Пролог. День рождения веселый праздник.
Трудно ли расти светлому магу в семье темных? Будь у меня дар к эмпатии, то я бы точно наложил на себя руки, а так… это было даже отчасти забавно. Временами. Меня растили как темного: индивидуалиста и эгоиста. Больше всего старалась старшая сестра, которая взяла надо мной шефство. Генриетта Бальтазар. Именно она мне показала, что быть «темным» может быть весело.
Открыв глаза, глядя на темный дубовый потолок с потолочной балкой, я едва сдержал радостную улыбку. Сегодня мне исполнилось шестнадцать, а это означало, что я могу пройти второе посвящение и стать официально взрослым! Вскочив с кровати, краем глаза окинув свою комнату. Ночник в форме человеческого черепа, коим он и был раньше. Шкаф забитый древними манускриптами, постамент, где гремя цепями пытался освободиться мой гримуар. А также моя огромная кровать и черная шкура варга на каменном полу. Окна в моей комнате не было, поскольку жил я в казематах. Так уж вышло, что духи рода уже не раз пытались меня сожрать. Поначалу я боялся их, но потом сестра научила меня, как от них можно защищаться.
Прикрыв рот рукой, обведя взглядом свою комнату, где все было на своем месте, убедившись, что ничего странного за ночь в комнате не появилось, я посмотрел на себя в старое серебряное зеркало, которое висело на стене. Светлые волосы, правильные черты лица и кристально синие глаза. Подмигнув своему отражению, чего оно явно не ожидало, припозднившись, я вытянул вперед руку и комнату осветила вспышка света.
Мое отражение моментально приняло вид седовласого старика с вытянутым длинным носом:
— Я убью тебя позор семьи Бальтазар! — завыл в ярости мой дедушка ничего не в силах сделать против магии света.
— Я тоже тебя люблю дедушка, — киваю призраку, изгоняя его в другой мир.
Дед Игорь обязательно вернется, он всегда возвращается, какие бы защитные и изгоняющие печати ты не наложил, но я уже давно его не боюсь. Так что весело хмыкнув, я двинулся в сторону ванной комнаты. Нужно привести себя в порядок, этот день будет трудным, дед был лишь первой ласточкой, все в этом поместье в этот день будет желать меня убить. Почему? В семье Бальтазар за всю его славную историю не рождалось Белых Магов. Стихийные, некроманты и демонопоклонники, черные, но ни разу за всю историю светлого.
Часть из моих покойных предков искренне желали мне смерти. Поначалу я расстроился, плакал и скулил, но потом Генриетта объяснила мне, что очень хорошо, когда тебя ненавидят, ведь это значит, что ты им не безразличен! А от ненависти до любви всего один шаг! Так что я больше не расстраивался, когда дед иди другие родственники приходили по мою душу. Ведь это значило, что я им не безразличен!
Ярко улыбнувшись, я вытянул вперед руку в сторону гримуара. Эта древняя штука, которая досталась нашей семье совершенно случайно, сожрала уже многих владельцев, но она ничего не могла сделать против магии света. Так что использовав на гримуаре магию подчинения, одну из запретных в Светлой Магии, за которую в иные годы убивали на месте, я сломил волю своей магической книги, заставив ее стать ласковой и послушной.
Гримуар перестал пытаться вырваться из цепей. Еще не один из его прошлых владельцев не ломал его так грубо, отчего глаз на переплете смотрел на меня влюбленными взглядом, впрочем, я надеялся, что это все же эффект заклинания подчинения, и моя Волшебная Книга не тащится от того, когда ею так нагло пользуются…
Покачав головой, я вышел в небольшую каморку, где был установлен умывальник и была дыра в полу из которой тут же полезло щупальце, но я привычно выставил перед собой гримуар, двинувшись к умывальнику. Пока щупальце сражалось с моей Волшебной книгой, я почистил зубы и в целом привел себя в порядок. Зеркала здесь не было, слишком любит их всякая нечисть.
В какой-то момент с потолка посыпалась пыль. Недовольно посмотрев на все еще сражающийся Гримуар с щупальцем, мои глаза засветились, и я ударил подчинением и по этому монстру. Оно замерло, после чего с явной неохотой исчезло в отверстие в полу. Гримуар, словно собака, пролетела над отверстием, с видом победителя. Закатив глаза, я вытянул руку в которую тут же преданно влетела книга, ластясь об мою ладонь.
— От ненависти до любви всего одно заклинание, — с улыбкой произношу.
Вернувшись в свою комнату, я открыл гримуар на странице заклинания создания вещей. Во многих книгах пишут, что создать вещи из ничего невозможно, но я нашел способ обойти это ограничение делая их из света. По факту материальные иллюзии, которые поддерживает моя сила. Если тьма хаотична, то свет любит порядок, отчего его заклинания довольно стабильны.
Очередная вспышка света и с меня исчезает пижама со звездами, принимая вид темной мантии. На миг я остался голым, но никто ведь не видел? Ну, кроме мертвых родственников, которые желают меня убить… Тихо хмыкнув, я стал листать страницы накладывая на себя защитные заклинания.
На мою комнату, которая раньше была самой защищенной камерой, где мои предки запирали своих врагов, нанесены самые надежные защитные чары, которые способен обойти лишь дед Игорь, поскольку он сам их и наносил. Вся остальная семья не способна сюда проникнуть, так что только в катакомбах под фамильным замком я могу спать в относительной безопасности.
Приведя себя в порядок и облачившись в черную мантию, сотканную из чистого света, я на мгновение замер, прислушиваясь к тишине катакомб. Она была обманчива. Тишина в поместье Бальтазар всегда несла в себе угрозу, но сегодня она была особенно зловещей. Духи рода чувствовали мой день рождения острее, чем я сам. Для них это был не праздник, а день их последней охоты.
Мой гримуар, теперь послушный и почти мурлыкающий, мягко плыл рядом по воздуху, слегка поскрипывая кожаным переплетом. Его единственный глаз на обложке бдительно следил за темными углами, готовый в любой миг превратиться в оружие или щит. Я погладил корешок, чувствуя под пальцами тепло от магии и едва уловимую дрожь сдерживаемой древней силы.
Мне всегда было немного любопытно, откуда этот гримуар взялся, но в семейных хрониках не было четкого ответа, у меня сложилось впечатление, что кто-то старательно уничтожил информацию о моей книге заклинаний. Причем этот кто-то был из родни, с учетом их отношения ко мне, едва ли они мне хоть что-то расскажут, а, если даже сделают это, то наверняка наврут. Со мной уже такое случалось… в детстве. В этот момент я инстинктивно провел ладонью по шраму на левой руке. К сожалению, моя магия ОЧЕНЬ губительно действует на мертвецов, так что у меня не получается зачаровать их.
Дверь моей комнаты, массивное сооружение из черного дуба, укрепленное железными шипами и испещренное рунами, с тихим скрипом приотворилась сама собой, едва я к ней приблизился. За порогом царил почти непроглядный мрак, который не могли развеять редкие факелы в железных держателях. Их колеблющийся свет отбрасывал на стены пугающие, пляшущие тени, и было невозможно сказать, были ли это просто игры пламени или же нечто более… опасное.
В детстве я боялся этого коридора, пока сестра не сказала, что не нужно бояться тьмы. «Пускай монстры в тенях сами тебя боятся Бальтазар». Пронесся в голове ее голос, после чего я вспыхнул светом, изгоняя тени. Если там и были монстры, то они уже сдохли.
Сделав первый шаг из своей крепости в коридор, я тут же ощутил на себе тяжелый, ненавидящий взгляд. Из стены, прямо напротив моей двери, медленно проступило бледное, полупрозрачное лицо в кружевном чепчике. Прабабушка Агата. При жизни могущественная ведьма, славившаяся тем, что вырывала сердца своих врагов, а потом поедала, чтобы увеличить свою магическую силу. Теперь же ее дух был прикован к этим камням.
— Мелкий ублюдок… отдай свое сердце… — ее голос был подобен скрипу ветвей по стеклу.
Кивнув призраку, я лишь весело улыбнулся.
— Доброе утро, прабабушка! Прекрасно выглядите для своего возраста, — решаю сделать ей комплимент, вот только ее лицо исказилось от злобы.
Она прошипела заклинание, и из ее уст хлынул поток черных, вязких теней, которые с тихим свистом устремились ко мне. Но я был готов. Не переставая улыбаться, я щелкнул пальцами. Гримуар мгновенно раскрылся на нужной странице, и передо мной вспыхнул сияющий барьер из сложных, геометрически точных световых рун. Тени, коснувшись его, с шипением рассеялись, словно капли воды на раскаленной сковороде.
— Ваша ненависть согревает мне сердце, прабабушка! — крикнул я уже удаляясь, пока она, бессильно рыча, медленно растворялась обратно в камне.
Агата творила свои темные дела в средние века, говорят, именно из-за ее проделок зародилась первая Инквизиция. Бабка, наверное, от души веселилась, заставив светлых магов пытать и выбивать показания из обычных людей. Первая Инквизиция просуществовала лет сорок, пока Светлые маги, которые ее возглавили, не стали понимать, что натворили и не стали массово кончать с собой. Так начались темные века, именно род Бальтазар, по сути не сделав ничего, проредил Светлых магов так, как никто до этого раньше. Причем их же руками…
Я двинулся дальше по коридору, насвистывая веселую мелодию, которая эхом раздавалась под сводами. Пока прабабушка Агата, шипя, окончательно растворилась в стене, а я тем временем подошел к узкой винтовой лестнице, ведущей наверх. С потолка на меня упало несколько капель ледяной воды. Я отскочил, и на том месте, где только что стояла моя нога, камень почернел и начал дымиться. Я поднял голову.
Из темноты свода проступило еще одно призрачное лицо, на этот раз украшенное пышными усами и в треуголке. Это был прадед Казимир, известный пират Черного моря и практикующий ловец душ. Он славился тем, что топил корабли, а потом заключал души утопленников в свой летучий корабль. Он жил в эпоху великих открытий, когда карты еще пестрели белыми пятнами.
— Отдай свою душу ничтожество! — проревел он, и из его рта хлынул поток соленой воды, пахнущей водорослями и смертью.
В ответ я поднял руку и разрубил поток на две части, не дав себя сбить с ног. Моя одежда из света неплохо защищала от проклятой воды. Весело улыбнувшись, я просто стал ждать, когда поток воды схлынет. Все же призраки лишь блеклые тени себя прежних.
— Прадед Казимир! Как поживаете? Все еще не можете меня простить за то, что я случайно разбил ваш кристалл душ и выпустил вашу коллекцию на волю⁈ — весело ему подмигнув.
На миг мне показалось, что у прадеда сейчас дым пойдет из ушей, с такой ненавистью он на меня посмотрел. Улыбнувшись в ответ, я невольно вспомнил, как он кончил. Его четвертовали, а потом останки сожгли, когда он всего на два дня стал Британским королем, захватив душу Императрицы. Впрочем, недолго он правил, лично дух Мерлина явился к нему и лишил всех магических сил.
Казимир не был особо хорошим человеком, вспомнилась история, которую как-то рассказала Генриетта. Казимир как-то раз проиграл в карты десять шиллингов, чтобы не платить, он призвал кракена и утопил остров вместе с магом, которому задолжал. Так что я мог себе представить, какой из него вышел бы правитель. Грешно так говорить, но даже хорошо, что его убили.
Дождавшись, когда вода схлынет, я двинулся дальше под проклятия своего предка. Пробежав еще один пролет, я оказался перед Галереей Предков. Длинный коридор был увешан портретами самых выдающихся (и самых одиозных) представителей нашего рода. Обычно они просто молчаливо и сурово смотрели на проходящих, но сегодня они явно ожидали меня… сговорившись.
Первым ожил портрет тети Ульяны, знаменитой отравительницы, которая пыталась стать правительницей Московии. С полотна, где она была изображена с букетом белены и болиголова, на меня потянулась тонкая струйка фиолетового дыма. Я знал, что один вдох и мои внутренности превратятся в желе.
— Здравствуйте тетя Ульяна! — радостно приветствовал я ее, не став дожидаться, пока яд достигнет меня.
Резким движением руки я сформировал из света призму. Сконцентрированный луч света ударил прямо в центр ядовитого облака, моментально испарив его.
Пока тетя Ульяна на портрете с недовольно хмурилась, я уже бежал дальше, отражая атаки слева и справа. Дядя-алхимик Людвиг с портрета швырнул в меня проклятым философским камнем, пришлось создать световой щит, камень отскочил и пробил дыру в полу. Прапрабабушка Верховная Ведьма Маргарита пыталась поразить меня лучом чистой тьмы из своих глаз, я отразил его своим зеркальным щитом прямо в лицо ее соседу по стене, графу-оборотню Вальдемару, который от неожиданности завыл.
Род Бальтазар оставил свой кровавый след в истории, отчего было исключительно непонятно, как в такой семье мог родиться я. Светлый маг, которого ненавидела своя же родня. И пускай из живых представителей нашего семейства остался лишь я и моя сестра, но даже так дражайшие родственники, скорей прервут свой род, чем позволят Светлому жить в их поместье.
Наконец, я увидел впереди массивную дубовую дверь, ведущую в главный холл замка. Последним рубежом обороны был огромный портрет самого основателя нашего рода — Генриха Бальтазара, с глазами, полными холодной ярости, и с посохом, увенчанным кристаллом, в котором клубилась тьма. Он не стал мелочиться. Он просто поднял свою нарисованную руку, и из портрета хлынула настоящая лавина чистого ужаса, сотканного из воспоминаний о всех злодеяниях, совершенных нашим родом. Она неслась на меня, беззвучная и всесокрушающая.
Эта заклинание называлось «Кара», его частенько использовали злые маги, чтобы сломить волю оппоненту. Наш основатель рода по древней легенде был рожден из союза тьмы и древней ведьмы, имя которой уже давно стерлось со страниц истории. По слухам она все еще спит где-то в катакомбах под замком, она была настолько могущественна, что ее боялись даже потомки, отчего и заперли навечно в какой-то пещере.
Сам Генрих был Викингом, он огнем и мечом грабил прибрежные города нового света, после его налетов в живых не оставалось даже мышей. Именно это кровавое богатство легло в основу славы рода Бальтазар. По слухам все еще где-то спрятаны в нашем родовом замке, вместе с летучим кораблем и множеством иных сокровищ. Правда, мне туда доступа нет, а сестра не говорит, где находится сокровищница, опасаясь, что защита сокровищницы меня убьёт.
Я глубоко вздохнул, было видно, что предок копил силы не один десяток лет, возможно и вовсе, остальные призраки поделились с ним силой, настолько они ненавидели меня.
— Дедушка Генрих, — сказал я почтительно, кивнув ему, глядя на приближающуюся ко мне магию. — Вы все ненавидите меня, но я вас люблю, и я докажу вам всем, что любовь — это не слабость!
С этими словами я вскинул обе руки, и мой гримуар распахнулся, испуская сияние. Я не стал атаковать, вместо этого я открыл свой разум, на лбу открылся третий глаз, а над головой засиял нимб. В своем разуме я воспроизвел лишь одно воспоминание, как дедушка Генрих один раз в моей жизни похвалил меня, когда я нечаянно спалил церковь…
Проявление доброты — это не слабость, а проявление силы. Я хотел это доказать мертвой родне, а потому открыл свой разум, желая показать им всем, что я в этот момент испытываю. Волна света прошла по коридору, я услышал испуганные вопли родни, которую изгнало из этого мира. Но они вернутся, всегда возвращались…
Лавина тьмы наткнулась на эту стену света и… остановилась. Она бушевала, шипела, но не могла пройти. Свет не победил тьму. Он просто занял свое пространство и отказался уступать. На лице основателя рода, который продержался под моим светом дольше всех, мелькнула мягкая улыбка. Он был будто даже доволен мной, что заставило меня замереть в недоумение.
— Самый безжалостный Бальтазар, — кивнул он мне, прежде чем исчезнуть в потоке света. — Мы гордимся тобой…
Когда волна света схлынула, я остался в темном коридоре один. Не знаю, почему предок назвал меня самым безжалостным Бальтазаром, очевидно, это было совсем не так, но мое лицо чуть не треснуло от улыбки. Если это была не галлюцинация, то основатель гордится мной! Я отряхнул мантию, поправил воротник и широко улыбнулся.
— Конечно, он мне соврал, но неплохое же начало дня, правда?' — спросил я у своего гримуара.
Книга толкнулась мне в плечо с одобрением.
Толкнув дверь ногой, я вышел в холл замка, где в витраже над головой виднелась синяя планета. После второй мировой род Бальтазар стал самопровозглашенными Владыками Луны… но это уже совсем другая история. В животе заурчало, потерев его, я двинулся в сторону обеденной залы, там меня уже должна дожидаться сестра.
— И все же… он же не мог по-настоящему меня похвалить? — задумчиво произношу, двинувшись дальше. — Да не, это какой-то бред, я светлый маг и совсем не безжалостный…
Мои глаза вспыхнули золотом, которые больше походили на две золотые монеты сверкающие посреди темноты.