Глава 17

Среди бесконечно далеких от военно-морского дела обывателей распространено мнение, что мины являются оружием сами по себе. Дескать, поставил, и все. Дело сделано! Но в реальности они хоть и важнейшая, но всего лишь часть большого комплекса мероприятий. Ну а поскольку в таком масштабе это средство ведения войны еще не применялось, никто толком не знает, как это делать.

— Итак, господа, — в сотый раз объяснял я своим подчиненным. — Минные заграждения мало просто поставить. Надобно их охранять, а при необходимости и защищать.

— Но как?

— Теми же самыми канонерками! Англичане, разумеется, попробуют извлечь наши адские машины, чтобы изучить их. И рано или поздно им это удастся. Но чтобы этого не допустить или хотя бы отсрочить, надо их постоянно тревожить и всячески мешать проведению работ. Для этого в минных полях необходимо оставлять проходы…

— Но ведь тогда и англичане смогут воспользоваться ими!

— А вот чтобы этого не допустить, проходы либо должны быть незаметными, либо защищаться батареями.

В общем, дело пошло. Поскольку мин было не так много, как хотелось, начали с защиты Кронштадта. Ставить здоровенные и тяжелые, как смертный грех, рогатые шары с помощью примитивных кранбалок на минных плотиках оказалось делом не самым простым, но наши моряки справились. Так что скоро подступы к главной военно-морской базе были надежно перекрыты.

На долю Свеаборга, Бомарзунда и других крепостей мин досталось куда меньше, но все равно, очень надеюсь, что наши непрошенные гости удивятся до невозможности. А к следующей навигации, даст Бог, доведем до ума систему автоматической постановки. В принципе, все составные части в наличии имеются. Сами мины, колесные тележки, которые после сброса станут якорями, разматывающиеся минрепы… а вот заставить все это работать пока не получается!

К тому же тележки с колесами стоят по нынешним временам очень дорого. Не говоря уж о том, что для их изготовления нужно будет отвлекать производственные мощности, нужные для более важных дел. Ну что поделаешь, не наступила еще в России промышленная революция!

Первая партия канонерок уже не просто спущена на воду, но оснащена, укомплектована и приступила к боевому слаживанию. Учатся вместе ходить, маневрировать, стрелять по мишеням, что при наличии качки далеко не так просто, как на берегу. Затем попытались зайти в шхеры, чтобы отработать маневры в них, и тут выяснилась еще одна пикантная подробность. Оказывается, моряки Балтийского флота имеют о театре военных действий самое смутное представление, поскольку ходили до сих пор только по фарватерам, а на мелководье старались не лезть. Так сказать, во избежание!

На гребных канонерках дела обстоят чуть лучше. Все же им по службе положено ходить именно в таких местах. Но хороший грамотный штурман, дай Бог, на одной из десяти. Да и то, если и знает, то исключительно свой район, а о соседнем не имеет ни малейшего представления!

— Как это вообще возможно? — сверлил сквозь пенсне возмущенным взглядом фон Шанца.

— До сих пор надобности не было, — развел тот руками. — К тому же, если есть нужда, всегда можно воспользоваться услугами финских лоцманов…

— Твою ж maman! — с безукоризненным французским прононсом отозвался я. — Господи, какое счастье, что эти британские идиоты испортили отношения с местными. Иначе мы оказались бы в такой le fessier…

Делать нечего, пришлось нанимать финнов, обещая им солидное жалованье, чины и награды. Надеюсь, это временно, и хотя бы к концу войны мои орлы смогут чему-нибудь научиться.

Сейчас все канонерские лодки сведены в небольшие отряды. В каждом есть так называемые «константиновки» и «шанцевки». Сделано это специально, чтобы командиры привыкали взаимодействовать, изучали сильные и слабые стороны каждого вида. Вооружение первых состоит всего из одного 60-фунтового орудия Баумгарта. Зато установлено оно в бронированном бруствере и, по крайней мере в теории, с носа эти корабли неуязвимы.

Плюс две митральезы, предназначенные для отражения абордажа. Их сначала тоже называли «константиновскими», но после моего запрета переименовали в «великокняжеские». Что тут поделаешь, слишком уж много от меня исходит всяческих инноваций. Слава Богу, хоть мины удалось приписать Якоби, да динамит «константитом» не окрестили.

Второй тип канонерок построен по проекту фон Шанца. Насколько могу судить, они практически такие же, как и в моем варианте истории. Вооружение из двух 68 и одного 36-фунтового орудий. Плюс к каждому отряду придан пароход, как правило, колесный. Главной задачей для этих не слишком быстроходных и слабо вооруженных суденышек было снабжение их подопечных всем необходимым, от угля и боеприпасов до продовольствия и, если понадобится, горячей пищи. Все-таки камбузы на канонерках невелики, и готовить там не слишком удобно.

Отдельной задачей стал подбор начальников для этих отрядов. Поскольку нужны были люди не просто храбрые и распорядительные, но еще и инициативные, а также способные взять на себя ответственность. В мирное время таким ходу не дают. Зато, когда начинается война, выясняется, что командовать некому.

Одним из первых назначение получил капитан-лейтенант Павел Истомин — младший брат героя Синопа Владимира Ивановича Истомина, произведенного за тот бой в контр-адмиралы.

С ним в прошедшем 1853 году приключилась форменная конфузия. Назначенный командовать корветом «Наварин» он был отправлен в августе в крейсерское плавание в Охотское море. Но судно получило серьезные повреждения в сильный шторм, и уже в середине сентября его пришлось ставить на ремонт в гавани голландского Флиссингена. А затем и вовсе продать в силу «неблагонадежности к дальнему плаванию». Невезучему командиру вместе с командой пришлось, несолоно хлебавши, возвращаться в Ригу.

А затем его дело попало в морской суд, который вынес свой суровый вердикт. За «неосновательное удостоверение в благонадёжности» корвета «Наварин» в дальнем плавании от имени Императора Истомину был объявлен «строжайший выговор со внесением в формуляр».

И кто знает, как сложилась бы дальнейшая карьера проштрафившегося офицера, но вмешался случай. Памятный по первому моему приезду в Адмиралтейство мичман Брылкин, вновь встретившийся мне в коридорах министерства, так горячо вступался за своего командира, что я поневоле заинтересовался случившимся. И как только представилась возможность, вызвал незадачливого командира к себе.

Разговор получился непростым, но содержательным. Махнувший на себя и дальнейшую судьбу Истомин ничего не скрывал. Одновременно с его корветом в порту Кронштадта ремонтировалось несколько коммерческих судов, на которые и потратили все материалы. Там же трудились и мастеровые. То же немногое, что все-таки удалось сделать, было исполнено силами экипажа и практически на средства командира. А потом высокое начальство буквально выкрутило руки офицеру, требуя подписать необходимые для плавания бумаги. В общем, что-то неладное творится у нас на Балтике! [1]

Возможно, в другое время я не стал бы столь безоглядно доверять попавшему под суд человеку, но личное знакомство с порядками во флоте убедило меня, что все так и есть. Состояние большинства кораблей из числа тех, которые мне удалось проверить самому или поручить это надежным людям, оставляло желать лучшего. При том, что по документам все было в полном порядке!

Говорят, что на Черном море ситуация в этом смысле гораздо лучше. Даже не знаю, верить или нет. История с Казарским как бы намекает… Но в любом случае, не хуже, чем у нас. Потому как ниже падать просто некуда! Да, господа, если великому князю приходится лично вмешиваться, чтобы дать по рукам потерявшим всякое чувство меры казнокрадам, значит, все. Амба!

Еще меня подкупило то, что Истомин не просто не снимал с себя вину. Напротив, с его слов выходило, что он один и несет всю ответственность за произошедшее. И как мне показалось, говорил это вполне искренне. Без экивоков и попыток переложить вину на других.

— Слушаю я тебя и диву даюсь. Столько на себя наговорил, на три расстрела хватит. Выходит, начальство ворует, а ты за все в ответе?

— Я командир. Мне был вверен «Наварин»…

— Это понятно. Ладно, так и быть, возьму грех на душу. Следствие по твоему делу велю прекратить. Суд отменить и денежных взысканий не накладывать.

— Благодарю, ваше императорское высочество! — горячо воскликнул офицер, вскочив со своего места. — Я… я, отслужу!

— Конечно. Куда ж ты денешься. Можно даже сказать, кровью смоешь… В общем так, Павел свет Иванович, примешь канонерскую лодку «Башибузук» и заодно отряд, в который она входит. Да-да, поднимешь брейд-вымпел. Про кровь это я фигурально выразился, мне твоя без надобности, а вот врагу изволь пускать при всяком удобном случае. Это понятно?

— Так точно, ваше императорское высочество!

— Да, пока не забыл. Брылкина с собой прихвати. Обещал ему службу, да все как-то недосуг было. Место сам определишь. Тебе с ним служить.

— Так точно!

— Тогда с Богом.

— Ваше императорское высочество, разрешите вопрос?

— Спрашивай.

— Почему вы мне поверили?

— По двум причинам, Паша, — впервые позволил такую фамильярность и назвал его по имени. — Во-первых, потому что ты при крушении ни одного матроса не потерял. А значит, о людях своих заботишься. Бережешь их. А во-вторых, уж больно за тебя Брылкин заступался. За плохих командиров подчиненные так не просят.

— Вот, значит, как…

— Да, брат. Придется тебе его всю оставшуюся жизнь до пьяна поить!


Впрочем, скоро претендентов на вакансии появилось гораздо больше, чем отрядов и кораблей. Одним из последствий ставшего уже знаменитым приема в Константиновском дворце стало просто огромное количество желающих служить на канонерских лодках. В том числе и гвардейцев. С одной стороны, есть возможность выбрать лучших, с другой…

— Ваше императорское высочество, — торжественно обратился ко мне командир Гвардейского экипажа контр-адмирал Мофет. — До меня дошли слухи, что для новейших канонерских лодок не хватает экипажей и в особенности офицеров.

— Добрый день, Самуил Иванович, — приветливо отозвался я. — Отрадно слышать, что старый наставник следит за моими начинаниями.

— Ну не такой уж и старый, — усмехнулся в бакенбарды адмирал.

Это была чистая правда, произведенному в прошлом году адмиралу не было еще и пятидесяти. А в прежние времена Косте и впрямь пришлось послужить под его началом. Так что отношения у них были если и не дружеские, то, по меньшей мере, товарищеские. Так что отказывать ему в чем-либо даже чисто по-человечески не совсем удобно…

— Ты что-то хотел предложить?

— Да. Вы знаете, что я, грешным делом, не жалую волонтеров, но среди моих офицеров есть охотники перейти на канонерки. Так почему бы хотя бы часть новоманерных судов не приписать к гвардейскому экипажу?

— Думаешь, они подойдут?

— О чем вы?

— О твоих офицерах.

— Ваше высочество, эти слова звучат более чем оскорбительно! — вспыхнул адмирал.

— Не заводись, Самуил Иванович. Ты знаешь, сколько начальствующего состава на лодке? Командир, его помощник, один-два гардемарина, старший машинист, как правило, вольнонаемный или из выслужившихся унтеров, да еще финский лоцман. И все это на маленьком корабле. Сумеют твои орлы сойтись с ними или будут по привычке нос задирать? А ведь теперь война, нет времени никого уговаривать.

— Хм… — задумался Мофет.

— Про храбрость говорить не буду, но ведь и она потребуется совсем не такая, как прежде. Ведь канонеркам придется противостоять куда более крупным и сильным судам. Лезть буквально на рожон! Стиснув зубы, терпеть вражеские залпы, отвечая редким огнем. Подбираться к врагу по мелководью, как пираты.

— Константин Николаевич, — твердо ответил адмирал. — Мои офицеры по одной принадлежности к гвардейскому экипажу находятся в более привилегированном положении, нежели их собратья. У них выше жалованье, быстрее производство в чины, их принимают при дворе. «За что же им такая льгота», спросит иной и будет тысячу раз прав. За то, отвечу я, что как только над Россией сгустятся тучи, у них останется только одно преимущество. Первыми умереть за нее. И никому, даже вашему августейшему отцу непозволительно лишить их этой чести!

— Хорошо сказано! Ладно, старый ворчун, будь по-твоему. Только смотри мне, отбирай лучших. И это я сейчас не про формуляр, и не происхождение. Нужны люди, склонные к риску, но не теряющие при этом голову. Способные биться до последней крайности, и не просто умереть за государя и отечество, но прихватить с собой врага.

— Ваше императорское высочество желает получить дуэлянтов и картежников?

— Нет, — засмеялся я в ответ. — Они все уже здесь!

— Есть еще одна просьба.

— Говори.

— Вы так ярко живописали действия канонерок, что мне тоже захотелось принять участие в этом действе. Готов поднять свой вымпел на любом корабле любого отряда!

Разговор наш проходил на борту парохода-фрегата «Рюрик» 1851 года постройки. С недавних пор он стал моим флагманом. Несмотря на юный возраст корабль далеко не самый современный. Одни гребные колеса чего стоят. Однако при всем при этом имеет хороший по нынешним временам ход в 11 узлов. Удобные каюты для меня и членов моего штаба, а также солидное вооружение из восьми 68-фунтовых пушек в батарее и четырех карронад того же калибра на верхней палубе. Последние стоят на поворотных станках, и в теории могут быть обращены в любую сторону. К слову, разработан был фрегат под руководством все того же фон Шанца и построен на финских верфях. Командовал им с начала осени прошлого 1853 года один из моих адъютантов капитан-лейтенант князь Евгений Голицын.

Расположился я на нем не просто так, а чтобы быть поближе к флоту и подальше от начальства. Это только на первый взгляд Костя самый большой медведь во флотской берлоге. Да, он, то есть я, генерал-адмирал и шеф флота, но ведь есть еще и государь! А у царя-батюшки, как водится, куча советников, которые ни уха, ни рыла не смыслят в морском деле, но, тем не менее, всегда готовы высказать свое и при том крайне «ценное» мнение и поучаствовать в различных заседаниях. Так что ко мне постоянно приходят разные депеши, эстафеты и прочие послания, отнимающие массу времени. Игнорировать их нельзя даже мне, но, как оказалось, вполне можно не получать. Ну а что, корабль в море, когда вернется, неизвестно, а летать по воздуху курьеры, слава Богу, пока не научились.

А вот моряки, помимо всего прочего, умеют пользоваться морским семафором и сигнальными флагами, поэтому вести от них до меня доходят немедленно. Вот и сейчас раздался стук в дверь, после чего в приоткрывшемся проеме появилась лукавая физиономия Рогова.

— Чего тебе?

— Осмелюсь доложить, ваше императорское высочество, к вам лейтенант Станиславский. Говорит, важные вести.

— Ну, так проси.

Не знаю, как это получилось, но пролезший-таки ко мне в вестовые Иван получил совершенно не соответствующий его скромному чину вес среди экипажа «Рюрика». Не то чтобы господа офицеры перед ним заискивали, но при надобности увидеться со мной вежливо интересуются, в духе ли великий князь? Не изволит ли гневаться на что-нибудь?

— Что там еще стряслось? — спросил я у появившегося следом за Роговым молодого офицера.

— Англичане! — выпалил тот.

— Где?

— У Красной Горки! Идет бой!

— Близко. За час дойдем. Приказ в машинное, разводить пары!

— Есть.

— Командира ко мне. Хотя, нет. Сейчас я сам поднимусь. Самуил Иванович, надеюсь, ты не против небольшой прогулки?

— Ни за что ее не пропущу! — воинственно ответил мне адмирал.


Как мы не готовились к встрече с противником, первый бой начался с недоразумения. Впрочем, обо всем по порядку. Как я уже говорил, к каждому отряду канонерских лодок был придан пароход.

Одним из таковых был наш старый знакомый «Грета», под командованием все того же лейтенанта Кострицына. Пока он находился при моей особе, у старичка «Усердного» появился новый командир. Можно было вернуть бывшего командира обратно, но бравый лейтенант решил, что от добра добра не ищут, и остался на хоть и меньшем по водоизмещению, но более новом и крепком корабле.

К тому же, я обещал, что он непременно получит под командование одну из канонерок, но, к несчастью, совсем позабыл об этом. И вот в очередном рейсе «Грета» имела несчастье наткнуться на английский фрегат «Valorous». Уже впоследствии выяснилось, что «Доблестный» — так переводится на русский его название, находился в крейсерстве и рыскал по морю в поисках добычи. Призовые издавна составляли львиную долю доходов моряков Роял Нэви, и все члены его экипажа надеялись поправить свое состояние за счет «русских варваров».

Встреченный ими колесный пароход показался капитану «Валориуса» подходящей добычей, и пираты королевы Виктории бросились в погоню. Их русским визави нечего было и думать состязаться в артиллерийской дуэли с хорошо вооруженным фрегатом, а потому Кострицын не стал изображать героя-суицидника и пошел как можно быстрее к своему берегу, надеясь успеть скрыться за минными полями или же получить помощь от канонерок.

К счастью, ход «Греты» если и уступал «Валориусу», то совсем ненамного, а потому англичанам не оставалось ничего другого, как гнаться, шлепая плицами колес по балтийским волнам, время от времени стреляя из погонного 68-фунтового орудия. [2] Русские так же изредка отвечали им из ретирадной 24-фунтовки, но пока ни одна из сторон не могла похвастаться попаданиями.

Казалось, еще немного и британцы все-таки нагонят свою добычу, но им на встречу уже спешили новые участники первого морского боя на этом театре военных действий. Дело в том, что совсем рядом находился сводный отряд, к которому, собственно, и была приписана «Грета». Две «константиновские» и три «шанцевские» канонерки. Заметив бедственное положение своего товарища, они, не колеблясь, выдвинулись ему на помощь. Заметив подмогу, Кострицын оглянулся на преследователя, и в голове лейтенанта мелькнула безумная, на первый взгляд, мысль.

— Почему бы собственно и не па? — процитировал он одно из загадочных выражений великого князя и скомандовал в машинное. — Сбавить обороты!

А чтобы у англичан не мелькнуло и мысли, что их обманывают, приказал принести на верхнюю палубу ведро облитой мазутом ветоши и подпалить его.

— Кажется, у русских сдохла машина! — обрадовался английский командир пост-капитан Генри Бакл. [3]

— Но к нему спешат на помощь, — справедливо заметил лейтенант-коммандер Джулиус Кэррингтон.

— К черту! Неужели вы, мистер Кэррингтон, думаете, что эти лоханки отберут у меня добычу? Одного нашего залпа хватит, чтобы разогнать стаю шакалов.

Строго говоря, у Бакла были все основания так говорить. На закрытой нижней батарее его корабля находилось шестнадцать 32-фунтовок. На верхней палубе размещалось еще четыре 84-фунтовые пушки, плюс два крупнокалиберных 68 фунтовых бомбических чугунных орудия на поворотных станках. А про то, что «константиновки» забронированы, он даже не подозревал. Что же касается умения русских артиллеристов стрелять, это и вовсе оказалось весьма неприятным сюрпризом!

Приблизившись к врагу, наши канонерки разделились. Выставившие вперед из бруствера 60-фунтовки Баумгарта «Буян» лейтенанта Федорова и «Хват» под командой Гавришева 2-го [4] нахально лезли вперед, а укрывшиеся на время за дымовой завесой «Греты» «шанцевки» обошли англичанина с фланга и обстреляли его корму. Тем временем Кострицын перестал изображать жертву и снова дал полный ход!

— Сэр, кажется, нас провели, — мрачно заметил первый лейтенант.

— Черт бы вас побрал, мистер Кэррингтон, я и сам это прекрасно вижу. Но ничего, сейчас они пожалеют!

Некоторое время перестрелка была не слишком результативной. «Константиновкам», смело идущим вперед, удалось первыми открыть счет и добиться пары попаданий по куда более крупному противнику. Впрочем, эти снаряды на первый взгляд не принесли значительных повреждений. Британцам же никак не удавалось пристреляться, тем более что им постоянно мешали намертво вцепившиеся в них «Буян» и «Хват». Наконец, командир «Валориуса» решил не искушать более судьбу и выйти из боя. Но именно в этот момент 60-фунтовая русская бомба разбила ему правое колесо.

Не ожидавший такой подлости от судьбы фрегат начал разворачиваться и, прежде чем на нем успели остановить левую машину, русские канонерки оказались вне зоны действия большинства его орудий. Воспользовавшись этим, они сразу же приблизились и принялись всаживать в корму англичанина бомбу за бомбой. Уже второе попадание снесло за борт ретирадную пушку, оставив корабль совершенно беззащитным.

Впрочем, проиграв в одном, британцы выиграли в другом. Теперь их бортовые орудия смотрели прямо на «шанцевские» канонерки. К тому же те, чтобы задействовать всю свою огневую мощь, были вынуждены поворачиваться к противнику бортом. Результат не заставил себя ждать.

В первом же залпе «Осетр» лейтенанта Племянникова получил ядро в борт и запарил. Очевидно, на нем был поврежден один из котлов. Но из атакующей линии он не выкатился, продолжая вести огонь по противнику. «Русалку» лейтенанта Селиванова щедро окатило водой от близких попаданий, насквозь вымочив весь экипаж, находящийся на верхней палубе. А «Ведьме» под командой князя Шаховского досталось сильнее. У нее почти под корень снесло фок-мачту.

Но этот успех оказался для моряков Роял Нэви последним. «Константиновки», пристрелявшись, продолжали всаживать снаряд за снарядом в корпус корабля, пока Кострицын, про которого почти все позабыли, не подошел с уже беззащитной кормы к фрегату и двумя меткими залпами картечи из карронад снес с верхней палубы все живое. Включая и доблестного кэптена Бакла. После этого первому лейтенанту Кэррингтону оставалось только с горечью отдать приказ спустить флаг.


[1] Корвет «Наварин» был избран осенью 1852 года как самый надежный для кругосветного плавания. Флигель-адъютант Аркас, командированный для осмотра «Наварина», написал в дневнике: «При подробном осмотре корвета, у которого местами была вскрыта обшивка, я был совершенно поражен его ужасным положением. Гниль оказалась во всех местах; можно сказать, что ни одного шпангоута не было вполне здорового. Все держалось на наружной обшивке, которая прикреплялась, вместо цельных медных болтов, только головками их снаружи, а с внутренней стороны также коротенькими концами болтов с расклепками. Обман преступный!»

Справедливость сказанного Аркасом подтверждается и следственным делом, хранящимся в архиве Морского министерства.

[2] 60-фунтовая пушка Баумгарта имела предельную дальность стрельбы при увеличенном заряде 3 412 метров (3 700 ярдов).

[3] Пост-капитан или посткапитан — устаревшая альтернативная форма звания капитана корабля в Королевском военно-морском флоте Британии. После того, как офицер был произведен в пост-капитаны, дальнейшее продвижение по службе осуществлялось строго по старшинству. Если ему удавалось избежать смерти или позора, он неизбежно мог выслужиться до адмирала.

Младший пост-капитан обычно командовал фрегатом или сопоставимым кораблем, в то время как более старшие пост-капитаны командовали более крупными кораблями.

[4] На русском флоте однофамильцы получали дополнительный номер в порядке поступления на службу. Так что первые, вторые и третьи не были такой уж редкостью. В 1854 на Балтфлоте служили, например, лейтенанты И. И. Степанов 5-й и В. М. Васильев 5-й.

Загрузка...