Балтийский ястреб

Глава 6

На сей раз министерство встретило меня куда более организованно. Чиновники сидели по своим местам и усердно трудились, лица начальствующие присутствовали и были готовы к любой августейшей каверзе. Ну, по крайней мере, им так казалось…

Надо сказать, что, оказавшись после отбытия князя Меншикова единоличным главой морского ведомства, мой предшественник времени зря не терял и расставил везде, где мог, своих людей. Большинство из них до своего назначения никакого отношения к флоту не имели и потому в среде моряков, традиционного настороженно относившихся ко всякого рода сухопутным чужакам, получили прозвание — «константиновцев» или «лицеистов».

Главным образом потому, что многие из них и впрямь окончили Царскосельский лицей. Тот самый, в котором учился Пушкин и… мой секретарь. Собственно говоря, именно Головнин их Косте и сосватал.

Всем выдвиженцам не больше тридцати. Они молоды, полны сил, напористы и блестяще по нынешним временам образованы. И, конечно же, как наперечет сплошь записные либералы, несмотря на принадлежность многих из них к титулованной аристократии. Судите сами, директор комиссариатского департамента князь Оболенский. Юрисконсульт Морского министерства — барон Василий Егорович Врангель. Канцелярий заведует граф Дмитрий Андреевич Толстой.

К слову, сам Александр Васильевич, даром что лицеист, сын прославленного адмирала Головнина, совершившего два кругосветных плавания. И успел с подачи Лутковского — ученического наставника великого князя Константина — послужить в Морском министерстве у Меншикова, прежде чем попал ко мне в секретари. А между тем Феопемпт Степанович Лутковский был едва ли не из числа декабристов-заговорщиков… Вот откуда ноги-то растут у нынешней прогрессивной и деловитой молодежи…

Остались, впрочем, и представители «старой школы». Глава кораблестроительного департамента вице-адмирал Епанчин Николай Петрович. Несмотря на довольно почтенный шестидесяти шестилетний возраст, еще бодр, разумен и весьма опытен в административных делах. Его родной брат Иван в свое время командовал русской эскадрой, посланной на помощь Дании. Одним из участников этой экспедиции был я, то есть великий князь Константин, поднявший свой флаг на фрегате «Паллада». Да-да, том самом…

Но это еще не худший вариант. Артиллерийский департамент возглавляет генерал Дмитрий Павлович Примо. Некогда жгучий брюнет и дамский угодник, к семидесяти девяти годам превратился в седого как лунь старикана с трясущейся головой и скрипучим голосом. Н-да, с таким цехмейстером мы далеко не уедем…

И вот все эти люди, услышав о вчерашних событиях, примчались, чтобы узнать все из первых рук. Ну, кто примчался, а кто и приковылял…

— Здравствуйте, господа, ­ — оглядел я собравшихся. — Рад видеть всех в добром здравии. Чтобы не терять времени, прошу всех в мой кабинет, там и поговорим.

Мое сообщение о скорейшем начале войны с Англией и Францией было встречено, скажем так, с некоторым скепсисом. В открытую, правда, возражать никто не посмел, разве что Оболенский немного побухтел, что будет война или нет, еще не ясно, а вот денежки из первого платежа за строительство корветов плакали-с…

— Отчего же? — пристально посмотрел я на князя. — Если политических потрясений не случится, то мы всегда можем вернуться к заказу. Ну а коли наоборот, так надо радоваться, что потеряны всего сто тысяч, а не полмиллиона.

— Совершенно согласен, — непонятно кому поддакнул барон. — В Британии законы соблюдают и чужую собственность присвоить не могут!

— Отлично. Полагаю, с этим закончили, и теперь можно приступить к обсуждению постройки канонерок.

— Если позволите, ваше императорское высочество, — подал голос Епанчин, — мне не совсем понятно, зачем тратить деньги на столь малые суда? [1] Уж если переводить флот с парусов на паровые машины, так не будет ли полезнее снабдить таковыми линкоры и фрегаты?

— Хороший вопрос, — одобрительно кивнул я. — И давайте без чинов. Какие корабли, по-вашему, могут быть переделаны?

— Прямо сейчас в доке Петра Великого перестраиваются линейные корабли «Выборг» и «Константин». Такой же переделке можно подвергнуть и другие семидесяти четырех пушечные линкоры. Кроме того, в «Новом Адмиралтействе» строится «Орел».

— Как полагаете, какое количество вымпелов мы можем подготовить за зиму?

— Простите, Константин Николаевич, — смешался адмирал, — я вовсе не уверен, что даже те, что есть, кроме разве что «Выборга», могут быть готовы к этому сроку. «Константин» дай бог закончить к осени, а уж «Орел» в лучшем случае поспеет к навигации 1855 года.

— А что, если использовать машины, заказанные заводам Мальцева и Нобеля? — подал голос Толстой.

— Это возможно, — кивнул Николай Петрович. — Но потребуются серьезные переделки кораблей. К тому же, насколько мне известно, машины еще не готовы.

— Напомни, о чем речь? — немного растерянно оглянулся я к Головнину.

— Этим летом, ­– так же тихо ответил секретарь, — было принято решение о строительстве трех корветов для Балтики и такого же количества для Черноморского флота, для чего сразу же заказали двигательные установки.

— Какова мощность?

— Четыреста лошадиных сил, если ничего не путаю.

Проклятая память. Людей стал вспоминать с первого взгляда, а вот такие подробности только после некоторой встряски. Впрочем, новость в любом случае хорошая. Надо только решить, куда их использовать. Дело в том, что на большинстве имеющихся у нас колесных пароходов стоят маломощные движки в пятьдесят — шестьдесят сил. На устаревшем, но все еще боеспособном «Богатыре» двести пятьдесят. На упомянутых Епанчиным линейных кораблях таких машин будет по две, стало быть, суммарная мощность пять сотен кобыл… Это, конечно, далеко до французов или англичан, с их почти тысячесильными движками на новейших линкорах, но уже кое-что… а тут четыреста!

— Увы, господа, что бы мы ни предприняли, но английский флот все равно мощнее нашего, а уж когда он выступит вкупе с французским, так и говорить не об чем! Что касается целесообразности постройки канонерок. Как надеюсь, всем присутствующим известно, Балтийское море весьма неглубоко. У противника же мелкосидящих судов нет вовсе. По крайней мере, пока… Таким образом, при своевременной постройке у нас будет преимущество.

— Это понятно. Но что делать, если наш противник, пользуясь своим превосходством в промышленности, изготовит такие же корабли?

— Пока они осознают задачу и наметят пути ее решения, пройдет время. Мы же будем решать проблемы по мере их поступления.

— Господа, — почти прокаркал помалкивающий до сих пор Примо. — Полагаю, все теперешние неустройства происходят единственно из-за небрежения службой и увлечения молодежи масонством и другими вредными идеями…

«Блин, он что еще и глуховат и вообще ничего не понял из происходящего⁈» — растеряно подумал я, слушая, как бодро раздухарившийся старикан несет эту ересь.

— А я только хотел спросить, какое вооружение будем ставить на канонерки? — хмыкнул в густые бакенбарды Епанчин.

— Еще один хороший вопрос, Николай Павлович. Вот только отвечать на них придется кому-то другому…

— И кому же?

— Вам приходилось слышать такую фамилию: Маиевский?

— Увы. Нет.

— А вам, господа?

— Вы случайно не об ученом секретаре Артиллерийского отделения военно-учетного комитета? — задумался Головнин, кажется, знавший решительно всех в Петербурге.

— А кто он? — заинтересовались остальные.

— Поручик в гвардейской конной артиллерии.

— Всего-то⁈ — было написано на лицах собравшихся. — Почему же о его существовании известно великому князю…

— Александр Васильевич, — со значением в голосе обратился я к секретарю.

— Понял. В ближайшее время вызову.

— Что же, господа, — решил отпустить я собравшихся. — Полагаю, на сегодня достаточно. Если возникнут какие-либо вопросы или проблемы, прошу, хотя нет, настоятельно требую немедленно ставить меня в известность! Не люблю пафосные речи, но скажу без лишней скромности. Исход приближающейся войны, а стало быть, судьба самой России зависит от нас с вами. И пока не сделано все возможное — сделано недостаточно!

Странное дело, вроде бы сам ничего не делал, только говорил и раздавал подчиненным ценные указания, а умотался так, будто вагон с углем разгрузил. К счастью, рабочий день в эти времена только до обеда. Точнее до половины второго по полудни. После этого присутственные места, в том числе и мое министерство, пустеют, и можно будет отправляться домой.

Впрочем, это только простым смертным. Мне же предстоит еще одна поездка. Надеюсь, удастся застать подчиненных врасплох и лично ознакомиться с состоянием дел… Словно угадав мои мысли, секретарь сам завел разговор на нужную тему:

— Очевидно, ваше императорское высочество желают сегодня лично проверить какую-то часть или заведение?

— Да. Хочу попасть в Кронштадт, чтобы на месте посмотреть, что и как…

— Константин Николаевич, упаси вас бог от этого безрассудства!

— Это еще почему?

— Да ведь лед только встал! Нужна, по меньшей мере, неделя низких температур, чтобы он получил необходимую крепость. Но и тогда, во избежание несчастных случаев, путь надо будет сначала разведать, потом обвеховать, и лишь затем это путешествие станет безопасным.

— Вот черт… и когда же?

— Дай бог, недели через две.

— Досадно.

— А что, если нагрянуть в Адмиралтейский госпиталь? — неожиданно предложил секретарь. — Ручаюсь, ваше императорское высочество увидит там немало любопытного и поучительного.

— Хм. А давайте!

Учреждение, которое мы решили посетить, располагалось недалеко от министерства, на набережной Фонтанки у Калинкиного моста, отчего его частенько именовали «Калинкиной больницей». Довольно большое здание, некогда выкупленное у княгини Шаховской и перестроенное под свое новое назначение.

Хотя моего появления никто не ждал, в целом в госпитале царил порядок. Все-таки столица. Тем не менее, впечатление оказалось тяжелым. Судя по температуре в палатах, на отоплении здешнее начальство экономило. Белье на койках и пациентах ветхое, и самое главное — отвратный запах. Врачи по большей части успели разъехаться, а младший персонал… им бы в полиции служить, цены бы не было. Все воры с разбойниками при виде их рож разбежались бы от страха!

Один доктор, впрочем, нашелся. Молодой человек, судя по всему, совсем недавно окончивший обучение, едва не впал при виде великого князя в ступор, но потом как-то справился и даже спросил, что нам, собственно говоря, угодно?

— Простите, с кем имею честь? — вышел вперед Головнин.

— Позвольте рекомендоваться, господа. Лекарь Католинский Александр Павлович. Исправляю должность ассистента.

— Где учились?

— В Императорской медико-хирургической академии.

— И как давно окончили?

— В июне-с…

— Полно тебе, Александр Васильевич, — добродушно усмехнулся я. — Совсем юношу запугал. Пусть лучше покажет нам госпиталь. Сдается мне, тут много любопытного, что обычно начальству не предъявляют…

— Извольте, ваше императорское высочество.

На первый взгляд все обстояло не так уж плохо. Помещения просторные, стены побелены. Мебель хоть и неказистая, но крепкая и содержалась в исправности. Но вот температура…

— Отчего так холодно? Заведующий на дровах экономит?

— Никак нет. То есть, это тоже, но мы недавно проветривали, с целью недопущения опасных миазмов…

— Понятно…

Впрочем, относительно благополучно все обстояло только на первом этаже, где располагались приемное отделение, ординаторская и палаты для господ-офицеров и чиновников. Дело в том, что все эти люди предпочитали лечиться дома, а если и занимали палаты, то ухаживали за ними денщики или вестовые, белье брали из дому, а обеды заказывали в близлежащих ресторанах.

Совсем иначе дело обстояло в палатах для нижних чинов! Вместо кроватей нары с тощими матрацами или скорее тюфяками. Постельное белье если и было, то донельзя изношенное, больные истощены, но самое главное — ничем неистребимый запах болезни, давно не мытых тел, гноя и нечистот. Да, от таких «миазмов» не то, что заболеть, помереть недолго! Но хуже всего выглядели люди… Любая больница место безрадостное, а тут и вовсе… На душе заскребли кошки. Нельзя просто взять и уйти, надо помочь парням.

— Кто таков? — спросил я молодого тощего матроса, пробирающегося вдоль стенки.

— Матрос второй статьи Иван Рогов, ваше императорское высочество!

— На каком корабле служил?

— Так что, пароход «Усердный» его благородия господина лейтенанта Кострицына!

— Специальность?

— Марсовой!

— Какой же ты марсовой, если тебя ветром качает?

— Виноват! Совсем хворь одолела…

— Чем болен? — обернулся я лекарю.

— Э…

— Цинга проклятущая, — пришел на помощь врачу матрос.

— Ну-ка покажи зубы.

Зрелище оказалось, что называется, малоаппетитным. Кровоточащие десны, шатающиеся резцы…

— И много у вас таких?

— Достаточно, — обреченно выдохнул ассистент.

— И какова статистика?

— Выздоравливает, дай бог, половина.

— А остальные?

— На погост!

— Чем лечите? Как построено питание страждущих?

— Э… чистый воздух от вредных испарений… — лекарь запнулся, увидев, как блеснула сдерживаемая ярость в моих глазах, и примолк, опасаясь сказать лишнее.

— Хорошо кормят, ваше императорское высочество, ­– снова влез ему на выручку пациент. — Хлеба каждый день по фунту, да еще кашу…

— С мясом?

— Ну, мяса мы пока не видали…

— Значит так, — снова обратился я к Католинскому. — Рецепт лечения этой напасти крайне прост! Хорошая кормежка и витамины.

— Простите, ваше высочество, что означает это слово — витамин?

— От латинского вита-жизнь и амины — органические соединения аммиака. На них все в организме человека и работает. А если появляется нехватка, то начинается патология, вот та же цинга, — постарался я предельно упрощенно изложить суть концепции.

— Но наука говорит, что всему виной миазмы, вредные испарения, гнилостные запахи и плохая вода…

— Угу. А повышенная смертность пациентов — воля божья⁈

— Э…но что же делать?

— Давать больным витамин С. В любом виде!

— Что давать?

— Аскорбиновую кислоту, — недолго думая ляпнул я и вдруг понял, что не имею ни малейшего понятия, когда это вещество вообще было открыто.

— Да где ж её взять? — буквально взмолился никак не ожидавший разноса от великого князя лекарь.

— Она содержится в бруснике, неважно, мороженой или моченой. Клюкве, лимонах, как, впрочем, и других цитрусовых. Свежем луке, чесноке, квашеной капусте. Главное, чтобы не гнилой, а то вместо скорбута станут умирать от поноса. Еще могу порекомендовать плоды шиповника…

— О, господи…

— Ваше императорское высочество, а дозвольте на мне икспримент провесть⁈ — вклинился в наш высокоученый диалог внимательно прислушивавшийся к каждому слову матрос.

Надо сказать, со стороны нижнего чина это была неслыханная дерзость. Им в присутствии любого начальства, не говоря уж об августейших особах, полагалось молчать и не отсвечивать. И уж тем более не лезть со своими предложениями…

— А ведь он дело говорит. Вот что, Католинский. Приказываю набрать контрольную группу из больных цингой. Одних лечить по-прежнему, вторым давать витамины. Все результаты наблюдений тщательно задокументировать и доложить мне. Это понятно?

— Слушаюсь! — вытянулся получивший, наконец, четкие указания лекарь. — А шиповник в сухом виде давать?

— Господи боже, нет, конечно! Значит так, берете воду и кипятите ее не менее пяти минут, затем закладываете дробленые ягоды и настаиваете 12 часов. Потом пить.

— А какова пропорция?

— Столовую ложку на стакан напитка. Для вкуса можно добавлять сушеные фрукты. Яблоки, курагу, чернослив…

— Откуда же это у нас… — растерянно развел руками ассистент.

— Понятно. Александр Васильевич, будьте любезны закупить необходимое. Для начала по пуду всего, что удастся достать, а там видно будет. Средства возьмите из…

— Александра Иосифовна недавно изъявила желание сделать взнос на богоугодные дела, — подсказал Головнин.

— Отличная мысль!

— А остальные продукты?

— Продолжим. Квашеной капусты не менее фунта в день на человека. В него добавлять свежий лук, бруснику или клюкву, а также масло.

— Коровье⁈

— Постное, разумеется! Лимоны, если повезет достать, пусть едят прямо ломтиками с кожурой, только опять — промыть сначала простой водой, а затем ошпарить кипятком…

— Позвольте, я запишу и сегодня же приступлю к лечению…

— Очень надеюсь! Если кто-то вздумает мешать или еще как-то противодействовать, отправится прямиком в Сибирь. Снег убирать!

— Что, весь? — ужаснулся лекарь.

— Сколько успеют, — на всякий случай успокоил я его, после чего обернулся к матросу, продолжавшему греть уши рядом с нами.

— А что, братец, у вас на «Усердном» все такие шустрые?

— Так точно, ваше императорское высочество, все! Потому мы не как иные и прочие, а по научной части состоим!

— Серьезно? — удивленно посмотрел я на всезнайку Головнина.

— Все верно, — едва заметно улыбнулся тот. — Этот пароход уже несколько лет занят исключительно опытами с минами академика Якоби.

— Ага. Их превосходительство у нас все равно, что член экипажа!

— Вот значит как. Ты сам-то грамотный?

— Как же иначе-с? Мы ведь из потомственных кантонистов. Еще дед на «Рождестве Христовом» — флагмане самого адмирала Федора Федоровича Ушакова, светлая ему память, — и он тут же перекрестился, бросив быстрый взгляд в красный угол с иконами, — французов в Средиземном море бил-с. Батюшка в Наваринском сражении на фрегате «Елена» ранение получил. Теперь вот мне черед отличиться.

— Значит, в бой рвешься?

— Осмелюсь доложить, наше дело служивое! Кого прикажут, тех и побьём! Хоть бы и англичан с французами.

— Экий молодец…

— Дозвольте заметить, ваше императорское высочество?

— Ну, говори, раз начал.

— Если будет на то ваша воля, так я насчет ягод у маменьки бы справился. Она у меня на Выборгской стороне торговлишку имеет, коли что надо, враз сыщет.

— Слышал, Александр Васильевич, к кому надо обратиться?

— Благодарю покорно! — рассмеялся секретарь. — Теперь буду знать.

Надо сказать, этот парень мне понравился. Напомнил меня же из прошлой жизни. Такой же бойкий был на срочной и за словом в карман не лез, отчего неоднократно получал наряды. А ведь он, узнай офицеры о подобной дерзости, так легко не отделается. Нижних чинов и за меньшее секут без всякой жалости! Надо бы его к себе забрать. Верный человек всегда пригодится…

— Выздоравливай, — искренне пожелал я ему, и, достав из-за пазухи портмоне, вытащил из него блестящий, свежеотчеканенный серебряный рубль с имперским двуглавым орлом.

— Покорнейше благодарим! — расплылся в широкой улыбке матрос, обнажив при этом кровоточащие десны, отчего картина стала откровенно жутковатой. — Таперича обязательно!

Госпитальное начальство недолго оставалось в неведении о моем визите. Не прошло и получаса, как один за другим начали появляться главный доктор, старшие, младшие ординаторы и остальные врачи. Вид у большинства из них был испуганный, ну или, по крайней мере, встревоженный.

— Ваш визит большая честь для нас, — льстиво улыбаясь, заявил Николай Игнатьевич Браилов. — Жаль только, что ваше императорское высочество не дали нам времени подготовиться для встречи столь высокого гостя…

— Ничего страшного. Все, что мне было нужно, я увидел. А теперь мне, пожалуй, пора. Но мы еще увидимся. Обещаю!

Пожав на прощанье руку зардевшемуся от такой чести Католинскому, мы с Головниным уехали, оставив чиновников в состоянии, близком к панике.

— Знаешь что, Александр Васильевич, пригласи-ка ко мне еще и директора медицинского департамента.

— Карла Ивановича Менде?

— Его.

— Он как раз и возглавляет созданную по вашему поручению особую комиссию по искоренению цинги.

— Тем лучше.

— Константин Николаевич, вы же понимаете, что этот госпиталь один из лучших в империи?

— Хочешь сказать, остальные еще хуже?

— Этого я не говорил, — вывернулся секретарь. — Просто припомнил, как вы давеча толковали о медицине.

Хм. Видимо, он был не так уж и пьян.

[1] Напоминаем, что в те времена термин «военное судно» не только возможен, но и общеупотребителен.