Белый генерал. Частная война

Глава 17 «Пулеметов! Пулеметов — вот чего мне хотелось»

Сербское княжество, Белград, 2 июня 1878 года.

Жизнь в Белграде не сахар. Ладно, общая неустроенность — то ли наследие борьбы с османского владычеством, то ли результат безалаберности сербов. Погода — вот что изматывало. Зимой омерзительно, промозгло, в домах не по-русски холодно, воняет гарью из-за того, что топят углем. Весна слишком коротка — ее портит, несмотря на буйное цветение фруктовых деревьев, сезон дождей и налеты Кошава, как называют тут ветры, дующие в апреле и гоняющие по улицам тучи пыли. А потом на город сразу обрушивается летняя жара, напоминая, что ты на юге. Даже в доме русского посольства напротив скупщины и княжеского дворца от нее негде укрыться. Генерал Фадеев, обрюзгший и тучный, дышал тяжело и с надрывом, поминутно утирал мокрое лицо платком и с завистью посматривал на своего собеседника, с трудом слушая его рассуждения. Приютивший гостя из Петербурга радушный хозяин, министр-резидент в Сербии, Александр Иванович Персиани, был молод, и казалось, что жара ему нипочем.

Дипломат, из семейства эмигрантов-фанариотов, перешедших на службу России, он в Белграде работал чуть больше года, но вполне здесь освоился, установил теплые отношения с князем Миланом Обреновичем и важными сановниками княжества. Степень его осведомленности поражала, да вот беда — новости он нес все неутешительнее и оскорбительнее для чести Российской империи.

В последние месяцы Сербия будто с цепи сорвалась, ее поведение с каждым днем становилось все более вызывающим. Шутка ли сказать: в речах и молебнах по поводу обретения княжеством окончательной независимости ни слова не прозвучало о роли России! Как будто не кровью русских солдат обретена эта свобода, как будто все достигнуто в Берлине, и это австрийцы преподнесли на блюдечке столь долгожданное освобождение от последних турецких оков.

Сербы смертельно обиделись за земли, которые в Сан-Стефано хотели отдать болгарам. Тот факт, что захвачены они были силой русского оружие, в Белграде игнорировали. И ловко позабыли о том, что в войну вступили, когда уже все было предопределено усилиями Скобелева, когда его войска бодро двигались на Адрианополь, разгромив армию Сулейман-паши у Шипки. Повели себя как шакалы и одновременно как обиженные дети. «Мы не игрушка в русских руках», — имели они наглость заявить Персиани. И тут же бросились в объятья Вены. Новость о грядущей оккупации Боснии восприняли спокойно. Даже пообещали австрийскому послу, что постараются удержать четников-воевод, скрывавшихся в Белграде после поражения в прошлом году. На появление Скобелева в западных санджаках отреагировали крайне нервно. Войска на границе с Боснией были поставлены под ружье, им была поставлена задача не пропускать «вооруженные банды», дабы не позволить усилиться отрядам Ак-паши. Банды! Так они начали называть тех, ради кого вступили в неудачную войну во время восстания в Боснии и Герцеговине.

Частный визит генерала Фадеева, но с официальным поручением военного министерства Белград воспринял в штыки. Не имея возможности ему воспрепятствовать, зная, что он прибыл действовать в пользу восстания, сразу дали понять, что помощи от них ждать не стоит. И мягко принялись выталкивать Ростислава Андреевича из страны. Ему пришлось отправиться в Цетинье, где он столкнулся со схожим поведением, разве что уши австрийские там не мелькали на каждом шагу.

Расстроенный Фадеев вернулся в Белград и обнаружил, что многое переменилось. Атмосфера явно сгустилась, но в этих грозовых сумерках как молния мелькнул полковник Милета Деспотович, взял деньги для передачи Скобелеву и во главе большого отряда непонятным образом просочился в Боснию. И теперь генерал терялся в догадках, можно ли посчитать и рапортовать военному министру, что его миссия завершилась успехом? Ее цель — создать такие трудности австрийцам, чтобы они на весь мир объявили: мы не справились, нужно придумать для Боснии что-то иное. Все зависело, как считал генерал, от сербов, но они его подвели. Или не подвели, коль окружение Обреновича все ж таки сделало правильный выбор?

— Я выяснил, что скрывается за непостижимой переменой настроений в Белграде, — рассказывал грустный Персиани, похожий в своей скорби на спаниеля. — Объявление о восстановлении Боснийского королевства — вот что так взбаламутило этот омут. Возникновение нового центра силы среди славян способно поставить крест на идее Великой Сербии.

— По правде сказать, это объявление мне показалось необоснованными мечтаниями. Хотя как объединяющий лозунг вполне себе проходной. Но и только.

Александр Иванович покачал указательным пальцем, не соглашаясь с собеседником.

— Не скажите! Военные успехи генерала Скобелева-младшего способны потрясти Балканы. Отчего, по-вашему, выпрыгнул полковник Милета как черт из табакерки, а? Белград захотел иметь своего человека в Боснии, лидера, способного действовать в его интересах и, в случае успеха повстанцев, войти в состав будущего правительства. Это миссия ради будущего, я уверен.

— Я предупредил Скобелева, как вы просили, — доложил генерал, стирая пот с мясистого носа.

— Этого мало. Как бы подсказать Михаилу Дмитриевичу, что идею с Боснийским королевством можно очень ловко повернуть? Не королевство — княжество! Полная автономия, по примеру Болгарии, в составе Османской империи. Это же все изменит!

— А Далмация? — заинтересовался генерал, на мгновение позабыв о терзающей его жаре.

— Оккупированная территория. Если Австрии можно, то почему нельзя боснийцам?

Оба русских громко засмеялись. Их развеселил такой политический ход как забавный анекдот. Как и то, что они прекрасно понимали, как взбесится немецкая партия при дворе, как сойдут с ума от восхищения поклонники рупоров панславизма и в каком странном положении откажутся революционеры. Но как люди прозорливые, они не могли не сообразить, каково придется Государю — вот тут точно не до смеха.

За окном, прикрытым решетчатыми ставнями, засвистел порывистый ветер. Его завывания на секунду отвлекли собеседников.

— Хорошо бы дождь прошел, — с нескрываемой надеждой произнес Фадеев. — Свежесть. Как хочется свежего воздуха после грозы!

— Мой дорогой генерал! Разве вы не чувствуете, что гроза уже гремит над Балканами? — многозначительно ответил Персиани. — В Белграде вновь объявился Джемс Лонгворт, английский шпион. Значит, жди беды.

Генерал ничего не знал о старом недруге России и пропустил мимо ушей сообщение дипломата.

— Что толку в моих чувствах, Александр Иванович? Мой визит оказался бесплоден. Сербия ускользает от нас — мне это нужно сообщить по приезду в Петербург? Для каждого освобожденного нами славянского племени, брошенного без руководства в международную семью, найдется заинтересованный друг и покровитель, — с горькой усмешкой сказал Фадеев. — В случае с Сербией таковым уже рисуется Вена.

— Вы ошибаетесь, генерал. Мы никогда не отворачивались от Белграда. Люди из окружения князя Милана давно сделали ставку на Австрию, Сан-Стефано это показал, как лакмусовая бумажка, Берлин окончательно все расставил по местам.

— Как они заблуждаются! — в сердцах вскричал генерал, позабыв о своем платке. — Броситься в объятья врага славянства! Предать боснийских сербов! Отольются кошке мышкины слезы!

— Что позабыл здесь Лонгворт? — продолжал рассуждать вслух Персиани, игнорируя пустые пророчества Фадеева.

— Дался вам этот англичанин! — обиженно буркнул генерал.

Если бы он только знал! Если бы Персиани смог заглянуть за изнанку событий! Деспотович был не только засланным казачком от князя Милана в лагере повстанцев, но и давним агентом бывшего английского консула в Белграде.

В Добое меня устроили в щегольском хане с претензией на европейский вкус, то есть, можно было не опасаться насекомых и получить приличную постель, а не тюфяк на полу. Здесь же я устроил небольшое совещание, прежде чем снова расстаться с Кундуховым. Позвал и Деспотовича, несмотря на предупреждение от Фадеева. Как-никак он со своим отрядом способен выполнять самостоятельные задачи.

Муса Алхасович расстарался и принес с собой трофейную австрийскую карту. Мы втроем склонились над ней, и нужное решение пришло моментально.

Отсекать от снабжения, резать коммуникации вражеской армии, если это возможно, — аксиома военной теории. Австрийское командование посчитало, что корпусу Филипповича, в отличие от усиленной дивизии Йовановича, вполне подойдет полевое снаряжение, то есть не вьючный, а колесный обоз, полностью зависящий от местных дорог. К Сараево от Брода вели только две пригодные дороги, если не считать неудобного ответвления через Витез — грех не воспользоваться такой ситуацией.

— Стратегическая и самая короткая дорога Брод-Добой-Високо-Сараево, — вещал я тоном, будто делал доклад в Академии, — вьется вдоль Босны и имеет немало мостов, рви не хочу. Кроме того, пока Муса Алхасович контролирует Добой, этот путь для австрияков перекрыт. Но боюсь, долго это не продлится. 4-й корпус постарается вас выдавить, и не стоит забывать, что у австрийцев есть речные мониторы, а Босна здесь судоходна. Вывод: нужно уничтожить все мосты вплоть до Високо. Возьметесь, полковник?

Деспотович согласно качнул головой, но я на всякий случай переспросил — вдруг он мне ответил как болгары, у которых все шиворот-навыворот в плане кивков.

— Вы приказываете, господин генерал-лейтенант, я исполняю. Чем мне дальше заняться, когда покончу с мостами?

— Двинетесь на восток и постараетесь не допустить австрийцев в Новопазарский санджак. Прирастайте людьми, устраивайте горные засады. Нужно сделать так, чтобы боснийская земля начала жечь пятки оккупантам.

— Я, стало быть, держу сколько возможно Добой, а в случае неудачи отступаю к Тузле, — полувопросительно сказал Кундухов.

— Все верно. А я отправлюсь сюда, — я ткнул пальцем в карту, в деревеньку Донье-Крчевине, между Яйце и Травником.

Офицеры понимающе и одобрительно зашумели — если мы полностью выключим дорогу из Брода на Сараево, то у австрийцев останется лишь одна транспортная артерия от Градишки через Баня-Луку и Ситницу. Горы там тоже есть, но вот с речными мостами беда, дорога вилась вдоль Врбаса и нигде его не пересекала, оттого перекрыть ее намного сложнее. Зато какой эффект мог получиться! В сторону Сараево от Градишки выдвигался 3-й корпус. В каждом полку 70 повозок — патронных, провиантских, вещевых, инструментальных, кухонных, еще батальонные и ротные двуколки. Плюс транспорты уже засевшего в Сараево 13-го корпуса, получившего снабжение из глубокого тыла. В моем представлении этот единственный транспортный коридор должен быть забит до отказа. Особенно в узких местах. Таких, как участок от Яйце до Крчевине, шедший в тесном распадке вдоль не менее узкой речушки с названием Рика и с дорогой, местам скакавшей с берега на берег.

Его как приоритетную для себя цель я наметил сразу, только глянув на карту. Какой смысл валандаться в окрестностях Сараево? Что-то серьезное провернуть у нас сил не хватит, а на мелочи размениваться — это не по-генеральски, не по-скобелевски. И завидки брали от лавров Кундухова, укокошившего целый полк. У меня есть два гатлинга, само собой напрашивается не только мостики на Рике поднять на воздух, но и устроить артиллерийскую засаду. Даром мы что ль тащили картечницы от самой Далмации?

— Не артиллерийскую, а пулеметную, — поправил меня мистер Икс.

Спорить с ним не стал, хотя считал себя правым. Раз гатлинг называется орудием, то какая с ним засада? Конечно же, артиллерийская.

— Зануда! — буркнула моя чертовщина.

— Да ли желете мало чевапчича, господо? — подошел с поклоном хозяин хана.

Жареных на углях колбасок из перемолотого фарша господа офицеры желали. А еще побольше вина. Добой — город преимущественно христианский, и привозного венгерского в нем хоть отбавляй. Пирушка напоследок — что может быть лучше!

Западная дорога на Сараево была, как я и думал, загружена войсками и двуколками, запряженными парой лошадей цугом. И сколько-нибудь серьезные мосты мало того, что торчали посреди селений, так еще и охранялись! Хуже того, в тридцативерстном коридоре от Яйце до Крчевины стояли четыре сторожевых поста, между которыми ночью сновали конные разъезды. Иными словами, даже в паузе между двумя обозами нужно успеть разделаться с охраной и только потом взрывать. На случай нашей неудачи я разделил свои силы и отправил гайдуков Ковачевича в сторону Травника, там тоже есть подходящий мост через Лашву, который не вредно бы уничтожить.

— Ночью обозы не ходят, пережидают в деревнях. Пропустить разъезд, взять блок-пост в ножи, устроить завал или подорвать мостик через ручей. Исправлять пришлют саперов, вот их и встретим. А ежели крупная дичь пожалует, мы ее пулеметами, — предложил мистер Икс. — И так раза три-четыре.

Не слишком эффективно, на мой взгляд.

— А вот посмотришь, как они запоют, оставшись без саперов.

Он оказался большим мастером по части организации засад. Когда мы прибыли к Донье-Крчевине, выбрал место у подножия покрытой дубовым лесом горы, наметил маршруты отхода. Показал точки, где лучше разместить картечницы, настоял, чтобы для расчетов отрыли окопчики и сделали перекрытия хотя бы из жердей. Еще немного и заставил бы рыть землянки с крышей из бревен в три наката, как блиндажи в Крымскую войну! Мистер Икс окрестил позиции картечниц «дотами» и потребовал еще выкопать укрытия для «бомбашей», назначенных метать динамитные гранаты вниз по склону.

— Когда противник поймет, что вверх он атаковать не может, что он предпримет?

Подтянет артиллерию, без сомнений.

— И куда он ее поставит?

А ведь точно, в другом месте пушки не развернуть! Теперь я понял, почему мистер Икс решил ставить картечницы несколько в стороне и нацелил их на единственную широкую поляну при дороге!

Я тоже кое на что сгодился, а не выступил безмолвным статистом. Объяснил плохо обученным расчетам гатлингов, как вести «минометную» стрельбу, чтобы дотянуться до противоположного склона. Провел показательный урок, как пользоваться квадрантом, чтобы менять положение ствола. Еще под Плевной я убедился, что, отправляя пули по дуге, можно выбить турок даже из мелких окопов или накрыть артиллерийские расчеты. Этот трюк собирался повторить и здесь.

Все подготовительные мероприятия мы провели без малого на виду у неприятельского поста, до которого было не более полверсты. По совету мистера Икс, мои гревильясы нарезали кустов и под их прикрытием откопали все, что нужно. Даже стук топоров в лесу на горе никого не обеспокоил — вдоль дороги каждые полторы-две версты стояли маленькие деревеньки, которым нужны дрова, не говоря уж о городках.

Хотя «городок» — это некоторое преувеличение. Кучка деревянных лачужек с потемневшими от времени крышами вокруг маленького базара-чаршии, мечети и церкви. На внутренних областях Боснии лежала, конечно, печать запустения и полуразрухи, и европейского прогресса этот регион Балкан буквально заждался. Но не австрийского же!

В предрассветных сумерках поднаторевшие в вылазках против турок герцеговинцы вырезали дремавших на посту часовых. Мы решили не рисковать и не дожидаться прохода обоза по мосту (от которого одно название — от силы пять сажен длины), а рванули его сразу, заодно свалив поперек дороги несколько деревьев. Теперь оставалось только ждать.

Австрийский разъезд появился, как только взошедшее солнце разогнало стелящийся над речушкой туман. Едва завидев стоящие дыбом обломки моста и пустой пост охраны, с криками развернулись и умчались галопом, на дав даже толком прицелиться.

Через пару часов томительного ожидания к нашим позициям прибежал Николенька, вызвавшийся в дозорные, размахивая черногорской капицей:

— Австрийцы! Австрийцы!

Противник появился с обеих сторон: от Яйце дотелепал первый обоз, а из Травника притопал взвод саперов.

— Товсь! — приказал я, напряженно вглядываясь в просвет между деревьями, расчищенный для «обеспечения сектора обстрела», по выражению мистера Икс.

Юноша вприпрыжку поскакал к гатлингам, в предстоящем бою ему была поручена корректировка огня.

Головной дозор обоза спешился и тревожно оглядывал молчащие склоны, пока двуколки и повозки сбивались в плотную кишку. Саперы в полевой форме остановились саженях в пятидесяти от бывшего моста и скидывали с себя ранцы, винтовки и шанцевый инструмент, включая пилы и топоры. Два солдатика рысью подбежали к обломкам пролета, перекинулись парой слов и метнулись обратно докладывать фельдфебелю.

— Цо то блеешь, поросячий пес? — унтер взревел так громко, что я расслышал славянскую речь.

Солдат показал на склоны, но тут подъехал офицер на лошади:

— Pah, die Soldaten mussen so wie so krepieren! *

Саперы, пожимая плечами, разобрали инструмент, отнесли его к переправе и остановились, в ожидании команд. Офицер подъехал к ним поближе, оглядывая разрушение:

— Serbische Hunde! **

Солдатам все равно подыхать (нем); Сербские собаки (нем)

— Давай! — скомандовал я Дукмасову, и над долиной пронесся заливистый казачий посвист.

Немцы или чехи, бог их разберет, испуганно присели, кто мог выставил над повозкой или укрытием винтовку — да только врагов они не увидели.

Засевшие на склоне прямо над дорогой гверильясы запалили фитили и катнули вниз камни с привязанными к ним динамитными патронами.

Первый взрыв снес две стоящие бок о бок двуколки, второй разорвался у руин мостика, третий лишил саперов командира…

Четвертый, пятый, шестой…

Надо отдать должное австрийцам — тут же раздались лающие команды, обозники и охрана в полном составе спешно развернулись в шеренги и полезли наверх, подставив нам спины.

— Пли!

Редкий, но меткий огонь наших стрелков и падающий сверху динамит быстро убедил противников в бессмысленности атаки, они предпочли откатиться и выйти из боя.

Ровно до того часа, как из Яйце на подмогу прибыл целый батальон с пушками. Судя по командам на чешском и немецком, дорогу стеречь поручили богемскому полку, в котором служили вперемешку чехи и судетские немцы.

Они быстро перестроились, оставаясь вне опасного места и дали развернуться орудиям.

Дукмасов по моей команде свистнул еще раз — самое время динамитчикам отступать, чтобы не попасть под снаряды.

Богемцы, горные жители, привычные к крутым склонам, бесстрашно полезли наверх, а над их головами бабахнули орудия.

Тут же ожили оба наши гатлинга, зацвиркали пули, полетели щепки от деревьев и каменная крошка. Орудийную прислугу снесло как ураганом, только несколько самых сообразительных успели сигануть под откос.

— Vorwärts! Vorwärts! — надрывались офицеры, не сообразив развернуть фронт.

А вот Николенька сообразил — непонятно, как он в дыму от первого залпа разглядел, что пушки больше не представляют опасности и пора ударить по пехоте.

В спину батальону полетел град пуль, скашивая их десятками. Упрямые горцы сообразили, откуда исходит настоящая опасность, но… они залезли на середину склона, где укрыться можно было только за не очень толстыми деревьями.

Многие просто легли на спину и отстреливались, прекрасно понимая, что бежать некуда. Каждую секунду один или другой солдат ронял винтовку и сам скатывался вниз, застывая безвольной кучей на пыльной дороге. С каждой минутой брошенной амуниции и мертвых тел становилось все больше, слетевшие кепи валялись в растущих лужах крови…

Отчаянных немцев принялись выбивать герцеговинцы из винчестеров, действуя не хуже картечниц. Ни одному смельчаку не дали уйти.

Бойня, настоящая бойня!

Глядя на этот смертельный ужас, я не удержался и перекрестился, бормоча молитву. Свирепо воевал мистер Икс, если такое для него привычно.

Вместе с патронами к гатлингам закончились и богемцы. Не уцелели и саперы, не сообразившие, что пора уносить ноги — их перебили наши стрелки.

Бросив последний взгляд на завал из человеческих и лошадиных тел, обломков повозок, я дал команду собирать трофеи. Удалявшийся топот башмаков немногих уцелевших подтверждал нашу победу.

Мы заслужили небольшую передышку, и вообще стоило подумать о лагере или, как назвал его мистер Икс, о базе. Скрытное место, откуда удобно наносить точечные удары и где можно отсидеться после операции. Герцеговинцы предложили неожиданный вариант. Францисканский монастырь!

— Чтоб католические попы да не сдали нас с потрохами⁈ — заволновался мой внутренний голос.

Предложивший этот вариант харамбаша нас успокоил:

— Францисканцы живут среди нас столетия. Обоснячились. И на приход австрийцев смотрят косо — конкуренции боятся от других орденов, которые придут вместе с оккупантами. К западу есть монастырь на отшибе, тамошняя братия поддержала восстание.

Фратеры-патриоты — это что-то новенькое, пропустить такое я не мог. А если подумать о монастырской кухне, о постелях с периной пусть даже в келье… Решено, едем к национализировавшимся монахам.

Монастырь — католическая церковь под куполом из потемневшей меди и трехэтажное жилое здание — неплохо устроился высоко в горах, на широкой поляне, окруженной высоченными елками, и под защитой огромной скалы с развалинами древнего замка на вершине. Ниже имелось поселение — монастырский посад, населенный преимущественно латинянами, а в окрестных ущельях хватало поселков рудокопов, горевших желанием к нам присоединиться. Вооружить их для нас не проблема — трофеев столько, включая даже полковые пушки, что пришлось копать тайники поблизости от устроенного нами побоища.

Монахи приняли нас душевно, можно сказать, таровато. В трапезной — спасибо скоромному дню — нас ждал богатый мясной стол. Огорчило лишь одно: по принятой традиции, прежде чем приступить к еде, пришлось прослушать имена всех францисканцев, умерших когда-либо в этот день. Терпел, глотая слюнки при виде остывающей козлятины, запеченной с травами в печи.

Фратеры имели одно из лучших хозяйств в Боснии — чтобы не допустить снабжения отсюда австрийцев, я, не долго думая, скупил у них всю провизию, предназначенную для продажи. Денежки францисканцы любили не меньше, чем Иисуса Христа, и согласились без раздумий.

— Вы можете не бояться, ваше превосходительство, — заверил меня настоятель, когда мы перешли к кофе и монастырским настойкам. — У нас вы можете себя чувствовать в полной безопасности. Мы всецело поддерживаем ваши смелые и благородные действия и молимся за успехи отважных сынов Боснии. Единственное, что нас беспокоит, — это религиозный вопрос. Как вы понимаете, наш монастырь, как подобные ему в Фойнице и других местах, имеет серьезный авторитет среди местного населения, включая даже мусульман. Как вы намерены решать вопрос с конфликтом религий в будущем Боснийском королевстве?

— Полная веротерпимость под сенью закона. Только таким я вижу возможное решение в столь сложном краю, как Босния. Религиозные распри должны остаться в прошлом. Никому никаких привилегий. Католики, православные или магометане будут защищать интересы своих конфессий исключительно в заседаниях будущего парламента-супщины. Если мы это не сделаем, в будущем Боснию зальют потоки крови еще более обильные, чем во время крестовых походов.

Настоятель поморщился. Мои идеи показались ему слишком радикальными. Но по здравому размышлению он со мной согласился. Конечно, дебаты намного лучше стрельбы из ружей, а публичные споры безопаснее, чем резня в подворотнях.

Я отправился спать, предвкушая отдых в мягкой постеле. Перед сном спросил мистера Икс о его видении наших перспектив.

— Надо пользоваться моментом — «зеленка» нам в помощь. Лист упадет, станет сложнее, а про зиму вообще молчу.

Не было нужды переспрашивать, что такое «зеленка», сам догадался. Вот только кто же знал, что боснийские дубравы не долго послужат нам доброй матушкой. Утром до монастыря добрались гайдуки Ковачевича — изрядно побитые, израненные и утратившие боевой дух. Они нарвались на засаду штрайфкоров Узатиса на подходе к мосту у Лашвы и чудом унесли ноги.

— Как бы они карателей на хвосте не притащили, — разволновался мистер Икс.

Решили проверить. Тут же выдвинулись ко входу в ущелье. Опасения моей чертовщины полностью оправдались. Штрайфкоры, набранные преимущественно из бывших охотников и браконьеров, шли по пятам пытавшихся от них оторваться четников.

— Устроим на них засаду и покрошим, как богемцев, — тут же предложил я командирам герцеговинцев. Они радостно закивали и принялись прикидывать, где ловчее разместить стрелков.

— Не спеши, Миша, — с тревогой сказал мистер Икс.

Как в воду глядел. Вскоре на горной дороге, которую я разглядывал в бинокль, показались марширующие ряды пехоты в голубой полевой форме, с винтовками и ранцам за спиной, в узнаваемых черных шляпах с перьями. Тирольские стрелки или кайзерьегер! Элитные горные части! Вот кого за нами отправили. По длине колонны, конца которой не было видно, я определил, что пожаловало не меньше батальона.

Нам не оставалось ничего иного, как срочно уходить поглубже в горы.