Белый генерал. Частная война

Глава 18 Судьба генерала: сегодня удача, а завтра — дыра

Целую неделю мы петляли по горам, как зайцы, пытаясь оторваться от преследования. С каждым днем к нам присоединялось все больше боснийцев, но сил на открытое сражение с егерями все равно не хватало, тем более, что патронные сумки пустели с каждым днем.

Штрайфкор и усиленные эскадроны гусар перекрывали пути на юг, пытаясь прижать нас к утыканной гарнизонами дороге или, того лучше, к крупной реке, Сане или Врбасу.

По ночам мы страдали от холода — несмотря на лето, ближе к вершинам ощутимо прохладно, — от нехватки еды, от ночевок на голых склонах в наскоро сооруженных шалашах, иногда от недостатка воды. Люди и лошади были вымотаны, а ежедневное бегство рождало уныние. В воздухе носилась мысль распустить отряд и попытаться удрать малыми группами, но это нанесло бы столь мощный удар по гайдуцкому движению, что я не решался на такой шаг.

Пару раз мы отвели душу и устраивали засады, и в этих скоротечных схватках дичь превращалась в охотника. Но гибель побратимов и новые раны давили на сознание суровых, отважных и упорных герцеговинцев и на благодушных, сдержанных боснийцев.

Стана все эти дни бегства от меня не отходила. Весь отряд уже знал, что она моя женщина. Мы спали вместе, под яркими звездами, положив под голову седла, на попонах, накрывшись случайным ковром. Не любили друг друга, лишь дарили тепло. Девушка ни о чем не просила, не спрашивала, что нас ждет. В этих вопросах не было смысла, смерть гуляла где-то рядом, пряталась в соседнем ущелье, в скалистых теснинах, в густом перелеске.

Штрайфкоры, как мелкие шавки впереди стаи, кусали нас за пятки. Тирольцы с бульдожьим упорством шли следом, готовые в любой момент развить малейший успех. Позади остался Мрконич Град, впереди горы снижались к равнине Приедорско поле.

— На равнине смерть, конницей загоняют. С юга тирольцы, с востока Врбас, с запада Сана, — мрачно оценил я обстановку.

— Где нас меньше всего ждут? Туда и прорываться. Они отсекают нам путь на юг и жмут к рекам, значит, выход один — на север! Молнией проскочить равнину и уйти в массив Козары, там сам черт не сыщет!

Молнией, скажет тоже… Но, похоже, иного выбора нет, о негоциациях не шло и речи — австрийцы явно нацелились нас полностью уничтожить.

— Придется пожертвовать частью людей. Нужно убедить преследователей, что мы идем в нужном им направлении.

Мы двинулись на север сквозь зеленые горы, оставив позади заслон. Мистер Икс выбрал место для него в хвойном лесу — харамбаши опасались, и я был с ними согласен, что на открытой местности тирольцы, отличные стрелки, могут перебить нас как куропаток.

На подходах успели свалить десяток деревьев, усилив завалы природной крепости засеками, чтобы максимально задержать преследователей. Обороняться оставили добровольцев из числа людей Ковачевича, поклявшихся добыть отряду как можно больше времени на отрыв. Австрийцы преследовали нас в заведенном порядке — впереди, словно стая гончих, раскинули веер рассыпного строя штрайфкоры, а следом за ними, колоннами, неутомимо шагали синемундирники-тирольцы.

С высоты горы диспозиция будущего боя у ее подножья виднелась как на ладони. Там, внизу, сквозь густые заросли кустарника загонщики приближались к засаде.

— Гле! — возбужденно показал рукой Стоян Ковачевич. — Тай одред се одвойо от главних снага!

И точно, воевода заметил верно — люди Узатиса опрометчиво оторвались от главных сил. Возможно, егеря немного задержались с обедом, а охотничий инстинкт погнал вперед карателей в кепи и мешковатых мундирах. Это был шанс поквитаться с штрайфкором. Его уже ненавидели люто, до дрожи, это молодое воинское соединение успело отметиться насилием над мирным населением в горах. Слухи обгоняли их злодеяния, каждый пастух в горах рассказывал разные ужасы и мерзости о штрафуни, как прозвали патрульный корпус.

Несмотря на серьезный возраст, Стоян был непоседлив и азартен, он рвался вниз, останавливать его и его людей — все равно что рассчитывать на тонкую веревочку на шее огромного волкодава, сделавшего стойку на стаю шакалов.

— Нападаемо! — известил меня, не спрашивая разрешения Ковачевич.

Спорить с ним не стал. Мстительность, как я успел заметить, плескалась в крови у герцеговинцев. Только успел крикнуть, чтобы отходили к Сане.

Встречный бой! В чащобе! Гайдуки, все, как на подбор, высокие, чернявые, с орлиным профилем и нарядные, бросились с горы в лес, позабыв о винтовках. Ханджар, ятаган и пистолеты — вот и все что им было нужно. Об управляемости можно было позабыть с ходу, впрочем, точно в таком же положении оказались командиры Узатиса. Елочки-елочки, шишечки, иголочки — ни черта не видно, зато слышно прекрасно: в оврагах началась резня, поднялась ружейная трескотня, лес наполнился возбужденными криками и мольбами о пощаде. Там все перемешалось, невозможно было определить, где свои, где чужие. Лишь мелькали на секунду в просветах ельника пурпурные жилеты гайдуков или светло-голубые мундиры штрафуни.

— Идиотская расцветка для полевой формы, что у наших, что у егерей с карателями. Красный, голубой, не хватет лишь оранжевого.

Похоже, сердитым ворчанием мистер Икс хотел заглушить тревогу — егеря приближались к месту схватки, и участь гайдуков была предрешена.

— Нужен серо-зеленый, оливковый, болотный с коричневыми пятнами.

Ужас-ужас.

— Не ужас, а маскировка, — вздохнул внутренний голос и констатировал: — Пропали гайдуки.

Отчаянный рукопашный бой на лесистых отрогах не утихал. С прибытием егерей дела у противника пошли веселее. Баррикады-завалы, судя по сносимому в нашу сторону белому дыму, разбивали одну за другой. Егеря активно перемещались, заходили с флангов, лезли через самые труднодоступные лощины, действуя решительно и неотвратимо. Пока спасало лишь то, что большая их часть приняла сильно вправо и застряла перед непреодолимым ущельем — обычная ситуация в условиях отсутствия карт, надежных проводников и прямой видимости.

Я оглянулся на отряд, уходящий все дальше, к горному хребту, за которым скрывались долина речки Вучай, гостеприимные горы и… ровное Приедорско поле. Да, мы сами лезли в ловушку, но почти все оккупанты либо сидели по городам в гарнизонах, либо стерегли несколько дорог, либо бились сейчас с гайдуками. Мелькнула и пропала мысль вернуть всех боеспособных и попытаться опрокинуть тирольцев. Были бы со мной русские чудо-богатыри, так бы и сделал — они и не из таких переделок выходили с победой, на штыках выносили любое дело. Но вчерашние пастухи и рудокопы, сельчане и жители городков, влившиеся в мой отряд, и даже неполные две сотни герцеговинцев, пришедшие со мной из Черногории, — все эти мужественные воины не знали, что такое штыковой натиск. Только он мог нас спасти…

Гайдуки гибли, но не как мальчики для битья. С изумительной быстротой они перемещались по лесу, умудрялись по незаметным канавам просочиться в тыл егерям и задать им жару. Лесная горная схватка была их стихией, ее правила они впитывали с молоком матери. Тирольцы тоже крепкие ребята и опытные бойцы, но герцеговинцы их превосходили. Только численное преимущество и спасало врага, а штрайфкор, похоже, вырезали до последнего человека. Хорошо, если Узатиса тоже на тот свет отправили.

— Йуриш! — не смолкал в чащобе боевой клич гайдуков.

На гору вернулись единицы. Телохранители Ковачевича принесли на носилках из жердей и егерской шинели изрубленного воеводу — без сознания, но живого. Я склонился над ним, поцеловал в лоб.

— Спасибо тебе, старый юнак!

Гайдуки торжественно отсалютовали. Мы разобрали лошадей и помчались догонять главную колонну. Осиротевших, лишившихся хозяев коней было слишком много. Они скакали рядом с верховыми и иногда издавали тоскливое ржание — словно плач и укор нам, выжившим.

— А это еще что за черт побери?

Удивление мистера Икса завладело и мной — откуда посреди дикой Боснии железнодорожные пути? Причем с нормальной, а не узкой колеей, как в Далмации. Наткнулись мы на чугунку случайно, обходя Приедор с востока. Расспросили местных. Нам поведали невероятную историю — еще до восстания австрийцы начали строить в Боснии железную дорогу, чтобы связать Загреб с Константинополем. Но в 1875-м строительство заглохло из-за вспыхнувших боевых действий. На тот момент был сооружен лишь короткий участок от хорватской границы до Баня-Луки. По нему даже регулярно ходил поезд, причем его ждали на полустанке возле деревни через какие-то два часа.

Состав, на котором наверняка возили снабжение в Баня-Луку! Но на севере, всего в пяти верстах, виднелись отроги Козары, наше спасение.

— Даже не думай. Уничтожение коммуникаций — первейшая задача. Если мы захватим поезд, никто даже спохватиться не успеет, а до гор добежим, лошадей у нас хватает.

Я прикинул — последний бой в горах крепко подпортил настроение нашим преследователям, а часть гайдуков сумела уйти в сторону Саны, утянув австрийцев за собой. То есть дали нам минимум семь-восемь часов форы.

На пути затащили и поставили поперек, будто застряла, повозку с впряженным осликом, а ее хозяин побежал навстречу паровозу, размахивая белой тряпкой. Поезд с шипением окутался паром и встал, пыхнув в небо черным дымом, из последнего вагона посыпалась охрана в осточертевших австрийских мундирах. Под командой офицера, изрыгавшего немецкие проклятия в адрес свинских собак, задниц, ленивых слонов и прочего зоопарка, солдаты добежали до повозки и всем скопом принялись спихивать ее с путей.

— Непуганые… — только и успел высказаться мистер Икс, как залп снес половину австрийцев.

За следующую минуту наши меткие выстрелы добили растерянных немцев, гайдуки запрыгнули в вагоны и выбросили наружу еще пару человек, рискнувших сопротивляться.

А затем пригнали два десятка австрийских инженеров и чиновников, ехавших инспектировать состояние путей и вокзальных строений. Ну и парочку интендантских офицеров, которых при одном взгляде на разбойные рожи герцеговинцев колотило от страха. Среди штафирок героев тоже не сыскалось, и допрос пленных тут же принес две новости, хорошую и плохую.

Плохая состояла в том, что Куропаткину не удалось удержаться на пограничной реке Зрмане и он почел за лучшее отступить. Причем австрийцы были уверены, что этим не ограничится — из Хорватии и Триеста нагнали частей, командовать поставили Георга фон Кеса, и тот обещал взять Сплит не позднее, чем к осени.

Хорошая же… Поезд шел из Баня-Луки, где размещался штаб 3-го корпуса и тыловые части, охранявшие огромные склады. Причем половину их строевого состава не столь давно отрядили в погоню за неким Weißer-General и город до прибытия через два дня подкреплений из Венгрии почти беззащитен.

Не знаю как, но у меня сложилось твердое ощущение, что мы с мистером Иксом понимающе переглянулись.

— Ты думаешь о том же, о чем и я?

Можно было и не спрашивать. Садимся на поезд, на ближайшем разъезде переставляем паровоз и с полным комфортом въезжаем в Баня-Луку! И от егерей оторвемся, и шороху знатного наведем!

— А если еще штаб накроем… — в голосе моей чертовщины послышались мечтательные нотки.

Может, и выгорит. Во всяком случае, кроме полудиких американцев с их «Паровозной гонкой» никто ничего похожего не делал. Нас в Баня-Луке точно не ждут, а внезапность — мать победы! Но все-таки, соваться в город без разведки…

— Почему без? Встанем не доезжая до города, вышлем дозоры. А потом ночью, как снег на голову… Или можем переодеться в австрийское.

Что-о-о? Это вообще против всех правил и обычаев войны! Пойманного в чужой форме безо всяких разговоров вешают, как шпиона!

— Ладно-ладно, не кипятись. Можем и без переодеваний.

Обдумав, я понемногу загорелся. Идея была столь же авантюрной, сколь и все наши предыдущие проделки, и вполне могла удаться. По болгарской привычке перерезали телеграфные провода, отряд разделили на две части — сколько влезет загрузится в вагоны, остальные погонят следом всех наших лошадей.

Паровозная команда, с которой обходились весьма вежливо, без понуканий, дала пары, и мы тронулись. Первая часть пути заставила понервничать — поезд шел по прямой, как стрела, колее и по почти безлесной равнине. Останови нас кто-нибудь, как мы остановили австрийцев — и неизвестно, как дело обернется. Потому на разъезде выгнал почти половину отряда в охранение, пока паровоз перегоняли в голову состава.

Полустанки проходили не останавливаясь, но когда впереди замаячило большое село Омарска, я напрягся. Но нет — путеец степенно помахал нам флажками, даже не поинтересовавшись, чего это поезд возвращается раньше времени.

— Тут ходит всего один поезд, столкновение невозможно, — меланхолично объяснил такое благодушие австрийский инженер.

Его, самого говорливого, мы расспрашивали по дороге — первая остановка до Баня-Луки в Рамичах, оттуда до Баня-Луки примерно десять их богопротивных километров, а всего надо проехать полсотни. Как раз встанем в Рамичах, к утру дойдет конная часть отряда, если, конечно, по дороге не ввяжется в бой. На такой случай им приказано уходить на Козару.

Рассказали пленные и о ситуации в целом — по всей стране множились отряды партизан, участились нападения на обозы и фуражиров. Снабжение войск в центре Боснии осуществлялось только в составе больших транспортов под многочисленной охраной. Ну, это мы и сами видели. Австрийские полки теснились в лагерях при городах, контролировали крупные дороги, но в примыкавшие к ним горы старались не соваться. Единственный крупный успех, которым мог похвастать Филиппович, — это разгром отряда Хаджи Лойа и его пленение. Но партизан эта неудача не обескуражила, они продолжили нападения. Больше всего потерь несла гонведская кавалерия, на которую была возложена задача патрулирования дорог и мелкие вылазки, которые редко обходились без большой крови. В ответ австрийцы усилили зверства. Население поселков, около которых нападения случались чаще, частью изгонялось, частью уничтожалось. Так сожгли знакомое нам Донье-Крчевине, и счет таких селений рос с каждым днем. А лишившиеся имущества и крова уходили в горы, пополняя число повстанцев.

Когда поезд свернул в сторону Козары, я совсем успокоился — даже если не доедем, успеем уйти в горы.

Но мы доехали прямо до Рамичей, откуда сразу же отправили разведку. Дукмасова, двух гайдуков и Стану. Девушка настояла на своем участии, объяснив, что в городе проживает очень много герцеговинцев, занятых торговлей, и что она подозрений не вызовет. Казака, благо он черной масти, переодели в боснийское, гайдуки с ворчанием оставили свои пояса-арсеналы и от мирных обывателей отличались разве что револьверами Гассера, спрятанными в складках одежды.

Из городка к нам сразу набежало под сотню местных, выразивших желание примкнуть — их сильно озлобила австрийская фуражировка, сопряженная с грабительством. Оружия у нас пока хватало, а лишняя полурота в деле не помешает. Что не обучены — невелика беда, поставим в заслон. Зато Баня-Луку знают и все окрестности.

Уже ополночь добрались конные, а разведка все еще не вернулась. Я ложился, ворочался, вставал, ходил по комнате хана, снова ложился и все больше приходил к мысли, что их схватили. Черт его знает, как у австрийцев с умельцами по допросной части, но в Стане и Дукмасове я уверен — на крайний случай мы договорились, что они объявят себя гайдуками из-под Кнежева. А дальше… могут и к стенке поставить сгоряча. А могут и чего похуже, от немцев хорошего не жди. Издал же Филиппович приказ расстреливать на месте повстанцев, захваченных с оружием в руках.

В конце концов я бросил попытки заснуть и молился до рассвета под ироничное молчание мистера Икса. Уж не знаю, помогло мое бдение или нет, но Дукмасов вернулся — один.

— Раньше выскочить не мог, разъезды мешали. Стана и гайдуки остались у банялукских герцеговинцев. Если мы начнем, они поддержат.

— Дай Бог. Рассказывай, что там да как.

— Город вытянут вдоль дороги и Врбаса, местами шириной в одну улицу, — начал рисовать Дукмасов. — Войск немного, большая часть на караулах у складов, в двух казармах постоянно человек по сто-двести, не больше. В стари граде крепость с каменными бастионами…

Не удержавшись, чертыхнулся — вот штурмовать стены нам никак невозможно.

— Штаб корпуса в крепости?

— Нет, она полузаброшена, штаб в северной, христианской части города, в двухэтажном хане. Крепость двести на сто саженей, в ней одна казарма и дом каймакама. Если быстро наскочим, то сотни солдат на все стены никак не хватит.

— Да как же мы быстро наскочим, если до крепости нам весь город насквозь пройти надо?

— А сбоку, — хитро улыбнулся хорунжий, — в паре мест поля прямо до главной улицы доходят.

Через два часа в Баня-Луку со стороны Рамичей неторопливые волы потянули обоз из шести скрипучих телег с сеном, которые вели «новобранцы» из Рамичей. Дукмасов с конными ушел в обход, а я с остальными с шиком доехал прямо до станции Баня-Лука.

И все бы хорошо, да нет — один из наших пленных, которых я не рискнул бросить в Рамичах, заголосил «Алярм! Алярм!» Его тут же заколол кинжалом гайдук, отбив у остальных охоту издавать любые звуки, но от караула при железнодорожных складах уже бежал к нам патруль.

— Огонь, ребята!

Стрельба началась прямо из вагонов. Повстанцы выпрыгивали на обе стороны и разом атаковали саму станцию и пакгаузы. И патруль, и караулы мы снесли одним ударом. Всех, кого нашли вокруг, не разбираясь, затолкали в подвал здания вокзала, чтобы не мешались.

С юга, от крепости, донеслась едва слышная заполошная стрельба, впрочем, вскоре стихшая. Ну вот и славно, осталось добраться до штаба корпуса и взять его.

— Вперед! — взмахнул я саблей. — Быстрее, быстрее! Бегом!

И повел отряд бегом по главной улице. Мимо проносились халупы и мазанки, кукурузные поля, мечети с минаретами. Шедшие на базар босняки шарахались к стенам домов, едва заслышав дробный топот сотни ног.

Минут через пять мы добрались до нашей цели, двухэтажного дома в окружении персикового сада. Разумеется, нас уже ждали — нелепо считать противника глупее себя, но, согласно докладу Дукмасова, при штабе нес караул всего один взвод.

Немедля разгорелась перестрелка, но в хане засели еще человек тридцать офицеров с револьверами — не будь их, я бы не колеблясь приказал штурм, а так больших потерь не избежать.

— Прекратить огонь! Прекратить!

Пока доорался до старших, прошло время. В хане тоже, видимо, просчитали варианты и зазря не палили. Ну что же, надо рисковать.

— Дайте-ка мне белую тряпку!

Водрузив ее на первую попавшуюся палку, я помахал ей над каменным забором, служившим нам укрытием, а затем медленно поднялся и пошел к хану. Мне навстречу с такой же белой тряпицей двинулся офицер.

— Добрый день, я генерал-лейтенант Скобелев. В отставке.

И без того длинное лицо австрийского полковника вытянулось еще больше:

— Оберст фрайхер фон Клюгендорф…

— Господин полковник, вы окружены. Станция захвачена, крепость тоже. С минуты на минуту я ожидаю подкреплений из Кнежево и Приедора. Предлагаю сдаться во избежание излишнего кровопролития.

— Я не могу принять такое решение, но доложу командованию.

Он откозырял, исполнил поворот кругом и, позвякивая шпорами, удалился. Ну и зачем тебя присылали? Я чуть не плюнул и тоже пошел обратно. Когда до забора оставалось один или два шага, выскочил Николенька и страшно закричал:

— Ложись! Ложись!

Следом со стороны хана бахнул выстрел, и гимназист, взвизгнув, скрылся из виду. Я демонстративно прошествовал спокойным шагом к калитке, выпрямив спину, — пулям никогда не кланялся, и они всегда меня обходили. Так вышло и сейчас: стрельба из «отеля» усилилась, свинцовые послания от швабской сволочи засвистели над головой, наши ответили, и я нырнул в белый пороховой дым, как в утренний туман над лугом, целым и невредимым.

— Позер! — отругал меня мистер Икс.

Николенька сидел с бледным лицом, прижимая руку к уху, сквозь пальцы сочилась кровь… То есть австрийцы стреляли в парламентера?

— Никогда не доверял немцам.

Да, я, пожалуй, тоже не буду доверять:

— А ну, ребята, перебьем эту сволочь!

Винтовки загрохотали с удвоенной силой, а потом пролезшие через сад гайдуки ворвались в хан.

Пяток офицеров и дюжина военных чиновников и писарей — вот и все, кто уцелел. И еще десятка полтора обер-офицеров пригнали «новобранцы», наловившие их у импровизированной заставы из телег, заткнувшей выезд из города. Командующий корпуса отсутствовал, где его искать?

Следом прискакал посыльный от Дукмасова — крепость взята, караульные сдались.

— На склады!

Стоило произнести заветное слово, как во множестве появились местные герцеговинцы, многие с повозками или ручными тележками. Вот так всегда — когда нужны герои, они по домам прячутся, а когда склады грабить — все тут как тут!

— Стана с вами?

— Не, нема.

Я завертел головой. Рассветная Баня-Лука светилась от множества огней, девушке давно пора бы появиться. И беспокоило отсутствие среди пленных генеральских чинов.

— Где ваши командиры⁈ — рявкнул на дрожащего, связанного фон Клюгендорфа.

— В офицерском собрании. Рядом с вокзалом, — ответил он заикаясь.

Недолгие расспросы прояснили картину. Оказалось, мы в запарке проскочили мимо самого важного объекта в доме бывшего австрийского консула. Нужда в его работе исчезла, и его хоромы превратили в офицерский клуб. Туда мы и отправились.

— Николенька! Разыщи Стану, — попросил на ходу я парнишку, ускоряясь.

Не то чтобы мне очень сильно хотелось сцапать очередного звездного пришельца из-за Савы — возись с ним потом! — нет, меня влекло иное: я предчувствовал встречу с шампанским. Не бывает офицерского собрания без шипучки.

Предчувствие меня не обмануло — шампанское в офицерском клубе нашлось. Вместе с генералом — воротник его мундира украшала серебряная звезда, вышитая поверх золотого галуна.

Сопротивления не было. Пьяные офицеры, заслышав стрельбу у вокзала, а потом в городе, забились в углы, как мышки, и понадеялись, что все рассосется само собой и о них забудут. Даже огни погасили в доме. А тут явление ангела мщения в моем лице. Когда зажгли свечи, моим глазам предстало знакомое зрелище — на столе карты, ассигнации, канделябры, полупустые бокалы, запах одеколона и сгоревшего воска. И толпа офицеров в расстегнутых мундирах, а то и без оных, в одних белых рубашках — с такими лицами, будто только что просадили в безик всю корпусную казну. Лишь один генерал-майор выглядел прилично — застегнутый на все пуговицы, при оружии, вытянувшийся как на императорском смотре, он терпеливо ждал, когда я обращу на него внимание.

— Мое почтение, господа! Генерал Скобелев! Кто старший по званию? Доставит ли мне приятность знакомство с командиром корпуса? Прошу прощения за мой внешний вид, — извинился я, чувствуя неловкость от того, что не в форме, одет как зажиточный боснийский торговец.

— Фельдмаршал-лейтенант осуществляет общее командование из Граца, — охотно доложил тот самый застегнутый старший офицер.

— А вы?

— Генерал-майор Курт фон Краутвальт, заместитель командующего корпуса, к вашим услугам!

В зал ворвался запыхавшийся Дукмасов. Быстро оценил обстановку, бесцеремонно отодвинул «фона», чтобы осмотреть стол с разбросанными по нему картами, и не отказал себе в удовольствии схохмить:

— Генерал, ваша карта бита!

Я весело рассмеялся:

— Вашу саблю! И револьвер, генерал.

Австрияк принялся дрожащими руками разоружаться, бормоча себе под нос, что владеет он не саблей, а шпагой, хоть и с клинком эспадронного типа, что это видно невооруженным взглядом, и прочую чушь.

— Петя, прими, — окликнул я Дукмасова. — И налей же нам, наконец, шампанского!

Хорунжий по-гусарски снес горлышко бутылке полученной от генерала шпагой с широким, прямым лезвием, пена ударила вверх, потекла на рукав его черкески. Он растерянно искал взглядом чистые бокалы. К нему бросился на помощь местный половой — весь в белом, как его московские коллеги, и с подносом фужеров.

— Спасибо, голубчик, выручил! — похвалил его Дукмасов, разлил остатки шампанского, отбросил в сторону бутылку и, покопавшись в карманах, уронил на поднос золотой дукат.

Ну донилыч! И тут успел поживиться!

Я принял поданный бокал, поднял его вверх.

— За победу, господа!

— За победу! — поддержали сопровождавшие меня харамбаши, расхватав бокалы.

— Куда следуем дальше, ваше превосходительство?

— Мы? Наступаем на Яйце!

Мистер Икс неприлично заржал.

Я сконфузился и сделал вид, что поперхнулся шампанским. Меня выручил влетевший в комнату Николенька с перевязанной головой.

— Там!.. Там такое!

— Что там? Говори спокойно, — приказал я, сделав очередной глоток.

— Стана! Стана!

— Что Стана, Николенька?

— Повесилась!

Бокал выпал из моих рук, ударился об пол и разлетелся на мелкие осколки.

Штрайфкор в Боснии