры, — пробормотал Джош, осторожно поднимая краба за болтающуюся ногу и кидая его в кусты. — Ты будешь играть в мои.

На следующее утро он дождался, пока пройдет стая, а затем отправился в лес с холщовой сумкой, наполненной объедками с кухни. Макаки были всеядны, а их самки явно голодали. Они обычно шли за самцами окольным путем, и именно на этой дороге Джош рассыпал еду. Он еще вытряхивал из сумки ошмётки рыбы, когда услышал, что стая возвращается. Сердце его остановилось, когда Синно и другие самцы миновали его буквально в нескольких метрах. Самки проследовали за ними, виновато задержавшись на дороге, усыпанной едой и быстро запихивая деликатесы за щеки. Синно закричал на них и принялся бить их по головам, а затем он увидел Джоша. Его лишенная выражения физиономия, располосованная светом и тенью, не выражала никаких эмоций. Он смотрел так добрых десять минут, затем резко развернулся на месте и удалился прочь по деревьям, как будто взобрался по лестнице.

Джош испугался, но был возбужден. Он показал обезьяне, кто был хозяином территории. Он подорвал лидирующее положение Синно. В следующие несколько дней горки пахучих фруктов на веранде сократились в размерах, по Синно вскоре вернулся на свое обычное место — наблюдать за Кейт.

Когда утром в пятницу прибыли холодильные установки, Арону понадобилась помощь с бумагами, и Джош поднялся рано, чтобы помочь ему, а Кейт осталась спать. Но гораздо больше Джоша волновало то, что он пропустит момент, когда стая поутру будет проходить мимо виллы.

— Нам нужен список оборудования, — сказал Арон, разыскивая папку под рабочими прилавками в новом винном погребе. — Ты же не взял его с собой домой вчера вечером?

— Да, это я виноват, ты прав, — признал Джош. — Я забрал список с собой. Не надо было мне пить эту последнюю бутылку. — Они отмечали прибытие французских вин, разбирая клеть с разбитыми бутылками. — Я принесу.

Он побрел назад по грязным тропинкам, пересекая обжигающие полосы света. Перед ним целая армия сороконожек, красных, как английский почтовый ящик, и каждая величиной с человеческую ладонь, копошилась в мертвых мокрых листьях. Приближаясь к вилле, он услышал, как льется вода. Кейт обычно пользовалась внешним душем — крытой шифером деревянной коробкой на веранде, с широкой медной головкой душа. Она стояла спиной к нему и намыливала бедра и загорелый живот. Белая пена сползала по ложбинке у нее на спине к ягодицам. Стоя под душем, она напевала — песенку, которую они пели вместе, добираясь на машине к друзьям. Ныне между ними лежало полмира. Высоко на темном дереве сзади в своей обычной позиции сидел Синно и наблюдал за ней, пустые его карие глаза не двигались, руки свисали ниже ветки, а выставленный на обозрение кончик пениса был похож на бутон алой орхидеи.

Заорав, Джош кинулся к дереву с камнем в руке и швырнул его что есть силы. Камень попал Синно прямо в морду. Самец издал вой боли и протеста и пропал. Кейт закричала. Глаза Джоша были дикими:

— Ты знала, что он там! — кричал он. — Ты видела его! О чем, черт возьми, ты думаешь, когда заигрываешь с ним?

— Ты с ума сошел? — закричала Кейт в ответ, испуганная его внезапной вспышкой. — Я понятия не имела, что он там, мне и в голову не пришло оглянуться. Ты что, за какую-нибудь больную меня принимаешь? Да что с тобой такое, в конце концов?

— Ты помнишь, что говорил Арон, — ты играешь в игры с ними, они играют в игры с тобой, — сказал Джош, борясь за глоток воздуха в пропитанной жарой и влагой атмосфере. — Он лидер, этот твой вожак стаи, остальные пойдут за ним куда угодно и будут делать то, что он им скажет.

— Что он им скажет? — Кейт закрыла воду и схватила полотенце. — Мой вожак стаи? Послушай, что ты говоришь! Это повторялось в Лондоне, и это повторяется снова, когда вокруг даже и людей-то нет. Ты говоришь о животных, Джош, о животных! Ты ведь даже и не понимаешь, что история повторяется, правда?

Джош внезапно почувствовал себя потерянным. Он попытался обнять Кейт, но она отступила назад.

— Прости меня, Кейт, — прошептал он. Может, все дело в том, как он на тебя смотрит, я знаю, что он хочет тебя. Я знаю, это выглядит смешно, но ты должна понять, что находишься в опасности. Он изучает тебя. Он приносит тебе подарки. Он дожидается, пока я уйду, и тогда принимается свободно шпионить за тобой. Ты как-то сказала, что у некоторых людей звериные души. Разве не может быть у животного человеческой души?

— На биологическом уровне — нет.

— Может быть, дело не в биологии, может, это глубже, чем кровь и плоть. Так многое дошло до нас из тех времен, когда мы еще не делились на людей и зверей. Как мы можем понять? У них те же человеческие потребности, ты сама так говорила, а там, где существуют потребности, всегда есть место обману. Я люблю тебя, дорогая, я просто не хочу, чтобы ты пострадала.

— Когда мы вернемся, думаю, тебе надо будет обратиться за профессиональной помощью, — Кейт ринулась в виллу и захлопнула дверь перед его носом.

Джош знал: это было выше их разумения. Они находились вне своего социального круга, вдали от всех тех правил, которые обычно управляли их жизнью. Когда он был ребенком, которого водили в зоопарк в Риджентс-Парке,[21] животные были существами, метавшимися за решеткой, наполовину лишенными разума самим фактом своего заточения. В те времена гораздо меньше понимали и уважали психологию животных; шимпанзе одевали как людей и устраивали им по вечерам чаепития, как будто их неловкий этикет призван был продемонстрировать детям, что человек как вид превосходит их. Само слово «обезьяна» вызывало ассоциацию с пародией на человека. Но здесь Джош и приматы были на равных, просто вращались в разных сферах.

Он вернулся к работе, но страх и гнев не оставляли его в течение всего дня.

Утром в субботу Арон сел на паром, идущий на материк, обещая, что вернется к вечеру, но вечером разыгрался муссон и сделал его возвращение невозможным. Над головой по небу, серому и монолитному, как цементные стены, которые строили люди Арона, неслись тучи. Где-то вдалеке прогрохотал гром. Воздух был настолько подавляюще жарким, что он застревал у Кейт во рту и закупоривал дыхательные каналы. Одуревшая от головной боли, она лежала на кровати в одном белье, слушая, как стукаются верхушками деревья, и, ожидая, что наконец-то разразится буря, после чего слегка спадет температура.

Джош бродил по главному зданию с камерой, делая крупным планом пробные снимки бабочек, сушащих крылья, — большие, как страницы книг в мягких обложках. Беспокойство обволокло его, как удушающий колпак. Мысль о том, что он не находится рядом с женой, тревожила его, но он знал, что Кейт разозлится, если узнает, что он охраняет ее.

И тогда он понял. Макак не было слышно весь вечер. Он вспомнил, что находится в самом дальнем конце строительства. Отсюда до виллы было двадцать минут ходьбы. Он залез в ящичек с вещами Арона и взял ключи от джина — единственного моторизированного средства передвижения на всем острове.

Большой зеленый джип был припаркован в начале наполовину засыпанного гравием проезда. Джош влез и попробовал зажигание, но мотор не хотел заводиться. Свесившись с сиденья, он опустил голову и проследил взглядом след бензина, который тянулся от подвесного бака. Даже с водительского места ему было видно, что бензобак пробит. Опустившись рядом с машиной на колени, он дотронулся до выемок в металле, оставленных рядами широко посаженных зубов. Едкое содержимое вылилось на землю. Могла ли это сделать макака? Даже такая большая, как Синно? Мог ли он каким-то образом пройти путь эволюции быстрее своих сородичей? Джош проверил отметины зубов еще раз и почувствовал прилив страха.

В ящике у Арона был еще и заряженный помповый дробовик двенадцатого калибра со скользящим затвором. Арон рассказал о нем Джошу в первую же неделю их пребывания и даже показал, как передергивать затвор и стрелять из чертовой штуки — на случай непредвиденных осложнений. Джош побежал к шкафчику, вытащил дробовик за приклад, кинул на сгиб локтя и побежал назад в лес.

В тот самый момент, когда он увидел виллу, начался дождь. Он остановился на минуту перевести дыхание, и услышал, как где-то над ним молния расколола ветку. Воды потопа падали огромными тяжелыми каплями, стуча по кожистым листьям вокруг, немедленно превращая землю в грязь. Шум был невероятный. И тут он внезапно перестал видеть виллу.

Зато он увидел макак. Они пробирались к веранде широким полукругом, а в центре их возвышалась огромная зеленая спина одного примата, который был в два раза больше всех остальных. Джош поскользнулся на грязном склоне, нога подвернулась, и он скатился в траву. Толстые шипы воткнулись в его руки и ноги, вырывая куски плоти, когда он рванулся, чтобы встать. Сквозь завесу дождя он увидел, как макаки двинулись внутрь.

— Ну, давайте, вы, говнюки! — заорал он, передергивая затвор и стреляя в воздух, вызвав этим какофонию птичьих криков. Отдачей ему вывихнуло плечо, но он, спотыкаясь, продолжал надвигаться на рассыпавшихся обезьян, целясь в зверя, который направлялся к пляжу. На этот раз он остановился, прицелился, положив дробовик на ветку, и только тогда выстрелил. Перепуганные попугаи как будто взорвались — вспышки красного и синего в гуще дождя, — возникло дикое смятение и смешение перьев и листьев, и он стал проламываться через редеющий подлесок к морю.

Он не знал, удалось ли ему ранить Синно, потому что огромная обезьяна двигалась сейчас медленнее, так, что остальная стая быстро догнала своего вожака. Макака волочила левую ногу. Лес кончился и сменился пропитанным дождем песком и камнями, Джош оказался на дальнем конце берега, где ручьи уже намыли предательски глубокие ямы с крутыми отвесами. Дождь ослеплял его, ему было трудно держать глаза открытыми, но дистанция все же сокращалась.

— Ну, так у кого из нас железные яйца? — закричал он сквозь ливень, приближаясь к хромающей макаке. Ему нужно было встать ровно, чтобы прицелиться, и он поискал подходящий камень. Синно был в ловушке. Перед ним находилась только широкая яма, наполненная водой, хлынувшей туда из выглаженного дождем моря. И все-таки зверь не поворачивался к нему лицом, как будто не желая признавать поражения. Он доковылял до дальнего края водоема и тяжело опустился на мокрый песок. Джош повернулся, ища что-нибудь, на что можно было бы опереть дробовик.

И тогда он увидел остальных. Они находились в опасной близости, окружили его и быстро двигались вперед. Он почувствовал, как песок под его ногами размягчается, и осознал, что оползает в песчаную лужу по мере того, как пропитанный дождем берег поддавался под его весом. Джош попытался восстановить равновесие, но вес ружья мешал ему.

На другой стороне водоема огромная макака медленно повернулась — или, скорее, разделилась надвое — не один огромный примат был там, но пара самцов помоложе — один распростертый на плечах другого; их жесткая зеленая шерсть сливалась в единое целое. Они прыгнули в стороны и заняли места в круге, обратив на него спокойные коричневые глаза.

Джош быстро погружался в водоем. В воде было что-то странное — какая-то вязкость, которую он замечал и раньше, когда шел сильный дождь. Когда первый укол проник сквозь его рубашку подобно электрическому разряду, он вспомнил предупреждение Арона об опасностях плавания в ливень — именно тогда появлялись смертоносные медузы. Водоем просто кишел ими — приливом принесло сотни медуз, и сейчас, когда дождь барабанил по поверхности воды, они поднимались вверх, похожие на чистые целлофановые пакетики. Их лиловые жала находили и обволакивали его члены, присасывались к поясу, к спине, к шее, удары тока встряхивали его подорванную нервную систему, — десять, пятьдесят, сотня. Он пытался отодрать их от себя, но они присосались к его плоти, вгрызаясь в него своими иглами, как шипами. Парализованный пульсирующей болью, бесконечными инъекциями яда, он дернулся и затих, опускаясь в глубокую зеленую тьму, и на него смотрели, не двигаясь, члены лояльной стаи. Дождь стучал по земле, а обезьяны наблюдали за происходящим, и души их не давали человеческого эмоционального ответа, потому что их сердца подчинялись только законам общинной жизни.

Стоя на крыше виллы, Синно почесался и дождался, пока тишина снова вернется в лес. Затем он соскользнул на веранду и заглянул через ставни на окнах в спальню, где лежала Кейт, объятая неспокойным сном. Так же тихо, как всегда двигался Джош, огромная макака открыла дверь в спальню и проскользнула внутрь, закрыв за собой дверь очень аккуратно.