Белый олень. Часть 1

Глава 2

“…появились люди, которых

не удовлетворяло простое

коллекционирование фактов.

Они хотели объяснить мир”.

Стивен Вайнберг

“Объясняя мир.

Истоки современной науки”

Леса вокруг Сини старые, деревья могучие, высоченные, макушками облака цепляют. Но у дальних скал встречаются места, поросшие молодыми берёзами, травой выше человеческого роста и кустарником. В одном из таких мест и обосновался в своё время Ириней. Вырубил кустарник, расчистил поляну, поставил небольшой, но тёплый бревенчатый дом. Как он один со всем этим справился, причём за довольно короткое время, никто не ведал. Инструмент только у кузнеца заказывал, а в остальном обходился без помощи.

Дом с трёх сторон окружал невысокий плетень, чтобы не забегала мелкая лесная живность. С четвёртой стороны возвышалась поросшая мхом скала. В скале в одном месте зиял чёрный провал пещеры.

За домом бил из-под горы родник, дальше разливался и утекал в лес.

Касьян сперва немного испугался. Вспомнил, что поговаривали в Сини, будто чародей держит в услужении каких-то жутких созданий. В пещере им было бы очень удобно.

— Что там? — быстро спросил он Иринея, ткнув в тёмную дыру.

— Пещера, — пояснил тот. — Храню в ней кое-что. Иногда там работаю в тёплое время.

— И там никто не живёт? — уточнил Касьян.

Ириней взглянул на него с усмешкой. Но ответил успокаивающе:

— Нет. Никто не живёт.

Он выделил Касьяну целую комнату в доме.

— Можешь звать меня Ириней или учитель, как тебе нравится. — И добавил, — Посмотрим, как у тебя будет получаться. Если ты будешь плохо учиться, то…

— То — что? — спросил Касьян, не дождавшись продолжения.

— Там видно будет. Располагайся пока.

Это немного смутило Касьяна, хоть он и предполагал всё делать хорошо, но мало ли, как пойдёт? Между тем учитель вышел, оставив его одного в комнате.

Располагаться? У него ничего и не было. Он походил туда, сюда, посмотрел в окно, выходившее на родник. Оглядел комнату. Мебель, видимо, сделанная самим Иринеем — лежанка, стол, стул, шкаф. Касьян, чтобы лучше расположиться, посидел на стуле, потом на лежанке. Увидел на стене напротив рисунок — дворец, показавшийся ему чудом красоты. Касьян встал и долго его рассматривал, зубчатые стены, высокие окна с резными наличниками, множество витых, луковичных, треугольных башен. Одна башня — самая высокая, круглая, с плоской крышей, с оградкой по краю крыши.

Полюбовался, вышел. Увидел во дворе учителя.

— А что там на рисунке в комнате?

— На рисунке? — Ириней на миг задумался, припоминая. — Забыл уж. А… Дворец в Изберилле.

Началась у Касьяна новая жизнь.

Эта новая жизнь оказалась совсем не праздной. На самом деле он работал гораздо больше, чем в Сини у мачехи. Только работа была другая.

Началось с того, что учитель засадил его за грамоту.

Читать Касьян кое-как умел. А вот писать, да ещё пером, и не пробовал раньше ни разу.

Ириней с утра выдавал ему лист пергамента, склянку чернил, и Касьян часами чертил прописи. Не очень-то хорошо у него получалось.

Образцами служили толстые книги, написанное в которых Касьян едва мог разобрать по буквам, а если и что разбирал, то большую часть слов просто не понимал.

Он макал перо в чернильницу, тащил к листу, с пера стекали чернила, пачкали руки, да и всё вокруг. Иногда он доносил перо до пергамента, вёл его — линии получались кривые, некрасивые, ничего общего с затейливыми буквицами, украшавшими фолианты, которые показывал учитель.

Ириней поругивался, впрочем, беззлобно.

— Медленно. Тебе предстоит войти в удивительный мир, а ты топчешься у входа, потому что не желаешь учиться ходить.

Когда следы трудов Касьяна высыхали, их надо было соскоблить, и тот же кусок пергамента, вечный палимпсест[5], неразменный как волшебная монета, снова лежал перед ним, ничуть не изменившийся.

Касьян его ненавидел. Он прилагал множество усилий, чтобы исчертить этот лист, а тот возрождался вновь безупречно незаполненным. Эта повторяемость прямо угнетала.

Ириней, будучи в хорошем настроении, дразнил его, с ехидным выражением рассказывая вслух отрывки из стихов каких-то неведомых Касьяну поэтов.

Плод сомнений так горек на вкус,

Выбор сделанный — необратим.

И всегда остаётся искус

Лист оставить прекрасно пустым.

Касьян не обижался, это было даже забавно. Но успешнее его труды не становились.

В свободное от этих страданий время Касьян готовил чернила.

Чернильные орешки[6] можно найти на листьях дуба, круглые, по виду немного похожие на прошлогодние мелкие яблочки, но твёрдые — домики мелких ос. Касьян обшаривал дубы, разыскивал эти орешки, бросал в туесок, они весело постукивали друг о друга. Надо было брать те, которые оса уже покинула, с круглым отверстием — из таких чернила лучше получались.

Потом собранные чернильные орешки следовало истолочь в иготи[7], засыпать в склянку, залить дождевой водой, добавить вишнёвой смолы, и учитель ещё подсыпал туда какой-то зеленоватый порошок.

— Зачем это? — в первый раз спросил Касьян.

— Чтобы придать черноту, — пояснил Ириней.

— А что это такое?

— Камень измельчённый[8]. В здешних местах он есть. Покажу тебе как-нибудь.

Дней через десять в склянке настаивались отличные чернила — истинное орудие пыток для Касьяна.

Днём Касьян кое-что делал по хозяйству, и это было самым простым и привычным из того, чем ему приходилось здесь заниматься.

Потом Ириней учил его счёту, давал разные задачи, с каждым днём сложнее и сложнее. Это у Касьяна выходило лучше, чем письмо. Довольно скоро он стал легко управляться с числами, а построения разных фигур и гармоничные соотношения в них порой прямо восхищали его.

Ближе к вечеру Ириней обычно приказывал мальчику заниматься разными упражнениями. Бег. Отжимания. Приседания. Подтягивание. Касьян не возражал — ещё бы ему возражать! — но совершенно не понимал, это-то зачем нужно?

Ладно, учителю виднее.

Несмотря на все трудности, Касьяну нравилось здесь гораздо больше, чем у мачехи. Ириней оказался весьма строг, но не обижал его.

Он был всегда ровен в обращении, но Касьян со временем научился различать его настроения. Порой учитель бывал весел, поддразнивал Касьяна, шутил, порой погружался в какие-то мысли так, что не сразу откликался на обращение к нему, изредка мрачнел и становился ещё более немногословным, чем обычно — его явно тяготили какие-то воспоминания.

В такие часы Ириней даже пугал порой Касьяна. Он робел и тихо занимался каким-нибудь делом, стараясь не привлекать к себе внимания. Но происходило такое редко.

Что ещё сперва немного волновало Касьяна — это разговор Иринея с бабушкой Марой. Она сказала тогда… как она сказала?.. сказала, если обидишь мальчика, сила тебя покинет. А Ириней только посмеялся, мол, не покинет, однако не обещал, что не причинит ему вреда.

Но ведь если бы он был плохой человек, мог бы и обещать, а потом обмануть.

На этом Касьян пока и остановился, тем более что ничего страшного не происходило.

Когда выдавалась свободная минута, мальчик с восхищением рассматривал сказочный дворец на картинке в своей комнате. Как же он хорош! И почему учитель с таким равнодушием говорит об Изберилле? Касьян был бы счастлив, если бы хоть на миг увидел эти дивные башни.

Но Ириней стольный град не расхваливал и о своей жизни там говорил мало. Хотя по некоторым обрывкам фраз Касьян понял, что учитель его бывал не только в Изберилле, но и в других, далёких странах, и их столицы приходилось ему видеть.

Впрочем, этими городами он тоже не восторгался.

Комната Иринея была закрыта для Касьяна. Не то чтобы ему запрещали туда заглядывать, но явно ни разу не звали, а заглянуть самому без разрешения было неудобно. Пока мальчик боролся с прописями, учитель часто уходил туда и чем занимался — неизвестно. Касьян, конечно, при каждом удобном случае старался туда заглянуть. Успел увидеть кровать, шкаф, стол, — ничего такого интересного, на столе вроде книга, чернильница, ряд занятных предметов непонятного ему назначения.

В это помещение Касьян попал в первый раз только через несколько недель после того, как покинул деревню. Произошло это настолько обыденным образом, что разочаровало бы его, если бы не одно странное происшествие.

Мальчик сидел в своей комнате у окна, вычерчивая непослушным пером буквы на вечном желтоватом листе. Ставни были распахнуты.

В этот раз дело шло совсем неудачно. Все руки были в чернильных пятнах. Лист усеивали кляксы.

С досадой отложив перо, Касьян вышел на крыльцо. Ириней пилил дрова на козлах.

— Брусья расходятся, — крикнул он Касьяну, не прекращая пилить. — Принеси-ка молоток и гвозди.

— А где их взять? — спросил тот, обрадовавшись возможности хоть на минуту оторваться от чистописания.

— В моей комнате, в маленьком сундучке справа. Не закрыто. На столе ничего не трогай.

Обрадованный Касьян, сгорая от любопытства, вернулся в дом и толкнул дверь в комнату учителя.

Обычная комната, чуть больше, чем у него, с такой же простой мебелью. Сундучок вот красивый, кованый. Касьян откинул крышку, достал молоток, холщовый мешочек с гвоздями. Не мог удержаться, чтобы не подойти к столу.

А вот на столе были вещи удивительные.

Первое, что привлекло его внимание — это золотое перо. Не гусиное — чёрное, белое, серое, не жёлтое, не рыжее, а именно золотое, словно светящееся. Оно лежало рядом с книгой. Касьян побоялся нарушить запрет учителя и взять его в руки.

Чернильница — обыкновенная склянка.

А вот книга тоже оказалась примечательной.

Толстая, но относительно небольшая, раскрытая на том месте, где Ириней закончил писать. Точнее, даже не писать, а рисовать. На левой странице были изображены странные круги, линии, непонятные знаки. Правая страница чистая. Ириней ещё не добрался до неё.

Касьян не видел оклада, только самый краешек его, но можно было предположить, что он очень красив. Взглянуть на него очень хотелось.

— Не трогай, — приказал он сам себе.

Но руки, словно не повинуясь ему, сами потянулись к книге, чтобы прикрыть её. Он коснулся исписанной Иринеем страницы.

И тут случилось непоправимое.

Руки мальчика были в чернилах. Когда он дотронулся до белого, белоснежного листа, на нём тут же отпечатался след от его пальцев, прямо посреди сферы, тщательно вычерченной Иринеем.

Касьян похолодел и отшатнулся. Предательское пятно чернело, изобличало, вопило.

Надо идти признаваться.

Что сделает Ириней? Касьян не мог даже предположить. Но понимал, что порча драгоценной книги — ужасное преступление.

Учитель прогонит его? Или как-то страшно накажет? Касьян предпочёл бы второе.

Задрожали почему-то колени.

Он бросил последний безнадёжный взгляд на кляксу на странице. И увидел нечто странное.

Пятно, большое, тёмное, несуразное, на глазах светлело. Сперва подтаяло по краям. Потом из чёрного превратилось в тёмно-серое. Потом ещё уменьшилось в размерах. Белое пространство листа пожирало его, неумолимо подступало и заглатывало.

Касьян завороженно смотрел на метаморфозы пятна. Оно всё съёживалось. Стало совсем крохотным, последний раз задрожало, словно от отчаяния, и сгинуло.

На листе остались лишь чёткие штрихи, выведенные пером Иринея.

Касьян, несколько раз моргнув, ещё раз посмотрел. Нет, ему не показалось. Следы его преступления исчезли менее чем за пару минут.

Он вздохнул полной грудью. Кажется, он забыл дышать, пока это происходило.

Молоток и мешочек с гвоздями упали на пол. Касьян подобрал их и, опасливо озираясь, вышел из комнаты.

Книга спасла его, но безжалостное уничтожение пятна произвело устрашающее впечатление. Он ясно понял, что книга стёрла, разрушила бы всё, что показалось ей неправильным.

Касьян не мог, конечно, спросить у Иринея, что это было, и неведение тревожило. Ночью ему приснилось, что мир — книга, он сам — пятно на белом листе, и белизна стирает, поглощает его.

Тогда он в смятении проснулся, широко распахнул глаза, выглянул в окно. Там ощерился лунный серп, похожий на беззубую пасть. Чуть ниже втыкались в небо остроконечные чёрные еловые пики.

Касьян резко сел. Серп повернулся и превратился в обычный бледный месяц. Ночь была настолько тиха, что слышалось даже умиротворяющее журчание ручья, обычно совершенно скрытое за звуками дня.

Нет ничего страшного. Всё спокойно. Или только так кажется?

А за стеной лежит на столе эта книга. Или Ириней на ночь убирает её? Холодок пробежал по спине.

Всё же он слишком устал, чтобы над этим размышлять. Лёг обратно, повернулся пару раз с боку на бок, и заснул снова, уже без сновидений.

Через несколько дней учитель собрался в Синь. Касьян попросился с ним тоже, соскучился по деревне.

— Ну что ж, пойдём, — согласился Ириней.

Ходил он быстро, Касьян с трудом успевал, но не жаловался. Мальчик успел заметить, что Ириней всё делал по-особому, не то чтобы лучше других, но более вдумчиво, более предусмотрительно, более точно, что ли. Если наблюдать за ним и подмечать мелочи, повторять его движения, научишься так же ходить, не уставая. И многому другому тоже.

Добрались до Сини через пару часов. Здесь Ириней пошёл по каким-то своим делам, к кузнецу, или ещё куда, и оставил Касьяна.

Касьян ненадолго задумался. Идти в бывший дом не было смысла. Он направился к бабушке Маре.

Увидев его, она обрадованно всплеснула руками, налила молока, сунула кусок хлеба с сыром и стала расспрашивать о жизни в лесу. С набитым ртом Касьян стал рассказывать обо всём в самых радужных красках, лишь в конце вспомнил про книгу и запнулся.

Проницательная бабушка Мара это заметила.

— Тебя что-то тревожит, Каська?

Касьян к тому моменту уже прожевал хлеб. Ему не хотелось рассказывать подробностей даже бабушке Маре, он чувствовал — то, что происходит в мире Иринея, там и должно остаться.

— Есть некоторые вещи, которых я не понимаю, — сказал он. — И это пугает.

Бабушка Мара пожала плечами.

— Конечно, ты не всё понимаешь, — рассудительно заметила она. — Вряд ли тебе, мальчику, удастся за несколько недель понять Иринея. Но ведь он обращается с тобой хорошо?

— Да, — без колебаний ответил Касьян.

— Тогда не беспокойся. Понимание придёт в своё время.

Она погладила его по светлым волосам.

До встречи с Иринеем ещё было время. Касьян попрощался с бабушкой Марой. Он хотел найти ребят и поболтать с ними.

Бабушка Мара смотрела ему вслед и укоряла себя, потому что выказанной ею же уверенности не разделяла, сама не зная почему. Однако к чему пугать мальчика? К чему выдумывать плохое, его и так на свете много, невыдуманного. Ириней, конечно, человек странный, но до сих пор ни в каких злых делах не был замечен.

Да, но всё когда-то бывает в первый раз.

Бабушка Мара с досадой покачала головой, прогоняя неспокойные мысли, нагнулась, сорвала с грядки несколько репок — твёрдых, жёлтых, хвостатых, и ушла в избу.

Неумолимое время уже подгоняло лето, но то, не желая уходить, заполняло дни пламенным жаром, ночи — стрёкотом кузнечиков. Пахло скошенной травой. После полуденного часа небо сияло ослепительно. Редкие лоскутья облачного кружева на глазах истлевали в синеве, обращаясь в ничто. Трескалась сухая земля в колеях, поднималась пыль, оседала на подорожниках, приютившихся на обочинах. Яблоневые ветки нависали над дорогой, согнувшись под тяжестью плодов, порой срывавшихся и падавших то наземь, то в редкие телеги, влекомые неторопливыми низкорослыми лошадками.

Касьян брёл по знакомой дороге, поглядывая туда-сюда. Ему казалось, он за эти несколько недель вырос. Вроде ничего и не видел, кроме того же леса, нескольких толстых книг и рисунка с видом Изберилла, а горизонты его расширились. Деревня раньше была большой, а теперь казалась не такой уж и большой, и даже маленькой.

Перед изгибом дороги были густые заросли — куст боярышника, высоченная, в человеческий рост, крапива, шиповник, ещё жёлтые круглые цветы. Всё это сплавилось в живую стену, за которой ничего нельзя было разглядеть. Касьян обогнул её и лицом к лицу столкнулся с мачехой.

Он застыл от неожиданности, хотя встреча была не такой уж удивительной.

Мачеха тоже на миг остолбенела, но быстро нашлась.

— А! Явился! Выгнали тебя? К себе не впустим, и не мечтай.

— Нет. Я ненадолго. Пришёл с учителем, — со всем возможным спокойствием ответил Касьян.

— Да ну? С учителем? — привычно пронзительным голосом выкрикнула мачеха. — Это ты думаешь, он тебя чему-то учит?!

Касьяну бы пожать плечами и уйти, но прерывать разговоры с неприятными людьми он ещё не умел.

— Да, учит.

Мачеха недобро засмеялась.

— Сам подумай, зачем ты сдался колдуну этому, учить тебя? Совсем не это надо ему.

Касьян угодил в ловушку.

— А что же? Я ему нужен, он хорошо со мной обращается.

— А, он хорошо с тобой обращается, значит? — мачеха ещё повысила голос. — Ну это до поры, до времени. Думаешь, ты ему зачем нужен? Для обряда какого-то, не иначе. Чтобы скормить какой-нибудь твари потусторонней.

Касьян рассердился.

— Чушь, — резко сказал он, в упор посмотрев на мачеху. Лицо её, тонкогубое, вытянутое, недоброе, казалось совершенно незнакомым.

— Вот скажи, он учит тебя колдовать? — не сдалась мачеха.

Касьян запнулся. Учитель показывал ему, как читать, писать, решать задачи, как защититься от нападения, как лучше ловить рыбу и выслеживать дичь, но действительно никогда не упоминал про чародейство.

Мачеха заметила его замешательство.

— Во-от, вот то-то и оно. Это он вид делает, что учит тебя, а сам какого-то срока ждёт. А потом и порешит. Ты не нужен никому, искать тебя никто не будет. А если и будет — что толку, с него спрос какой? Пропал мальчишка в лесу, и весь сказ. Засунет тебя в мешок и оттащит нежити на болота.

— Чушь, — ещё раз повторил Касьян, обошёл мачеху и направился дальше.

Она посмотрела ему в спину победоносно. Поле боя осталось за ней.

Царапина осталась в душе Касьяна после этой встречи. Он был собой недоволен. Ему казалось, что он уже неуязвим для уколов мачехи, а оказалось, у неё ещё есть власть его задеть. И что самое неприятное, в словах её была правда.

Ириней и впрямь никогда про волшебство не говорил. Почему? Он же чародей. Все знают об этом. Он убил волков волшебством.

Не доверяет? Касьян ухватился за это объяснение. Конечно, ещё рано посвящать его в колдовские тайны.

Потом он встретил друзей из деревни и забыл про мачеху и её недобрые слова.

Вспомнил уже на обратном пути. Возвращались они в молчании, и мыслям Касьяна ничто не препятствовало. Но он постарался унять своё воображение. В конце концов, у него нет никаких оснований доверять мачехе.

Минула неделя.

Жизнь шла обычным чередом. Чистописание, задачи, хозяйственные дела. Касьян уже не думал о мачехиных словах, однако однажды Ириней отлучился куда-то без него и вернулся во второй половине дня с большим мешком, заполненным не более чем на треть. Положил его на лавку в угол.

Скорее всего, это ничего не значило, мало ли что может быть в мешке, и само по себе это не обеспокоило бы Касьяна. Но Ириней был раздражён, не показывал, но это чувствовалось. Как будто ему предстояло какое-то неприятное дело, которого нельзя было избежать.

Вечером Касьян стоял на крыльце и смотрел в сторону заката. Небо на западе было красным, словно отражалось в нём зарево далёкого пожара. Деревья, озарённые умирающим светом, толпились, сливаясь в единый лес, лес рассыпался на отдельные деревья, он никак не мог понять, что видит — часть или целое?

Скрипнула в доме половица, распахнулась дверь. Вышел Ириней. Сказал сухо:

— Ложись спать. Завтра дел много.

“Каких дел?” — подумал Касьян. Завтрашний день не обещал ничего необычного.

Но Ириней уже спустился с крыльца и направился в сторону пещеры, не ответив на невысказанный вопрос.

Касьян заглядывал в пещеру. Ириней держал в ней кое-какую утварь. Там был ровный песчаный пол, каменные ломаные стены, недалеко от входа Ириней соорудил очаг. Дальше в глубину земли вёл извилистый ход. Мальчик пробовал как-то пройти по нему, но ход быстро сузился, впереди было черным-черно, и в тот раз он, некстати вспомнив о чудищах, которых учитель может держать в пещере, вернулся обратно.

Касьян не сразу последовал распоряжению Иринея и успел увидеть, как учитель разжигает огонь в пещере. Впрочем, он не сильно удивился. Ириней и раньше так делал, когда дурное настроение нападало на него. Что вызывало эти приступы тоски, Касьян не знал.

Он ещё немного помедлил на крыльце, пока не почувствовал, что стало холодно. Всё-таки осень неумолимо подкрадывалась, а одежда у него была лёгкая. Поёжившись, Касьян ушёл в дом.

Ночью он опять спал тревожно, просыпался, вспоминал то о книге, то о странностях Иринея, порой невольно открывал глаза и бросал взгляд в окно. Там за белёсой дымкой тлела нарастающая Луна, точно угли в натопленной печи. Глухо и неспокойно ворчал за стенами дома ветер, перекрывая журчание ручья.

На следующий день Ириней словно задался целью измотать Касьяна физическими упражнениями. Наклоны, приседания, подтягивания — в два раза больше, чем обычно. Смотрел на Касьяна внимательно и словно был чем-то недоволен.

Наконец, приказал:

— Беги до уступа и обратно. Быстро.

Уступ, поросший мхом, выдавался из скал дальше к северу от жилища Иринея. К нему вела тропка. Касьян побежал, чувствуя спиной, что учитель за ним наблюдает. Какая муха его укусила?

Ириней гонял его туда-обратно несколько раз. Потом посмотрел на Касьяна, и на лице его отобразилось удовлетворение.

— Молодец. Подойди сюда.

Касьян приблизился, с трудом переводя дыхание, чувствуя, как по лбу, по вискам течёт пот. Он поднял было руку смахнуть солёные капли, но Ириней резко прикрикнул на него.

— Не трогай! Подойди к столу.

Там, на столе у изгороди, стояли различные предметы, которые требовались для приготовления чернил. А сами чернила были почему-то налиты не в склянку, а в широкую плошку, чёрные, непроницаемые.

— Загляни туда, — распорядился Ириней, указывая на плошку.

Что можно там увидеть? Касьян вдруг вспомнил сказки, когда царевны видели необыкновенные чудеса, отдалённые земли в обычном блюдце. Может, Ириней решил наконец показать ему что-то волшебное?

Со стеснённым дыханием, заволновавшись, он склонился над плошкой. Жидкость в ней была черным-черна, ничего нельзя было в ней увидеть, она лишь притягивала свет, но ничего не отражала. Касьян стоял, склонившись, опершись на стол, и пот градом стекал с его лба, капая в чернила.

Ириней за его спиной шумно вздохнул. Касьян повернул голову и краем глаза увидел, что в руке учитель сжимает нож, острейший, тот самый, которым он разделывал крупную дичь.

Вот оно. Началось. Он ведь ждал и боялся именно этого.

Дико вскрикнув, Касьян метнулся от стола к калитке.

— Куда? — крикнул Ириней.

Он успел выскочить за изгородь. Ириней, видимо, не думал, что Касьян увидит нож, не ожидал побега. Но спохватился он сразу. Касьян был уже и так вымотан, так что Ириней нагнал его через минут. Нагнал, повалил, сжал так, что невозможно было и шевельнуться.

“Скормит тебя какой-нибудь твари потусторонней”, - прозвучали в ушах слова мачехи.

— Не убивай меня! — выдохнул Касьян.

Хватка Иринея немного ослабла.

— Ты спятил, Касьян? Зачем бы мне тебя убивать?

Сердце мальчика колотилось так, что, казалось, только давящая в спину рука учителя не даёт ему выскочить через лопатку. Он не мог говорить.

Ириней ещё приотпустил его, но не совсем. Нож, выпавший во время возни, валялся на земле прямо перед глазами Касьяна. Осталось протянуть руку, поднести к горлу…

Но Ириней этого не делал. Мальчик не видел его лица. Он смотрит на нож?

— Так зачем мне тебя убивать? — снова прозвучал вопрос. — Не просветишь?

Касьян облизнул губы. Голос вернулся к нему. Очень неуверенный, срывающийся голос.

— Мачеха… сказала, что ты держишь меня для какого-то потустороннего обряда. Я не поверил, но всё было так странно, а потом я увидел мешок, а потом нож…

— А, понятно. — Смешок из-за спины прозвучал невесело. — Ну ты нашёл кого слушать — мачеху.

Ириней уже почти не держал его. Но Касьян не пытался ничего предпринять, чувствуя себя очень глупо. Дело ведь не только в мачехе. Он ошибся? Тогда зачем был нож?

— Согласись, что если бы я хотел сейчас тебя убить, уже бы убил, правда?

— Да, — глухо ответил Касьян в землю.

— А раз я тебя до сих пор не убил, значит, и не собираюсь. Сейчас я тебя отпущу. Не будешь убегать?

— Нет.

Ириней выпустил его и выпрямился. Касьян сел, чувствуя боль в заломленных руках. Встряхнул ими. Потом поднялся, встал рядом с учителем.

— А что в мешке? — спросил с подозрением. Его выходка дала ему право на расспросы.

Ириней сделал неопределённый жест ладонью.

— Ну хорошо, подожди, покажу.

Повернулся и вошёл в дом. Через минуту вынес мешок и кинул Касьяну.

Касьян вывернул мешок на лавку, и там оказалась одежда на мальчика его лет. Ириней достал где-то новую куртку на осень, штаны, даже сапоги. Очень хорошая одежда, у Касьяна никогда такой не было.

— Померяй, — прозвучал голос из-за его спины.

Касьян опустил глаза. Ему стало очень стыдно.

Ириней, очевидно, это понял.

— Я не сержусь на тебя, Касьян, и не обижаюсь. Твой страх понятен. Здесь и правда много странного.

И всё равно прозвучало это отчуждённо.

Но тут Касьян набрался смелости.

— Ещё мачеха сказала… — он запнулся.

— Продолжай. Что же ещё поведала тебе эта достойная женщина?

И Касьян заговорил со страстью, неожиданной для него самого.

— Она сказала, что ты не учишь меня волшебству, потому что я тебе не нужен. Что ты только делаешь вид, а потом просто меня используешь. Я раньше этого не замечал, а после её слов задумался. Действительно, ты никогда не показывал ничего колдовского, даже не упоминал про него. Почему ты не даже не говоришь об этом? Ты ведь волшебник!

— Вот оно что… — протянул Ириней как-то растерянно.

— Я уверен, что причина есть, — выпалил Касьян. — Я не верю мачехе. Думаю, это из-за того, что я ещё маленький, что это очень сложно, очень опасно, или я вообще для этого не подхожу, или ещё что-нибудь. Но мне очень нужно знать, почему так…

Ириней отвернулся, посмотрел в лес, потом на солнце, словно хотел оттуда какой-то подсказки.

Касьян смотрел на него внимательно и ждал объяснения, очень ждал.

— Ладно, попробую растолковать, — Ириней сел на лавку и посмотрел прямо в глаза мальчику. — Всё очень просто. Касьян, я не учу тебя волшебству, потому что я не чародей. Я учёный. Я вникаю в тайны природы, и использую их, если удаётся.

— Как? Но ты же убил тогда волков с помощью волшебной силы! — шёпотом сказал Касьян. — Мне рассказывали в деревне, как это было.

Лицо Иринея на миг окаменело. Потом он вздохнул и спокойно ответил:

— Мои спутники просто не поняли. Я убил волков не волшебством. Я использовал естественную природную силу, мы мало знаем о ней, однако её можно изучить. Но я почти ничего не знаю о волшебстве и не люблю его. На мой взгляд, его вообще не должно существовать.

— И его не существует? — спросил Касьян частью с облегчением, частью разочарованно.

— К сожалению, существует, — ровным голосом ответил Ириней. — И сейчас я покажу тебе одну волшебную вещь. Подожди.

Он снова ушёл в дом.

Касьян остался во дворе, смятённый, собирающий разметавшиеся мысли. Иринея не было что-то долго. Он успел от нечего делать померить куртку, сапоги. Всё подошло. Раньше Касьян ужасно был бы рад таким вещам, но сейчас нечто более значимое занимало его. Он так привык к мысли, что Ириней — чародей, что сейчас просто не мог представить себе чего-то иного.

Хорошо это или плохо?

Наконец Ириней появился, держа в руках книгу. Ту самую книгу.

Касьян невольно вздрогнул, словно книга могла рассказать о его проступке. Может, действительно могла? Может, и рассказала? Зачем Ириней её принёс?

Учитель положил книгу на край стола, раскрыл на чистом листе. Поставил поближе чернила — не ту непонятную плошку, а обычную чернильницу. Положил рядом гусиное перо.

— Сейчас проведём опыт, Касьян, — решительно сказал он. — Возьми перо, чернила, и напиши что-нибудь.

Касьян, придвинувшийся было близко, отступил на шаг.

— Я не могу писать в такой книге, — возразил он.

— Почему? — спросил Ириней, одним простым словом расширяя границы дозволенного и увеличивая смятение Касьяна.

— Я очень плохо пишу. Ты же знаешь. Я испорчу книгу.

— Надо быть увереннее в себе, Касьян.

Касьян поглядел на книгу. Взялся за неё, закрыл, придерживая пальцами страницу, посмотрел на оклад, изукрашенный драгоценными каменьями и тончайшими золотыми пластинами. Снова открыл. Тончайший, белейший пергамент, такого и быть не могло.

Однако же вот он.

Касьян упрямо помотал головой.

— Пиши, я приказываю.

Подчиняясь, не по своей воле, он сел за стол на скамью, взял тонко очинённое перо. Глухо спросил:

— Что писать?

— Пиши. — Ириней поднял палец. — Пиши: “Земной диск висит в пространстве без опоры”.

Касьян принялся за работу. Это была очень длинная фраза.

Земной… диск…

Висит … в пространстве…

Без опоры…

Почему без опоры? Говорили, что он лежит на диковинных существах… это сказки?

Впрочем, до опоры Касьяну ещё очень долго было добираться. Тщательно он выводил чёрточки, стараясь, чтобы получалось как можно лучше.

Земной… диск…

И дойдя до слова “висит”, он бросил взгляд на написанное.

Всё растворялось.

“Земной” — уже почти пропало. Осталось лишь “ой”.

“Диск” ещё уцелел. Но пока Касьян смотрел на результат своих трудов, на глазах у него то ли таяли, то ли испарялись чернила с листа.

Он удивился так, словно и не было той истории с пятном. Ему казалось, что надпись должна была сохраниться.

— Что это? — растерянно спросил он Иринея. — Почему?

Тот ухмыльнулся, скрестил на груди руки.

— Пробуй ещё.

Касьян попробовал ещё и ещё раз, сперва он писал аккуратно, потом всё небрежней и небрежней, теряя почтительность к книге и к чистописанию, он переписывал эти злосчастные два слова “земной диск” не меньше десятка раз и даже не успевал перейти к слову “висит”… Яростно скрипело перо.

Учитель лишь усмехался.

Касьян, поощряемый молчаливым одобрением Иринея, вошёл в раж. Поставил на листе кляксу, нарисовал рожицу, начеркал бессмысленных линий. Он словно пытался отомстить книге за то, что она так его пугала. Но все его усилия были тщетны. Чем быстрее двигал он пером, тем быстрее стирала начертанное проклятая книга.

Наконец Касьян, устав, бросил перо и воззрился на Иринея с чувством полной беспомощности.

— Понял теперь, почему я не люблю волшебство? — буркнул учитель.

— Неужели это действительно волшебство? — быстро подавшись вперёд, спросил Касьян.

— Смотри. — Ириней шагнул к столу и вытащил из-за пояса тот самый нож. Касьян на этот раз даже не вспомнил о своём недавнем испуге, так был захвачен происходящим.

Ириней сел рядом, положил нож на стол, пододвинул к себе книгу с пером и написал ту же фразу. Через минуту от неё и следа не осталось.

— Видел? — ткнул учитель в пустое место.

Касьян только покивал молча.

— А теперь так. Смотри и молчи.

Предчувствуя развязку, Касьян затаил дыхание.

Учитель уверенно взял нож и легонько ткнул остриём себе в левое запястье. Побежала тоненькая струйка крови.

Касьян вздрогнул, но промолчал.

Ириней протянул руку так, чтобы кровь стекала в ту самую плошку, куда он заставлял смотреть Касьяна. Красная, она капала в чёрное и мгновенно там исчезала.

Касьян не заметил, откуда вдруг появилось золотое перо. Его не было раньше. Но сейчас оно лежало рядом с книгой.

Красная струйка иссякла очень быстро, и минуты не прошло.

— Достаточно, — прошептал Ириней, то ли себе, то ли Касьяну. Взял золотое перо, отвёл в сторону испачканную кровью левую руку, окунул кончик пера в плошку с чернилами. И вывел на чистом листе стройные буквы.

“Земной диск висит в пространстве без опоры”.

Что сейчас будет?

Когда он закончил писать, все буквы оставались на месте.

Прошло мгновение, другое, третье. Минута. Слова не исчезали, и это было истинным чудом. Касьян так привык, что они пропадают.

— Почему они остались? — негромко спросил он.

— Почему остались… — эхом повторил Ириней. — Сам я хотел бы знать, почему они остались, и как это получается. Это и есть волшебство, чтоб ему…

В голосе его звучала искренняя досада.

— Откуда у тебя эта книга? Она твоя? — неуверенно произнёс Касьян.

Ириней покачал головой.

— Не совсем, Касьян. Точнее, совсем нет. Книга эта не моя. Была она дана мне на время, — он запнулся, видимо решая, что стоит говорить дальше, — и была она дана мне во дворце в Изберилле по царскому распоряжению.

Касьян потрясённо ахнул.

— Чему ты удивляешься? — как-то тускло спросил Ириней. Перевернул запястье, посмотрел на рану. Кровь уже совсем перестала сочиться. — Я бывал во многих царских дворцах. Я учил и принцев. Только проку из этого мало было.

Вопросы толпились на языке у Касьяна. Он выхватил первый попавшийся.

— Но зачем… зачем тебе дали эту книгу?

— Я тебе сказал уже — я учёный. Царь хотел получить учёный труд об устройстве нашего мира. И хотел он, чтобы этот труд был сохранён не самым обычным образом.

— Как?

Ириней указал на лежащий на столе фолиант.

— Вот здесь. Понимаешь, эта вещь сейчас используется не совсем по назначению. Есть во дворце такие люди — летописцы. Задача их — описывать для грядущих поколений важные события. — Он вдруг оживился, улыбнулся. — Они очень странные. У них, знаешь, всё непростое, всё по своим правилам. И чтобы не пропадали записи, чтобы хранились веками, много они применяют ухищрений, и истинно волшебные предметы используют, да.

Где только берут их…

И когда царь захотел поручить мне эту работу, то обеспокоился её сохранностью, и приказал летописцам выдать мне книгу, особым образом изготовленную, предназначенную как раз для того, чтобы в ней писали историю, потому что подобных изделий для естественной науки не было. История же, Касьян, пишется потом и кровью. И есть условие — пока не добавишь эти два вещества в чернила, не получится ни буквы на страницы занести. Не примет.

Ошарашенный Касьян смотрел на книгу, теребя губу. Какая-то мысль вертелась рядом, но он никак не мог её ухватить.

— То есть, книга заколдованная? Из-за этого в ней можно писать только чернилами, в которые пот и кровь содержатся, правильно?

— Правильно, — отозвался Ириней, внимательно разглядывая выведенный собственной рукой ряд каллиграфических букв.

Касьян положил ладони на колени и тоже уставился на эту строчку.

— Я вот думаю….

— Что?

— А если взять другие составляющие? Если обмануть книгу?

Сказал и сам перепугался. Ириней посмотрел на него как-то странно, очень внимательно.

— Продолжай.

— Например, пот. Если просто добавить соли? Тогда получатся нужные чернила? — выпалил Касьян, которому после такого кощунства терять было уже нечего.

Учитель продолжал на него смотреть, молча, выжидательно.

— Может, я что-то не то говорю? — голос Касьяна упал. — Тогда прошу прощения. У тебя… и у… у книги.

И тут Ириней улыбнулся и одобрительно кивнул. У Касьяна отлегло от сердца.

— Хвалю себя, — негромко сказал Ириней. — Я не ошибся в тебе, Касьян. Но ты думаешь, я не пробовал? Пробовал. С солью так точно пробовал. Не вышло.

У Касьяна перехватило дыхание от восторга. Ему показалось, учитель говорит с ним как с равным.

— Может, попробуем ещё раз? — уже смело, звонко предложил он.

Неделю они проводили опыты с книгой. Но перехитрить её не удавалось. Она не принимала солёную воду вместо пота. Кровь дичи, не человеческая, её не устраивала. Никакие цветные порошки из толчёных минералов из запасов Иринея не подходили.

Заколдованные листы сияли снежной белизной.

— Есть и оборотная сторона, — буркнул Ириней. — То, что в ней всё-таки написано, никакой силой не сотрёшь. Это не обычный пергамент.

А ещё её потерять невозможно. Потому мне её и дали. Конечно, она может исчезнуть на время, но рано или поздно всё равно всплывёт и вернётся в хранилище летописей.

— Как? Она ж книга, ходить не умеет.

— Найдёт кого-то, кто её туда доставит. Она влияет на людей. Ты ведь боялся её, я видел.

— Боялся… — уныло протянул Касьян. — Я однажды испачкал её случайно чернилами. И видел, как пятно исчезло.

Ириней только рукой махнул.

— Книга, в сущности, безобидна. Она лишь защищает себя, и то, что в ней написано. Такие чары на неё наложены. Ей немного надо, пробежка, несколько капель крови — пустяки. Конечно, если бы над ней нависла угроза, скажем, окажись она в горящем строении, то заставила бы кого-то рядом, невзирая на опасность, её оттуда вынести. Но её создавали не для причинения зла.

“Значит, бывают и злые чары”, - машинально отметил про себя Касьян, но спросил почему-то не об этом, а совсем о другом.

— А золотое перо зачем?

— Можно использовать и обычное гусиное, получается, написанное не стирается. Но это перо тоже нетеряющееся, подобно книге, возвращается к владельцу, что в дороге удобно. Собирают эти перья в местах, где гнездятся жар-птицы, птицы огненные, иначе пламеницы. Их, знаешь ли, приманивают на самоцветы. Пламеница падкая на всё блестящее, как обычная ворона.

Ириней всегда говорил об удивительных вещах, как о чём-то простом и само собой разумеющемся. Хотя песни про огненных птиц и в деревне Касьян слышал, но всегда думал, что это сказка.

Непобеждённая книга отправилась обратно на стол в комнате. Ириней продолжал её заполнять, и теперь Касьяну можно было в любой момент подойти и посмотреть, что там написано. Впрочем, понимал он в ней мало. А жизнь пошла дальше своим чередом.

— Надолго хватит чернил? — спросил Касьян у Иринея.

— На несколько месяцев. А что, побегать захотелось?

— Не очень. Но если надо…

— Нет пока.

Когда всё разъяснилось, Касьян перестал бояться. Только теперь он понял, как тревога тяготила его раньше.

Хотя он так и не осознал до конца, почему учитель так не любит волшебство. Ему самому оно казалось очень заманчивым.

— Я не хочу, чтобы нечто совершалось по взмаху палочки. Я хочу узнавать причины, — раздражённо говорил Ириней. — Я хочу наблюдать, ставить опыты и делать выводы. Волшебство же не терпит умозаключений, оно необъяснимо по определению. Те, кто им занимается, и не хотят ничего объяснять. Они стремятся нагнать побольше тумана, всё смешать, спутать, напугать.

Касьян не очень понимал.

— А ты разве не делаешь по взмаху палочки? — спрашивал он. — Многое из того, что тебе подвластно, мне кажется чудом.

— Потому что ты пока мало знаешь, — отвечал Ириней. — Но человек стремится знать больше и поделиться этим с другими.

И как-то во время такого разговора, неоднократно повторяемого, вдруг поинтересовался:

— Ты бывал в нашей пещере?

— Заходил, — удивлённо ответил Касьян.

— А туда, вниз?

— Нет. Чуть-чуть прошёл, но там же тьма непроглядная.

— Пойдём. — Ириней встал. — Я тебе кое-что покажу.

Он открыл кованый сундук, порылся в нём, достал несколько толстых свечей.

— Зачем столько? — спросил Касьян. — Нас же только двое.

— Чем больше, тем лучше, — сказал Ириней и заговорщически подмигнул.

Ход, уходивший влево из широкого грота в скале, был очень узкий. Ириней со свечой шёл впереди, Касьян за ним. Казалось, что извилистый каменный путь вот-вот закончится тупиком. Но через пару минут осторожного движения по подземному коридору стены резко разошлись в стороны, явив взорам пришедших мрак.

Касьян остановился за спиной Иринея. Свеча, оранжевый язычок пламени в руке, слепила его, и он ничего, кроме неё, не видел.

— Поставь-ка свечу, — распорядился Ириней и уверенно пошёл вперёд. Фигура его углубилась в темноту, но Касьян слышал шаги и видел мерцание огня. Чуть дальше Ириней остановился и начал зажигать другие свечи. Делал он это небыстро. Зажёг одну, поставил на возвышение, передвинулся, зажёг следующую.

Пока это происходило, глаза Касьяна понемногу привыкли к тьме. Да и свечи, хоть и не озарили пещеру полностью, но дали достаточно света, чтобы осмотреться.

С потолка свисали гигантские колонны. Они не доставали до пола, так и застыли в воздухе.

С пола тоже вздымались колонны. В большинстве мест они взрастали сами по себе, но кое-где соединялись с теми, что спускались с потолка, образуя столбы, словно подпиравшие свод пещеры.

Стены украшали подобные же причудливые каменные изваяния, в них чередовали друг друга извилистые желобки, выступы, делавшие поверхность похожей на застывшие водопады.

Вода тут тоже была, журчала где-то в глубине. Родника отсюда не было видно.

— Как красиво! — ахнул Касьян.

Ириней молчал, давая ему осмотреться. Осмелевший Касьян прошёл со свечой по пещере, оглядел удивительные каменные фигуры. На что только не были они похожи! Змеи, гномы, птицы, замковые башни, львы — всё это, и много большее, было запечатлено здесь в камне и предстало перед глазами мальчика, выхваченное из мрака неярким светом.

Наконец восхищённый Касьян вернулся к Иринею.

— Ты хотел показать это? — негромко спросил он.

Хоть он почти шептал, опасаясь нарушить покой этого места, эхо выхватило последнее слово и прокатило его под сводом пещеры — то, то, то.

— Не только, — так же тихо ответил Ириней. — Здесь ты видишь то, что создала природа. А сейчас я тебе покажу нечто другое.

И он повёл Касьяна в дальний угол пещеры.

Было холодно.

Неровный пол то наклонялся вниз, то под резким углом поднимался вверх, то подсовывал под ноги предательские валуны, о которые Касьян раза три споткнулся. Ириней же, даже не глядя, спокойно миновал все эти препятствия. Журчание ручья стало сильнее. Где-то совсем близко он плескался.

Дошли почти до конца пещеры, здесь образовалась почти правильной формы полукруглая зала. Сталактитов и сталагмитов здесь почти не было, голые стены, неровные выступы с острыми ломаными краями. Что тут интересного?

Ириней поднёс свечу к почти ровной стене.

— Смотри сюда.

И в неровном свете Касьян увидел.

Стена пещеры была покрыта рисунками. Красно-чёрные фигуры заполняли всё обозримое пространство, освещаемое свечой, — это было немного, но когда Касьян шагнул в одну сторону, потом в другую, в поле его зрения стали вплывать новые и новые линии, штрихи, пятна, складывающиеся в изображения, нанесённые некогда чьей-то рукой. Их было очень много.

По большей части это оказались животные, частью знакомые Касьяну, частью невиданные, похожие иной раз на сказочных существ, которых вышивала бабушка Мара. Он увидел косуль, волков, медведей, гигантских полосатых кошек, одних чудных зверей с толстыми ногами, большими ушами, длинным носом и бивнями, других — коротконогих, с одним мощным рогом. Попадались и люди, охотники, целящиеся из луков, и деревья, и просто точки и линии, теснящиеся рядышком и образующие сложные красивые узоры.

Касьян со свечой шёл вдоль стены, рассматривал это удивительное панно расширенными глазами. И наткнулся на фигуру из точек, показавшуюся ему удивительно знакомой. Две трапеции, приставленные друг к другу короткими основаниями.

Касьян уже знал, Ириней рассказывал, как знающие люди называют подобные фигуры. Но что же всё-таки она напоминает?

Подошёл ближе, отошёл дальше. Ириней стоял поодаль, тоже со свечой в руке, не торопил его, терпеливо ждал, пока мальчик насмотрился.

Касьяна озарило.

— Это же Небесный Охотник! — воскликнул он.

Ему стало радостно, будто он встретил старого друга. Небесный Охотник, тот самый, защита которого так поддерживала Касьяна, когда он бежал по зимней деревне.

Ириней приблизился.

— Да, правильно, это он. Они тоже видели его, так, как сейчас мы, те, кто жил в этой пещере.

— Кто они? — спросил Касьян полушёпотом, словно эти ‘они’ могли его услышать.

— Древние, очень древние люди. Думаю, этим рисункам много тысяч лет. Но люди уже изучали природу, видишь? И передавали знание, как умели.

Касьян смотрел на рисунок. И даже страшно стало от несоизмеримости жизни его и Небесного Охотника. Художника давно нет, в пещере и следов человека нет, сотни лет и зим сменили друг друга, а Охотник всё красуется своим сверкающим поясом, как и тогда, когда запечатлевал его на этой стене безымянный творец. Замечает ли он его, Касьяна? Могут ли они быть друзьями?

— Когда-нибудь, Касьян, ты увидишь большие города, увидишь там удивительно искусные произведения великих художников. И, глядя на них, вспомни истоки — все эти совершенные творения уже смотрели на тебя со стен этой пещеры. И они уже тогда рисовали звёзды, — говорил Ириней с необычным для него воодушевлением. — Подумай, у них ещё ничего не было, ни домов, ни печей, ни одежды, ничего, кроме пещеры, шкур и камней. А они смотрели на звёзды и рисовали их.

Говоря всё это, он радовался, как ребёнок, и странно это было Касьяну, привыкшему к невозмутимости своего учителя.

Он двигался вдоль стены, продолжая рассматривать теснящиеся картинки. Но постепенно их стало становиться меньше.

Через несколько десятков шагов он увидел трещину в скале, глубокую, ломаную, а за ней уже ничего не было.

Касьян испытал разочарование. Трещина? Зачем она здесь? Он пошёл дальше, озирая стену, ища ещё чудесных рисунков.

Ириней, кажется, окликнул его, но Касьян даже не обратил внимания. Он шёл и шёл, пристально вглядываясь в серую скалу. Спотыкался, вёл рукой по камню, словно мог сбросить незримую завесу, закрывшую новые изображения.

Ничего не было. Ответвление пещеры сузилось, из залы превратилось в неширокий ход и заканчивалось чуть дальше тупиком, и он уже развернулся, чтобы идти назад.

И тут — вот оно!

Желанный рисунок ждал его на противоположной стене.

— Ириней! — закричал Касьян. — Иди скорее сюда!

Почему — скорее? Куда рисунок мог деться, он был здесь тысячи лет.

И он отличался от других. Он был не чёрным, не красным, а белым. Касьян так торопился посмотреть, что на нём… в спешке сжал свечу, она перевернулась, выпала из руки и погасла.

Оставшись в темноте, он присел в растерянности, нащупывая восковую палочку под ногами.

Сверху упал свет. Его было мало, но свеча сразу нашлась.

— Что ты шумишь? — поинтересовался подошедший Ириней. — Я уж думал, на тебя чудище какое пещерное напало.

— Смотри! — Касьян дрожащими от волнения руками снова поджёг свою свечу от свечи Иринея и ткнул в стену.

Ириней присвистнул.

— Ну надо же! Я этого не видел.

В мерцающем свете двух огоньков они разглядели новое изображение.

Это был Белый олень. Тонконогий, стремительный, с ветвистыми рогами. Мчался он легко, словно летел. Древний художник запечатлел на тысячелетия краткий миг его полёта.

Мужчина и мальчик долго стояли в молчании, созерцая этот неподвижный миг, погружённые в безвременье властью давно исчезнувшего творца.

— Ты знаешь легенду? — наконец, прошептал Касьян.

— Да, знаю, конечно, — ответил Ириней довольно громко и тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. — Получается, она древнее, чем я думал.

— Значит, они видели его, видели?! Те люди?

— Видели или сами создали в воображении. — Ириней приблизился к стене, поднёс свечу, изучая детали рисунка. — Удивительно. Уверен, ты так и представлял его себе?

— Да! — восхищённо выпалил Касьян.

Ириней прошёл вдоль стены, внимательно оглядывая её.

— Он здесь один, — отметил задумчиво. — Он как будто намеренно в стороне от остальных изображений.

— Что это значит?

— Наверно, то, что он был для них чем-то особенным. Надо подумать. Пойдём, Касьян. Надеюсь, рисунок не действует на людей так, как натура.

Они выбрались из мрака пещеры в колдовской осенний день. Лежал туман, зыбкая дымка стирала, ретушировала все резкие грани, растворяла предметы. В белом небе висело одинокое облако, синий летающий остров. Тонкие берёзы, златовласые в это время года, казались трогательно хрупкими перед вечнозелёными гигантами — истинными властителями леса.

Касьян вдруг вспомнил, как Ириней был недавно в хорошем настроении и забавно рассуждал о том, чем люди отличаются от деревьев. Золотые кудри у людей — признак расцвета, а у деревьев — увядания. Странно, правда?

Но воспоминание это промелькнуло мимолётно. Ему ужасно хотелось поговорить об увиденном.

И Касьян сразу взял быка за рога.

— Что ты знаешь о Белом олене? — выпалил он.

Ириней сел на скамью, опустил скрещенные руки на дощатый стол.

— Скажи мне сперва, что ты о нём знаешь, Касьян?

Мальчик задумался. Потом произнёс:

— Я слышал, что это мечта. Несбыточная мечта, которая губит людей.

— Откуда тебе это известно?

— От бабушки Мары.

— Бабушка Мара — мудрая старуха, — заметил Ириней. — Гораздо мудрее иных владык, царедворцев и учёных.

— А ты что скажешь? — упорствовал Касьян.

— Я не знаю, — просто ответил Ириней.

Касьян почувствовал растерянность. Было такое ощущение, что почва уходит у него из-под ног. Он так привык к тому, что учитель всё знает, что может ответить на любой вопрос…

— Но что-то ты же думаешь о нём? Смотри, он ведь был известен даже древним, они его рисовали.

— Да, — усмехнулся Ириней, — твоё открытие меня совсем с толку сбило. Неужели они встречали это создание? Это ведь не обычный зверь, его так просто не увидишь. Значит, у них, охотников, живущих в пещере, уже были — как сказала бабушка Мара? — несбыточные мечты. Мечты о чём-то… скажем так — невещественном.

— Но Белый олень существует? Это не просто легенда?

Ириней с досадой поморщился, как всегда, когда что-то ставило его в тупик.

— Понимаю, тебе очень этого хочется. Да, порадую тебя, вроде бы он существует. Но искать его бесполезно. Его невозможно исследовать. Невозможно понять, что он такое. Непонятно, как он влияет на несчастных, которые его видели.

— Ты встречал таких?

Ириней вздохнул, облокотился на стол, поизучал древесный узор на досках, потом поднял взгляд на лес. Осина за изгородью казалась припорошённой золотым песком. Налетел порыв мягкого, не холодного ещё ветра, тряхнул её, и золото посыпалось наземь.

— Знаю я два случая, — наконец нехотя сказал Ириней. — Видел сам человека, который не пошёл за ним. Был резчик по камню, жил близ Изберилла. Отличный был мастер. После того как увидел Белого оленя, не провёл ни одной линии резцом. Говорил, что недостоин. В конце концов, пьяный упал с обрыва. Погубленная жизнь.

Касьян помолчал некоторое время, частью отдавая дать памяти незнакомого ему резчика, частью погружаясь в привычное при обсуждении этой легенды чувство страха, смешанного с восторженным любопытством.

— А второй случай? — спросил через минуту.

— Второй? Да, и второй такой был. — И тут Ириней замолчал и ни слова больше не произнёс на эту тему, как Касьян ни выспрашивал.

Пролетали дни, как костяшки на счётах, складывались в недели, а потом и в месяцы. Прошла золотая осень, листья опали, снег ещё не выпал, деревья стояли чёрные. Ветер завывал в расщелинах скал.

Касьян не уставал радоваться тому, что у него теперь хорошая одежда.

В доме было тепло, кололи дрова, топили. Когда заходили в деревню, бабушка Мара подарила несколько вышитых занавесей с жар-птицами. Повесили, стало уютно.

Ириней добавил занятий, часть из которых ставила Касьяна в тупик.

Он не имел ничего против борьбы и владения ножом и мечом, ему это нравилось, и он понимал нужность этих умений. Хотя само обучение казалось ему странным, требовалось изо дня в день повторять одни и те же движения, рывки, повороты, чтобы они стали такими же естественными, как дыхание. Однако как-то в деревне он встретил знакомого парня, на несколько лет старше себя и гораздо тяжелее, они начали в шутку бороться, и Касьян, совершенно неожиданно для себя, обнаружил, что уронил своего противника наземь и сидит на нём, к общему изумлению всех присутствующих. После этого он понял смысл таких бесконечных повторений.

Ириней вообще требовал терпения, а также самообладания, хладнокровия и смелости.

— А ты использовал это всё на деле? — спросил как-то Касьян.

Ириней ответил немногословно.

— Приходилось.

Появился и другой предмет — язык южного царства, Юоремайи. Касьяну так странно казалось, что где-то живёт множество людей, которые понимают эти певучие сочетания звуков, такие, что слова почти и не разделялись, невозможно было понять, где заканчивается одно и начинается другое.

А письмо их — это была вообще головоломка. Буквы смешивались со сложными символами, которые могли означать то пятое, то десятое, в зависимости от соседних букв, положения в тексте, а иногда — и от времени написания, которое тут же отдельным знаком отображалось.

Зато Ириней владел этим языком в совершенстве.

— Откуда ты так хорошо его знаешь? — спросил как-то Касьян. — Ты жил там?

— Жил когда-то, — ответил Ириней. — Но я его всегда неплохо знал. Я уроженец Талаяма. Там почти всем этот язык известен.

Касьян нахмурился, припоминая. Что-то он об этом слышал, ещё в Сини. Что-то тревожное, связанное с войной.

— Где это?

— Есть область такая на побережье, там, где река Тала впадает в море. Такой лакомый кусок, равнобедренный треугольник, боковые стороны которого ограничены горными цепями, а основание — береговой линией.

Он с усмешкой ткнул в лежащий на столе лист с перечёркнутыми чертежами Касьяна.

— Для кого лакомый? Почему?

— Для нашего царства, Трилады, чтобы получить выход к морю. Для южного царства, Юоремайи, чтобы не давать Триладе выход к морю. Долгая это история. — Ириней поднялся со скамьи, отодвинул занавесь, выглянул во двор, скупо припорошённый снегом. Потом неторопливо продолжил. — Когда-то в течение нескольких веков был Талаям отдельным государством, небольшим, но преуспевающим. Жители плавали по морям, занимались торговлей, были неплохими воинами, отстроили отличную крепость, даже Юоремайя их не трогала. Но более сотни лет назад пресеклась царствующая династия, образовалось два претендента на престол, один призвал на помощь Юоремайю, второй — Триладу, чьё могущество как раз окрепло к тому времени. И началась большая война за Талаям, ещё до нашего с тобой рождения. Продолжалась лет тридцать.

— И что дальше? — заинтересованно спросил Касьян.

— Трилада победила. Получила крепость Талаям и выход к морю. Но победа не была полной. В дельте Талы множество островов. Война за них продолжалась. Трилада держала крепость и ближайшие поселения, Юоремайя нападала со стороны моря, острова переходили из рук в руки. Множество людей гибло, хозяйство приходило в упадок. Так бы и по сей день продолжалось, если бы не великий Дим Фо.

Касьян знал это имя. Оно было написано на развороте одной из книг, которые давал ему читать и переписывать Ириней. “Инкунабулы” она называлась. Дим Фо. “Инкунабулы”.

— Что же он сделал?

Ириней потёр ладони одна о другую.

— Он придумал Игру. Дим Фо сказал — зачем гибнуть людям, если острова постоянно меняют владельцев без особого проку. Большая часть этих островов не слишком ценна — неприступные утёсы, поросшие кустарником. Но попадаются и населённые.

В общем, Дим Фо нашёл способ, чтобы государи Трилады и Юоремайи играли друг с другом в особенную Игру, где выигрыш — острова Талаяма. Кто выигрывает, в подчинение того переходит тот или иной остров. Тогда он имеет право разместить там сторожевую заставу.

Все тогда настолько устали от многолетней войны, что согласились. Был заключён вечный договор. Трилада владеет городом Талаям, острова переходят из рук в руки. Существует, конечно, опасность для Трилады, если Юоремайя отыграет слишком много островов в восточной части дельты, сосредоточит силы и предпримет попытку отбить Талаям. А он для нас очень важен, это единственный путь, ведущий к заморским землям.

Но пока такого не было. И договор соблюдался честно. Бывают порой стычки, но это всё же не война.

— Как они играют? Они же так далеко друг от друга.

— С помощью волшебства, которое тебе так нравится.

— Значит, от волшебства может быть польза?

— Может, конечно, — с явной неохотой отозвался Ириней, помолчав. — Это я его не люблю. Наверно, потому что не понимаю.

После этого разговора Ириней стал нередко рассказывать Касьяну о разных землях, о том, где они расположены, об их обычаях. А однажды извлёк из сундука какие-то чудные вещи из серебра — палочки с несколькими острыми зубцами, щипчики, ножи в виде лопаток, ни на что толковое не пригодные, правда, довольно красивые.

На вопрос — что это? — пояснил, что этим пользуются за столом в царских дворцах, и надо бы Касьяну на всякий случай овладеть искусством их применения.

Тут Касьян, который кроме ложки ничего не видывал, было воспротивился.

— Я же живу в лесу! Зачем мне это знать?

— Думаешь, тебе удастся всю жизнь провести в лесу? — осведомился Ириней, и невинное это замечание дало Касьяну пищу для размышления о своём будущем на несколько недель вперёд.

“На севере же расположено великое царство Трилада.

Три лада, как рассказывают жители этой страны, суть три силы природы, к ним благосклонные — плодородная земля, щедрые речные воды и горы, изобилующие самоцветами. Все лады созвучны друг другу и создают единую гармонию для процветания царства.

Столица Трилады — град Изберилл. Называется он так, потому что богато украшен драгоценными каменьями, особенно же изделиями из берилла”.

Дим Фо, “Хроники”

Читай, Касьян, читай.

А будущее приближалось своим чередом, становилось настоящим, а затем и прошлым.

Ближе к концу зимы произошло удивительное и пугающее событие.

Ириней как-то вскользь сказал Касьяну.

— Знаешь, в ближайшее время могут быть странные явления в небе.

— Какие?

— Словно солнце потускнеет. Если это произойдёт, когда меня рядом не будет, не пугайся.

Касьян испугался заранее. Вдруг вспомнился уже позабытый страх перед Иринеем, перед его таинственными познаниями.

— Почему солнце потускнеет? — спросил тихо, но с опаской. — Погаснет? Насовсем?

— Да нет. — Ириней поморщился. — Потускнеет ненадолго. На несколько минут. А может, и не будет тускнеть, может я и ошибаюсь.

Касьян несколько дней озабоченно поглядывал на солнце, словно опасаясь, что кто-то его украдёт. Но солнца и так не было видно за тучами. Лишь через неделю облачность поредела, истончилась, из плотной завесы превратилось в тонкий покров.

И тут всё и случилось.

Случилось по дороге в Синь, уже у самой деревни.

Был обычный зимний день, наполненный обычным неярким светом и обычными звуками. Громко каркали вороны. Порой слышался собачий лай и человеческие голоса. Солнечный диск был ясно виден, чёткий, но безобидный для глаз за туманной пеленой.

Впрочем, Касьян на него не смотрел, заботясь о том, чтобы поспевать за Иринеем.

Громкий возглас донёсся со стороны деревни. Один, потом другой.

— Что там? — встревоженно спросил Касьян.

— Придём — увидим, — бросил Ириней на ходу.

Немного потемнело. В воздухе словно появилась чернота. Касьян моргнул, подумав, что ему показалось.

Нет, не показалось.

Истошный вопль из какого-то людского обиталища, полный ужаса.

Ириней резко остановился, так что мальчик чуть не налетел на него, и вздёрнул голову вверх.

— Ого! — воскликнул он.

Касьян забежал вперёд и тоже посмотрел в небо.

За тонким слоем облачного пуха на тускло-жёлтый круг солнца наползал другой круг, тёмный. Он отожрал уже почти четверть дневного светила.

Касьян поднёс сжатые кулаки к губам, подавив готовый вырваться крик. Даже сейчас, в минуту мирового бедствия, он подумал о том, что Ириней такую потерю самообладания не одобрит.

Солнце исчезало, медленно, но неумолимо. Треть.

Ириней взял Касьяна за плечо.

— Смотри! — крикнул он громко, словно удивительное явление должно было не только погасить свет, но и приглушить звуки. — Такое очень редко бывает.

Касьян смотрел.

Половина. Ещё меньше. Оставался полумесяц, всё более истончающийся.

Свет мерк.

Стало темно, как ночью. На месте солнца расположился абсолютно чёрный диск. Вокруг него разлилось белое пламя.

И воцарилось абсолютная тишь. Крики ужаса прекратились. Псы замолчали. Смолкли даже вороны. Всё живое замерло. Никто не знал, что в этом тёмном новом мире делать.

Наваждение продолжалось совсем недолго, минуту или чуть более. Потом чернота стала сдвигаться, и край солнца выглянул из-за неё. Робко, осторожно. Потом ещё чуть-чуть.

Страшное, неведомое уходило не торопясь, явив миру своё могущество, показав воочию, что не всё так просто и незыблемо, как порой кажется смертному.

Ириней торжествующе улыбался.

— Что это было? — выдохнул Касьян, когда тьма уже почти сползла с солнца.

— Природное явление. Называется — затмение солнца. — Ириней нагнулся, захватил горсть снега и стал катать ее в ладонях.

— Никогда такого не видел.

— Неудивительно. Это нечасто бывает. Другое небесное тело проходит между нами и солнцем. — Он скатал снежок и показал его Касьяну. — Примерно такое, только большое. Скорее всего, это Луна.

— Луна? Почему мы тогда не видим её рядом с солнцем?

— Потому что солнечные лучи её затмевают. — Ириней размахнулся и запустил снежок в ближайшую ёлку. — В Юоремайе есть специальные таблицы, по которым тамошние мудрецы предсказывают затмения, учитывая предполагаемое движение Луны. И очень точно, и даже для разных земель. Я из них как раз и знал о том, что оно может произойти, посмотрел, когда жил там.

— Как они составляют эти таблицы?

— Наблюдают. Многие годы. Сотни лет. В Юоремайе это очень важно, они не боятся затмений, как другие народы, а поклоняются им. Ждут их, считают милостью богов.

Касьян умолк, задумавшись. Опасным и болезненно извращённым показалось ему южное царство, Юоремайя — кто знает, чего ждать от людей, которые поклоняются такой страсти? И язык у них какой-то вывихнутый.

Деревня гудела, жители взбудораженно метались. При виде Иринея с Касьяном, точнее, в основном при виде Иринея, конечно, перепуганная толпа повалила в их сторону. Вперёд выступил кузнец, хоть и владеющий собой, но явно встревоженный.

— Ты как раз кстати, чародей. Что это было? — степенно спросил кузнец. — Растолкуй нам.

Ириней успокаивающе кивнул, повернулся к людям и стал повторять то, что говорил Касьяну про затмение. Толпа внимала.

Касьян, уже слышавший это, пробежал по улице, поглядывая по сторонам — кто чем занят? Почти все были напуганы, кто больше, кто меньше.

Только одна бабушка Мара преспокойно выбивала половики во дворе.

— Видела я уже такое за свою жизнь, — безмятежно заявила она. — И ничего, жива. Солнце — не монета, его так просто не украдёшь.

На обратном пути Ириней задумчиво сказал:

— Хорошая у вас деревня.

— Почему? — спросил Касьян, удивившись этому замечанию, сделанному ни с того ни с сего.

— Сам посуди — такое непонятное, страшное событие, и тут вдруг появляюсь я — человек со стороны, непонятный. Знавал я места, где такого гостя сразу бы сожгли, обвинив во всех бедах, прошлых и будущих. Да и тебя заодно. А тут ничего. Выслушали, поняли. Даже поблагодарили.

И опять Касьян подивился чужим обычаям. В его краях никогда ничего такого не бывало.

Просвистело ещё несколько месяцев. Учёба, быт, охота. Скучно не было. Ходили в Синь. Ездили в Ожерелье на ярмарку. Касьяну показалось очень большим это поселение.

Много говорили. Он сам чувствовал, что взрослеет, что многие вещи видит по-другому.

Запоминались беседы об устройстве мира, о планетах и звёздах, о земном диске. Касьян уже прочитал частично “Инкунабулы” Дим Фо, даже кое-что там понял и втайне этим гордился.

Совсем недавно он знал только, что звёзды похожи на яблоки. Теперь же такое представление казалось ему ужасно наивным.

Как-то в начале лета в дождливый день сидели в гроте, делали мелкую ручную работу и в очередной раз говорили обо всём этом.

И Ириней вдруг обмолвился:

— Иногда думаю, действительно ли наша Земля имеет вид диска?

Касьян даже возмутился.

— Это все знают! Так написано у Дим Фо. И в других книгах тоже.

Ириней вздохнул, прошёлся по пещере, выглянул наружу. Там лил дождь, тяжёлые капли сыпались с ветки на ветку. Но дальше над лесом в облаках был просвет, через который спускался куда-то далеко световой столб.

В пещере было уютно, поленья потрескивали в костре.

— Мы слишком мало знаем о мире, — сказал Ириней, вернувшись к Касьяну. — Книги писали великие учёные, но и они не всё знали.

— Обломки из первых светил образовали Землю, имеющую вид диска, — уверенно сказал Касьян. — А в центре этого диска расположен стольный град Изберилл.

Ириней улыбнулся, взял палку, поворошил в костре поленья. Рассыпался сноп искр.

Он делал это так долго, что Касьян решил, он больше ничего и не скажет.

— Я много путешествовал по миру, и многие страны увидел, — произнёс, наконец, Ириней. — И знаешь, что странно — в каждой стране говорили мне, что именно их стольный град в центре диска находится.

Касьян озадаченно сдвинул брови.

— Они ошибаются.

— Особенно интересно было с кочевниками, — неторопливо продолжал Ириней. — Они ведь перемещаются часто, и город их перемещается. Но каждый раз, когда они раскидывают шатры своей столицы на новом месте, то столица эта оказывается в центре земного диска.

Касьян засмеялся.

— Вот тёмные люди.

— Вовсе нет, — одёрнул его Ириней. — Они очень умные и очень много знают о мире. Шатры у них огромные, ты таких домов не видывал. Такие яркие, пёстрые.

— Как же они объясняют это перемещение центра?

— Они говорят, что по мере движения их столицы земля меняет форму. Будто вместе с ними движется.

Касьян упрямо покачал головой.

— Всё равно они ошибаются. Изберилл в центре диска.

— Для нас — да, — загадочно обронил Ириней, оставив Касьяна в недоумении.

Несмотря на эти долгие разговоры, на постоянное их общение, Касьян о своём учителе знал, в сущности, очень мало. Ему было известно, что Ириней родом из Талаяма, что он много чего повидал, много чего умеет и был принят в царских дворцах, что он пишет учёные труды. Вот, собственно, и всё.

Есть ли у него семья? Или была ли? Почему он живёт в этой глуши? Впрочем, эти вопросы лишь изредка возникали у Касьяна и не занимали его настолько, чтобы спросить напрямую. А сам Ириней не рассказывал.

Порой его явно что-то угнетало, он замыкался в себе, становился невнимателен и немногословен. Тогда он в тёплое время ночевал в пещере, сидел, смотрел на огонь. Нет, ничего не пил и ничем себя не одурманивал, как бывало в деревне с некоторыми, просто отрешённо смотрел на огонь. Касьяна отсылал, резко, кратко.

— Иди спать. И не суйся сюда сегодня.

На следующий день всё бывало уже по-прежнему.

Впрочем, один раз Касьян почему-то проснулся на заре, и не мог заснуть снова. Удивился, встал, оделся, вышел из дома. За деревьями слабо рдел красный рассвет. Было холодно.

Касьян побродил по двору, сходил за водой к роднику, потом заглянул в грот. Ириней спал на подстилке у погасшего костра. Мальчик осторожно зашёл, коснулся его руки, она была ледяной.

Касьян на миг даже перепугался.

Да нет, дышит.

“И зачем он так?” — с неожиданной жалостью подумал Касьян. Постоял минуту в нерешительности.

Ведь узнает, что он ослушался, и обругать может. Бывали такие случаи.

“Не суйся сюда”. Просто уйти?

Спящий пошевелился, сжался, тщетно пытаясь устроиться поудобнее в утреннем холоде.

“Ну и ладно”, - проворчал про себя Касьян и пошёл в дом за одеялом.

Когда он накрывал Иринея, то тот повернул голову и пробормотал во сне:

— Надо было сразу…

— Что — сразу? — шёпотом спросил Касьян, впрочем, сознавая, что тот его не слышит.

Ириней произнёс ещё несколько неразборчивых фраз на языке Юоремайи. Касьян не слишком хорошо его понимал, смог уловить только обрывок:

— Так не должно быть. Тэс, уедем.

Касьян молча поправил одеяло и вышел. С кем и откуда Ириней хотел уехать? Касьян в то утро от души его жалел, но помочь больше ничем не мог.

Ириней, кстати, про одеяло ничего не сказал. Ни плохого, ни хорошего. Касьян потом заметил, что он не стал его уносить, а свернул и положил в гроте в один из ящиков, где хранилась всякая утварь.

Вдруг понадобится.

Хоть так.

И всё-таки онспросил через несколько дней, к слову пришлось.

— Почему ты обосновался здесь, Ириней? Вдали от людей, от других учёных, от библиотек? Ведь есть же они где-то.

Ириней вздохнул.

— Почему я обосновался вдали от людей — тому причина была. Веская. Теперь её нет, и нет смысла о ней рассказывать.

— И ты мог бы вернуться к людям? Например, в Изберилл?

Его собеседник ответил вопросом на вопрос.

— А ты хотел бы в Изберилл?

Касьян сосредоточенно сдвинул брови, обдумывая ответ.

— Не знаю… Я люблю эти места. Я был бы огорчён, если бы пришлось их покинуть, но и рад тоже… потому что посмотреть мир очень хочется.

— Когда-нибудь увидишь… — неопределённо пообещал учитель.

— А ты? — уточнил Касьян.

Ириней нахмурился, потёр костяшками пальцев подбородок.

— Видишь ли, Касьян… Вряд ли я могу появиться в Изберилле. Если ты помнишь, царь дал мне поручение.

— Да, конечно, — живо вспомнил Касьян. — Труд по устройству нашего мира.

— Точно, молодец. Так вот, у меня для царя ничего нет. Я много наблюдал. Ставил много опытов. Изучал силы природы, движения светил, мир животных и растений, минералы и металлы. Делал карты. Но это всё не совсем то.

— Почему не то? Это же удивительные вещи.

Ириней улыбнулся и помотал головой.

— Царю нужно великое открытие, которое изменит мир и прославит его имя. А это так, мелочи.

Касьян почтительно замолк. Он в мыслях царей ничего не понимал.

— Да, кстати, — продолжал Ириней, — почему я обосновался именно здесь — на то тоже была причина. Я её тебе собирался показать. Чуть позже.

— Когда?

— Когда будет летнее солнцестояние.

Горная гряда, у которой примостилось жилище Иринея с Касьяном, начиналась в этих краях и тянулась далее к северу. Горы были не слишком высоки, у подножия зарастали лесом, у вершин их покрывала низкорослая трава. Изредка встречались настоящие скалы, острые пики, без растительности.

Касьян привык бродить по этим склонам. Охотились, искали травы; иной раз самоцветы попадались — зелёные, фиолетовые, рыжие. Но в ночь на солнцестояние Ириней привёл его в место, где он раньше не был никогда. Недалеко, а откуда знать было, что стоит слазить именно на эту гору?

Встали задолго до рассвета, можно было б и не ложиться. Шли в темноте, хоть и по местам, где каждая ветка знакома, а всё равно ночью всё иначе. Наконец, добрались до подъёма.

— Что там? — спросил Касьян, мотнув головой вверх.

— Увидишь.

— А как мы туда в темноте полезем?

Ириней запалил свечу. Сперва склон был довольно пологий. Ломались под ногами стебли, похрустывали мелкие камешки. Потом выплыл из мрака высокий шероховатый уступ, грозно нависший над пришельцами. Ириней ускорил шаг и завернул за него.

Касьян догнал спутника, даже забежал вперёд. Пламя освещало ведущие вверх каменные ступени.

— Ого! — шёпотом воскликнул Касьян. — Вот это да, кто их сделал?

Ириней развёл руками, и огонёк дрогнул.

— Это не те, кто делал рисунки в пещере? — предположил Касьян.

— Да, думаю, это они[9]. Полезай, только осторожно.

Вскоре они по узким теснинам выбрались на плоскую вершину горы. Справа от них, в северной части, была груда крупных валунов. В остальном площадка казалась почти ровной, но разглядеть что-то было трудно.

— А теперь ждём, — сказал Ириней и уселся на землю, прислонившись к поросшему мхом камню. — Скоро рассвет.

Присел и Касьян. Бродить по площадке было опасно, можно сорваться впотьмах. Да и всё равно не видно ничего.

Невыспавшийся, он незаметно для себя задремал и встрепенулся от запоздалого крика ночной птицы. Сперва даже не понял, где он, недоумённо посмотрел по сторонам.

Явно светлело. Бледное зарево разливалось по окоёму.

Через несколько минут на востоке зарозовело. Стало лучше видно, оказалось, что площадка не пуста, на ней расставлены какие-то предметы, довольно большие, с рост человека.

Касьян потянулся, поднялся и пошёл их рассматривать.

Большей частью это были каменные столбы. Казалось, они были расположены не просто так, случайно, а в определённом порядке, словно какой-то великан решил поиграть здесь в городки.

Сколько их?

Шесть пар каменных столбов — три с западной стороны площадки, три с восточной.

Высокий каменный столб, суженный в верхней части — почти посередине площадки.

Вокруг него расставлены валуны по кругу.

Меж тем небо на востоке покрылось переливами цвета. Фиолетовый, голубой, жёлтый, белый, оранжевый, розовый, серый — да что там! — десятки, сотни оттенков смешались, заполнили пространство.

Ириней подошёл незаметно к стоящему у центрального камня Касьяну.

— Смотри. — Он указал на два столба ближе к северо-востоку.

И, словно повинуясь его слову, ровно между этими двумя столбами появилась над лесом огненная полоса. То поднималось солнце.

Касьян, как то было ему свойственно, залюбовался красками восхода, но Иринея не это интересовало.

— Сегодня день летнего солнцестояния, день высокого солнца, — деловито сообщил он Касьяну. — В этот день с того места, где мы стоим, восход солнца можно наблюдать между этих двух столбов. Это самая северная точка восхода. Потом, понемногу, каждый день она будет смещаться к югу. В день осеннего равноденствия ты увидел бы солнце там.

Он ткнул на два столба прямо на востоке.

— Ты слышишь меня, Касьян?

Касьян с трудом оторвал взгляд от небосвода. Перед ним было зрелище, от которого невозможно оторваться, и которое бессмысленно описывать из-за бедности человеческих языков.

— Слышу, конечно.

— Где будет солнце в день равноденствия?

— Там. — Касьян мотнул головой в среднюю пару столбов.

— Хорошо. Потом восход будет перемещаться на юг, и в день зимнего солнцестояния окажется между тех столбов.

Он махнул на юго-восток.

— И с закатом ровно то же самое. Закат — у противоположных западных столбов.

— Почему так?

— Да вот непонятно. — Ириней рассеянно посмотрел на восход. — Сколько везде наблюдают, но толком не могут объяснить. Во многих землях есть такие сооружения для слежения за светилами, их называют обсерватории. Но эта, наверно, самая древняя из тех, что сохранились. Я слышал про неё. Хотел найти. И нашёл.

Пока они говорили, солнце совсем выбралось из-под окоёма и лежало на краю неба, рыжее, вечно юное, звонкое.

— А это зачем? — Касьян указал на валуны и высокий столб посередине.

— Для измерения высоты солнца по тени. Для измерения времени. Такой столб называется гномон. Попозже объясню.

— Думаешь, это строили те люди, которые жили в пещере?.. — полувопросительно пробормотал Касьян и прошёлся ещё раз туда-сюда, внимательно рассматривая камни.

— Не ищи Белого оленя, его здесь нет, — раздался от гномона насмешливый голос Иринея.

Касьян смутился.

— Откуда ты знаешь, что я ищу его?

— Нетрудно догадаться.

Щёлк, щёлк. Времени было всё равно, измеряют его или нет. Один день сменял другой. Месяц сменял месяц. Год сменял год.

Читатель, устроившись поудобнее на диване и попивая кофе, уже задумывается, долго ли ещё придётся ему вместе с героями в лесу сидеть, и когда же начнётся какая-то движуха, action, развитие действия, в общем.

Подожди, нетерпеливый читатель. Налей себе ещё чашечку. Скоро уже поток событий, текущий пока по равнине медленно и плавно, устремится в теснину, закипит, вспенится бурунами и удовлетворит твою охоту к перемене мест.

Но о нескольких событиях ещё придётся упомянуть, поскольку они важны для дальнейшего повествования.

Как-то ловил Касьян рыбу на одном из небольших лесных озёр. Был он к этому времени уже почти взрослый юноша.

Лов шёл неудачно, и Касьян, махнув рукой, решил возвращаться. По дороге попалось грибное место, он лениво нагнулся за одним белым, за другим, потом увлёкся. Рыбы нет, хоть грибы будут.

Но сбор грибов — коварное занятие, и оно увело его с прямого пути. Опомнился Касьян, когда уже забрёл в места, где обычно не бывал.

Заблудиться в лесу средь бела дня он не мог, конечно. Прикинув положение солнца и оценив, где находится дом, Касьян пошёл напрямик.

Через полчаса он вышел на место, которое называли в Сини большой прогалиной.

Хорошо тут было. Пестрокрылые бабочки кружились над травами. Пахло земляникой. Касьян наклонился, сорвал пару крупных ягод. Сладкие.

В середине поляны вздымался холм, высокий, но пологий. Склон холма порос ромашками.

Безмятежно обвёл Касьян взглядом мирную картину. Прилечь бы тут, хотя жарковато. Зажужжал шмель, потом быстро умолк, опустившись на цветок, согнувшийся под его тяжестью. Снова взмахнул крыльями, и полетел в сторону холма.

А холм высокий, повыше деревьев. Касьян рассеянно сорвал ещё землянику. Когда-то раньше он слышал про такое место. Кто-то рассказывал про него.

И тут его вдруг как ледяной водой окатило. Конечно, рассказывал! Ещё как. Он вспомнил, кто это был.

Тот давний рассказ кузнеца, когда он в первый раз услышал об Иринее! Это ж то самое место. Большая прогалина, чтоб ей. Здесь была гроза, клубились тучи, здесь перепуганные жители деревни везли телегу с коровьей тушей. Здесь погибли волки.

Трудно сейчас поверить. Но эта жуткая сцена разыгралась именно здесь.

Вот занесло!

Первым его побуждением было обойти поляну по краешку и скорее покинуть это место. Но он медлил.

Ириней говорил, что не нужно бояться ничего. Можно быть осторожным, но бояться не надо ни человека, ни дикого зверя, ни иного существа или явления. Страх притупляет разум.

“Я струсил? Чем могут угрожать мёртвые волки средь бела дня?”

Ничем.

Но в памяти всплывали, непрошенные, обрывки из мрачного рассказа кузнеца.

“Тучи, совершенно чёрные, никогда таких не видывал, заполнили всё небо над прогалиной. Они всё время тревожно клубились, словно нечисть какая-то баламутила их сверху”.

“Молния полыхнула прямо напротив нас зигзагом, гигантская трещина, расколовшая небо, задержалась на несколько мгновений, озарив оскаленные волчьи морды, и померкла”.

Он стоял, кусая губы.

А велик соблазн вечером небрежно бросить Иринею: “А, ещё случайно забрёл на большую прогалину, ну, помнишь её, то самое место. Сейчас хорошо там”.

Если испугаться и уйти, не получится так сделать. Стыдно будет.

Ладно.

В конце концов, сейчас нет ни грозы, ни волков.

Касьян полез вверх по склону. Торчали из земли крупные камни с острыми гранями. Палило солнце. Наверно, он поднимается быстрее, чем тогда кузнец с товарищами, они ещё с телегой возились.

Конечно, быстрее. Ему хотелось скорее покончить с этим испытанием, которое он сам себе выдумал, поэтому он почти бежал.

Добрался до макушки холма.

На вершине была сухая, будто вытоптанная земля. То ли солнце её иссушило, то ли танцы тут устраивала лунными ночами лесная нежить. Трава редкая, ломкая.

Он ожидал увидеть груду костей. Её не было. Много уже лет прошло, давно звери всё растащили.

На самом высоком месте, наверно, именно там, где некогда Ириней установил металлический стержень, стоял чёрный камень. Не лежал, а именно стоял, вкопанный в землю.

На камне была выбита надпись. Касьян взглянул на неё и присвистнул от удивления.

Небеса, язык Юоремайи! Во всей округе было только два человека, способные её разобрать. Ириней и он сам.

Надпись была немногословна. “Покойся с миром”. И сложный иероглиф, обозначающий имя. Касьян не смог понять, как он читается. Но вид запомнил.

Ниже надписи оказался рисунок. Круг внутри круга. Внешний круг был выщерблен и казался светлее поверхности камня.

Солнечный круг. Внутренний — тёмный, внешний — светлый. Знак поклонения затмению в Юоремайе.

От любопытства всякий страх у Касьяна пропал.

Впрочем, он не сомневался, откуда взялось надгробие.

Вскоре после драмы на холме Ириней вернулся и похоронил здесь бурого волка. Прикатил камень, их тут легко найти, и выбил эту надпись. Но зачем? И главное, почему на этом языке, почему знак затмения?

Касьян побродил еще вокруг. За камнем торчала из земли желтоватая острая палочка, он наклонился, потянул. Да, вот оно, вещественное свидетельство происшедшего, обломок кости. Повертел в руках, вернул кость лесу.

Домой он шёл, терзаемый любопытством, но почему-то уверенный в том, что ничего он сейчас не узнает.

Так и вышло. Разговор недолгий получился.

— Я сегодня случайно забрёл на большую прогалину. Помнишь её?

— А, — немногословно отозвался его собеседник, — и что?

— Я нашёл на холме надгробие, — как можно небрежнее заметил Касьян. — И на нём выбит знак затмения.

— Может, и выбит.

— Это ведь там зарыт бурый волк?

Ириней посмотрел на него отрешённо. Потом бросил:

— За водой сходи. Вёдра пустые.

Тем дело и кончилось.

Миновал ещё год. В середине весны произошло событие, совершенно перевернувшее жизнь Касьяна. Точнее, то было не событие, а озарение.

Снизошло это озарение на его учителя.

Касьян, хоть и почти взрослый уже был, так его до конца и не понимал. Ириней много работал, вёл рутинные наблюдения за небом, ставил опыты, писал в той колдовской книге, многому учил Касьяна. Кладезь знаний его был, казалось, неисчерпаем.

Жили они спокойно и размеренно, но этой весной что-то изменилось. На Иринея напала какая-то одержимость. Он забывал есть и спать. Целые дни что-то рисовал, чертил, делал вычисления, перечёркивал, с досадой кидал Касьяну неудачное для зачистки и снова чертил. Делал то же самое и ночью, пользуясь увеличением светлого времени суток, да и в тёмное время продолжал — палил дорогие свечи.

Касьян видел эти бесчисленные чертежи. Изображалось на них одно — земной диск. Так, сяк. Сверху, в виде круга, сбоку, в виде линии. В окружении светил и без них.

Земной диск, тот самый, что висит в пространстве без опоры. Что в нём? Ну диск и диск.

— Что ты делаешь? — спрашивал Касьян. — Я могу тебе помочь?

Ириней вскидывал на него воспалённые глаза и отрицательно качал головой.

Но как-то всё же ответил вопросом на вопрос.

— Вот скажи мне, Касьян… Почему мы считаем, что Земля — круглый диск? Почему не треугольник, не квадрат, не звезда?

Касьян быстро прокрутил в уме труды учёных из библиотеки Иринея, к тому времени подробно им изученные.

— Круг — более совершенная форма.

— Вот то-то и оно! Почему Земля суть диск, а другие небесные тела шаровидные?

Касьян задумался. В книгах не было этого разъяснения, только описание картины мира.

— Я не знаю, — ответил он не без досады.

Ириней глубоко вздохнул, откинулся на спинку скамьи.

— Мне кажется, я близок к решению этой задачи.

В его синих глазах вспыхивал лихорадочный блеск. Перо в пальцах подрагивало.

— Тебе отдохнуть надо, — убеждённо сказал Касьян.

— Не могу. — Ириней кинул перо, потёр лоб тыльной стороной ладони. — Надо, но не могу. Какой-то детали не хватает. Пока не найду, не успокоюсь.

— Может, ты её ещё год искать будешь.

Ириней хватил кулаком по столу так, что стоящие на нём предметы подпрыгнули. Перо соскользнуло и улетело к печи. Но ответил почти спокойно:

— Нет. Один шаг остался. Я уже всё понял, Касьян.

Касьян вздохнул, поднял перо, положил на место.

— Ладно.

Перечить явно не имело смысла.

— Я всё понял, — упрямо повторил Ириней. — Но нужно доказательство. Сейчас даже ты не поверишь. Трудно поверить в то, что противоречит нашим чувствам.

Беспокоило это всё Касьяна. Он верил в Иринея безоговорочно, однако видел, что тот вступил на скользкий лёд, нащупал нечто удивительное, никем ранее не мыслимое. Куда это заведёт?

Но Касьян совершенно не предполагал, какой неожиданный поворот примут события.

Развязка наступила довольно скоро.

Однажды утром Ириней растолкал Касьяна.

— Вставай!

— Что случилось? — встревоженно спросил Касьян, приподнимаясь на локте.

— Пока ничего, — ответил Ириней, и Касьян, взглянув ему в лицо, увидел, что тот улыбается. — Вставай. Давно ты с мечом не упражнялся.

— С кем упражняться-то было? — довольно непочтительно буркнул Касьян. Перемене настроения учителя он обрадовался, но решил ничего не говорить, пока Ириней не объяснит, чем она вызвана.

— Так удары бы отрабатывал. Всё забыл, небось. Давай, жду во дворе.

Дверь за ним закрылась.

Касьян встал, оделся, плеснул в лицо воды. Спать почти не хотелось, было не так уж и рано. Вышел на крыльцо.

— Бери меч! — прозвучал вызов.

Касьян взял, почувствовав в руке бодрящую, вселяющую уверенность тяжесть оружия.

В третий раз меч, выбитый из руки Касьяна, со звоном полетел в пыль.

— Плохо, Касьян! — подытожил Ириней. — Думаешь, тебе это не понадобится? Это твоя жизнь, между прочим. А может, и не только твоя. И не только жизнь.

— Так нечестно, — тяжело дыша, выпалил Касьян. — Ты лучше владеешь мечом.

— Думаешь, судьба выставит тебе равного по силе противника? Возможно, тебе придётся иметь дело с людьми, которые владеют мечом гораздо ловчее меня.

Ириней посерьёзнел, вставляя оружие в ножны.

— Ладно. Мы ещё к этому вернёмся. Пошли перекусим, потом я тебе кое-что расскажу.

Через полчаса Касьян пытался вникнуть в нечто совершенно удивительное.

Ириней снова улыбался. Не просто улыбался, прямо светился от какого-то внутреннего огня, от страсти первооткрывателя. Касьян его никогда таким не видел.

— Ты, безусловно, помнишь “Инкунабулы” Дим Фо, Касьян. Из света возникли частицы, они образовали первые светила, которые, догорев, образовали из пепла земной диск.

— Помню.

— Не умаляя значения трудов Дим Фо и восхищаясь ими, мы в то же время должны постоянно перепроверять его умозаключения. Либо мы удостоверимся в том, что они верны, либо откроем нечто новое, и продвинем дальше мысль человеческую. Мы не должны бояться ошибиться или возразить кому-то, потому что мы ищем истину. Понимаешь?

Он внимательно посмотрел на Касьяна, тот молча кивнул.

— Итак, перехожу к главному. Мысль моя в том, что Земля — не диск. Земля — такой же шар, как и другие небесные тела.

Вот оно и прозвучало.

Надо сказать, по прежним обрывочным разговорам Касьян уже догадывался, к чему клонит учитель. Но всё равно услышать это было очень странно.

— Уверен, — весело сказал Ириней, — у тебя есть тысяча возражений. Выкладывай.

— Этого не может быть, — решительно заявил Касьян. — Почему мы тогда не видим, что Земля — шар?

— Земля слишком велика для нас. Представь себе муравья, сидящего на арбузе. Он тоже не понимает, что арбуз круглый.

— А почему мы тогда не падаем с Земли? Всё бы с неё соскальзывало, если бы она была круглая.

— Муравей тоже с арбуза не падает. Какая-то сила прижимает нас к поверхности. — Ириней облокотился на стол. — Я давно об этом думал, по многим причинам. Но не представлял, как проверить. А теперь знаю. И даже знаю, как вычислить размеры земного шара. Вот, как это выглядит.

И он протянул Касьяну кусок пергамента.

Читатель, следующий раздел можешь и пропустить. Ты-то ведь точно знаешь, что Земля имеет форму шара, а точнее — эллипсоида вращения. Тебе преподнесено на блюдечке то знание, до которого когда-то люди доходили умозрительно.

Но можно и прочитать, чтобы напомнить себе, как делать большие выводы из малых предпосылок.

Окружность. На неё спускаются справа параллельные линии. На круге три точки, от них идут радиусы в центр круга. Пересечения линий, обозначения углов.

Касьян с минуту смотрел на чертёж.

— Не понимаю. Это тот же диск. Прямые что значат?

— Это солнечные лучи.

— Тогда почему они падают на диск сбоку, а не сверху?

Ириней подался вперёд и постучал пальцем по нарисованной окружности.

— Потому что это не диск, Касьян, — сказал он тихо. — Это шар.

Касьян сглотнул, потёр подбородок ладонью.

— Представь, — настойчиво продолжал Ириней, — вот эта точка на окружности — Синь. Вот эти две — другие места, южнее. Насколько я помню, в разных местах солнечные лучи в одно и то же время падают на Землю под разными углами. В Сини этот угол кажется мне значительно больше, чем, скажем, в Юоремайе. Как это объяснить? С учётом некоторых других явлений — только искривлением земной поверхности.

Касьян, задумавшись, смотрел на чертёж.

— Если речь идёт только о том, что солнечные лучи падают на землю под разными углами, то есть и другое объяснение, — заметил он, наконец.

— Какое?

— Почему ты пришёл к выводу, что солнечные лучи падают на всю Землю параллельно? Возьмём свечу.

Он вскочил и действительно взял свечку с полки. Прихватил ещё пару маленьких берестяных туесков с солью, тут же стоявших.

— Смотри, если мы её зажжём и поставим перед ней туесок, тень от него упадёт в сторону, от свечи прямо противоположную. Если возьмём другой такой же туесок и поставим его чуть дальше, на одной линии с первой, то тень упадёт тоже прямо от свечи, только совсем не в ту же сторону, что первая. Потому что линии, соединяющие свечу и первый туесок, и свечу и второй туесок, направлены не в одну сторону. Понимаешь, что я хочу сказать, да?

Ириней одобрительно кивнул.

— Соображаешь.

— Кстати, — продолжал Касьян, — так расстояние до солнца можно узнать. Если знать расстояние между этими двумя точками на Земле.

Он указал на туески и добавил:

— И еще надо умудриться как-то произвести измерение одновременно.

Возражения его ничуть не умалили уверенности Иринея.

— Правильно, если бы Земля была плоской, так бы и было. Но я всё же уверен, что Земля шарообразна. Помнишь, я сказал, что есть ещё другие явления, которые склонили меня к этой мысли?

Заинтригованный, Касьян вскинул голову.

— Да, какие?

— Смотри, во-первых, из разных мест на Земле мы видим разные звёзды. Представь себе Ступицу[10], вокруг которой вертится весь небосвод.

Касьян представил.

— Вот если ты пойдёшь на юг, Ступица будет склоняться всё ниже и ниже к краю неба, а где-то очень далеко совсем исчезнет. Наоборот, если ты пойдёшь на север, Ступица будет подниматься. Наверно, однажды она окажется в зените, правда, пока никому не удалось это проверить. Но ведь если бы Земля была плоской, сколько бы ты по ней ни ходил, Ступица не меняла бы своего положения? Как думаешь?

— М-может быть, — запнулся Касьян.

— Хорошо, подумай об этом. Следующее рассуждение сложнее. Вспомни, в какое время суток Луна в первой четверти достигает наивысшей точки на небе?

Касьян удивлённо пожал плечами.

— На закате[11].

— Луна близка к зениту, а солнце у края неба. При этом мы видим, что солнцем освещена ровно половина Луны, к ней обращённая. Так можно сделать вывод, что солнечные лучи падают и на нас, и на Луну почти параллельно[12]. А раз лучи параллельны — значит, поверхность Земли искривлена, другого объяснения разной высоте солнца в разных местах нет.

Ириней очень быстро набросал на листе прямоугольный треугольник с двумя длинными сторонами и очень маленькой стороной у прямого угла.

— Видишь, Земля и Луна — рядом, а Солнце — очень далеко. Поэтому лучи от него можно считать параллельными.

Касьян молча изучал рисунок.

— Ну и третье, — продолжил Ириней, — знаешь, эти легенды всех народов, что их столица в центре земного диска, не давали мне покоя. Если же предположить, что Земля — шар, так это и будет правильно. Какую точку ни возьми, она будет в центре.

Касьян поднял глаза.

— Не знаю. Может быть, ты и прав. Но это очень трудно представить и к этому трудно привыкнуть. Что ты хочешь с этим делать?

Ириней прищёлкнул пальцами.

— Правильный вопрос. Для начала я хочу перепроверить, не ошибся ли я с длиной тени. И заодно попробовать узнать величину земного шара. Для этого нужно всего лишь выполнить пару измерений. Есть лишь одна сложность — не существует способа произвести одновременные наблюдения в удалённых друг от друга местах. Но мы это сделаем.

— Как?

— Чтобы произвести измерить высоту солнца, тебе придётся поехать в другое место.

Касьян на миг услышал стук собственного сердца.

— Куда?

— В Изберилл[13].

Ириней не знает угла падения лучей в другом месте, отсюда и необходимость одновременного измерения.

Он потерял дар речи.

Изберилл. Лучезарная столица.

Так это не просто картина на стене, которая так долго будоражила его воображение?

Ириней наклонил голову и смотрел на него со странным выражением, то ли с насмешкой, то ли с грустью.

— Поедешь?

— Конечно, поеду, — прошептал Касьян пересохшими от волнения губами.

Перед внутренним взором юноши теснились дворцы, толпы пёстрого народа, витые башни, золотые мосты, воины, акробаты, торговые ряды, зубчатые стены…

— Когда-то это должно было случиться, Касьян, — сказал Ириней, словно извиняясь.